Будь хорошей девочкой

Самое противное, что ты до сих пор не понимаешь это её выражение лица. Ещё и очки скрывают глаза. То-ли вселенская скука от однообразной, уже хрен знает которой по счёту за эти полгода, вписке, пардон, «дружеских посиделок в просторном загородном доме Крис», то-ли её просто накрыло от третьей банки пива. Если второе, то дальнейшие действия на ближайшие два часа непредсказуемы. Оелана могла начать бить рожи неугодным или просто сидеть, спокойно беседуя с девчонками, или же абсолютно случайно разнести полдома в попытке станцевать брейк на спор. Впринципе, буквально что угодно. Только заканчивалась каждая её пьянка одинаково. Вы в пустой комнате или ванной, какие-то слова на якутском, сказанные заплетающимся языком жарким шёпотом прямо на ухо и ебейший секс. Серьёзно, как бы ты не пыталась здраво оценивать ситуацию, но воспоминания от каждого такого окончания вечера буквально заставляют беспомощно сжимать кулаки, сильно вдавливая в ладони коротко остриженные ногти (на то есть свои причины) до глубоких красных впадинок. Оелана бесстыдно проходила по всем твоим предпочтениям в сексе, доводила до несоображающего и абсолютно расслабленного состояния, а затем уходила и делала вид, что вы едва друг друга знаете. Бесит неимоверно. Любые попытки наладить с ней контакт упирались словно в железные непробиваемые преграды. Только она могла быть хозяином положения и решать, когда удостоить тебя вниманием. — А ты вообще не палишься, да? — Размышления прервал голос Даши. Поцелуева еле заметно кивнула в сторону Оеланы, делая намёк на твою бесцеремонную слежку. Ты закатила глаза и фыркнула, ничуть не смутившись. Посмотрела на стакан виски с колой у себя в руках, сделала очередной глоток. — Мне этот мир, конечно, совсем не понятен, чувства преисполненности сознания не испытываю, — пытаешься отшутиться, — Но и чувства стыда уже давно нет, только похуизм. Даша как-то странно улыбнулась и села рядом. Задумчиво прикусила губу и, положив руку на твоё колено, попыталась втолкнуть в тебя абсолютно правильную, в целом, мысль. — По-моему, ты сильно ебанулась. Ты рассмеялась: — Ожидала большего. — Иди нахуй, и так всё понимаешь, — усмехается она, на что ты киваешь. Внезапно рука Даши быстро оддёргивается, а у неё на лице выступает её дежурный вид «я ахуенная и заебалась от этого». Догадываешься, что причина в каком-то человеке, движищемуся в вашу сторону. Сканируешь глазами пространство и быстро встаёшь на встречу Оелане, надеясь схватить всю агрессию лишь на себя. «Пожалуйста, не ввязывайся в драку, бери меня, я потерплю. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, ведь Поцелуева без проблем может дать пизды в ответ» — мысленно умоляешь её. Параллельно ругаешь себя за беспечность. Негласное правило номер один: Макарова может делать вид, что ей абсолютно на тебя наплевать, но свою игрушку никому трогать не даёт. Взгляд прямо ей в глаза, как можно более виноватый. Периодически прокатывает. Оелана не меняется в лице, но грубо хватает за запястье и уводит в другую комнату. Также мысленно благодаришь Вселенную за исполненную просьбу и накидываешь ещё парочку, в основном, о своём благополучии. Оелана тем временем запирается. Крис прекрасно понимает, что у нас здесь скорее лесбийский дом два, чем реально дружеские отношения, так что гостевая часть её обители непременно имеет специальные защёлки на ручках дверей. Ты тем временем неосознанно болезненно потираешь своё запястье. Хватка, однако, крепкая, кому ли не знать. Повернувшись в твою сторону, Оелана резко снова сжимает это же самое место. Утверждает тем самым появление синяков. Негласное правило номер два — Макарова любит оставлять отметины на твоём теле. При этом она никогда не бьёт, только синяки от пальцев и засосы. Твоё больное сознание это воспринимает как особое отношение. — Чего, моя хорошая? Больновато? — Голос так и сочится издёвкой. — Мы ничего не делали, — жалобно тянешь ты. — Мне все равно, чем ты занимаешься с другими. — Ну, да. — Позволяешь себе еле уловимый скепсис. Макарова раздражённо зажимает тебя у стены, по-собственнически положив другую руку на шею, отсекая доступ к кислороду. Целует в раскрытые губы, беспощадно прикусывает их. В такие моменты кажется, что и воздух совсем не нужен. Все сомнения и переживания о ваших недоотношениях мигом сменяются хрупким равновесием в душе, придерживаемое крепкой рукой на горле. И быть может, Оелана это не то, что можно назвать прекрасным в твоей жизни, но это то, в чём ты нуждаешься с самых первых слов и прикосновений. Прерывает долгий и жаркий поцелуй, проводит носом по скуле, вдыхает запах волос и шепчет в ухо. Опять на якутском. Но эту фразу как и парочку других ты уже много раз слышала и давно перевела в интернете. Ей знать об этом не даёшь, надеясь когда-то услышать и узнать о чём-то более важном. Сейчас тебя попросили быть хорошей девочкой. Перемещает руки на талию, чтобы сильно сжать рёбра и прижать к себе. Оставляет пару лёгких поцелуев на шее, мимолётная нежность. Всасывает кожу, прикусывает и зализывает языком. Мурашки по телу, чуть еле слышные стоны. А Оелана продолжает нещадно помечать твою шею, раскрашивает всё новыми и новыми красками, изредка нашёптывая что-то на своём, теперь уже непонятном. В попытках перевести эту затянувшуюся сладкую пытку в дальнейшие действия, ты пробираешься руками под её толстовку. Оглаживаешь крепкое тело и показываешь, что хочешь снять её верхнюю одежду. Оелана позволяет, а потом разом снимает и с тебя футболку с джинсами. Подхватывает за ягодицы, снова впечатывает в стену и целует, наслаждаясь тем, как ты подушечками пальцев массируешь её затылок. Занятая поцелуем, ты мимолётом замечаешь, что вертикальное положение сменяется горизонтальным, а холодная стена под спиной мягкой поверхностью. Оелана с трепетом оглаживает засосы на шее и вполголоса бросает:«Моя». Это твоя любимая фраза в изученном лексиконе. — Держи руки наверху и постарайся не быть слишком громкой, пока я играюсь, — переключается на русский, чтобы отдать приказ, параллельно снимая твой лифчик. Ты послушно вцепляешься руками за подушку. Чувствуешь себя слишком покорной и жаждущей большего. Не по себе ли от этого? Может быть, но негласное правило номер три — оставаясь наедине с Макаровой лучше не думать, подчиняться и не портить наслаждение, ведь оно гарантировано. Её пальцы симметрично накрывают горошины сосков, секунду потирают, а затем резко выкручивают, тянут вверх. Твой звонкий стон тут же раздаётся по комнате. Оелана показательно цокает и качает головой. — Ну, я же попросила. Почему-то, когда ты умоляешь меня довести тебя до оргазма, я проявляю должную исполнительность. Ведь так? — Она снова выкручивает соски на вопросе. — Да-а, — стараешься прикрыть стон за ответом. — Так почему ты такая непослушная? — Оелана повторяет действия, явно издеваясь. — У тебя пунктик на хороших девочек? — Мысленно вспоминаешь её первую брошенную фразу на якутском. Оелана задумчиво проводит по твоей прокушенной губе большим пальцем, а затем наклоняется, чтобы чувствительно прижать губами сосок. А потом смотрит на тебя с игривой искрой в глазах. — Не знаю, я пока перед собой такую не вижу, чтобы сказать наверняка. Снимает с тебя нижнеё бельё, проводит пальцем по промежности, заставляя податься вперёд. Не упускать такие необходимые сейчас руки. — Хотя твоя киска всегда крайне послушно мокрая. Ответа слушать она явно не желает, ведь снова кладёт одну руку на горло, придушивает. А второй начинает механические действия, выведенные до автомата. За столько раз Макарова уже давно построила идеальную схему, формулу наслаждения. Этот крест на её щеке издевательски выглядит в помещении, полностью наполненным грехом. В твоей Библии все страницы исписаны Её именем. Каждый день возносить молитвы на Небо, чтобы сие Божество не отвернулось от тебя. Чтобы продолжало нещадно терзать тебя пальцами, оставлять синяки, слушать стоны или чуть слышные хрипы от удушения, всё на Её усмотрение. Рука на горле милостиво даёт сделать вдох за пару мгновений до оргазма. Током прошибает до самых кончиков пальцев. А отдышаться не позволяют, губы снова накрывают горячим поцелуем. Несмотря на накатившую негу в теле, ты видишь, что Оелана только сильнее распалилась. И хочешь тоже быть полезной. Твоя рука накрывает молнию джинс, нарушает запрет, что давали ранее: — Позволишь? Макарова сама снимает джинсы вместе с бельём, ложится, закидывает одну подушку себе за голову, а вторую кладёт под бёдра, чтобы тебе было удобнее. Ты тут же перемещаешься между бесстыдно раскрытыми бёдрами. Работаешь как пальцами, так и языком, отдаёшься делу со всей душой. Слушаешь тихие стоны очень внимательно, наслаждаешься ими и запоминаешь очередную фразу на якутском, сказанную внезапно очень чётко хриплым голосом. Затем девушка осекается, сжимает губы. Её рука ложится на твою голову, грубо сжимает волосы и вдавливает сильнее в промежность. Ты понятливо убираешь руки, оставляя в действии только язык, который выписывает невероятные узоры и проявляет чудеса гибкости. Оелана, наконец, блаженно выдыхает, позволяя отстраниться. Она подтягивает тебя в свои объятия. Нежно целует в висок. Вы какое-то время лежите так, словно счастливая парочка, касаясь друг друга голыми телами. Но телефон Макаровой, похороненный под одеждой где-то на полу, сигналит приходящим сообщением. На что девушка реагирует и оставляет тебя на кровати, идя одеваться. Перед молчаливым уходом поднимает твои шмотки, кладя рядом с тобой, а саму тебя накрывает свободным одеялом. Не то чтобы забота, скорее ревностное желание скрыть от других, когда она откроет дверь. После хлопка двери, ты шустро достаёшь свой телефон и открываешь избранную вкладку с переводчиком. Моя любовь