Догорает свеча

Сладкие объятия тьмы царили в высоких, уходящих куда-то в непроглядную тьму, стенах замка. Неживые пейзажи вокруг, как и владельцы данной крепости чем-то притягивали и пугали. Прошло всего пару дней с того момента как Альфред и профессор находились тут, но тревога царапала душу с той же силой, как в первый день, в первую секунду, когда в поле зрения появились две фигуры. Они были совершенны: бледная, как снег кожа, острые скулы, как изгибы айсберга, длинные волосы, гладко и плавно сползающие ниже широких плеч. Ледяные голоса этих существ расплывались по воздуху, мурашками подкрадываясь под одежду к телу Альфреда. Страшно взглянуть им в глаза, страшно рассмотреть вампиров, но ведь он пришел сюда ради возлюбленной. А ради возлюбленной нужно взглянуть в пристальные очи страха неминуемого? Снова тусклый свет подрагивающего языка пламени безнадежной свечи. Огонь горел так робко, напоминая такой же слабый огонек в душе Альфреда. Парень сидел на большой кровати, сделанной из дуба, с дорогой и качественной резьбой, завешенной балдахином из красного бархата. Уткнувшись лбом в холодные колени, он окунулся в омут раздумий. Из алых губ вырвался отчаянный выдох. Сутки в оковах обители вурдалаков тянулись долго и томно, а лицезреть рыжие кудри возлюбленной за всё время пребывания здесь так и не удалось. «А жива ли она?» — всплыл вопрос в голове шатена. Невыносимая тревога сдавливает живот. Альфред обвивает руками свои колени, нагое тело покрывается мурашками от холода в покоях. На спине ярко вырисовываются позвонки, а из-под волнистых прядей волос виднеются уши, постепенно окрашивающиеся в пунцовый. Глаза пекли от желания выпустить злость и обиду на себя за то, что он не смог уберечь от бедствия Сару. Стукнув по мягкой кровати кулаком, парень прошипел себе сквозь зубы: — Не будь тряпкой, Альфред, просто найди её! — вскочив с места, шатен расправил плечи, словно воин пред врагом и нахмурил брови, внушая себе уверенность. Но только он повернулся к высокой тёмной двери и увидел высокого мужчину с длинными волосами цвета серебряных звёзд, — уверенность улетучилась. Альфред схватил шелковое одеяло и прикрыл свое тело. — Ах, как ты пуглив, Альфред, — вальяжной походкой приближался Герберт к шатену, накручивая прядь своих волос на палец. — Сегодня будет бал, мой дорогой, и ты будешь там. «Бал...» — новость, слетевшая с уст вампира, отрезвила Альфреда. Глаза засверкали надеждой: сегодня он точно увидит Сару. Из грез о том, как он, наконец, коснется румяных ланит своей недосягаемой музы, вырвало холодное касание длинных пальцев Герберта прямо к пояснице человека. — Вы, люди, всегда реагируете так на какие-то новости, стоя нагим в абсолютном удивлении? — довольно ухмыльнувшись, Герберт скользнул к Альфреду ближе и встал сзади, проводя рукой от поясницы парня к его паху. Запах теплой человеческой плоти сводил с ума, красивая шея человека соблазняла на ледяной оскал. Она манила одарить это место впивающимеся клыками в шею. Как же Герберту хотелось ощутить металлический привкус теплой крови Альфреда. Ему хотелось почувствовать вкус страха, насытиться им по самый край своих желаний. Ему хотелось держать обмякшее тело мертвого человека и уже новорожденного вампира. Казалось, сейчас он может сделать всё, что пожелает, подмяв под себя хрупкое тельце Альфреда, но что-то не позволяло это допустить. Чувствуя дрожь парня, Герберт прижал его к себе сильней, сжимая челюсти. Чувства метались в нём с одной стороны в другую, словно птица в запертой клетке ещё с тех пор, как простой смертный появился в стенах этого замка. Проникаться чувством жалкой привязанности или ещё чего хуже — не это ли «что-то» не позволяет вампиру впиться клыками, острыми, словно меч, в яремную вену Альфреда, сжимая его дрожащее, соблазняющее тело? — Нет! — стараясь отстраниться от высокого, на головы две так точно, вампира, вскрикнул Альфред. Потеряв равновесие, он полетел лицом в мягкую перину, окутанную шелками. Нервно развернувшись на локтях, парень перевёл взгляд на высокий силуэт. С этого ракурса вампир казался ещё больше, чем обычно. Страх бесцеремонно ворвался в сердце бедолаги, клешни тревоги перекрыли дыхательные пути, обвивая ребра и сильно сжимая их. Силуэт медленно приблизился к обнаженному колену Альфреда и запечатлил на нём короткий поцелуй. — Я буду ждать тебя, — промурлыкал Герберт фон Кролок и удалился из комнаты, оставив человека одного. Время тянулось мучительно долго, свеча провожала этот вечер своими остатками, сгорая до конца. Распластавшись на кровати, парень прикрыл глаза. Перед ним всплыл образ вампира, целующего его колено. Приятный спазм скользнул вниз, к животу. Тепло разлилось в том же месте из-за мыслей о вампире, а тёмные брови нахмурились. Он так красив и притягателен, как запретный, но до пьянения желаемый плод. Что это? Вампиры способны гипнотизировать? Ещё утром Альфред противился от такого открытого поведения Герберта, а сейчас что? Представляет его холодные, но страстные касания? Хотелось бы ему отрицательно покрутить головой, отбросив свою фантазию на дальний план, но нет, не сейчас, когда тело так бурно реагирует на всё это. Ощущения были не самыми лучшими: сердце бешено колотилось, а в голову лезли мысли о том, что сейчас, скользя рукой к уже твердому причинному месту, он предаёт Сару. Но мурашки оспой рассеялись по телу Альфреда от фантазий. Длинные ресницы дрогнули от прикосновения к себе. Схватив основание, Альфред провёл холодной рукой вверх и вниз, от чего неприятно поёжился. Вина медленно отступала. Теперь под закрытыми веками рисовались новые образы: прекрасные волосы Герберта, его острые изгибы под шелковой рубашкой цвета нежной сирени, холодные серые глаза и дерзкая улыбка. Всё это дурманило Альфреда. Рука скользила всё быстрей, из пересохших губ выкатывались тихие стоны. На щеках появился румянец, а к паху, с новым разгоном скатилась новая волна приятного тепла. Альфред позорно кончил, содрогаясь и шепча имя того, кого он до потемнения в глазах боится. Противясь того, что совершил пару секунд назад, парень подорвался с места, спешно надевая одежду. Стало правда не по себе, он запутался. Проживши столько времени во дворце вампиров, гипноз уже и не казался бредом. Бредом казалось то, что он только что позволил проникнуть чудовищу в свои влажные фантазии, откинув Сару на задний план. А важно ли, гипноз это или собственное желание? Он сам допустил это. Часы скоро должны пробить полночь, а значит бал вскоре начнется. Музыка скрасит высокие потолки и огромные люстры. А существа вокруг, все до единого, сольются в танце. И, казалось, нужно просто пойти туда — в воцарившийся над головами сущностей праздник и найти девушку с изумрудными глазами. А дальше всё просто: героически забрать её с собой, вернуться домой и доставить Сару в целости и сохранности под сопровождение ласкающих слов жильцов деревни о том, какой мужественный поступок совершил Альфред. Но что-то корежило быстро бьющееся в унисон сердце. Страх и неизвестность. Набравшись смелости, Альфред вышел из роскошных покоев и направился в главный зал замка. Огромная лестница симметрично переплелась с другой, точно такой же, располагавшейся напротив, и повела вниз. Мраморный пол отражал свет ярких свечей. Было невероятно красиво, он никогда не видел таких деталей в интерьере. Настраиваясь на то, что сейчас придётся оказаться в окружении монстров, Альфред наконец спустился вниз, в главный зал. В помещении и правда было много невиданных им раньше существ. И, как бы они не приковывали к себе взгляд чужих глаз, Альфред пришел сюда за единственной целью. Судорожно изучая глазами место, юноша осознал —сердечко с каждой секундой колотится всё быстрее. Среди оравы монстров хотелось увидеть яркую, как пламя костра макушку, подойти к ней, схватить теплую ладонь и убежать за горизонт подальше от всей этой ахинеи, рассказывая о своих чувствах Саре. Но искренние ли они? Этот вопрос встал поперек горла Альфреда от уже знакомых рук на его хрупких плечах. — Ты её не найдёшь, mon cheri, — да, это был его голос. Бархатный голос Герберта — вампира, отчаянно соблазняющего Альфреда уделить ему особое место в голове. И ведь получилось, теперь не он один думал о темных волнистых волосах человека, о биении его сердца, о его алых губах. Теперь и Альфред думал о нем — о вампире с обликом светлого дьявола. — Я приглашаю тебя на танец, Альфред. Бесцеремонно схватив теплую руку парня, Герберт покружил замершую диафрагму напротив него. Скрипачи заиграли новую композицию, синхронно лаская струны смычками. Низкие ноты, которые зажимал пианист, прыгали от сердца к пяткам. Слияние музыкальных инструментов под руководством дирижера, разрезающего воздух палочкой, вводило в транс, убаюкивая в медленном танце почти всех присутствующих. Робко отводя взгляд от вампира, Альфред почувствовал, как его щеки залились пунцом. Не хотелось вспоминать то, что произошло час назад в покоях. Но разве он способен быть собой? Он способен быть тем героем, которого он желал видеть в своих мечтах перед таким обворожительным сыном Графа? Нет, не способен, он слился с ним, танцуя вальс, предательски позабыв о Саре. Герберт двигался грациозно и плавно. Так умел только он. Серебряный взор вампира устремился прямо на Альфреда без капли стеснения. Румянец и живое тепло человека кружило голову. Положив руку на шею Альфреда, вампир ощутил быстрый пульс под пальцами. Уголки губ Герберта довольно сползли вверх. Стоило шатену чуть поддаться вперёд — вампир тут же потеряет остатки здравого разума и безжалостно вонзит клыки в ароматную нежную шею. Словно услышав ядро мыслей Герберта, Альфред прижался к высокому вампиру, распрямив свои ладони на его широкой груди. Плавно двигаясь под сию магическую музыку, мысли каждого были забиты своим: Герберт жаждал крови, жаждал страха и полной подвластности Альфреда. Альфред, словно под гипнозом, влипнул в море смолы, приклеевшись к источнику страха, к вампиру, манящему к себе. Герберт склонился над человеком. Холодное дыхание вампира обжигало шею, усыпая горсть мурашек на каждый сантиметр тела. Не в силах сдерживать свой порыв, вампир ощутил, как клыки послушно заострились, и, прижав Альфреда к себе, Герберт непоколебимо впился в сочную шею человека, пробираясь к яремной вене. Безжалостно глотая алую кровь, вампир, наконец, ощутил этот вкус страха и безвыходности смертного. Он принял в объятия смерти, граничущей с жизнью, Альфреда, упиваясь привкусом жестокости и теплой крови.