Тихое приключение для израненной души

Cobblestones and lanterns Lining every street Calling me to come home again

Если бы кто-то застукал Северуса Снейпа, покупавшего под оборотным зельем жёлтый порнографический роман; прихлебывавшего чай с коньяком в три часа ночи в окружении домовиков; нырявшего в чёрную глубину Озера, а то и сварливо препиравшегося с Плаксой Миртл, будучи одетым исключительно в облако цветной пены, то эти люди бы ни за что не поверили, что за всем этим стоял некоторый изначальный План. Они бы наверняка решили, что уважаемый профессор Снейп попросту спятил после окончания войны, и даже в Мунго ему, ко всеобщему сожалению, помочь не смогли. И тут они бы были глубоко неправы, поскольку у Северуса был план, и он его действительно придерживался, будучи в здравом уме и трезвой памяти. Однако План всё же появился у него не сразу, а только когда с момента Последней битвы прошло примерно полтора года. Значительную часть этих полутора лет Северус провалялся в Мунго, обессиленный и дезориентированный. Обессиленный — потому что яд Нагини на тот момент всё ещё медленно скрёбся наждаком по его венам, чудовищно замедляя выздоровление, неохотно отступая капля за каплей, и это при том, что Северус месяцами вырабатывал у себя толерантность к яду, предчувствуя возможную развязку. Дезориентирован же он был потому, что выжить в этой войне не входило в его планы. Не то что бы активно не хотел жить, скорее, в его расчётах подобная вероятность сама собой неизбежно схлопывалась к нулю, даже если у него был бы титанической силы иммунитет к ядам и десяток запасных планов в рукаве. Не говоря уже о судебных процессах, которые бы его поджидали, когда всё закончится — и, если выбирать между гигантской змеёй, потерявшим связь с реальностью мегаломаньяком и поцелуем дементора, то у Северуса особых предпочтений не было, он в этом отношении был человек простой. Удивительным образом — в ретроспективе, впрочем, можно было только вздохнуть и спросить: а чего ещё было ждать от Поттера? — он не только выжил, но и был освобождён от необходимости предстать перед Визенгамотом. Сияющий же Поттер принёс ему Орден Мерлина первой степени несколько недель спустя после его пробуждения в Мунго и гордо сообщил, что это, вообще-то, орден самого Северуса, жаль, что тот не смог присутствовать на церемонии награждения. И свежий номер "Пророка" тоже принёс, где на передовице по центру красовались фотографии с церемонии награждения и небольшой хмурый портрет самого Снейпа в углу страницы, мрачно глядевший исподлобья на любого, кто брал газету в руки. — Поттер, что это? — устало сиплым голосом спросил Северус, глядя на лежавшие поверх его одеяла сложенный номер "Пророка", от которого всё ещё слегка пахло горькими чернилами, и на тёмную бархатную коробку с Орденом Мерлина, на которой было выгравировано его имя. Поттер, до того сиявший, вбежавший с летней улицы, не успев растерять брызжущей радости, которую он внёс вокруг себя пышным ореолом, вдруг замялся, словно осознал, где он находится и с кем разговаривает, и воздух вокруг него словно тоже замер, неуверенно затих и застыл. Всё живое, чего касался Северус, цепенело, и Поттер своим абсолютным неумением скрывать собственные реакции, не преминул лишний раз ему об этом напомнить. Северус, не дождавшись ответа, нахмурился и отбросил "Пророк" на прикроватный столик. Поттер приходил к нему несколько раз после окончания Войны, но они ни разу так и не говорили о том, что произошло, и делать с этим Северус ничего не собирался. Поначалу он Поттеру даже не отвечал, просто молча ждал, пока тому надоест беседа в одностороннем порядке, и он уйдёт, но тактика раз за разом не оправдывала возложенных на неё ожиданий, словно мальчишка и правда зачем-то задался целью наладить отношения. Что было само по себе смешно. — Я хотел, чтобы люди знали, — с каким-то невыразимым упрямством сказал Поттер, разглядывая собственные маггловские потрёпанные кроссовки, словно он не первый раз это объяснял. — Знали о вашей храбрости. Чтобы для вас тоже всё закончилось и вы оказались, наконец, свободны, смогли жить дальше. И вообще, — он упрямо сверлил взглядом каменный пол палаты, ощутимо сдувшись под конец своей пламенной тирады. — Поразительное красноречие, мистер Поттер, как и всегда, — слова рвались из Северуса наружу сами, желание уязвить и задеть выливалось из него толчками, как кровь из прокушенной артерии, потому что Поттер стоял, такой юный и полный жизни, словно и не было никакой войны, и говорил ему, Северусу, что-то о свободе и будущем. Северусу, который с трудом сидел на больничной койке, ему, с перебинтованным горлом и десятком поддерживающих заклинаний вокруг, лишённому всякого будущего. По ночам он с хрипом просыпался от кошмаров, в которых змеиные кольца сжимались вокруг его шеи, спазмом гладкого мускульного мешка переламывая хрупкие позвонки, и на фоне холодный смех звучал снова и снова, разливаясь над школой, разнося в каждый угол ледяной триумф смерти. У Поттера было всё, и сам он был свободен, и жизнь, блестящая и милосердная к нему, была у Поттера впереди. У Северуса же было одно только умение выживать, куда больше одного долга перед самим Поттером и нескончаемый груз разочарований, так что спаситель волшебного мира был последним человеком на Земле, из рук которого Северус согласился бы принять что угодно из того, что ему было нужно. И если он и разозлил бы Поттера в этот прекрасный, тестрал его задери, летний день, мировое равновесие стало бы только чуть более справедливым, не правда ли? — Представляю, каким интеллектуальным удовольствием для всех было слушать вашу речь на награждении, — продолжил он, с удовлетворением глядя, как губы Поттера невольно поджались, между бровей залегла глубокая складка. По крайней мере, в Поттере вновь появилось какое-то душевное движение в противовес растерянной неподвижности, настолько ему не присущей. — Не сомневаюсь, что будущие поколения будут впечатлены блестящими цитатами в своих учебниках по Истории магии. Северус думал, что Поттер сейчас вспыхнет — сожмёт кулаки, уставился на него ненавидящим взглядом, начнёт кривить рот ещё сильнее, словно он снова стоит в его кабинете — или драматично хлопнет дверью и оставит его, одинокого старого дурака, который так любит кусать протянутые к нему руки, и больше никогда в его сторону даже не взглянет. И поделом будет. Но Поттер, вопреки всем его ожиданиям, с алыми от напряжения ушами, медленно выдохнул, поднял взгляд от пола и посмотрел на Северуса, почти безмятежно. А потом улыбнулся, так, что его угольно-черные, густые ресницы практически спрятали цвет его глаз, пока он щурился против золотистого света из зачарованного окна палаты. Улыбнулся Северусу, словно тот не пытался выпотрошить его по старой памяти тупым ножом в момент уязвимости, и весело предложил: — Вообще-то, я свою речь даже выучил. Хотите, я её лично вам зачитаю, раз вам так по душе моё ораторское искусство, а то новых учебников по истории магии ещё придётся ждать какое-то время, чтобы насладиться. Северус с ужасом обнаружил две вещи: во-первых, он чуть не засмеялся от неожиданности. Во-вторых, он понятия не имел, что делать с таким Поттером, который не вскипал от малейшей издёвки, а имел наглость улыбаться ему без тени раздражения. Это всё было неправильно, чудовищно, недопустимо, и больше всего Северус ненавидел терять и без того шаткую почву под ногами. Если выяснится, что мальчишка и правда повзрослел, это будет катастрофа. Он слабой рукой нашарил газету, которую сам недавно же отбросил, и вяло швырнул ею в Поттера: — Убирайтесь, — запала, правда, в его словах не хватало даже по его собственным, снисходительным меркам. Поттер, смеясь, поймал брошенную в него газету — чёртовы спортивные рефлексы — и, помахав ему рукой с зажатым в ней "Пророком", медленно удалился. Спиной, впрочем, при своём стратегическом отступлении, повернуться к нему так и не решился, чем заставил Северуса оттаять на полградуса. А затем Поттер, уже закрывая дверь за собой, имел нахальство пообещать прийти с новым визитом и пожелал ему скорейшего выздоровления. После чего Поттер действительно приходил к нему в Мунго не меньше, чем раз в месяц, пытался приносить свои дурацкие подношения: фрукты — мальчишке пришлось уворачиваться от апельсинов и винограда; газеты, которые были каждый раз испепелены на месте; книги — тут у Северуса рука не поднялась, хоть это и были паршивые маггловские детективы; и новости из внешнего мира, которые Северус комментировал в самой ядовитой своей манере, надеясь отбить у Поттера всякое желание рассказывать о своей и о чужой жизни. Потому что Северус прекрасно знал, насколько невыносимы были для других мелочные, желчные, разочарованные в жизни несостоявшиеся люди с ушибленным эго. Поттер слушал его оскорбительные комментарии, словно находя их бесконечно забавными, смотрел на него блестящими глазами и явно старался каждый следующий раз принести ещё более вопиющие примеры человеческой тупости и некомпетентности, которых у него было поразительно много. Притягивал он их, что ли? Впрочем, учитывая, что тот вернулся на повторный седьмой курс в Хогвартс, и в замке было полно новых учителей, в спешке взятых на должности от безысходности и нехватки кадров, это было неудивительно. Сам Поттер, оказывается, в свободное от занятий время помогал с преподаванием Защиты у самых младших курсов, что не раз провоцировало Северуса на длинные тирады о плачевном состоянии современного магического образования в стране. На выписку из Мунго Поттер прислал ему письмо с извинениями, что не мог присутствовать лично — откуда он вообще узнал о назначенной дате выписки? — и попытался уточнить адрес, по которому теперь его, Северуса, можно будет найти, а также приложил новенькое издание по истории магии, переработанное и дополненное к началу следующего учебного года. Маленький паршивец имел наглость заложить закладкой страницу, на которой действительно была выдержка из его собственной речи на церемонии вручения Ордена Мерлина героям войны. Он даже выделил неоновым маггловским маркером саму цитату. Северус против воли хмыкнул и потом сам же себя осудил: он непозволительно размяк за последние месяцы настойчивой осады Поттером. Всё ещё было абсолютно неясно, чего тот хотел — Поттер никогда ничего не просил, не порывался особо обсуждать войну или прошлое, не злился дольше пары минут и при этом не переставал приходить. Загадочная поттеровская голова и её содержимое были даже большей загадкой, чем раньше, и Северуса это чудовищно, несказанно раздражало, потому что если он и не любил что-то сильнее выбитой из-под ног почвы, так это ожидания какого-то неизбежного подвоха. А его не могло не быть, потому что даже в человеке с таким гигантским комплексом спасителя, как у Поттера, не могло быть такого непомерного количества доброжелания и альтруизма, которого бы хватило на то, чтобы терпеть Северуса Снейпа по собственной воле. Северус, всё ещё хмурясь, пробежался глазами по неоновой цитате из речи самого Поттера, и настроение у него испортилось окончательно — речь была хороша. Чудовищно наивная и задевающая какие-то пронзительные струны души, которые у Северуса должны были атрофироваться ещё декаду назад. Да и у самого Поттера они должны были безвозвратно отмереть за тот год, что он скитался по лесам, а потом хоронил своих друзей и близких. Он захлопнул учебник и бросил его в ящик стола, туда, где уже лежала газета. А План-то, План? Спросите вы. Подождите ещё немного, Северус пока не готов. *** Когда Северуса выписали, на дворе уже стояло душное английское лето, и Северус, до того полный планов, обнаружил, что не совсем представлял, чем именно он теперь должен был себя занимать, и свободное время оказалось неожиданно утомительной обузой. Поэтому когда Минерва уведомила, что хотела бы навестить его, Северус даже не стал сопротивляться — ну, за вычетом двух дежурных колких фраз, произнесённых исключительно ради их духоподъемного эффекта. Поэтому в одно прекрасное, бессобытийное утро, когда даже в "Пророке" на передовицу не наскреблось ни единой завалящей сенсации с участием Поттера, Минерва Макгонагалл аккуратно ступила на ковёр в его тусклой гостиной, и на её темных одеждах в шотландскую клеточку нельзя было разглядеть и следа от летучего пороха, которым она только что воспользовалась. Северус кивнул ей и жестом пригласил к небольшому столику, на котором стоял маггловский сервиз, готовый к их чаепитию. Минерва царственно уселась в приготовленное ей кресло и позволила Северусу налить себе чай, в который затем добавила сахар и деликатную капельку сливок, туманом разбежавшихся по поверхности чайного озера. — Ты знаешь, твои комнаты в Хогвартсе всё ещё твои, — непринуждённо сообщила Минерва, делая первый глоток. Что Северус знал, так это к чему вёл подобный разговор. — Что, Минерва, неужели ты хочешь, чтобы в школу вернулся бывший Пожиратель и работал с впечатлительными детишками? — мрачно уточнил он, беззвучно размешивая сахар в собственной чашке. — Оправданный Пожиратель, с Орденом Мерлина первой степени, — безмятежно ответила та и подула на прозрачный пар, поднимавшийся над чаем. — Герой войны, защищавший школу в самый сложный её год, которому многие обязаны собственными жизнями, — продолжила перечисление она, и в её формулировках это звучало убедительно. Но о это не помешало Северусу немедленно продолжить: — И которого обычно ненавидят все студенты Хогвартса. — Тебе всегда был присущ драматичный взгляд на вещи, — ответила она. Деликатно намекнула, что я ною, перевёл на понятный ему язык Северус. — Ну же, мой дорогой, не стоит быть таким негативистом. Ты потрясающий профессионал своего дела, и мы оба это знаем. Северус неохотно склонил голову, признавая её правоту в данном конкретном случае. Впрочем, у него был заготовлен целый ряд дополнительных аргументов, почему возвращение в Хогвартс было отвратительной идеей: — Напомню, что я никогда не хотел учить толпу гормональных подростков, не способных отличить корень мандрагоры от картошки из маггловского супермаркета, и прелесть этого энергозатратного, бесконечно разочаровывающего занятия всё ещё от меня ускользает. — Как насчёт того, чтобы учить только старшие курсы? — с готовностью предложила та, словно уже обдумывала этот вопрос. — А младшие? — с подозрением прищурился Северус. Звучало слишком хорошо, чтобы за этим не крылось никакого подвоха. — Для младших курсов у нас есть мистер Малфой, который любезно согласился остаться в Школе в качестве младшего преподавателя на то время, что удалённо получает свою степень в Зельеварении. И который со временем хотел бы занять позицию полноценно. В груди у Северуса шевельнулось что-то, подозрительно похожее на сентиментальное одобрение. Похоже, пора было признать, что он чудовищно сдал за последний год в этом отношении, растеряв своё нерушимое отвращение к жизни и к людям. Вот что с человеком делало отсутствие постоянно нависавшей над ним угрозы и то, что больше не приходилось работать на двух параноиков. Ещё немного в подобном темпе, и он начнёт слушать Селестину Уорбек на досуге и выращивать декоративную герань на чердаке. У него и чердака-то не было! Дальше останется только собирать газетные вырезки со сплетнями о Поттере и прыгающей походкой отправляться пить ежевечерний чай с коллегами. Северус вспомнил, что выпуск "Пророка", посвящённый пламенной защите собственной чести со стороны Поттера у него уже лежал в дальнем ящике стола. Яростно порванный на кусочки в первые десять минут в палате Святого Мунго и затем склеенный обратно вечером того же дня при помощи взмаха волшебной палочкой. Что же до чая с коллегами, он, похоже, и тут уже был на пути к цели. У Северуса тоскливо заныли зубы — жизнь откровенно выходила из-под его контроля, и не в тёмные годы шпионажа и постоянной опасности, нависающей над головой, как можно было бы ожидать, а в первый же год неожиданно свалившегося на него омерзительного, тихого благополучия, с которым он всё ещё не знал, что делать. Надо было немедленно пресекать подобное безобразие. — Решение проблем этих же подростков в качестве главы факультета тоже не было моей предпочтительной формой досуга, — Северус старательно скривил рот, стараясь уцепиться хоть за что-то. В целом, сопротивление по его стандартам было невпечатляющим — в конце концов, ему даже никто не предлагал позицию главы собственного факультета обратно. Минерва же серьёзно кивнула, выслушав его: — Я так и предположила, так что эту должность я передам. — Кому? — моментально прищурился Северус. Ему было всё равно, он был, разумеется, абсолютно равнодушен, он был только рад сбагрить лишнюю головную боль. Макгонагалл чудовищно неторопливо отпила из своей чашки, не спеша отвечать, и только потом улыбнулась ему: — О, Северус, — лёгким, почти воздушным голосом сказала она, всё же невероятно ожившая и помолодевшая с окончанием войны, хотя закономерно было бы ожидать противоположного, ведь многие, наоборот, чудовищно сдали за это время. — Были у меня на этот счёт некоторые мысли. Но, боюсь, о новых назначениях тебе, как и всем остальным, придётся узнать в сентябре в Большом Зале. Северус обнаружил, что сощурился ещё с большим подозрением. Любопытство действительно было одним из рычагов воздействия на него, и работал он всегда чрезвычайно надёжно. Минерва в целом со своей миссией справлялась замечательно, и это ему категорически не нравилось. — Назначения, во множественном числе? — наконец, спросил он, с раздраженным скрежетом фарфора отставляя собственную хрупкую чашку. — Всё верно, у школы большие планы на этот год. Миру пора двигаться дальше. По степени безмятежности Минерва напоминала девчонку Лавгуд, разве что в глазах не читалось такой отсутствующей, прозрачной пустоты, скорее, просто неожиданная, сбалансированная лёгкость. Северус обнаружил, что отклонился от первоначального курса и поспешил исправить это упущение: — Даже учитывая всё вышесказанное, у меня всё равно были и остаются иные планы. Я решил наконец уйти на покой и открыть своё небольшое дело, продавать зелья клиентам, которых смогу выбирать сам, заниматься разработкой новых. Есть несколько разработок, которые давно требуют моего внимания. — Это замечательно, Северус, — одобрительно кивнула та. — На это, однако, потребуется время, и твоему проекту нужно будет набрать обороты, прежде чем ты сможешь работать в полную силу. — Вот поэтому и не вижу смысла его откладывать, — триумфально блеснул глазами он, ведь Минерва, считай, только что невольно подыграла ему. — Если я проведу ещё несколько лет в школе, я не стану ближе к реализации своих планов, только вновь отложу собственную жизнь. — Я предлагаю тебе совмещать. Мы оставим тебе только старшие курсы, никаких нагрузок в виде отработок и проблем факультета, ты сможешь начать варить свои зелья на базе школы и даже работать с клиентами, если это не будет мешать твоей преподавательской деятельности. Северус колебался. Каждое следующее условие было лучше предыдущего, а ещё Северус любил Хогвартс, любил так сентиментально, словно ему всё ещё было одиннадцать, и он впервые вырвался из удушающей петли маггловского мира. Об этом, разумеется, никому знать положено не было, но он подозревал, что Минерва догадывалась. В конце концов, она видела его и когда ему было одиннадцать. Она, похоже, заметила, что он постепенно сдавал позиции, и продолжила мягкое наступление. — Хочешь, мы и патрулирование с тебя снимем, — крайне буднично предложила она. — Патрулирование оставь, — поспешно возразил Северус прежде, чем осознал, что только что сказал. В глазах у Минервы засияло торжество. — Могу ли я считать твой ответ за согласие? — уточнила она. Северус поджал губы. Ему не нравилось происходившее, и не потому, что ему были не по душе сделанное ему предложение, а потому, что его словно затягивало обратно в старую, наезженную колею, из которой в своё время он торжественно поклялся выбраться, ни единого раза не оглядываясь назад. Но правда была в том, что из Мунго его выписали ещё в начале лета, и за этот месяц он не сделал ни одного шага к тому, чтобы сдвинуться с места. А ещё ему было чудовищно, невыразимо скучно, но признаться в этом он не мог ни единой живой душе, потому что умному, самодостаточному человеку никогда не бывало скучно, скука — для поверхностных идиотов, нуждавшихся в других людях. — Северус, — мягко сказала Минерва, воспользовавшись тишиной, и Северус поежился, услышав отзвук вкрадчивых интонаций Альбуса, после которых обычно его жизнь начинала катиться гиппогрифу под хвост на повышенных скоростях. — Что-то мне подсказывает, что ты хочешь, чтобы тебя всё же уговорили, — в её голосе звучало что-то подозрительно похожее на нежность, и это тоже дезориентировало, потому что Северус никогда не делал ничего, что заслуживало бы подобной реакции. Хотел ли он, чтобы его уговорили и позвали назад, домой? Да. Поэтому он предпринял последнюю попытку отбиться: — К чему всё это? С чего предлагать мне такие королевские условия? "В чём подвох?" — отчётливо прозвучало в паузе после этих вопросов. Минерва вздохнула, будто разговаривала с упрямым трёхлетним ребёнком, и встретила его взгляд, морщинки вокруг её глаз разбежались деликатными лучами. — Потому что ты так много сделал для нас, — коротко ответила она. — Мне не нужна благотворительность. И жалость не нужна. — Это не жалость, — вспыхнула та, наконец выведенная из равновесия, своим праведным гневом напоминая ему, наконец, ту Минерву Макгонагалл, которую он знал большую часть своей жизни. Спина у неё была безукоризненно прямая, взгляд строгий, словно Северус был на грани того, чтобы её разочаровать. С этим Северус знал, что делать. — Потому что ты великолепный знаток своего дела, — продолжила она возмущённо. — Потому что Хогвартс — это твой дом, и мне бы хотелось, чтобы ты мог, наконец, провести в нём время, когда никто не будет ничего от тебя ожидать, просто так. Даже если потом ты уйдешь и больше никогда не захочешь вернуться. У Северуса в груди что-то пронзительно кольнуло, и он торопливо затолкал это чувство так далеко, чтобы его нельзя было найти. — В конце концов, — тут Минерва вновь повеселела, — тебе станет скучно, если никто не будет постоянно вертеться у тебя под ногами, взрывать котлы, зачитывать самые одиозные эссе учеников, и даже постоянно попадающего в беду Гарри Поттера не придётся спасать. Северус позволил себе негромко рассмеяться, признавая её абсолютную правоту. Исключительно в данном вопросе. — Поттер, кстати, тоже остаётся в Школе, — как бы между делом сообщила она, но Северус был готов поклясться, что она зачем-то очень хотела ему об этом рассказать. — Ты только что резко понизила свои шансы на успех, — хмыкнул он, окончательно скатываясь в стадию мелочного торга, от которой оба они, как он подозревал, получали некоторое удовольствие. — Мы оба знаем, что это неправда, — немедленно возразила она, нарушая негласные правила игры. — Северус, — вдруг сказала она, глядя на него в упор с пугающей решимостью. — Я была бы рада снова тебя видеть в школе. Мы все скучали по тебе в последний год. Северус, абсолютно не готовый к подобному наступлению, взвился, словно ужаленный этими словами и уже открыл рот, чтобы разразиться язвительной тирадой, когда Минерва, глядя на него с бесконечным терпением и сочувствием, поднялась со своего места и жестом остановила его на вдохе, не давая даже возразить. Она оправила свою плотную шерстяную юбку и прошла к камину, всем своим видом показывая, что слушать его в данный момент не собиралась. — Подумай об этом, Северус, — сказала она голосом, не терпевшим никаких возражений, зачерпнула летучий порох и перешагнула своими аккуратными сапогами через незатейливую каминную решётку. — Мы действительно были бы счастливы тебя видеть, — и она исчезла во вспышке зелёного пламени, теперь уже объективно не оставив ему возможности ответить. Разве по-гриффиндорски было вот так уходить, не оставив ему права голоса? Тьфу. Но ему было не пятнадцать, чтобы самому бросаться за ней следом, и Минерва прекрасно об этом знала и сама. Северус, до этого почти оттаявший, теперь клокотал от ярости и думать, разумеется, ни над чем из вышесказанного не собирался, он же не был сопливым третьекурсником с Хаффлпаффа, которого можно было купить парой добрый слов и обещанием комфорта. У него была гордость. У него были принципы. Через три дня он отправил Минерве сову с подписанным контрактом. *** Возможно, Минерва даже не сильно преувеличивала, утомлённо решил Северус, у которого на распаковку вещей, оборудование собственной зельеварческой лаборатории и обсуждение режима уборки с домовыми эльфами вместо запланированных пары часов ушло больше суток. Не потому что Северус расслабился, или потому что успел перевезти до этого в Тупик Прядильщиков так уж много своих вещей — работы и правда было всего на пару часов, но у него обнаружились посетители. Профессор Вектор и профессор Стебель появились у него на пороге буквально через полчаса после того, как Северус гордо прошествовал в подземелья, левитируя перед собой аккуратно упакованный при помощи магии багаж, две трети которого составляло купленное им недавно лабораторное оборудование высшего качества. На него пару недель назад он потратил около половины от всей денежной премии, полученной с Орденом Мерлина, но и оставшейся половины с лихвой хватало, чтобы его счёт в Гринготтсе начал выглядеть чрезвычайно прилично. Он развешивал свою немногочисленную и успокаивающе однообразную чёрную одежду в гардеробе, когда оповещающие чары сообщили ему о двух гостьях на пороге. Северус, не слишком уверенный в происходящем, пригласил их войти, и те радостно воспользовались приглашением, не забыв прокомментировать, что комнаты у Северуса, оказывается, были обставлены со вкусом, а сам он выглядел замечательно посвежевшим после своего продолжительного, но абсолютно заслуженного отдыха. Северус с подозрением приподнял бровь в ответ на комплименты, потому что двадцать минут назад его старое зеркало в личной уборной всё так же скривилось при виде его крупных черт лица и бледной кожи, словно и не было полутора лет разлуки с зачарованным куском стекла. Разве что синяки под глазами потеряли свою насыщенную, мёртвенную синеву, и стали на пару оттенков светлее. Но Северус в этот день был в щедром расположении духа, так что решил на основании этого факта засчитать комплименты за искренние, и хлопком ладоней позвал домовых эльфов, чтобы они накрыли в его гостиной чай на троих, даже если он не представлял, каким образом они должны были пережить данное чаепитие, полное неловких пауз. Как оказалось, профессора Вектор и Стебль были приятными и компетеными собеседницами, когда задавались подобной целью, а потому с удовольствием рассказали — каждая о своей — научной работе, а затем распросили Северуса о его будущих проектах. Закрывая за ними дверь полтора часа спустя, Северус чувствовал себя на удивление взбодрившимся и оттого абсолютно дезориентированным. Люди были к нему очевидно дружелюбны, не пытались проклясть за то, что творилось с его очевидного попустительства в Школе в единственный и мучительный год его директорства, и в целом как будто не считали диалог с ним неприятным. Надёжные защитные чары на дверях всех его кабинетов и личных комнат позволяли быть уверенным, что посетители не находились ни под действием оборотного зелья, ни под Империо, что было в высшей степени поразительно. Затем на протяжении того же дня ему пришлось посетить Поппи Помфри, которая была чрезвычайно рада его видеть: заметив Северуса, та сморгнула с подозрительно покрасневших глаз влагу и решительно обняла Северуса, игнорируя все его протесты, так что ему только оставалось неловко похлопать её по спине, склонившись до уровня её невысокого роста. Она с оживлением рассказала, что за последние полтора года получила дополнительную колдомедицинскую специализацию для работы с душевными потрясениями, и всячески попыталась намекнуть, что Северус, возникни такая необходимость, всегда мог к ней обратиться, на что Северус только сделал блестящее в своей искренности непонимающее лицо, которому мог бы в прежние годы позавидовать младший мальчишка Уизли, по крайней мере, каким Северус видел его на собственных уроках. После этого заглянул Драко. Северус в тот момент занимался оборудованием своей новой драгоценной лаборатории, и, хоть тот и пришёл помочь, почему-то за беседой они потратили на весь процесс в несколько раз больше времени, чем Северус потратил бы в одиночку. Драко с большим энтузиазмом рассказывал о подготовленных им планах занятий для дубоголовых младшекурсников, а также об исследовании, которое ему предстояло провести в рамках собственной учёбы, так что в итоге Северус милостиво разрешил ему воспользоваться собственной лабораторией, когда дело дойдёт непосредственно до создания рецепта. Конечно, при условии, что Северусу можно будет наблюдать за его работой. На его взгляд, сделка была чрезвычайно выгодной. В целом же день вышел невероятно бестолковый, словно жизнь Северуса Снейпа была проходным двором для любого желающего. Чудо ещё, что Поттер не соизволил заглянуть к нему и принести что-нибудь жуткое, вроде каменных кексов Хагрида, с того бы сталось. Даже как-то удивительно было, что он не пришёл. Вообще, надо было признать, что за тот год, что Поттер самовольно приходил его навещать в Мунго, что-то между ними неизбежно стало меняться, поскольку, как Северус обнаружил, многие вещи неотвратимо меняются, когда над тобой не стояло сумасшедшего хозяина, не было постоянной угрозы разоблачения или тени чьей-то приближавшейся смерти, и даже с Поттером не было необходимости поддерживать настолько драматичную вражду на случай, если бы Лорд решил проинспектировать любое их сознаний. И если он попросту переставал прикладывать столько усилий к тому, чтобы непрестанно, неуклонно, непростительно портить их отношения, то те поразительным образом начинали затягивать многолетние раны прямо у них на глазах, демонстрируя поразительную жизнестойкость. Вечером же, оторвав Северуса от попыток вовремя закончить с переездом, уже Минерва пригласила его к себе, и, не имевший возможности ей отказать, Северус имел сомнительное удовольствие сидеть напротив директорского стола под лучезарным взглядом светлых глаз портрета Дамблдора и мрачным, невероятно осуждавшим его взглядом тёмных, крупных глаз, смотревших с собственного портрета времён его управления Школой. Нет, с портретом ничего было нельзя сделать, несмотря на то, что Северус остался жив, заверила его Минерва, так как портрет причитался каждому, кто официально принимал должность на сколь угодно короткий срок. Директор Северус Снейп, если судить по портрету, был крайне неприятным, желчным типом, любившим кривить губы при взгляде на всякого, кому не посчастливилось попасть в поле его зрения, и Северус лишний раз убедился в том, что себе он не нравился — хоть что-то в этом странном, бесконечно менявшемся, как улыбка Моны Лизы, новом мире оставалось привычной и оттого успокаивающей константой. Минерва ещё раз рассказала ему, как рада была его вновь видеть среди преподавательского состава, напоила чаем, от обилия которого Северуса уже начинало подташнивать, и сказала, что обнаружила среди бумаг Дамблдора одно чрезвычайно интересное сочинение, написанное почти тридцать лет назад. Оно каким-то образом оказалось в одном из потайных ящиков, о которых ей любезно рассказал портрет Альбуса, и тот полагал, что теперь было самое время вернуть его автору. Стоило Северусу с недоумением развернуть осторожно сложенный пергамент и пробежать глазами первые неуклюжие, наивные строчки, как его передёрнуло от неловкости: это было написанное им в сентябре первого курса эссе о том, каким именно он видел своё место в магическом мире, когда вырастет. Северус за давностью лет уже не помнил, просили ли их отвечать кратко или же он попросту быстро иссяк, но его сочинение было весьма коротким, однако, от того не менее вопиющим. Если не приводить авторскую пунктуацию и избежать нелепых формулировок, продиктованных одновременно недостаточно уверенным владением более сложной грамматикой английского языка и необузданным одиннадцатилетним эго, то основная суть сводилась к следующему: юный Северус непременно собирался стать широко известным волшебником — этого он, технически, добился, другой вопрос, что уж не славу Пожирателя он предполагал тогда, на первом курсе. Занять подходившее ему место в структуре магического сообщества — с этим и по сей день были очевидные проблемы, иначе бы он не сидел сейчас напротив Минервы под тремя директорскими взглядами. Обрести, наконец, чувство принадлежности, которого ему так не хватало в маггловском мире — здесь оставалось только горько промолчать. А также он надеялся создать благополучную — ха! — семью — дважды ха! — с какой-нибудь прелестной ведьмой — самая, пожалуй, смешная в ретроспективе шутка этого опуса, — с которой они смогут уважать и ценить друг друга. Северус прикрыл глаза, с шуршанием комкая сочинение в пальцах, и несколько секунд сидел в глубоком молчании, разрываемый противоречивыми чувствами, которые приятно цементировал в единое целое всепоглощающий стыд. Оптимизм юного Северуса поражал воображение, поскольку ребёнком он себя помнил озлобленным и печальным; но ещё больше поражала неспособность предсказать ни одного пункта верным образом, хоть это всё и были чрезвычайно обыденные вещи, что лишний раз доказывало, что у Северуса всё было не как у людей. Но теперь-то, что иронично, он был свободен, никуда не спешил, и та самая неуловимая и нормальная жизнь дышала ему в затылок. Возможно, ему лично необходимо было потратить двадцать лет на погоню за призрачной дымкой иллюзий, на страдания, непонимание, растерянность, отчаянную жажду власти и глухие удары разочарований, чтобы в сорок лет он смог сделать то, что все нормальные люди начинали делать с первых детских игр с друзьями: жить, в самом банальном, омерзительно сентиментальном смысле этого слова. Жить, получая удовольствие от лишенных грандиозного масштаба вещей, которые так долго ускользали от неприспособленного к ним Северуса. Найти в его искусственно усложнённой жизни место для обыденных привязанностей, для лишённых глубокого смысла удовольствий и для внутреннего покоя, который не разрывал бы его воющим клубком ненависти изнутри. Северус не знал, как люди этого добивались, но он всю жизнь гордился тем, что был профессионалом во всём, за что бы ни брался. И уж если он задастся такой банальной целью, как попробовать обычную жизнь со всеми её незатейливыми радостями, и освоить её в совершенстве, он с поставленной задачей точно справится. Просто ему для начала нужен был план, как и в любом другом ответственном начинании, и мысленно он уже начал набрасывать его очертания, увлечённый новой, неожиданной задачей. Очнулся Северус, когда Минерва деликатно прочистила горло, и тогда обнаружил, что она уже какое-то явно продолжительное время с участием глядела на его, а чашка в его руках почти остыла. — Я пойду, — решительно заявил Северус, поднимаясь с места, и взмахом палочки отправил свою чашку на кухню к эльфам. — У меня появились некоторые неотложные дела. — Не сомневаюсь, — кивнула та, словно могла что-то прочесть у него по лицу, и Северусу, только что нащупавшему в себе какой-то новый импульс к жизни, мягкий и уязвимый, как только что сбросившая хитиновые покровы личинка стрекозы, было от этого не по себе. Кажется, в последнее время старая кошка слишком часто пила чай в компании нарисованного Альбуса, и тот дурно на неё влиял. Если он хотел нормальной жизни, вполне вероятно, что ему стоило держаться от них подальше. То, что Альбус счёл возможным напомнить Северусу о том, что в жизни было что-то, помимо служения, только когда Северус непредвиденным образом выжил, от внимания Северуса, разумеется, не ускользнуло, но комментировать он это никак не стал — в конце концов, поблескивавшим масляным краскам на холсте от этого не было бы ни горячо, ни холодно, а ещё одного ласкового "мальчик мой" он бы попросту не вынес. Во всём этом был виден очень понятный, но оттого не менее гадкий расчёт. В коридоре он, разумеется, наткнулся на Поттера, весьма запыхавшегося, который, похоже, совсем недавно вернулся в Хогвартс — вот и объяснение тому, что Поттер не нашёл времени брать штурмом его личные комнаты в подземельях. Тот за лето загорел, немного вытянулся и в целом повеселел, хотя и до этого выглядел вполне довольным жизнью на придирчивый взгляд Северуса, по крайней мере в те моменты, когда посещал его в Мунго. Лето они провели, так ни разу и не встретившись, поскольку предлог в виде состояния его хрупкого здоровья отпал, и Поттер хоть и прислал ему целую пачку бессвязных писем, напор в целом сбавил. Сейчас же Поттер стоял перед ним, уже в статусе, Мерлин прости, коллеги, и Северус не был уверен, как ему стоило реагировать. Поэтому он максимально сухо кивнул в ответ на выжидающий, оживленный взгляд и прошёл мимо, драматично взмахнув полами мантии, поскольку у него действительно были дела поважнее. Внутри у него медленно и неотвратимо вызревал План, и Северус, чрезвычайно утомлённый собственной бурной социальной жизнью, не желал больше отвлекаться на пустяки. Ему не нужно было ещё больше людей, зачем-то желавших вступить с ним в бессмысленную беседу, ведь он собирался в тишине своих комнат создать вытяжку счастья из собственной унылой жизни. И уж точно ему не нужно было внимание Поттера, которое ощущалось, как нелепая благотворительность, которую тот ему предлагал, словно раньше самого Северуса заметил его полную неспособность жить. Северусу не нужны были подачки, не нужна была жалость, он решительно собирался справиться с освоением жизни самостоятельно. — И вам доброго вечера, профессор! — с вызовом выкрикнул Поттер ему в спину, словно каким-то непостижимым образом убедил себя в том, что был рад видеть Северуса Снейпа. Северус потрясённо обнаружил, что его собственные губы несанкционированно приподнялись в едва заметной улыбке, которую, слава богу, Поттеру видно не было. Несмотря на неуместную, постылую жалость, было что-то удовлетворительное в том, что человек, у которого было всё, с упорством, достойным лучшего применения, пытался наладить с тобой отношения, несмотря на всё твоё драматичное сопротивление. Это, впрочем, не значило, что он собирался облегчить Поттеру задачу хотя бы на малую толику. Этим же вечером Северус написал первую версию Плана. С конкретными пунктами он ещё не до конца определился, но общая идея представлялась ему предельно ясной. Он собирался провести в Хогвартсе год, и за этот год поставить на ноги собственное дело, завести новые социальные связи в разумном количестве и заодно убедиться, что вчерашние школьники не развалят Хогвартс своей новаторской педагогикой. Ещё надо было убедиться, что мистер Поттер перерос свою непримиримую тягу влипать в неприятности, из которых Северусу надо на роду было написано его вытаскивать, чтобы с чистой совестью выбросить из своей жизни вопрос Поттера раз и навсегда. После этого он сможет спокойно закрыть эту главу своей жизни, прожив прекрасный в своей бессобытийности год в Замке, и, наконец, в своём уже почтенном возрасте сорока одного года шагнёт в собственную независимую жизнь, в которой он больше никогда не будет никому ничего должен. Но самым противоречивой и одновременно манившей его, словно пёстрая обёртка от конфет, частью Плана был список вещей, которые он собирался попробовать впервые в жизни. Ему нужен был опыт, который в том или ином виде наличествовал у большинства взрослых волшебников, и который Северус, по той или иной причине, упустил. Не обязательно, чтобы опыт ему понравился, он просто собирался раздобыть каждый из них, как редкий ингредиент. Часть пунктов выглядела откровенно безумной. Но список пока ещё был в разработке, и Северус не торопился. *** Вечером первого сентября в Большой Зал стеклись ученики школы, щедро извергнутые поездом на промозглые шотландские земли, и замок немедленно загудел и ожил, заплескался цветными окантовками мантий в коридорах и за столами. Перепуганные и очарованные первокурсники разглядывали уходивший ввысь волшебный потолок и тяжёлые длинные столешницы, сбившись выводком чёрных щуплых цыплят у больших дверей под присмотром МакГонагалл, которая, несмотря на принятый ей пост директрисы, всё ещё не желала отдавать эту роль кому-то из своих коллег. Она привычным жестом развернула свиток и, прочистив горло, назвала первую фамилию, приглашая маленького белобрысого мальчика на высокий табурет для распределения. Удивительно, но никто иной, как Драко Малфой, стоял на вежливом расстоянии от пьедестала, держа Распределяющую шляпу в руках, и в целом выглядел вполне довольным своей участью, словно его более чем устраивала эта позиция. Драко за те полтора года, что Северус его почти не видел, утратил нездоровую худобу и синяки под глазами, и больше не был похож на загнанного зверя. Часть своей спеси, он, кажется, тоже подрастерял, и хоть это и было ему объективно к лицу, Северус всё равно постановил, что Малфой-младший размяк даже сильнее него в застигшем их врасплох благоденствии, и вряд ли им уже можно всерьёз было запугать какого-нибудь впечатлительного младшекурсника. Недопустимая, вопиющая халатность, осудил Северус. Лопоухий мальчик с трудом залез на высокий табурет, но Драко не спешил опускать на него Шляпу, и только с вежливым ожиданием глядел на Макгонагалл. Мальчик тревожно поёрзал, не слишком уверенный в том, не сделал ли он что-то не так. Минерва кивнула и обратилась к собравшимся магически усиленным голосом: — Мы рады приветствовать вас в Школе волшебства и магии Хогвартс. Для более привычных объявлений перед началом учебного года ещё будет время после церемонии распределения, сейчас же мне бы хотелось обозначить несколько важных моментов. Как все вы можете заметить, — она обвела взглядом факультетские столы, — привычное нам всем равновесие заметно сместилось за годы войны, и не все факультеты в настоящий момент занимают одинаковое положение, хоть и были задуманы равными. — Она остановилась взглядом на полупустом и куда более угрюмом столе Слизерина. Северус задумался: к чему это она клонила? В целом, было неудивительно, что больше никто не хотел отдавать своих детей в змеиный факультет, автоматически определявший их в злодеи. Это было идиотским представлением о мире, но стоявшую за ним логику встревоженных родителей и неспособных к трезвым суждениям детей он понять мог. — Все мы знаем, как сложилась история в последние годы, и какие вещи мы привыкли ассоциировать с определенными группами студентов и межфакультетской враждой. Здоровый дух соревнования — это прочный фундамент, на котором годами строился Хогвартс, но настоящая вражда никогда не сможет служить подобным фундаментом. Пришло время вдохнуть новую жизнь в привычную нам систему, чтобы в её жилах побежала свежая, здоровая кровь, смывая предыдущие обиды, а потому довожу до вашего сведения, что с этого года у факультетов Слизерина и Гриффиндора будут новые деканы. Что ж, это было ожидаемо, подумал Северус. Но кто, правда, сможет занять эту позицию так, чтобы это что-то всерьёз меня… — Мистер Поттер, — продолжила Макгонагалл, и Северус рефлекторно закатил глаза. Ну конечно, куда же без золотого мальчика и его обеззараживающего ореола образцовой святости. — Любезно согласился возглавить Слизерин… Из зала раздалось несколько потрясённых выкриков, в основном со стороны распущенного в своей вседозволенности львятника, но Макгонагалл их царственно проигноировала и продолжила: — В то время как мистер Малфой чрезвычайно порадовал нас своим согласием принять позицию декана Гриффиндора. В мёртвенной, очевидно потрясённой тишине, отчётливо раздался чей-то изумленный присвист. Очевидно, на поверку его согласие радовало далеко не всех. — Мистер Тревор, — Макгонагалл безошибочно повернулась на звук к красно-золотому столу, — полагаю, вам есть, что сказать? — Н-нет, профессор, — промямлил красный от всеобщего внимания старшекурсник, чем-то напоминавший так и не повзрослевшего Лонгботтома. Последний хотя бы неплохо смотрелся с мечом, в мистере же Треворе до сего дня Северус не обнаружил ни единой оправдывавшей бы его добродетели. Северусу, честно говоря, и самому сказать было нечего, он мог только изумленно прищёлкнуть языком, впрочем, не без уважения. Минерва не разменивалась по мелочам, как и положено настоящей гриффиндорке. Следом он покосился на сидевшего рядом с ним за преподавательским столом Поттера, который только что вставал, чтобы поклониться залу. Тот сидел, слегка раскрасневшийся, как от полётов на метле, чрезвычайно довольный, словно получить на руки искалеченный войной и всеобщим отношением полумёртвый факультет с ригидными чистокровными взглядами было пределом его мечтаний, а не чудовищной головной болью. Самое поразительное, что это могло быть правдой. Всё равно, о чём он думал? Были ли у Поттера хотя бы учебные планы готовы? Он же загнётся с подобной нагрузкой, и всё полетит к чертям раньше, чем он успеет сказать "квиддич". Малфой же, так и стоявший со Шляпой в руках, с лёгким, но неоскорбительным вызовом глядел на доставшихся ему гриффиндорцев, обещая показать, кто на самом деле находился на верхушке пищевой цепи. Северус многое бы отдал, чтобы понаблюдать за Поттером и за Драко в их первые приемные часы — вчерашним школьникам выдали на руки два самых проблемных факультета, поменяв местами правильную расстановку позиций, чем успешно дезориентировали вообще всех, скорее всего, включая самих новоиспечённых деканов, да ещё и возложили на них колоссальную ответственность за мир во всём мире. Возможно, именно поэтому и возложили, потому что любой думающий человек старше двадцати пяти решительно бы отказался от сомнительной чести и предпочёл бы поберечь нервную систему, и только юношеский максимализм мог застить кому-то глаза в достаточной степени, чтобы они согласились. Впрочем, с сияющим ореолом Поттера у Слизерина теперь действительно появлялись шансы не загнуться в ближайшие пару лет. Что со своей львиной долей собирался делать Драко, Северус не представлял. В зале всё ещё висела потрясенная тишина, словно все ждали, что шутка скоро закончится, но Макгонагалл и бровью не повела, только сделала приглашающий жест рукой, и Драко, наконец, водрузил Шляпу на извертевшегося мальчишку на табурете. — Слизерин, — после секундной паузы объявила Шляпа, и стол Слизерина разразился шокированным аплодисментами. Поттер рядом сиял, как начищенный галеон, и хлопал чуть ли не громче всех. Белобрысое пополнение Слизерина неуверенно оглянулся на него, неловко соскальзывая с табурета, и Поттер помахал ему рукой, так что тот вздрогнул и с пылающими алыми ушами поспешил за свой стол. Северус фыркнул, и Поттер согласно засмеялся. — Вы в должности меньше минуты, но уже безвозвратно их портите, — проворчал он в сторону Поттера, не поворачивая головы. — Ничего, им полезно, — с непоколебимой уверенностью кивнул тот. — Этим детям не помешает немного любви. Северус уставился на него в ужасе, словно тот сознался, что любит на досуге отдыхать в окружении флобберчервей. Ещё он в этот момент звучал как Молли Уизли. Оправившись, Северус прошипел: — Что вы собрались делать с моим факу… — он осекся и нахмурился. Это больше не был его факультет. — Это теперь мой факультет, — подтвердил его осознание тот. — У вас не выйдет, Поттер, — уверенно сообщил он. — Вековые традиции и честь факультета — это сила, которой не под силу противостоять даже вам. Поттер только безмятежно ему улыбнулся, словно разрешая тешить себя иллюзиями до поры до времени. Да что же это была за эпидемия такая, с каждым месяцем всё больше людей улыбалось ему подобной загадочной улыбкой, абсолютно невпечатлённые его сварливостью и резкостью, словно Северус был по-своему трогателен в его ригидных паттернах поведения. Это абсолютно выбивало из равновесия и лишало почвы под ногами, особенно в исполнении Поттера, который всю жизнь был готов взорваться с пары его фраз и одной презрительной усмешки, а теперь почему-то терпеливо сносил все его вспышки, и ничто не могло его по-настоящему задеть. Выглядело так, будто у всего знакомого ему мира состоялось некое плановое совещание, в подробности которого забыли посвятить самого Северуса, и тот теперь постоянно плелся на шаг позади. Невероятно досадное ощущение, толкавшее человека к обоснованной паранойе. — Поговорим через пару месяцев, профессор, — Поттер с вызовом поиграл бровями, словно Северус был его ровесником, и они спорили о какой-то ерунде на ящик сливочного пива. Он что, был похож на человека, с которым можно поспорить на ящик сливочного пива? Северусу захотелось аппарировать из Хогвартса прямо сквозь защитные барьеры, драматично оставляя за собой огромную проломленную им дыру в стене заклинаний, чтобы адекватно выразить уровень собственного протеста. До ответа Поттеру он, разумеется, не снизошёл. Тем временем Шляпа отправила ещё несколько первокурсников по факультетам, и на очередном выступившем вперёд мальчишке скучающий Поттер склонился к нему и пробормотал: — Этот выглядит, как будущий хаффлпаффовец. Северус устало вздохнул. Он не хотел вести светские беседы с Поттером, но его, похоже, никто и не спрашивал. — Поттер, это не квиддич, чтобы его комментировать, — он постарался вложить в голос как можно больше осуждения. — Хотя, конечно, чего ещё ожидать от вас, даже в академической роли. — А по-моему, вполне себе, — тот абсолютно пропустил мимо ушей нападку, — вы просто не пробовали. Мальчик, тем временем, действительно двинулся к столу Хаффлпаффа, заставляя Северуса недовольно поморщиться. — Вам просто повезло, — кисло сообщил он довольному Поттеру, тому только маггловского попкорна в руках не хватало. Возможно, будь у того в руках попкорн, он перестал бы беспокойно трогать то свой пустой кубок, то ковырять ногтями полированную столешницу. Поттер покосился на него, словно оценивая, насколько всерьёз стоило вовлекаться в пререкания, а потом, похоже, всё же принял решение: — Что, профессор, — ухмыльнулся он, кивая на нетерпеливо подбегавшую к табуретке девочку, — хотите сказать, что она ровно так же может отправиться в Хаффлпафф? — Не говорите глупостей, Поттер, — огрызнулся Северус. — Очевидно, что в её случае Рейвенкло — единственный вариант. Северус замолчал, понимая, что только что попался на самый дешёвый развод, как сопливый первокурсник, и ему должно было быть стыдно. В целом и было, и правильно было. Поттер же не стал над ним смеяться, только невинно закивал, словно не он только что заставил Северуса опозориться. Северус заскрежетал зубами, глядя на то, как девочка прыгучей походкой отправилась к своим новым друзьям из Рейвенкло, и ценой титанического усилия напомнил себе великий стратегический принцип: не можешь остановить - возглавь. — Если я определю больше студентов правильно, чем вы, с вас бутылка хорошего огневиски, — тихо, но безапелляционно заявил он, и Поттер уставился на него в абсолютном изумлении, словно впервые увидел. Северус почувствовал, как внутри у него что-то приятно встрепенулось впервые за долгое время — оказывается, он всё ещё был в состоянии выбить Поттера из равновесия, не всё было потеряно. Глядишь, на днях как-нибудь и заставит наорать. — Ладно, — кивнул тот. — А если я угадаю больше? — Вы, Поттер, только и способны гадать, тыча пальцем в небо, — отчитал его Северус, мелочно пользуясь возможностью. — Но дуракам, как известно, везёт, так что если вы победите, то с меня ящик сливочного пива. Вот теперь Поттер уставился на него так, словно это он сознался, что любит проводить досуг в окружении флобберчервей. Северус был решительно доволен, и откинулся на высокую спинку кресла чуть удобнее, принимаясь наблюдать за первокурсниками. В конце концов, сегодняшний вечер был настолько из ряд вон выходящим, что можно будет его задним числом внести в список вещей, которыми он собирался себя развлечь. Вообще, конечно, ему стоило немедленно пресечь происходившее, но рука не поднималась — Северус редко обнаруживал себя в настолько бодром расположении духа, если он был честен с собой. Один раз, пообещал он себе. Всего один раз, и он вернёт заведённый мирозданием порядок вещей обратно на место, и не будет поддаваться влиянию Поттера и его омерзительно заразному, расхолаживавшему жизнелюбию. Под столом на коленях у него возник пергамент и сам расчертил себя на две колонки, чтобы вести счёт. Поттер — на секундочку, и сам преподаватель! — от подобной демонстрации невербальной магии явно хотел зааплодировать, но, к собственной чести, сдержался и только спросил: — Научите когда-нибудь? — Какая поразительная тяга к знаниям, профессор. Как жаль, что вы так тщательно скрывали её целых пять лет, что я имел несчастье вас учить. Поттер нагло засмеялся в кулак, маскируя звук под кашель, почему-то совершенно не оскорблённый. Как будто Северус с ним легкомысленно шутил. Северус использовал своё самое высокомерное выражение лица и мрачно процедил: — Ваша ставка, Поттер, — он указал глазами на девочку на табурете. — Я вам поддаваться не буду. Поттер, всё ещё посмеиваясь, сделал ставку. — Поттер, может, вы ещё и позицию Распределяющей шляпы займёте? — кисло спросил Северус уже после начала приветственного пира, поскольку Поттер одержал верх со счётом двадцать три к пятнадцати. С Северуса теперь причитался ящик сливочного пива. — К сожалению, я не умею петь, — сокрушенно покачал головой тот, и положил себе ещё один кусок пирога, как будто это было его единственным возражением по существу. — Тогда, возможно, вы попросту заняли не ту вакансию и вам бы стоило преподавать Прорицания. Поттер снова рассмеялся, словно компания Северуса Снейпа за ужином была праздником, а не фатальной неудачей. Как будто от присутствия Северуса не пыталось свернуться всё доступное молоко на столе. Поттер с одухотворённым лицом взял в руки свой кубок с тыквенным соком и принялся безумными глазами вглядываться в его мутные оранжевые недра, словно ожидая там что-то увидеть. — Мой мальчик, — прошептал он, — у тебя… Гримм! И посмотрел на него абсолютно пустыми глазами, в которых невозможно было обнаружить и следа разумной жизни, после чего скорбно добавил: — Боюсь, это недобрый знак! Северус поперхнулся, чуть не сдержав невежливый смешок, безусловно опознав свою бывшую коллегу в исполнении Поттера. Это было чрезвычайно неуважительно и абсолютно недопустимо. Поттер сиял, довольный, словно способность развлечь своего ненавистного бывшего профессора за ужином была в списке его достижений где-то прямо следом за убийством Темного Лорда. — Профессор пыталась предсказать мне чудовищную трагедию как минимум раз в месяц на протяжении пары лет, — пояснил тот, возвращая кубок на место. — И что, она действительно видела Гримма? — поинтересовался Северус, поскольку устраивать Поттеру скандал на ровном месте, чтобы просто испортить им обоим настроение, этим вечером рука не поднималась даже у него. Но он твердо обещал себе, что этого больше не повторится. — О да, — кивнул тот и отрезал кусочек от пирога. — Это было в тот год, когда Сириус сбежал из Азкабана и бегал по территории школы в виде собаки, — теперь он уже откровенно ухмылялся, явно считая деталь забавной. При упоминании Блэка взгляд его, разумеется, на секунду всё равно потускнел, но Поттер быстро стряхнул с себя паутину скорби и решительно двинулся дальше. Не то чтобы Северус наблюдал, глупости какие. — Тогда это поразительный в своей уникальности случай, — задумчиво прокомментировал он, — который одновременно демонстрирует как вопиющую некомпетентность, так и большой талант в одной и той же области в один и тот же момент времени. Поттер явно пару секунд переваривал предложенную ему мысль и затем со смехом согласился. — Тем более вопиющий, что это был единственный год в Хогвартсе, не считая повторного седьмого курса, когда меня действительно никто всерьёз не пытался убить. Вилка Северуса невольно замерла над тарелкой. Интонация у Поттера была такая, будто тот говорил о погоде в Шотландии на ближайшие три дня, и потому меньше всего походила на хвастовство. — Уверен, что вы преувеличиваете. Что, впрочем, в вашем возрасте всё ещё в какой-то степени простительно. Вот это Поттера неожиданно задело, и он вскинул голову, сердито глядя на Северуса, и сердце у того отчего-то пропустило удар. — Во-первых, я не ребёнок, и вы прекрасно об этом знаете, — запальчиво начал он, сверкая глазами, но затем каким-то чудом смог себя остановить, медленно выдохнул. Затем откинулся на высокую спинку стула, рассеянно созерцая плывшие над головами свечи, словно в поисках потерянного спокойствия. И, похоже, нашёл. После чего поднял перед собой руку и почти миролюбиво предложил, явно уверенный в том, что собирался сказать: — Ну давайте посмотрим. На первом курсе, — он старательно отогнул первый палец, словно имел дело с интеллектуалом вроде Грегори Гойла. — На первом курсе Волдеморт пытался убить меня из-под тюрбана Квиррелла, а заодно меня чуть не сожрала трехголовая собака, не задушили дьявольские силки, не убила стая взбесившихся ключей и не отравил ваш яд. К этой части Северус был готов, так что даже не стал особо возражать: — Разве что все пункты кроме первого вы навлекли на себя сами, но по существу спорить не буду. Поттер, кажется, повеселел, сочтя это за ободрение. — На втором курсе всем нам угрожал василиск. — Верно, но тут все были в равных позициях, по крайней мере, за вычетом чистокровных волшебников. — Да, но вот Риддл, отдававший ему приказы, вполне себе желал лично моей смерти. В меня даже воткнули клык василиска, — Поттер похлопал себя сбоку по плечу. Что, простите? — Вы не знали? — в свою очередь изумился Поттер, оценив его реакцию. — Я думал, вы это как-то… обсуждали. — Ах да, знаменитые педсоветы, на которых Директор вводил нас во все свои сомнительные дела, — с насмешкой протянул Северус. Поттер надулся, неохотно признавая, что ляпнул глупость. Эго Северуса расцвело чуть пышнее. — Яд василиска, Поттер, — всё же вернулся он к волновавшему ему вопросу. — Это не шутки, как вы вообще остались живы? — Ха! — триумфально воскликнул тот, тем самым привлекая недоуменные взгляды обеспокоенных коллег, которые, кажется, ждали, что Северус с минуты на минуту совершит у них на глазах убийство с особой жестокостью. — Прошу прощения, — Поттер прочистил горло. — Я хотел сказать, что вот и вы уже задаётесь моим вопросом, потому что иногда я и сам не знаю, как пережил школу. — Яд, Поттер, — повторно вернул он того к теме. — За мной прилетел Фоукс. Северус только покачал головой. Очередной непостижимый и в ретроспективе ужасающий замысел Дамблдора, надо полагать. — Но, — тут Поттер повеселел. — Самой большой угрозой второго курса было не это. Северус вопросительно вскинул бровь. — Спустившийся с нами в Комнату Локхарт в какой-то момент навёл на нас сломанную и перемотанную скотчем волшебную палочку Рона. Угол губ Северуса дёрнулся против воли. Поистине ужасающая опасность, превосходившая все прочие. — Третий курс прошёл спокойно, если не считать той сцены у Визжащей хижины, — продолжил Поттер и третий палец загибать не стал. — Загибайте давайте, — почти сварливо велел Северус, с изумлением наблюдая, как сам же открыл рот, не проконсультировавшись с собственными лобными долями. — Как бы вы хорошо не относились к оборотню, он ещё как мог вас разодрать. Глаза у Поттера вновь стали печальные, но палец он послушно загнул. — По такой логике, он мог задрать нас дважды, потому что это мы и отвлекли его криком из леса. Северус прищурился. Такими темпами, к концу ужина ему предстояло натренировать мышцы вокруг глаз сильнее, чем за год на уроках с безмозглыми идиотами. — Объяснитесь, Поттер. — Возможно, — уклончиво начал Поттер, — в деле был замешан хроноворот. Северус какое-то время потрясённо молчал, затем с небывалой искренностью спросил: — Поттер, вы издеваетесь? Тот помотал головой, глядя на него бесконечно честными глазами. Два года назад, встретив такой взгляд, Северус был бы твердо уверен, что ему нагло врали, но сейчас у Поттера действительно не было поводов врать ему о запрещённых артефактах чрезвычайно ограниченного доступа, даже если срок давности по его гипотетическим правонарушениям давно уже вышел. — Клянусь, каждый курс после первого я начинал в надежде, что просто проведу время спокойно, — уверил его Поттер и задумчиво поковырял свой многострадальный пирог. — Не кажется ли вам, мистер Поттер, что в таком случае не стоило брать в руки подобную вещь? — отметил Северус очевидное. — Сириус должен был умереть в ту ночь, — тихо пояснил тот, не поднимая головы, и Северус замолчал. Как бы плохо он ни относился к Блэку, сейчас было не время выражать свои чувства на этот счёт. В конце концов, у Поттера было так много возможностей за последний год поступить с ним мелочно и отыграться за годы унижений, или воспользоваться общей уязвимостью Северуса и просто испортить ему жизнь, но тот не воспользовался ни одной из этих возможностей. Северус был мелочным, желчным и порой откровенно несправедливым человеком, но в данном случае почему-то важно было сдержаться. Может, потому что те самые нормальные, обычные люди, жившие неведомой ему нормальной, обычной жизнью, старались не ранить людей без крайней необходимости. И у Северуса, сидевшего в Большом Зале в первый день учебного года, если быть предельно честным с собой, подлинной необходимости не было. Мог ли он одним жестоким движением ударить Поттера по больному? Да. — Хроноворот, надо полагать, тоже был делом рук Директора? — перевёл тему он. Поттер даже не удостоил его ответом, только посмотрел так, словно это само собой разумелось. Так, оно, в общем-то, и было. — Ну а четвертый курс? — устало спросил он. — Надо полагать, возвращение Лорда и Турнир? — Да, тут всё просто, — покивал Поттер так, словно снова вернулся к обсуждению погоды на завтра. Да уж, проще некуда. — Пятый? — Началась война, в школе была Амбридж, затем произошёл… произошёл Отдел Тайн. Северус не стал задерживаться и на этом. — Шестой курс? — он уже и сам был готов загибать пальцы. — О, — Поттер ухмыльнулся и вдруг ожил, — тут есть чем похвастаться. Например, озером, полным инферналов. — Поттер, это уже не смешно, — Северус вдруг почувствовал необычайное утомление от всей этой беседы. То ли от нескончаемого потока угроз, то и дело проходивших в миллиметре от жизни Поттера, то ли от того, что он уже так долго вёл настолько несвойственную ему беседу с Поттером, и уже не знал, как именно ему стоило себя чувствовать. Это было чрезвычайно странно, и Северус попросту устал и больше не хотел новых впечатлений, он хотел обратно в свои тихие комнаты и никого не видеть до конца дня. Возможно, он не был создан для перемен, возможно, ему стоило позорно поджать хвост и выбросить из головы свои идиотские, почти что наивные идеи. В конце концов, ему было больше сорока, а не одиннадцать. — Мы забрали медальон Регулуса Блэка, — негромко пояснил тот, явно не желая обсуждать крестражи в Большом Зале, и тоже замолчал, кажется, заметив какую-то перемену в лице Северуса. — Мистер Поттер, — наконец, перебарывая собственное нежелание открывать рот, — будьте так любезны впредь не попадать в такое количество опасных для жизни ситуаций, это чрезвычайно утомительно. Поттер замер, растерянно глядя на него, словно не до конца уверенный в том, как стоило интерпретировать эти слова, но затем его лицо осветилось улыбкой. Северусу захотелось устало закрыть глаза, так, как если бы он слишком долго смотрел на прямой источник света, а потом не смог себе объяснить, какого черта он так поступил и на что рассчитывал. — Доброй ночи, — чуть громче обратился он к своим коллегам и решительно встал из-за преподавательского стола, больше не уделяя Поттеру никакого внимания. Этот день и так уже был слишком длинным, и чувство меры подсказывало, что не стоило его продолжать. Кажется, Северус перетрудил этим вечером в себе какие-то душевные мышцы, о существовании которых до того и не подозревал. Или, может, он о них и знал, но очень хорошо забыл за годы бездействия.