Волны посчитай и мне перескажи, когда проснемся

Писатель и в жизни не мог представить, что Вселенная преподаст ему такой поучительный урок. Андрей всегда был ветреным и равнодушным партнером, жил в своей голове и с безразличием относился и к окружающей его природе, и мегаполису на побережье, в котором жил, и к людям в нём. Всё для него существовало только как сеттинг, декорация к его рутинной жизни. Жаркий и влажный город, находящийся между сахарными головами скал, обточенные ветрами с вершин и облизанные волнами снизу, никогда не вызывал у Князева трепетного восторга, как у прибывших туристов и некоторых местных. Пышущая зеленью природа воспринималась как должное, ведь он же выбрал этот город для своего постоянного жилья, она же тут должна быть. Куда сильнее чем окружающий мира вокруг, его интересовало то, что происходило у него в голове. Оттуда он черпал идеи и образы чудищ и мистических созданий для рассказов и картин, от внешнего мира им доставалась лишь малая доля деталей, разве что цвета да названия. Но после встречи с Дагоном всё изменилось. Настоящего бога тяжело игнорировать, натурально страшно. Не созидать красоту природы, которую он буквально создал, океана, погоды, его необузданную мощь – нельзя. Лежа с Дагоном в одной кровати, пока тот спит? Не спит? Сейчас его сознание не в этом теле, а в море, рассредоточено по волнам? В грозе, которая за окном? — Андрей не знает и с ужасом понимает, что, несмотря на всю свою фантазию, даже не может представить, каково это —находиться в нескольких местах одновременно. Писатель мучается не проходящей тревогой от того, насколько он мелкий и ничтожный человек рядом с ним. Дагон открыл ему глаза на многие вещи, и Андрей, кажется, совершенно не был к этому готов. Не готов был к открытию того, что всё вокруг пронизано нитями энергии и жизни, что леса и животные в них дышат и двигаются взаимосвязано с друг другом, что океан способен сливаться и жить, как единый организм. А главное, что всем этим необъятным миром может управлять один человек. Точнее, совершенно не человек. — Я буквально чувствую твою тревогу, что случилось, почему не спишь? — не открывая глаз и не меняясь в позе, спросил Дагон. Андрей вздрогнул всем телом, пойманный с поличным. Обмануть и отшутиться не получился, но как выразить свои эмоции он тоже не знает. Несмотря на весь свой наработанный опыт, слова не складываются в предложения, мысли путаются и ничего дельного сказать не получается, кроме: — Я ничтожный человек, зачем я тебе? Теперь Дагон открывает глаза и с удивлением смотрит на писателя. — Ты мне нравишься. Этого недостаточно? Писателю одновременного хотелось ответить и «Да, достаточно, ты прав» и «Нет, недостаточно, как ты не понимаешь, я же такой никчемный по сравнению с тобой, я обычный человек, а ты! Как тебе может быть интересно со мной?», но он выбрал промолчать, боязливо отворачиваясь. Дагон с легкостью мог влезть в его голову и рассмотреть все его жалкие, тщедушные мыслишки, но они договорились, что он так не делает, только в особых случаях. Однако морской бог доходчиво объяснил, что всё на свете излучает энергию, ее можно игнорировать, а можно и настроится на одну волну, закрепиться, понимаешь, да? Так вот, на твоей я определенно зациклен, поэтому всегда знаю, что ты чувствуешь и где находишься, мне так проще, да и ты можешь позвать на помощь меня в любой момент, достаточно сильно обо мне подумав. И если сначала это прикалывало, то теперь, в минуты тревоги, это пугало до чертиков. — Не хочешь говорить? — Безумно точно поняв его эмоциональный фон, участливо спросил Дагон. — Не хочу. И, не давая и себе и минуты, чтобы передумать, добавляет: — Я люблю тебя и мне страшно от этого. Дагон нахмурился и приподнялся на руках, не моргая уставившись в сгорбленную спину Андрея. — Я не понимаю, тебе страшно любить меня, но что страшного в чувстве любовь? Можно я…? — неуверенно протягивая руку к чужому затылку, произнес сын моря. Писатель дернулся, разворачиваясь и отклоняясь от руки. Смутившись своего резкого и напуганного поведения, Андрей шумно выдохнул и выпрямился, смотря в глаза. Смущённый вид Дагона придал некого спокойствия, что он не один в своем смятении и не может разобраться в своих или чужих чувствах. Растерянный взгляд любимого напомнил Андрею, что несмотря на всё величие и силу, нечеловек напротив так же способен и на дурацкое человеческое смущение и непонимание. Сделав над собой усилие, Андрей четко и взвешено сказал: — Я пока не готов, но обязательно бы хотел сформулировать это словами, хорошо? Давай поспим. Андрей с силой потёр лицо и привалился в объятия Дагона. Тот неуверенно кивнул и уткнулся носом в чужую макушку. От Князева всё ещё несло тревогой, но он явно успокаивался и теперь к этому примешивались усталость и нежность. Удивительный человек - сам загнался, самого Дагона загнал, сам успокоился и сам лег. Морской бог легонько приобнял уже провалившегося в полудрему писателя и шепнул еле слышно: — Хочешь, создам для тебя сон? Андрей сонно дернул головой, и Дагон посчитал это кивком, а значит согласием. Притираясь рядом и закрывая глаза, он настаивался на волны разума Князева. Практически силой погружая себя в сон, морской бог шутя прошептал: — Волны посчитай и мне перескажи, когда проснемся. Красочные картины необъятного моря разливались под веками обоих, морская пена плескалась и шипела, ударяясь об прибрежные скалы, на вершине которых виднелись лишь две крохотные фигурки.