Кукольник

Ненавижу посёлки и деревни. Сходить погулять некуда, посмотреть нечего, интересных людей нет. Моя сестрёнка Соня, с которой у нас всего три года разница, придерживалась совершенно противоположного мнения. Наш шумный и пыльный город ей надоел, поэтому она была счастлива, когда родители сообщили, что в связи с ремонтом мы с сестрой на пару недель поедем к бабушке и дедушке в деревню. Если для родителей это был простой способ на время убрать из квартиры путающихся под ногами детей, то для самих детей, точнее, для одного из них, это была самая настоящая ссылка. Сколько планов, сколько надежд на летние каникулы теперь погребено под строгим родительским «едете в деревню, разговор окончен». Непреклонный тон навсегда поселил в моём сердце обиду на родителей, принявших столь несправедливое решение. Ехали мы долго. На автобусе. По невыносимой жаре. Обливаясь потом, я мечтал поскорее покинуть транспортное средство и оказаться на воздухе. Деревню я возненавидел, хоть раньше, будучи совсем мелким ребёнком, любил проводить лето в бабушкином доме. Соня восторженно смотрела на размытую зелёную полосу проносившихся за окном кустов и деревьев, росших вдоль дороги. Для десятилетней девочки поездка в деревню — грандиозное приключение, возможность увидеть красивые места и найти новых друзей. Восторга добавлял ещё тот факт, что мы ехали без родителей, совсем как взрослые. Если сестру ожидало море радости и приятных впечатлений, о которых она будет на протяжении полугода рассказывать родителям за ужином, то меня ждала лишь скука. Не представляю, чем можно себя занять в глуши, где нет ни интернета, ни ТЦ, ни даже моих ровесников, с которыми можно было хоты бы поболтать. Сколько всего я мог бы сделать в городе! Прогулки с одноклассниками, игры, кино… Теперь, считай, целый месяц лета пройдёт впустую. На родителей я был обижен. У нас в городе живёт тётя, папина сестра. Живёт через пару остановок, не в каком-нибудь неблагоприятном районе, а прямо возле парка. Тётя предлагала приютить нас с Соней, но родители наотрез отказались. — Нам неудобно тебя беспокоить, — сказала тогда мама. Тётю, значит, беспокоить неудобно, а бабушку — удобно! Это просто несправедливо! Соня расспрашивала меня о деревне, о том, что мы будем там делать, найдём ли друзей и ещё множество вопросов, на каждый из которых у меня был один ответ — не знаю. Сестра, будучи настойчивым ребёнком, не сдавалась и придумывала новые вопросы, надеясь, что хотя бы на какой-нибудь я отвечу нормально. Наконец автобус прибыл в пункт назначения. Мышцы спины и ног ныли от долгого сидения. От нескольких глотков свежего воздуха закружилась голова — что неудивительно после долгого пребывания в душном салоне. Нас встретил дедушка. Оказалось, что до самой деревни ещё примерно с километр ехать. Усадив нас на телегу, запряжённую лошадью с усыпанными репьями хвостом и гривой, и закинув следом наши вещи, дедушка скомандовал лошади идти, и мы поехали. Соня была в полном восторге от лошади и поездки. Дедушка с радостью рассказывал о деревенской жизни, их с бабушкой хозяйстве и животных. Сестре не терпелось поскорее оказаться дома, посмотреть овец, коз и цыплят — животных она любила безумно. Не удивлюсь, если все деревенские каникулы она проведёт во дворе или сарае, наблюдая за животинками. Меня же мучил всего один-единственный вопрос — когда обратно в город. Кругом лес и поля, всё однотипное и невероятно скучное. Не понимаю, как люди могут жить в такой глуши, вдали от цивилизации. Я бы умер со скуки, наверно. Соню можно понять — она ребёнок, ей всё новое интересно, к тому же сегодня она впервые в жизни вживую увидела лошадь и даже прокатилась на телеге. Новые впечатления и всё такое. Но как же взрослые? Что заставляет их выбирать для жизни подобные места? Мне никогда этого не понять. Бабушка встретила нас с распростёртыми объятиями. Покончив с любезностями, она завела нас в дом и первым делом потащила на кухню. — Вы, должно быть, голодные с дороги-то. Бабушка была права, есть хотелось ужасно. Я ожидал тарелку супа и чай с печеньем, как обычно бывало на обед в городе, но бабушка устроила нам самый настоящий пир. Набив животы, мы с Соней смотрели на чашки, до краёв наполненные ароматным чаем. Посмотрев друг на друга, улыбнулись — оба наелись до такой степени, что на чай места не оставалось. — Погодите немного, сейчас пирог будет, — бабушка отвернулась к плите, а мы с сестрой сделали по несколько глотков чая и тихо выскользнули из-за стола. Возможно, всё не так уж и плохо, решил я, лёжа на диване и чувствуя доплывший из кухни аромат ягодного пирога. По крайней мере, голодными не останемся. Время медленным ручейком тянулось между кочками грусти, островками подавленности и впадало в реку беспросветного уныния и отчаяния. Мне было настолько нечем заняться, что я погрузился в чтение приключенческих романов, коих у дедушки было целых две полки в книжном шкафу, сколоченным им лично из кривоватых досок. Честно, мне даже нравилось, но в городе я бы книгу в руки не взял, нашёл бы занятие поинтересней. Дни шли. Неспешно, по-черепашьи медленно, словно издеваясь и желая продлить моё пребывание в этом царстве скуки. Прошла всего неделя, но ощущалась она, как целый год. Я смирился с каторгой в страну уныния и с нетерпением ждал дня, когда бабушка с дедушкой посадят нас на автобус, и мы с Соней вернёмся домой. Родители звонили каждый вечер и обещали скоро забрать нас. Родительское «скоро» — самая неопределённая и загадочная единица измерения времени. И зависит эта единица оттого, чем ты занимаешься. Вот, к примеру, играешь ты в комп после нелёгкого учебного дня с последующим выполнением горы домашки на следующий день, а мама говорит, что скоро пора ложиться спать. В этом случае «скоро» равняется промежутку времени от пятнадцати минут до часа. Или, когда стоишь возле мамы, которая завела разговор со знакомой, случайно встретившейся ей по пути в магазин; мама говорит: «скоро пойдём, не мешай разговаривать». Вот здесь «скоро» равняется уже минимум получасу, и это в лучшем случае. А вот когда торчишь в глухой деревне целую неделю, то «скоро» грозит растянуться на месяц, а то и на полтора. В общем, странная эта шутка «скоро». Размышляя над странной природой этого явления, я сидел на крыльце и смотрел вдаль. Огород, соседские дворы с гуляющей живностью, усыпанная кочками дорога и мутные далёкие очертания леса. Окрестности я осмотрел в первые дни пребывания здесь. Из интересного есть мелкая, населённая жуткими стрекозами и жуками-плавунцами речка, в которой ни поплавать, ни порыбачить, да соседский трактор, на котором сосед обещал прокатить, когда поедет в поле заготавливать сено. Если я буквально изнывал от уныния и тягомотности здешней жизни, то Соня была счастлива как никогда. Она хвостом ходила за бабушкой, выпытывала все подробности ухода за курами, коровами и овцами, которые содержались в хозяйстве. Сестра часами наблюдала за курами, копошащимися в траве в поисках съестного, или пасущимися в поле овцами. Ей было интересно помогать бабушке готовить и сидеть по вечерам с дедушкой, рассказывающим истории из жизни и деревенские байки. А ещё у Сони появились друзья — дети, как и мы, сосланные на лето к бабушкам и дедушкам. Они, как и моя сестра, отлично проводили время, днями бродили по округе, играя в прятки-догонялки, ловили лягушек и бабочек. Хорошо быть маленьким — нашёл жука в траве, вот и занятие. Даже немного завидно, что сам не могу так просто найти развлечение. Дедушка достал из сарая старый велосипед и починил специально для меня. Поначалу я думал, что езда на велике мне не понравится. Как же я ошибся! Возможность разогнаться и лететь вперёд, подставив лицо ветру, позволила переместить скуку на второй план. С тех пор большую часть дня я катался туда-сюда по дороге. Дедушка раз в несколько дней брал нас с Соней в посёлок примерно в километре от деревни. От деревни посёлок отличался наличием единственного на всю округу продуктового магазина и территорией. Интересного там было мало, но я не без радости ехал туда, радуясь хоть какому-то разнообразию и возможности лишний раз прокатиться на велике. Во время одного из таких походов мы с сестрой сидели на лавочке возле магазина, ели мороженое и ждали, когда дедушка наговорится со старым другом. Мы смотрели по сторонам и скучали. Как же я люблю таких вот случайных встречных, которые оказываются старыми знакомыми и начинают разговор, растягивающийся на десятки минут. Я уставился в небо и играл в игру под названием «на что похожи облака». Облака в тот день были дурацкие, похожие на другие облака и ни на что иное. Я хотел было взять велик и прокатиться вокруг магазина, как Соня потянула меня за рукав рубашки. — Смотри! Она указала в сторону старого деревянного дома. Там стоял одетый в длинный и покрытый пылью чёрный плащ старик. Лицо скрыто под капюшоном. Вокруг этого подозрительного на первый взгляд человека собрались дети. — Пошли, поближе посмотрим! Сестра запихнула в рот остатки вафельного стаканчика и, толком не прожевав, поспешила в ту сторону. Я даже слова сказать не успел. Мы встали позади других ребят. Старик разыгрывал сказку при помощи марионеток. Он только управлял куклами, голоса персонажей и слова автора воспроизводил стоящий у его ног магнитофон. Я обратил внимание, что каждая новая сказка становится мрачнее и мрачнее. В обычных сказках персонажи по сюжету справляются со всеми трудностями, а потом живут долго и счастливо. В этих же сказках счастливого исхода не было. Кто-то тонул, у кого-то сгорал дом, у кого-то похищали родственника. Я знал, что раньше сказки были страшные, созданные, чтобы пугать детей, а уже потом их сделали поучительными, добрыми и пригодными для рассказа малышам, убрали всё страшное и пугающее. Эти же сказки не были похожи на первоисточники современных сказок. Они сами по себе были жестокие. Марионетки тоже были необычные. Я всегда представлял подобных кукол угловатыми, с плохо прорисованными лицами и неаккуратным исполнением мелких деталей. Эти же были искусно сделаны, тонкость исполнения впечатляла. Куклы походили на настоящих людей, только уменьшенных и способных проявлять всего лишь одну эмоцию. Отвлекшись от созерцания марионеток, я исподтишка разглядывал старика. Из-под надвинутого по самые брови капюшона были видны кончик крючковатого носа, неопрятная борода и вытянутые в улыбке губы. Я не видел глаз, но взгляд этого человека почему-то казался мне недобрым, будто он что-то замышлял. Тонкие пальцы проворно дёргали едва заметные ниточки, заставляя марионеток безостановочно менять положение. Дети наблюдали за представлением. Словно завороженные, они, не моргая, смотрели на пляшущих марионеток. Действия кукол не всегда соответствовали истории, льющейся из шипящего магнитофона. У меня сложилось впечатление, что кукольник бездумно дёргает ниточки, а на сказку не обращает внимания. Старик мне не нравился. Не был он похож на человека, любящего развлекать детишек. Я не мог объяснить, что, помимо странной для данного времени года одежды, мне в нём не нравилось. С виду — простой странноватый дедок, а вот если получше приглядеться… Нет, не могу сказать. Какое-то дурное предчувствие на его счёт есть, а откуда оно взялось — не понимаю. Просто не понравился он мне и всё тут. Дедушка окликнул нас с сестрой. Я развернулся и уже сделал шаг в сторону, но Соня не шелохнулась. Как бы пребывая под гипнозом, смотрела на дёрганные движения марионеток. Мелодия сказки сменилась тревожным мотивом, который, видимо, кроме меня никто не замечал. — Пойдём, — я легонько толкнул Соню в плечо. — Отстань! Сестра резко дёрнулась и бросила на меня полный злобы взгляд. Никогда раньше не видел её такой. — Дедушка зовёт! Домой пора! Я потянул Соню в сторону, подальше от толпы зачарованных детей. — Дай досмотреть! Соня вырывалась, царапалась и рвалась обратно, к безумной пляске подвешенных на верёвочки деревянных куколок. — А ну-ка быстро домой! Рядом возник разгневанный дедушка, схватил нас за руки и потащил в сторону оставленного мной без присмотра велосипеда. — Сколько раз говорить, чтоб к незнакомым близко не подходили?! Дедушка продолжал отчитывать нас до самого возвращения домой. Я оправдывался и перекладывал вину на Соню, мол, я-то сам ой как рвался уйти, а сестра упрямилась. В общем, досталось нам обоим. На следующий день гнев дедушки и беспокойство бабушки поостыли, и я осмелился спросить его, что это был за старик. — Не знаю, — отвлёкся от газеты дедушка. — Появился с месяц назад в соседней деревне, ни с кем не говорит. Ближе к вечеру, как жара спадает, с куклами своими по посёлку ходит, детишек развлекает. Вроде безобидный, но не нравится мне. И, по правде сказать, не только мне. Он замолчал и серьёзно посмотрел на меня. Моё лицо, должно быть, выглядело обеспокоенным. — Держись-ка ты от него подальше, понял? — Понял. — И за Соней приглядывай. Не нравится мне, что она только о куклах тех и говорит. Мы одновременно повернули головы в сторону Сони. Она сидела на лавочке возле бабушкиной ирисовой клумбы и пыталась при помощи травинок связать из веточек куколку. Поведение сестры кардинально изменилось с тех пор, как мы впервые столкнулись с кукольником. Соня пребывала в каком-то гипнотическом состоянии. Когда нас наругали в тот день, она устроила истерику: рвалась убежать обратно в посёлок, кричала, что ненавидит нас всех, и ревела так, что уши закладывало. Успокоившись, она стала говорить только о старике и марионетках. Соня восхищалась куклами, говорила, что мечтает научиться делать такие же красивые и живые. Сестра напросилась в посёлок с дедушкой, когда он снова собрался в магазин. Бабушка не хотела её отпускать, но сдалась под умоляющим взглядом серых глаз. Я тоже поехал, так как переживал за сестру и хотел присмотреть за ней. Компанию мне составило плохое предчувствие. В этот раз толпа ребят была больше. Дети, как одержимые, пялились на кукол, из древнего магнитофона лилась жуткая сказка, неразличимая под слоем детского плача и гневных окриков родителей. Люди силой вытягивали детей из скопления зрителей. Дети рыдали, кричали, не желали уходить. Кругом шум, беспорядок, и лишь старик, казалось, совсем ничего не замечал. Здесь были ребята из посёлка и нескольких соседних деревень. В стороне стояли перепуганные братья и сёстры смотревших представление детей. Те, кто постарше, помогали родителям уводить вопящих младших домой. Самым старшим детям из зрителей одурманивающего спектакля было не больше десяти-одиннадцати лет. Соня рвалась в ту сторону. Кричала и брыкалась, как остальные дети, охваченные безумием. Дедушка держал её и тащил обратно к дороге в нашу деревню. Я испуганно наблюдал, как всё больше и больше обеспокоенных взрослых пытались увести детей подальше от кукольника. Детьми в основном были заняты женщины. Мужчины же пытались прорваться к старику. Толпа детей как нарочно окружила его, мешала дотянуться. Мужики отпихивали в сторону одного ребёнка, но его место тут же вставал другой. Кукольник ухмылялся и полностью игнорировал гневные вопли и перемешанные с руганью угрозы родителей. Дедушка окликнул меня, и я поспешил за ним. Обернувшись в последний раз, я увидел лишь ревущих детей да перепуганных и в то же время озлобленных взрослых. Старик исчез. Сонина истерика длилась до самой поздней ночи. Пока бабушка и дедушка пытались успокоить её, я трясся под одеялом, заткнув уши. Мне было страшно за сестру, и за себя, и за других детей. Я был уверен, что кукольник не исчез так просто, что он обязательно сделает что-то плохое в будущем. Детей больше не отпускали гулять без присмотра. Даже возле дома. В воздухе повисло беспокойство. Дети рвались искать старика и говорили только о марионетках и сказках. Они пересказывали те жуткие сюжеты, дополняя их жестокими подробностями. Сказки начинались, как в книжке, а чем дальше, тем мрачнее и пугающе. Едва я заснул, меня разбудил стук. Стук в окно. Я подскочил и уставился на занавески. Сквозь бледную ткань проглядывался силуэт маленького человека. Он двигался дёргано, словно суставы не работали. Стук повторился. Я ощущал на себе чужой взгляд. Взгляд из-за прикрытого вяло колыхающейся занавеской окна. Страх парализовал меня. Я был в комнате один, это добавляло страха. Хотелось крикнуть дедушку из соседней комнаты, но я не мог издать ни звука. Человечек за окном ходил туда-сюда, периодически стуча в окно. Вскоре он спрыгнул с козырька, а я с облегчением вздохнул. Спал я плохо, то и дело просыпаясь от кошмаров. Утром я осмотрел кусты под окнами. На земле я нашёл несколько маленьких точек, словно кто-то тыкал землю палкой. Мне показалось это странным, но я быстро выкинул это из головы. Напряжённая атмосфера накалялась на протяжении нескольких недель. Некоторых детей забрали в город. Нам с Соней не повезло — родители хоть и были обеспокоены, забирать нас не спешили. Видимо, не увидев своими глазами то, что творилось здесь, они не осознавали в полной мере ужас происходящего. Странное поведение детей резко прекратилось. Они стали вести себя так, будто ничего не было. Если им задавали вопросы о марионетках, дети отвечали коротко, старались отмахнуться, мол, ерунда это всё, нечего к ним с такими глупыми вопросами приставать. Старик больше не появлялся. Говорили, что он убрался из этих мест. Градус напряжения понемногу спадал, но взрослые не теряли бдительности. Как дети ни упрашивали ослабить контроль, как ни старались ускользнуть из-под наблюдения, рядом с ними всегда был кто-то из взрослых. Но невзирая на все меры предосторожности, дети стали пропадать. Первыми пропали внуки нашей соседки. Брат и сестра погодки ночью вылезли через окно своей комнаты и ушли в неизвестном направлении. Местные и полиция прочесали лес и округу. Возле лисьей норы нашли тапочек девочки. Из реки, протекающей в противоположном от предыдущей находки направлении, выловили обрывок футболки мальчика. Это всё, что осталось от этих ребят. Убитые горем родители без устали бродили по лесу и полям, ходили вдоль реки и звали своих детей, надеясь если и не найти их живыми, то хотя бы их останки. Дети пропадали почти каждую ночь. Уходили через дверь или вылезали в окна, их родственники не могли вспомнить, как это произошло. Все утверждали, что внезапная усталость охватывала всех, вслед за ней приходил крепкий сон, а дальше — пустота. Пожар паники вспыхнул с новой силой. Спустя пару дней в деревне из детей, кроме нас с Соней, осталось ещё четверо ребят, остальные либо пропали, либо были увезены в город. Наши родители сказали, что в квартире сильно пахнет краской, поэтому забрать нас они пока не могут, а тётя уехала в отпуск, забыв оставить ключи от квартиры. Во время последнего разговора я обиженно сказал, что они нас с сестрой просто не любят, раз решили оставить в такое время в деревне. Мы ходили в гости к другим ребятам. И они к нам ходили. Разумеется, в сопровождении взрослых. Все дети — за исключением моей ровесницы Ани, внучки продавщицы посёлочного магазина — были маленькими, с ними было скучно. Но как бы я ни скучал, старался ни на минуту не оставлять Соню. У Ани не было ни братьев, ни сестёр, но она тоже помогала приглядывать за малышами. Её пугало происходящее. Оно пугало всех вокруг. Я с нетерпением ждал, когда родители заберут нас домой. Мне было страшно за сестру. За себя тоже было страшно, но, раз я не поддался гипнозу старика, значит, наверное, мне грозила куда меньшая опасность. Мне было страшно подходить к зашторенным окнам. Казалось, из мрака ночи кто-то наблюдает за нами, хочет забрать Соню. Я боялся услышать стук по стеклу, ложась спать. Мы с Аней сдружились. Помогая смотреть за малышами, мы разговаривали. — Я тебе секрет расскажу, только ты никому, ладно? Она говорила шёпотом и оглядывалась, опасаясь, что нас могут услышать. — Ладно. — Бабушка мне не поверила. Сказала, я всё выдумала. Но я не выдумывала ничего. Я в самом деле видела. И Аня рассказала мне, как несколькими днями ранее видела в кустах около дома маленького человечка. — Он двигался как-то дёргано, будто у него плохо сгибались руки и ноги. Он был похож на куколку, которой с помощью ниток управлял тот жуткий старик. Я поверил ей. Моё беспокойство усилилось. Я каждый день звонил родителям и умолял забрать нас с сестрой, но они оставались непреклонными в своём решении. На следующий день после Аниного откровения пропала девочка. Ушла из дома среди ночи, входная дверь была открыта. Бабушка, которая спала с ней в одной комнате, ничего не заметила. Нас больше не выпускали из дома. Не желая нас пугать лишний раз, бабушка списывала причину заточения на слишком жаркую погоду. Соня вела себя спокойно, не пыталась выскользнуть на улицу. Я всё равно постоянно находился рядом, чтобы быть уверенным, что с ней всё в порядке. Я был вымотан, сонливость стала моей верной спутницей. После последнего исчезновения родители, наконец, забеспокоились и пообещали приехать за нами в ближайшие дни. Они опоздали. Соня пропала той же ночью. На нас с бабушкой и дедушкой словно наслали морок. Никто не помнил, как прошёл вечер и в какой момент мы уснули. Соню и другую девочку искали всей деревней. Бабушке стало плохо с сердцем, скорая увезла её в больницу. Мне было велено не покидать дом, но я пропустил это мимо ушей. Бродил по деревне, винил себя в пропаже сестры. Первым человеком, нашедшим хоть какую-то зацепку, была Аня, которую её бабушка всюду водила с собой. Находкой оказался клочок красной ткани. — У того старика была куколка, одетая в рубашку из точно такой же ткани. Я уверена. Аня рассказала взрослым свою версию, попытавшись убедить их в том, что это кукольник похитил детей, а его марионетки как-то к этому причастны. Само собой, ей никто не поверил, а её бабушку попросили увести ребёнка домой. А я поверил ей. Интуиция подсказывала мне, что без кукольника тут не обошлось. Пока дедушка занимался поисками, я взял из сарая успевший покрыться пылью велик и поехал в посёлок, к дому Ани. Она долго не отзывалась на стук — боялась. Я сказал, что верю ей, и спросил, где именно был обнаружен клочок ткани. Я собирался сам отправиться на поиски сестры. Даже если не смогу её спасти, хотя бы попытаюсь. — Около речки. Я там ещё кое-что видела. Сказав это, Аня опустила глаза. Она боялась. — Что ты видела? — Я не сказала взрослым, потому что они бы мне всё равно не поверили. — Я поверю. — Куколки. Там в траве были марионетки того старика. И они двигались. Смысл её слов не сразу дошёл до меня. — Он управлял ими издалека? — Нет. Его вообще там не было. Они сами двигались. Они были живые последнее слово она прошептала, словно опасаясь, что наш разговор могут подслушать. Я молча смотрел на неё, обдумывая услышанное. — Не веришь? — Верю. Честно. Я верил по-настоящему. Шестое чувство подсказывало мне, что Аня не лжёт, а в происходящем непременно замешан кукловод со своими марионетками. — Я пойду с тобой, — заявила Аня, после того как я рассказал о своём намерении найти сестру. После продолжительного спора я согласился. Мы решили отправиться к реке, где она нашла клочок, с утра, так как вечерело, и нас бы заперли по домам. Мы собирались осмотреть и другие места, где были найдены вещи других пропавших детей, если не найдём следов Сони. Домой я вернулся на несколько минут раньше дедушки. Он не заметил моего отсутствия. Позвонили родители и сообщили, что приедут за мной завтра днём. Придётся пораньше ускользнуть из дома, чтобы успеть сходить к реке. Я проснулся на рассвете. За окном прохлада и туман. Тихо одевшись и положив в карман перочинный нож, позаимствованный у деда, я покинул дом, и поехал в посёлок за Аней. По дороге я думал, как позвать её, не потревожив её семью, но всё оказалось намного проще — она сидела на крыльце и ждала меня. — Всю ночь не спала — бессонница, — пояснила она. Мы отправились к реке и, пробродив там около часа, ничего не нашли. Неужели всё? Неужели Соню я больше никогда не увижу? В глазах защипало. Я отвернулся, не хотел показывать Ане свои слёзы. Она молчала, давая мне время успокоиться. Утерев слёзы рукавом, я посмотрел на неё и спросил: — Что теперь делать? — Пошли в лес. Я знаю, где поляна, на которой нашли футболку одного из мальчиков. До леса мы доехали на велосипеде, а на поляну пришлось идти пешком, продираясь сквозь колючие ветки елей и высокую траву. Мы осмотрели это место — тоже ничего. — Смотри! — испуганно прошептала Аня и потянула меня чуть в сторону. Я посмотрел, куда она указала, и отступил на шаг назад, не веря своим глазам. В траве, чуть поодаль, стояли крохотные человечки и, как мне показалось, следили за нами. Приглядевшись, я узнал в них марионеток старика. Пару секунд я колебался, а затем кинулся к ним. Я должен поймать хоть одну! Они наверняка знают, где пропавшие дети, и могут привести к ним. Куколки бросились в разные стороны, я побежал за той, которая оказалась ближе ко мне. — Погоди! За спиной раздались шаги Ани. — Беги за второй! — крикнул я и ускорился. — Встретимся здесь. Мы с Аней разбежались в разные стороны. Я спотыкался на каждом шагу, по лицу били ветки, оставляя саднившие царапины, но внимания на них я не обращал. Нельзя терять из вида марионетку, иначе не найду сестру. Не знаю, почему я был в этом так уверен. Погоня длилась недолго, минуты три. Закончилась она тем, что я споткнулся о корень и грохнулся, стукнувшись подбородком о камень. Искры в глазах, боль по всей голове, хруст во рту, сопровождаемый тошным металлическим привкусом. Лежал так с пару минут, пока не пришёл в себя. Один передний зуб выбил, ещё два шатаются. Зубы меня не волновали. Я с надеждой смотрел по сторонам, останавливая взгляд на каждом кустике травы. Естественно, кукла сбежала, я проиграл эту гонку. Оставалось только надеяться, что от Ани удача не отвернулась. Я побрёл обратно к поляне. Меня шатало и мутило, голова кружилась, а глаза не хотели нормально фокусироваться. Пробежать я успел приличное расстояние. Шёл и удивлялся, как мне удалось не подвернуть ногу на одном из многочисленных толстых корней, торчащих из земли, или не запутаться в густой длинной траве. Ани не было. Червячок беспокойства с новой силой заворочался в моей душе. Шестое чувство подсказывало, что случилось неладное. Вспомнил, в какую сторону побежала Аня, и пошёл туда. Только сейчас осознал свою ошибку. Нельзя было разделяться. Наверняка это была ловушка, а марионетки нас заманивали. Нужно как можно скорее найти Аню. Шёл и шёл, ноги болели, дышать было больно. Следов Ани не было. По щекам потекли слёзы вины. Не только Соню не нашёл, но и Аню загубил! Сам в лес привёл, сам отправился за треклятой марионеткой! Какой же я дурак! Густой лес неприветливо молчал. Тропа под ногами скрылась под травой, идти стало тяжелее. Я поёжился от холода. Разлапистые ветви елей и пышные кроны высоких древних деревьев поглощали свет. Из водоворота размышлений о собственной ничтожности меня выдернул полный страха вопль Ани. Не раздумывая ни секунды, я кинулся в ту сторону. Крики продолжались несколько мгновений, затем резко стихли. Я выбежал на заваленное сухими ветками, листьями и хвоей пространство, где обнаружил Анин кроссовок. Подобрав его, огляделся. Её тащили, след даже не пытались замаскировать. Вообразив себя опытным следопытом, я поспешил вперёд, не отрывая взгляда от едва присыпанной листьями полосы. Быстрым шагом я шёл, не обращая внимания на окружающую обстановку. Вдруг земля под ногами захрустела, и в следующий миг я, вопя от неожиданности и страха, полетел вниз. Полёт закончился так же стремительно, как и начался. Я грохнулся на груду старого тряпья, смягчившей моё падение. Меня трясло, утихнувшее было головокружение возобновилось с новой силой. Полежав с минуту, я заставил себя подняться. Кругом тьма, единственным источником света служили робкие бледные лучи солнца, заглядывающие сквозь дыру в потолке. Я оказался в просторном помещении, напоминающем построенный под землёй амбар. Странное место, никто из местных не упоминал о нём. Бегло осмотревшись, я в отчаянии решил, что отсюда никак не выбраться. Ни дверей, ни лестниц, ни мебели, из которых можно было бы соорудить что-то наподобие горки. Только тряпки. Присмотревшись, я обнаружил вещи пропавших детей. Вещей сестры и Ани я не нашёл, это придало мне сил. Поглощённый попытками придумать план освобождения из подземной кирпичной клетки, я не сразу заметил шорохи возле одной из стен. Обернувшись, вопреки ожиданиям увидел не мышей или крыс, а крохотных человечков. Точнее, марионеток. Они пялились на меня искусно нарисованными глазками и чего-то ждали. Стоило мне приблизиться к маленьким фигуркам, они тут же кинулись к стене и исчезли. Сев на колени, я осмотрел и пощупал нижнюю часть стены. Там был лаз. Небольшой и узкий, но я мог пролезть в него. И я полез, по пути собрал всю пыль, паутину и каменную крошку. Футболка и шорты испачкались, местами порвались; если бы не сложившиеся обстоятельства, я бы побоялся явиться домой в таком виде, но мне было на тот момент совершенно всё равно на свой внешний вид. Я оказался в комнате, залитой тусклым светом старых керосиновых ламп; напротив лаза — деревянная дверь. Посреди комнаты на полу лежала Аня. Она была без сознания, мне никак не удавалось привести её в чувства. У стен стояли столы и табуретки, заваленные книгами. В углу я заприметил запылившийся магнитофон. На одном столе лежала огромная книга с пожелтевшими страницами. Я мельком взглянул на изображения каких-то символов. Слова в книге были непонятные, написанные витиеватым шрифтом, отчего читать было сложно. Дверь с протяжным скрипом, похожим на плач младенца, открылась, и оттуда вышел старик. Его лицо по-прежнему скрывал капюшон, а руки сжимали марионеток. Он опустил их на пол и, управляя движениями, заговорил. — Здравствуй, — необычайно низкий голос внушал ледяной ужас. Подобный голос мне довелось услышать лишь один раз — в ужастике, который папа разрешил посмотреть втайне от мамы. Я хотел сказать стандартное «здравствуйте», но смог лишь выдавить из горла что-то хриплое и неразборчивое. Он улыбнулся уголками бледных губ. — Я знаю, кого ты ищешь. Марионетки изображали бегущих друг за другом мальчика и девочку, нас с Соней. Вдруг они замерли, освободились от нитей и скрылись в комнате, из которой вышел старик. Я попятился и чуть не наступил на Аню. — Я отведу тебя к твоей сестре. Кукольник поманил меня пальцем. На трясущихся ногах я последовал за ним. Как бы мне ни было страшно, я должен найти и спасти Соню. Стены подрагивали и расплывались — от страха голова закружилась, словно я находился на вращающейся карусели. Комната была освещена намного ярче, но лучше бы там царила непроглядная тьма, и я не увидел того, что там творилось. На каменных стенах висели десятки марионеток. Стоило мне переступить порог, они тут же как по команде повернули головы в мою сторону. По полу разбросана детская одежда. Соня и один из пропавших мальчиков лежали на полу в другом конце комнаты. Я кинулся к сестре. Крепкая рука старика схватила меня за шиворот, лишив возможности сделать хоть шаг вперёд. — Сейчас ты увидишь настоящее волшебство, — прошептал он. Я дёргался и тщетно пытался освободиться. Сейчас я увижу настоящий ужас. Сейчас я навсегда потеряю сестру. Со стены падали марионетки и бежали к детям. Куклы образовали круг, взялись за руки и принялись водить хоровод. Кукольник напевал монотонную мелодию на незнакомом мне языке. Тела Сони и мальчика засияли алым светом. Старик повысил голос, почти закричал. Куклы ускорили своё безумное кружение. Я рыдал и кричал, умолял прекратить, предлагал обменять меня на Соню, но старик не обращал на мои вопли внимания. Соня и мальчик утонули в слепящем свечении. Кроваво-красная вспышка озарила помещение, и через миг на пол упала груда одежды и две марионетки, Соня и пропавший мальчик, чьё имя мне так и не удалось запомнить. Захлёбываясь слезами, я проклинал старика и сыпал пустыми угрозами. Он швырнул меня в круг марионеток, успевших в последнюю секунду разбежаться. Я прижал к груди куколку-сестру и попросил у неё прощения. Я опоздал. Марионетки прыгали вокруг меня. На их лицах мне чудились насмешливые улыбки. Единственным желанием на тот момент было отшвырнуть их подальше мощным ударом руки, но я остановил себя. Они на самом деле не злые существа. Они — жертвы безумного кукловода, пропавшие дети, превращённые в деревянных марионеток. — Отпустите меня! Анин крик привёл меня в чувство. Спрятав Соню а нагрудный карман рубашки, я вскочил и обернулся. Старик тащил Аню за руку. — Вы двое пока не готовы. Он толкнул Аню ко мне. Она плакала и дрожала. Мои же слёзы разожгли во мне дикую ярость и ненависть. Я отомщу ему, несмотря ни на что! Марионетки залезали на стены, кукольник наблюдало за ними, позабыв про нас. Я осматривал помещение в надежде найти что-то полезное. И я нашёл. Мой взгляд привлекла валявшаяся в углу возле двери кочерга. На табуретках стояли керосиновые лампы. Может ничего не сработать, но другого выхода нет. Вцепившись в Анину руку, я зигзагом кинулся сначала к ближайшей лампе, затем к следующей. Старик спохватился только на третьей опрокинутой табуретке, но было уже поздно. Для него. Я схватил кочергу, и мы с Аней выскочили из комнаты, заперев дверь. Надолго это его вряд ли удержит, но хотя бы пару ожогов он получит. Старик вопил, бился в дверь. Я заткнул уши и уставился на трясущуюся кочергу, грозившую в любой момент упасть и выпустить кукольника. — За мной! Аня потащила меня к кирпичной стене и постучала по нескольким прямоугольникам. Перед нами открылась потайная дверь, за которой вверх тянулись ступеньки. Бросив последний взгляд на дверь, за которой неистовое пламя пожирало кукольника и его жертв, я побежал наверх. Я испытывал вину за то, что вытащил оттуда сестру, но обрёк на гибель остальных похищенных детей, лишил их даже малейшего шанса на спасение. Лестница вывела нас в ветхую хижину. Постройка скрипела от малейшего касания лёгкого ветерка и грозила в любой момент сложиться пополам. Двери не было, и мы без проблем покинули её. Ни я, ни Аня не знали, как далеко в лесу мы оказались. Побродив немного, мы вышли на тропу, выбрали направление с помощью считалки и пошли. Я пересказал Ане увиденное в комнате марионеток. Достал из кармана Соню и, вновь заплакав, сказал, что собираюсь любой ценой найти спасение для неё. Мы шли вперёд, Аня успокаивала меня и обещала всеми силами помогать. Вдруг кукла в моих руках нагрелась, постепенно темнея, и рассыпалась кучкой пепла, моментально подхваченным и развеянным порывом ветра. Я едва не лишился слуха от собственного крика, полного боли утраты, вины и безысходности. Упав на колени, я закричал, рвал на себе волосы, бил кулаками землю и выдирал траву. Земля больно впивалась в кожу под ногтями, но это не стоило моего внимания. Аня плакала со мной, уверяла, что я ни в чём не виноват. Нас скоро нашли. На мой вой сбежались все люди, принимавшие участие в наших с Аней поисках. Дальше было возвращение в дом дедушки, поездка на скорой в ближайшую больницу и укол успокоительного, унёсший моё сознание в забытье. В тот же день нашли подземелье и останки старика. От книг, мебели, одежды и марионеток осталась только зола. Нашим с Аней рассказам, разумеется, никто не поверил. Врачи сказали, наши сознания из-за пережитого стресса заменили настоящие воспоминания на это. Мы не стали спорить — уже всё равно никого не спасти. Мы с Аней больше не виделись, но продолжали общаться в соцсетях. Я спустя многие годы всё ещё винил себя в случившемся. Аня предположила, что со смертью старика исчезли и созданные им марионетки. Или же дело в сгоревшей книге, откуда был взят ритуал. Я искал информацию о кукольнике, марионетках, подобных ритуалах, но находил лишь похожие друг на друга страшилки. Видимо, мне так и не суждено узнать правду. Прошли годы. Однажды во время командировки я заблудился и заехал в маленькую деревеньку спросить дорогу. Моё внимание сразу же привлекла неопрятная старуха, разыгрывающая сказку с помощью марионеток. Детишки окружили её и завороженно наблюдали за представлением. Решение задержаться здесь ненадолго пришло незамедлительно. В этот раз я никому не позволю исчезнуть.