В привычном и уже ненавистном кабинете химии, как всегда, царила атмосфера опустошения и отчаяния, как в каких-то руинах, даже если парты стояли ровными рядами, а стулья не стали орудием преступления. Учащиеся держались из последних сил, чтобы не зарыться под три метра земли. Ясное дело, предмет понимали не все, а потому эти ребята имели тягучую усталость в груди, ведь смогли получить каким бы то ни было трудом (честным или нечестным) приемлимую оценку. У многих болела голова, а силы, которые ещё понадобились бы для будущих подвигов, магическим образом испарились, оставляя учеников разбитыми и подавленными.
— Почему эта дура поставила мне два за самостоятельную?! Я ведь решил все задачи, — Антон пытался говорить как можно тише, выискивая глазами учителя в кабинете. К счастью, в этот раз удача была на его стороне.
— Антош, ты забыл уравнять реакцию, воспользоваться плотностью по азоту и перепутал калий с кальцием. Пойми, что там не за что ставить оценку, — рассуждал Собакин так, будто имел докторскую степень по бытовой, но химии, хотя пару секунд назад смял листок с контрольной работой, предварительно нарисовав на нем пенисы. Непризнанный гений современности.
— Хватит гасить меня! Если сам такой умный, то мог бы и объяснить решение. Или зассал признать, что списал под конец урока? — Тяночкин сжимал листок бумаги, на котором красовалось глупое, в местах невообразимое, решение. Будто вместо ученика десятого класса работу писал несчастный пятиклассник, но Антону, пожалуй, не нужно знать об этом.
— Списал, ведь мне было лень решать, там же всё легко, — прибавляя значимости в собственных глазах, Александр продолжал выводить друга из себя, который начинал скрипеть зубами. Возможно, ещё немного, и в Собакина полетит учебник по злосчастной химии.
Но ответа не последовало, доносилось лишь тяжёлое дыхание и обрывки чужих диалогов. Сейчас же настала кульминация всего спора, который обязан закончиться победой над Антоном! Но вместо этого Тяночкин опустошенно смотрел куда-то в даль класса, где светило позднее солнце, а по кабинету гулял прохладный ветерок, чтобы не заставлять учеников париться в духоте. Иначе все легли бы штабелями.
— Ой, да не расстраивайся так сильно! Сегодня объясню тебе всё на раз-два, а ночью будем в роблокс играть и травить маленьких детей.
Александр прерывисто смеялся от собственного предложения и потрепал Тяночкина за плечо, выводя того из хмурого состояния. Будь такая возможность, Собакин бы развалился на стуле, ставя ноги на парту, но ограничился покачиваниями на стуле, как старый дед.
— Ты только им деньги не переводи, а то разведут, как лоха, сам ведь чуть адрес свой не скинул.
— Я всё равно твоей карточкой воспользуюсь, так что моим финансам ничего не угрожает. Не зря ведь я умный мальчик, — в качестве доказательства собственных слов, Александр поправил воображаемые очки и указал пальцем в свою голову, кладезь знаний, даже если из ценного там было... Неважно. Всё равно они не на рынке органов.
— В мою квартиру можешь не входить, — Антон был на грани срыва, чтобы не ударить друга о парту, но приходилось сдерживаться, смотря на все такую же яркую улыбку.
— Знаешь, сидеть в падике и решать химию, конечно, романтично, можно даже видео снять, но там холодно и нет твоей мамы.
— Маму не трогать! И про какое видео ты говоришь?..
— Пранк над другом, чтобы узнать: гей он или притворяется натуралом? — Саша смеётся и хрюкает над своей шуткой, будто это самое лучшее творение, которое смогло создать человечество, — так что тебе лучше впустить меня в дом.
Даже если Тяночкин и вправду обидится на собственного друга, то уж точно не из-за такой мелочи... Да и обидится ли он? Маловероятно, ведь тогда Саше придётся подорвать доверие к себе к чертям собачьим, а это ой как непросто и, к тому же, будет стоить непомерных сил, которые не окупятся никоим образом.
Всё-таки, Антоша слишком мягок.
***
— Ответь мне честно, ты все эти годы в потолок плевал или что? Почему у тебя получилось соединение C3H14? — Александр раздражённо ходил по комнате, морально давя на своего друга. Эти протяжные вздохи, громкий топот, шипение и бормотание — примерно такая реакция может быть у измотанного преподавателя после тяжёлого рабочего дня.
Парни постарались как можно быстрее начать заниматься химией, пусть одному из них не хотелось даже существовать в одной комнате с учебником по данному предмету. Собакин прямо вжился в роль педагога и старался соответствовать ей настолько, насколько ему позволяло его поведение и манеры. Сначала всё казалось глупой забавой, как если бы они решили поиграть в учителя и учеников, используя пень как письменный стол и изучая счёт на берёзовых листочках, но Антон не мог бы и представить, что Саше подойдет эта строгость и некая серьёзность. Хотя Тяночкин никогда бы не сказал это вслух.
— Нет, только в тебя. А что мне сделать, если молярная масса подходит только к этому существу? — Антон что-то яростно зачеркивает, направляя мышление в другое русло и получая всё тот же ответ, словно взгляд на тетрадь под совершенно другим углом не способен перестроить вселенную.
— По-твоему, в природе не может существовать C4H2? — Саша быстро подстраивается у спины друга, задумчиво ища глазами злосчастное решение, — ты хотя бы на отношение своих индексов посмотрел: 2:1.
— Это типо счёт в игре? — Антон пытался держать себя в руках, хотя родителей не было дома, а Собакин подливал масло в огонь в угоду веселью.
— Да, играли в дурака на твоё очко. Счёт в мою пользу, — Собакин продолжает смеяться над ухом Антона, чуть ли не задыхаясь от собственной гениальности, — Вот видишь, как всё легко в химии, тебе всего лишь нужно раздеться и лечь на кровать, чтобы поставили приемлемую оценку.
Антон хватается за лоб, ощущая жар на своих щеках. Глубокий, небольшой хрипотцой, голос друга проникает в самый мозг, заставляя мурашки пробегать по позвоночнику, а тишина в доме не делает ситуацию лучше. Может быть, плюнуть на эту мораль и просто отдаться Саше? Звучит очень по-максималистски, но Тяночкин не может справиться ни с собой, ни с дурманящим запахом от своего товарища. Нет, и ещё раз нет! Они ведь друзья! Да и сам Собакин говорил, что он не в его вкусе. Это всего-навсего глупые мысли, генерируемые его глупым мозгом из-за слишком сложной работы и перегрузки. Именно так оно и есть!
— Так вот, как ты себе оценку заработал... А сам же кичился, что химию можешь решить на раз и два, — пытаясь выдавать хоть что-то, Антон понемногу начал терять крупицы самообладания. Всё-таки, Собакин пах прекрасно.
Но за такие слова в голову Тяночкина прилетает подзатыльник. И даже серьёзный.
— Во-первых, не завидуй мне, а во-вторых, продолжай решать, — с немного повелительным тоном сказал Собакин, возвращая парня в реальность.
***
Незнакомцы (да и знакомые люди) часто путали Антона с ребёнком. Может быть, это происходило из-за несломавшегося голоса и милого личика, немного мягкого характера и забавной реакции на окружающий мир. Саше нравилось дразнить своего приятеля с помощью игрушек и плюшевых одеял, имеющих запах дешёвого порошка, хотя Собакин всё же любил его за простоту, наивность и чувство покоя, которое ему давало общение с этим мальчиком.
Находиться в комнате Тяночкина намного лучше, чем дома, где скоро заведутся личинки из-за забытой в кровати еды, из-за которых непутёвого школьника могут выселить. А Саша что? При первой же возможности прибежит к своему Антоше, чтобы пожаловаться на несправедливость жестокого мира. И Собакина обязательно впустят и выслушают.
Тяночкин не сможет поступить с ним по-другому.
— Ну, и к какому выводу ты пришёл? — заглядывая за плечо друга, Саша улыбнулся и почесал свой прокол на губе. Возможно, ему нравится роль недорепетитора, который контролирует своего ученика во имя знаний и прогресса или собственных утех. Конечно, это всё выглядело двусмысленно и почти неправильно, но формально черта не была пересечена, так что пока беспокоиться не о чем.
Смотря на спину друга, Собакин лишь усмехнулся: на прилежном ученике до сих пор были короткая рубашка и школьные штаны. Антон настолько сильно не хотел начинать учиться, что во время спора забыл переодеться. Саша пытался не засмеяться, но выходило это плохо и напоминало скрип ржавых петель или крики умирающего животного.
— Ты там опять подавился воздухом? — Антон пытался сосредоточиться, но образ мельтешащего друга за спиной не давал мыслям соединиться в единую нить и лишь запутывал всё в отвратительный клубок без структуры и четкой формы, который выглядел довольно жалко и печально.
— Да, а то он у тебя слишком нормальный, мой организм не привык к такому, — Саша отодвигает ворот футболки, наслаждаясь лёгкой прохладой, которой, впрочем, было недостаточно. Так-то он бы вообще разделся и лёг на балконе.
— Можешь вдохнуть угарного газа, сразу на душе легче станет, — несчастный черновик претерпел ещё один нападок ненависти, из-за чего Антону пришлось вновь вдумчиво вчитываться в задачу, что получалось плохо.
— Нет, спасибо, мне ещё жить хочется.
Наблюдая усердство Антона, Саша почувствовал хандру, которая растекалась по телу. Зевок уже сам по себе подступал к горлу, а кровать друга выглядела мягкой и прямо-таки манила к себе, поэтому уставший от объяснений Собакин не стал сопротивляться. Тяночкин ведь на него не разозлится, если он решит вздремнуть? Конечно, нет. Максимум, что сделает Антон — пощипает за бока или скинет с кровати на ковёр. Хорошо, что он большой и пушистый. Можно спать прямо на нём, если Тяночкин будет не в духе из-за химии или поведения Саши.
— У тебя есть 10 минут, чтобы дорешать эту задачу, а мне нужно вздремнуть, уж слишком я заработался, — раздавая указы своему единственному подчинённому, Александр чувствовал внутреннее удовлетворение и гордость за своё правление в маленьком, но королевстве. Главное, чтобы подданные не додумались устроить бунт и свергнуть верхушку власти.
— Предатель, я тоже хочу поспать, — Антон отодвигает выглядящую не самым лучшим образом тетрадь по химии, чтобы сбросить с себя тяжёлый груз работы. Из новых записей на листе бумаги появились только две буквы латинского алфавита и штриховка клеточек на полях тетради, неаккуратная и размазанная, словно Тяночкин пытался занять время, а не напрячь свой мозг.
— Можешь лечь ко мне, я не возражаю, — положив голову на руки, Саша пытается принять соблазнительную позу и немного отодвигается к стенке, чтобы Тяночкину хватило места. С хитрой ухмылкой и прищуренным правым глазом Саша напоминал подбитого, но довольного пирата или разбойника, похитителя сердец, в частности именно у Антона. Так что грех было бы отказаться, и даже если это предложение не более, чем шутка, то Тяночкин не может устоять перед ним. Может быть, это всё из-за запаха никотина, который въелся в самые руки, может быть, это всё из-за друга, который излучал тепло и кофморт. Хотелось просто прижаться к нему и ощущить хотя бы каплю заботы — того, чего достаточно сильно не хватало Антону.
— Двигайся дальше, места совсем нет.
— А ты разденься, кто будет спать в школьной форме?
Либо Антон витал в облаках, либо не хотел спорить с другом, раз спокойно и безропотно подчинился просьбе Александра. Смущаться здесь особо не из-за чего: они оба часто переодевались в раздевалке, Собакин постоянно бил Тяночкина по заду, а в ответ получал по голове за "слишком длинные руки", хотя сейчас, когда Антон медленно стягивает с себя штаны и даже с какой-то элегантностью расстёгивает пуговицы рубашки, предварительно развязав галстук, нет вечно орущих одноклассников и атмосферы безумства перед физкультурой. Одежда быстро оказалась в сложенном виде, пока как Собакин наблюдал, словно заворожённый, как лёгкими движениями вещи оказались в шкафу.
— Я всё, — неловко уставившись в пол, Антон пытался не обращать внимания на пожирающий взгляд товарища и немедленно спрятался под одеялом, отвернувшись от Саши.
Кажется, в этот вечер намечается что-то весёлое.
***
Собакин пытается не думать про полуобнаженное тело рядом с ним, пусть дышать становилось всё сложнее, а мозг разрабатывал план, как затащить Антона в свои сети. Это всё началось с глупой шутки, чтобы подразнить своего приятеля, но Саша и понятия не имел, что делать дальше! Если он попытается обнять Тяночкина за спину, то велик шанс выдать свою нервозность — сердце так и намеревалось сделать пируэт... Кто вообще додумался ложиться спать с другом и по совместительству объектом симпатии?
Естественно, Саша.
В одежде становится тесно и неудобно, кровь бурлит, голова забита всякими мыслями, а лицо начинает краснеть. Хотелось сохранять спокойствие, но ради чего? По Антону и так было видно, что он не спит, а лишь прислушивается к своему другу.
Нужно ли это молчание?
— Саш, ты спишь?
— Антош, к чему все эти формальности?
Собакин садится на кровать медленно и осторожно, словно хищник, чтобы наклониться ближе к Тяночкину, который, почувствовав чужое дыхание рядом с ухом, начал дрожать. Конечно, никто сразу в лоб не скажет о своих желаниях, особенно под давлением.
— Хочешь, я тебя согрею?
— Да, пожалуйста, Саша, — Антон говорил тихо, почти шёпотом, будто в пустой комнате мог быть кто-то ещё, кроме Собакина, но нет.
Только его друг имел право слышать эту просьбу в перемешку с мольбой. Она была неловкой, неумелой, но такой желанной, что отказать было невозможно. На душе было слишком легко и хорошо, чтобы отказывать.
Скидывая одеяло на пол, Саша почувствовал, насколько горячими, почти обжигающими, казались его руки по сравнению с открытым торсом Антона. Хотелось поглотить парня полностью и отдать всё тепло, хранившееся глубоко в сердце, даже если оно могло спалить его.
Тонкие пальцы с крашенными ногтями ощупывали новые территории, пока как Антон неловко вздыхал и отводил свой взгляд куда-то в сторону, будто это не происходит с ним на самом деле и образ "хорошего сына" не трещит по швам от связей с Сашей. Выключенный свет люстры нагонял лёгкий мрак по всей квартире, даря чувство спокойствия и защищённости — единственное, что позволяет не думать о неправильности их действий.
Прощупывая рёбра и
случайно задевая соски, Собакин упивался реакцией и видом своего товарища: горячие щёки, испещренные алым, прекрасно смотрелись на чуть загорелом лице, пухлые и немного искусанные губы, что так и манили к себе, покрылись тонким слоем слюны... Так и должно быть? Саша пытается вспомнить алгоритм действий, который до этого момента казался бесполезным, но в голове было пусто, а одежда лишь стесняла движение, и руки, застывшие на месте, возвращали в реальный мир. У них это плохо получалось.
Пытаясь вспомнить, что было на этих сомнительных сайтах, Собакин не реагировал на внешний мир, пока как чужая правая рука потянула его за ветровку. Антону настолько не терпится, что сам решил действовать? Похвально. Саша мотнул головой, зажмурив глаза, чтобы вернуть себя в этот мир.
Приняв устойчивое положение и сидя перед Собакиным, Антон глубоко вдохнул с закрытыми глазами и пытался сформулировать мысль, давно летающую в его голове. Саша не смел его подстрекать или как-либо рушить эту интимную и спокойную атмосферу. Но вечно длится ничего не может, поэтому без всяких объяснений Антон вцепился в плечи Собакина и посмотрел прямо ему в глаза:
— Можно ли мне... Я хочу взять твою ветровку.
— Что прости?
Саша криво улыбнулся, принимая слова Антона за шутку.
— Мне нужна твоя ветровка.
Более чётко проговорил Антон, постепенно теряя смущение и румянец, который был ему очень к лицу.
Собакин оставался всё в таком же ступоре, но пытался обрабатывать информацию. Только сейчас осознав, что он до сих пор находится в одежде, пытался резво снять её, попутно матеря всё на свете, Антон же смотрел на всё это с придыханием и восторгом, о чём говорили его раскрытые глаза с игривым огоньком. В другой ситуации Саша посмеялся бы над этой просьбой, но сейчас он и думать о таком не мог, к тому же был занят тем, что разглаживал свою ветровку на коленях.
Мгновение, и нетерпеливые чужие ручки схватили её, чтобы поднести ее к лицу. Возможно, вся ситуация выходила из ряда вон, раз Антон даже не стеснялся жадно вдыхать аромат пропахшей никотином ветровки. Он выглядел таким радостным, чуть ли не возбуждённым, что Саша сам начал краснеть.
— Ты... У тебя есть на это фетиш?
— Она просто вкусно пахнет.
Антон смущённо отводит взгляд, когда внезапная эйфория пропадает, оставив за собой только неловкость и недоумение в чужих глазах. Единственное, что его останавливает от побега — чужая рука, твёрдо держащая его за локоть.
— Антош, это... — не хотелось говорить что-либо по данному поводу, рассуждать и расспрашивать о новой зависимости друга, после Саши, разумеется, нужно было закончить начатое, а потом уже разбираться с остальным, — Давай продолжим, пожалуйста.
Чувствуя напряжение у себя в джинсах, Собакин пытался вернуть всё в прежнее русло, где царит лёгкость движений и желание поддаться своим мыслям.
Наблюдая за чужим лицом, он пытался понять, что чувствует Антон: зелёные глаза бегали в разные стороны, магическим образом обходя силуэт Саши, брови сводились, придавая лику угрожающий вид, щёки наливались кровью. Вся это умственная деятельность так и читалась на Тяночкине, словно муки выбора предстали в самый неподходящий момент.
— Ты можешь исследовать меня, — Антон пытался говорить чётко и без запинок, чтобы показать всю серьезность своих намерений, но как всегда проглатывал буквы и подергивал носом, будучи не до конца уверенным в своих словах.
— Спасибо за приглашение, постараюсь не разочаровать, — Собакин нацепил на себя самую лучшую ухмылку, внутренне ликуя за предоставленную возможность.
***
Первая проблема застала парней в ступор и имела высокие шансы разрушить грядущие события: они оба девственники.
Конечно, здесь нет ничего плохого, ведь человек не рождается с тонной сексуального опыта, да и, вообще-то, они оба вместе смотрели порно, чтобы посмеяться с нелепых диалогов и плоского, нереалистичного сюжета, так что всё в порядке.
Но единственное, что отсутствовало у Тяночкина — смазка.
Не хотелось превращать их первый раз в кровавую
резню бензопилой страсть, поэтому Александр в трусах расхаживал по комнате в поисках безопасной альтернативы.
— Как ты думаешь, крем для рук подойдёт? — Собакин заметил в груде учебников, тетрадей и канцелярского мусора упаковку пыльно-розового цвета, находящуюся там будто бы лишь по той причине, что Тяночкин, как всегда, случайно взял ее и забыл вернуть на законное место.
— Я, по-твоему, разбираюсь в этом? — недовольно фыркнув, Антон старался вести себя сдержанно, даже если его терпение медленно сходило на нет.
— Может быть, я же не экстрасенс, — Саша задумчиво осмотрел тюбик с кремом, как если бы в нём было заключено всё человеческое зло или же панацея, — Ну, в составе не указан мышьяк или ртуть, так что нашим жизням ничего не угрожает.
Антон всё так же лежал, задумчиво глядя в потолок, словно только сейчас появилась свободная секунда для обдумывания их поступка: они ведь больше не друзья, не так ли? Об этом было трудно сказать, ведь Собакин не дал свои комментарии, а лишь со счастливым и красным лицом забрался на кровать, препятствуя побегу руками по обе стороны головы Антона.
— Что такой грустный? Хуй сосал невкусный? — Собакин загоготал из-за обильного количества слюны в горле и собственного превосходства, но быстро, вернув себе самообладание, попытался принять серьёзный вид, — Так, что тебя беспокоит?
Тяночкин бегал глазами по лицу, чтобы выявить, есть ли здесь хотя бы капля насмешки или издёвки, но Саша лишь размеренно дышал и ждал ответа.
— Я просто не понимаю, — Антон сглотнул, подбирая слова, — все ли друзья... Оказываются в подобных ситуациях?
— Нет, друзья по воле случая не решают заняться любовью после химии, — Собакин как-то снисходительно хмыкнул, — Да и ты мне нравишься, так что я спрошу тебя: ты хочешь стать со мной единым целым?
Антон обескуражено раскрыл рот, дыхание спёрло. Саша часто вёл себя неподобающе и бестактно, игнорируя правила приличия и считая все моральные нормы за результат скуки человечества, но та серьезность, с которой говорил Собакин, была ему неприсуще. Он, пожалуй, был слишком серьёзен.
— Да, хочу.
Антон зажмурил глаза, пытаясь спрятаться от стыда за собственные слова. Саша не произнёс ни звука, только сбивчиво дышал. Может, всё-таки не стоило говорить? Вдруг, Саша рассмеется во всё горло и скажет, что просто пошутил над Тяночкиным, а тот слишком серьёзно относится ко всему?
Тогда почему Антон чувствует чужие губы на своих?..
Всё казалось странным плодом воображения, будто Собакин — приятное и мимолётное видение, которое быстро рассеется, подобно дыму от сигарет, стоит хотя бы немного привыкнуть к нему, но тогда Тяночкин всё равно будет чувствовать его на своей рубашке.
Антону пришлось открыть глаза, когда Саша решил прекратить поцелуй.
— О, перезагрузился, а то я уже думал, что ты решил поспать.
— Может, продолжим?
— А что, самому хочется?
Антон лишь выдохнул, до сих пор не признавая свои желания, даже если пятно на его тёмно-синих боксерах всё выдавало. Саша что-то недовольно пробормотал, пытаясь немного трясущимися пальцами открутить крышку тюбика. Кажется, что это всё сон, который так часто преследовал Собакина, но никогда не приходил к своему логическому завершению, дразня его самым извращённым способом. Но сейчас же всё изменится?
Специально не собираясь что-либо говорить, Антон лишь поджал губы и следил за руками своего друга, будто Саша — фокусник, который достанет из воздуха карты и начнёт раскладывать пасьянс. Но тут Собакин потянулся к резинке белья.
— Подними свою задницу.
Тяночкин не стал спорить, поэтому сам решил помочь приятелю, кидая кусок ткани в затенённую часть комнаты. Саша лишь смазал свои пальцы в жирной субстанции, чувствуя тепло, которое текло вниз, оставляя за собой приятное и тягучее послевкусие.
Собакин пытался вести себя серьёзно, но по лицу так и расплылась зубастая улыбка, когда палец проник в анальное отверстие, а Антон старался смириться со своим новым положением.
Растягивать анал было сложно хотя бы для Саши, который почти съел свою нижнюю губу. Тяночкин недовольно бурчал, жалуясь на странные ощущения из-за пальцев внутри. Интересно, как он будет реагировать на член?
Глаза мутнеют от вожделения, Саша напряжённо выдыхает. Даже если взрослым кажется, что это глупый подростковый секс, то Собакин не стал бы так считать. Это всё ново, необычно, в какой-то степени, может, и вовсе неправильно, но так хорошо!
Антон попытался поудобнее опереться на подушки, пока как в голове мельтешили сотни мыслей. Вдруг, прямо сейчас домой заявятся его родители и как ни в чем не бывало зайдут в его комнату? Тяночкин не пережил бы такого позора. Ругань, скандалы... Может быть, его даже выгонят из дома, но на такое они малоспособны, хотя обязательно запретят общаться с Сашей и за порог квартиры этого молодого человека больше не впустят.
— Антош, не думай, пожалуйста, — всё это время Собакин пристально наблюдал за другом, который никак не реагировал на окружающий его мир.
От такого взгляда Тяночкину становится не по себе, но осознание быстро приходит к нему, когда он видит возбуждённый член Саши. Антон сглотнул и захлопал от неожиданности глазами, вновь вспоминая, где находится и что происходит.
— Я вхожу.
Не успевает Тяночкин и пискнуть, как чувствует горячий и влажный орган у своего прохода. Секунда — и головка оказывается внутри. Антон вновь вздыхает, наблюдая за Сашей, который лишь склонил голову, борясь с новыми ощущениями. Всё внутри автоматически сжалось, заставляя парней зашипеть, словно на раскалённые камни попала горячая вода. Тяночкин пытался успокоиться, пока в его голове по ушам стучала кровь, отбивая какие-то свои собственные биты, чтобы заглушить звуки внешнего мира. Саша же в свою очередь стремился отгадать эмоции на лице возлюбленного: может быть одно неловкое движение, и Антон ощутит дискомфорт напару с отвращением, что никак не входило в планы Собакина.
Было горячо, мягко, приятно и узко. Саша чувствует себя физически раздавленным, но как будто бы перерожденным. Впрочем, если всё это — не более, чем вздор и пубертатный бред, то и пусть. Плевать! Слыша лишь тихие стоны, Собакин улыбается, и чувствует наслаждение. Выпрямляя спину, он наклоняется к соску друга и втягивает его в рот.
От неожиданности Антон вскрикивает и выдыхает.
— Ч-что ты делаешь?!
— Ничего противозаконного, разве нет? — Саша с причмокиванием поднимает голову, чтобы беззаботно улыбнуться и похлопать ресничками, словно большой кот, — кстати, я могу двигаться?
От такой наглости Тяночкин хотел возмутиться, но, вспомнив, кто находится перед ним и в нём, решил поубавить свой пыл.
— Да, можешь, — пытаясь выглядеть серьёзно, Антон выдавливал из себя слова, сдерживая ахи и вздохи, но выходило у него скверно.
Собакин постарался двигаться, но из-за узкости полыхающих тисков, он мог лишь гортанно простонать и отпустить голову вниз. Если всё закончится так быстро, то это можно считать провалом года. Как вообще можно сдерживать себя в таком случае?
— Прошу, расслабься. Я сейчас кончу. Слишком туго, — по лбу начал стекать пот, придавая внешнему виду беловолосого ещё больше привлекательности.
Пытаясь спрятать красные щёки, Антон зажмурил глаза и постарался привыкнуть к странному чувству наполненности, чтобы почувствовать заветное наслаждение, о котором обыкновенно твердят люди. Они же не станут врать, верно?
Чувствуя сладкую свободу, которая постепенно накрывала волнами, Саша начал двигать бёдрами, ощупывая почву и пробуя новые возможности, которые были так необходимы ему. Тепло циркулировало по организму, подобно силе, заставляющей продолжать проталкиваться дальше в горячую усладу, настаивала окунуться в эти вздохи и стоны наслаждения, которые Антон без стеснения издавал под гнётом любви.
— В тебе приятно находиться, — Собакин наклоняется к алому лицу Антона, наблюдая за его влажными от слёз глазами, — люблю тебя.
Успев только разомкнуть губы, Тяночкин получает лишь резкий и неуклюжий поцелуй, который так же быстро заканчивается. Но расслабляться не стоит, ведь Собакин решает продолжить изучение грудной клетки возлюбленного, оставляя на ней блестящую слюну. Будто бы рисуя набросок, Саша то и дело проходился по старым следам, чтобы оставить вместо них что-то новое и свежее, чтобы оставить этот след навсегда.
Спускаясь всё ниже и ниже, к животу, Собакин всё отчётливее слышал биение крови по венам, будто через пару секунд он взорвётся от экстаза и наслаждения, что пока не входило в его планы. Внутри органы исполняли кульбиты, пока серые глаза наблюдали за немного уставшим Антоном. Всё смущение пропало, осталось лишь желание и нетерпение, так что Тяночкин не стал ждать и начал двигать бёдрами.
Вперёд, назад. Вперёд, назад. Вперёд, назад.
Саша не считал нужным противиться собственному голосу, так что постепенно начал раскачиваться в своём собственном темпе, получая одобрительные стоны от Антона.
Кровать неприятно и будто бы недовольно скрипела, словно потерпевшая, но это не мешало парням чувствовать удовольствие и наслаждение от соединения друг с другом. Будет смешно, если соседи начнут бить по трубам, даже если их злость и гнев быстро померкнут на фоне вожделения и наплевательского отношения к миру.
Имеет ли смысл хоть как-то беспокоиться об окружающем мире? Конечно, нет.
Темп уже давно стал лишь формальностью, когда Собакин погружался в манящее тепло и возвращался обратно, словно хотел повторить этот опыт. Ещё было желание попробовать ещё что-то новое.
Что-то новое... Точно!
— Тоша... — концентрироваться на нескольких вещах сразу довольно сложно, так что Саша чуть замедляет темп, почти замирает, пытаясь сформулировать вопрос и заглядывает в глаза Тяночкина. Проходит минута, а после Собакин вновь расплывается в улыбке и спрашивает, — Сладкий, ты помнишь формулу алкана?
Проходит несколько секунд прежде, чем Антон напрягается, и Саша почти сдерживался от оргазма.
— Что?.. — Тяночкин с трудом поднимает глаза к бледному лицу, чувствуя, как шестерёнки в голове едва ли хотят двигаться. Что он спросил? Почему он смотрит на него так пристально? Что это опять за ухмылка?.. Но вот Собакин повторяет вопрос:
— Общая формула алкана.
У Антона округляются глаза. Формула чего?!
Они лежат, прекрасно проводят время, а Тяночкин чувствует себя слишком хорошо, чтобы и думать о возможном конце этих любовных актов! И он снова возвращает его к химии, к этому монстру, которого, наверное, никогда не удастся победить! Но ясный взгляд светлых очей его возлюбленного даёт понять, что от Антона ждут ответа. Он пытается начать думать и ворошить уже запылившиеся и покрывшиеся мхом какие-то знания, полученные с уроков химии и недавних объяснений его "преподавателя".
— С чего... Такие... Вопросы?.. — Антон тяжело дышит, пытаясь вспомнить каждое слово и выдыхая его одно за другим.
— Я не продолжу двигаться до тех пор, пока ты не ответишь на мой вопрос, — тихо прошептал Саша, губами чуть задевая чужую ушную раковину. Возмущению его так дорогого ему мальчика не было предела: это очаровательное покрасневшее лицо, взгляд, полный недоумения и злости, сжавшиеся в тонкую линию губы! Собакин вновь почувствовал, как что-то теплое и донельзя приятное задвигалось у него внутри, он вновь бледными руками проводит по изгибам талии своего "друга" и нежнейше улыбается.
К Антону постепенно возвращается ясность мысли, и он пытается ответить хоть что-то:
— Там... Там была буква С и ещё что-то...
Водород?... — он с надеждой смотрит на Сашу, пытаясь найти хоть намёк на правильность его довольно жалкого ответа, но тот непреклонен и никак не меняется в лице, — Ну, СН типа... Слушай, я не знаю! — Тяночкин раздражённо встаёт на локти и пытается придать своему тону хоть толику серьезности, — Что это за игры? — но он тут же слабеет, — Можно потом? Ну, пожалуйста?...
— CnH2n+2, дорогой. Очень жаль, но ты ответил неправильно, — Собакин говорит слишком выразительно и громко, чтобы это не портило атмосферу, — Ещё один вопрос? Да брось, я просто так спросил. Итак...
Он вновь окидывает Антона взглядом, полным насмешки и чистого садистского удовольствия, и продолжает:
— На что разлагаются алканы при окислении?
— Саша... — Тяночкин начинает цедить, — Не еби мне мозги, пожалуйста, — он почти держится, чтобы не начать умолять Собакина продолжить движение, однако же гордость всё ещё держит верх.
— Так я уже тебя ебу. До мозгов ещё не дошёл... Мне перестать? — он хитро улыбается и опускает руки, слегка сжимая податливые бедра тонкими пальцами, — Понимаешь, мне и самому хотелось бы продолжить, но раз ты не хочешь сотрудничать со мной, то мне придётся прекратить.
Антон чувствует только лёгкую пульсацию внутри, держащую его в подобии осознанности. Саша продолжает улыбаться, будто ожидает чего-то: то ли осечки со стороны Тяночкина, то ли его мыслительного процесса, который приведёт к правильному ответу. Но единственное, что мог делать несчастный Антон — изучать силуэт Собакина окаймленный теплым светом настольной лампы.
— Но раз уж на то пошло... — Саша задумчиво потирает подбородок, подобно главному злодею какой-нибудь книги
в данном случае непристойного характера и с таким видом, словно в его голове зародился гениальный план, — Если ты хочешь, чтобы я продолжил, то скажи это.
Лёгкий ступор появился на смущённом лице, будто с заведённым в угол Тяночкиным умело играют в кошки-мышки, выводя всю ситуацию так, чтобы именно он оставался жертвой обстоятельств. Было ли это подло? Да. Можно ли назвать этот поступок обоснованным? Неизвестно. Но именно тот факт, что Собакин старался повеселиться любыми способами, нельзя было контраргументировать.
— Сказать что?..
Было столько вариантов ответа, которые крутились в голове Антона: начиная с лекции про предельные углеводороды, заканчивая выразительным чтением монолога Чацкого, — и всё это могло быть правильным и даже логичным ответом с точки зрения Саши, и даже если Собакин не понимает последовательности составления цепи, то мог спокойно написать углеродную.
— Чтобы я тебя трахнул, — всё так же виднелась широкая улыбка, а пристальные глаза следили за изменениями мимики чужого лица, — Расскажи мне, насколько ты сильно хочешь заняться со мной любовью. Давай же, это будет весело!
— Это абсурд! — Тяночкин прижимает к себе руки в защитной позе, пытаясь сберечь крупицы достоинства, которые Александр беспощадно желает смахнуть.
— Считай это обычным разговором по душам, — Собакин как бы невзначай ощупывает бёдра, на что в ответ получает сдавленный стон, — Тебе нравится спокойный и размеренный ритм, — Саша наклоняется к самому уху Антона и
случайнейшим образом кусает его, — или же когда я проникаю всё дальше и дальше без какой-либо последовательности?
В глазах всё темнеет, когда Антон понимает, в какую авантюру его втянули, словно обведя вокруг пальца. Как здесь можно отказать? Сила воли у Тяночкина была не настолько развита, чтобы сопротивляться, поэтому единственное, что он мог сделать — выдать честный ответ.
— Да, я хочу! — казалось, что он задыхается и находится на грани жизни и смерти или просто очень сильно переволновался из-за Саши.
— Ты хочешь чего?.. — протягивая последнюю букву, Собакин ожидает момента истины, потому его начинает слегка трясти.
— Выеби меня, пожалуйста.
— Не смею возразить.
Проникать стало намного легче, ведь волей-неволей человек приспосабливается к любым ситуациям, но Саша всё так же чувствовал, как мышцы сжимались вокруг члена. Горло пересохло, а по шее стекала слюна в перемешку с солёным потом. Собакин чувствовал лишь жар, накатывающий волнами.
Антон уже вцепился в хлопчатобумажную простынь, пытаясь сохранить нить с реальностью, которая становилась всё тоньше и незаметнее, ведь всё самое интересное происходит прямо здесь, в комнате Тяночкина. Зной растекался по венам и артериям, направляясь прямо в мозг, из-за чего приходилось запрокидывать голову, глотая ртом воздух.
Это всё сон?
Нет. Руки, вцепившиеся у основания бёдер не могут быть иллюзорными, а хриплые, почти скрипучие стоны не являются плодом воображения, и то, как Саша вдалбливается в тягучую негу, не может быть сном Антона!
— Хах, дрожишь как бабка с паркинсоном, мне это нравится, — Собакин наклоняется со злобной улыбкой, хотя душа его пела и плясала в адском пламени страсти и удовольствия.
Ноги, за которые хватался Саша, пытались скреститься вместе, то ли от стыда и неловкости, то ли от нетерпения и желания, но Александр предпочел второй вариант. В какой-то степени это было забавно и даже умилительно, так что он не имел права жаловаться. Всё казалось таким правильным, почти идеальным, что начинали закрадываться мысли: а точно ли
они реальны?
— Перестань, сам хрипишь как дед, — пытаясь не казаться жалким, Тяночкин сохранял ритм вдохов и выдохов, отсчитывая в голове каждую секунду, будто это поможет ему. На что он надеется? После пяти секунд голова отказывается работать, поэтому Антону не остаётся ничего, кроме как стонать во всё горло с придыханием и со слезами на глазах.
— Мне можно.
Вытягивая голову вверх, Собакин успокаивал своё сердцебиение и тяжёлое дыхание, не желавшие приходить в норму. Почему он не может стать заложником ситуации? Будто одна его несчастная просьба застанет высшие силы врасплох и они потребуют огромную плату, в результате чего заберут и самое ценное. Мир до чёртиков несправедлив, отнимая последний кусок хлеба со змеиной усмешкой, но Саша с радостью отгрызет руку, чтобы вернуть своё.
Подростковый организм слишком слаб перед влиянием слишком новых ощущений, поэтому, когда Собакин почувствовал затягивающийся узел внизу, пришло осознание того, что всё скоро закончится.
Это обязательно нужно повторить.
— Я сейчас... — Саша сглотнул, смотря вниз с каким-то наигранным сожалением, будто второго раза не будет, когда на деле строил предположения, как бы всё прошло при другом раскладе. Тяночкин, кажется, вовсе не обращал на это внимание, живя здесь и сейчас, стремясь получить от жизни всё, даже если это не похоже на него, раз он с раскрытым ртом и высунутым языком глотал свежий воздух, как собака в жаркую погоду.
— Я тоже, я тоже, я тоже, — Антон что-то лепетал себе под нос с красным лицом, задыхаясь из-за слюны, скопившейся в горле. Глаза не могли сфокусироваться на чем-то конкретном, но, впрочем, это никак не мешало получать максимум удовольствия.
Это ведь нормально, что они на пределе? Что они не хотят останавливаться? Тяночкин, чувствуя, как его тело разваливается на части, был готов кричать и плакать от счастья, а Собакин с каким-то трепетом и нежностью собирал его по кусочкам и держал его в руках, как фарфоровую статуэтку.
Не сумев продержаться дольше, Антон кончает, оставляя на животе белую субстанцию. Всё напряжение вытекло так же быстро, как появилось ощущение спокойствия и лёгкого дискомфорта в спине.
Саша продолжал двигаться, находясь на пределе. Больше ничего не сжимало его вокруг, а просто обволакивало, словно тёплое одеяло, не препятствуя движению. Снизу были только слышны протяжные вздохи и бурчание.
Надолго Собакина тоже не хватило, поэтому тот лишь обессиленно упал на грязный живот, кончив прямо в анал.
Это ведь нормально находиться в
таком виде?
Вся грязь и жидкости постепенно теряли какой-либо шарм и становились липкими, покрываясь всем, чем угодно. Возможно, будь они немного опытней или просто сообразительней, то не стали бы при первой же возможности заниматься любовью, но ни Антон, ни Саша не желали менять ход событий. Поэтому Собакин, рисуя на чужом боку невидимые круговые узоры, наслаждался сладким послевкусием и лёгкой усталостью, оседающей в мышцах. Тяночкин лишь глубоко дышал, наслаждаясь теплом, что медом разливалось внутри. Постепенно разум начал проясняться, поэтому было ожидаемо, что Саша будет отмечать очевидные факты:
— Нам придётся помыться до прихода твоих родителей.
— Я знаю.
Промычав что-то про себя, Собакин понял, что более красноречивого ответа от Антона он не дождётся, поэтому начал отсчитывать время, которое они могли спокойно провести в тишине и гармонии. Не хотелось покидать это место и вспоминать о жестоком мире со своими порядками и законами, где парням придётся прожигать свою жизнь в ожидании чего-то захватывающего или хотя бы просто нескучного. Когда ещё появится шанс так провести время? Всё это — случайное стечение обстоятельств или воля случая, которую никто не запрещает повторить...
— Знаешь, мне кажется, что ты не достаточно хорошо понял химию. Предлагаю продолжить её изучение для достижения результата получше, — Собакин,
виляя хвостом, поднял голову, чтобы посмотреть в глаза напротив, и, улыбаясь во все зубы, освещал всю комнату своей радостью.
— Саша, ты идиот.
— Но мы ведь повторим?
Тяночкин смотрит куда-то в сторону, будто обдумывает данное предложение, хотя по его приподнятым уголкам губ было видно, что ответ давно вертится на языке.
— Да, повторим.
