sfortunato al gioco, fortunato in amore

диана очень умная, очень чудесная малышка. адаму она понравилась сразу, как лоуренс и предрекал. «она смышлёная, вы точно поладите», — улыбается он, одной рукой держа ладонь дочери, второй — крепкую опорную трость, чтобы поддержать свой клёвый протез, который он поставил себе, по его словам, за какие-то нереальные бабки. сначала адам боится даже брать её за руку: это словно взять на себя ответственность, и без того для него непосильную. ну какой из него папашка? он в няньки-то едва-едва годится, а тут — целый ребёнок, самый настоящий, с которым предлагается сблизиться, потому что гордон считает, что у адама есть на это право. диане нужен друг, стэнхейту — тоже. в частном домике лоуренса в италии, в котором, как предполагал адам, доктор гордон потрахивал своих ассистенток, уезжая в длительные «командировки», находится комната и для дианы, где ей весело благоустраиваться самой, и для адама с лоуренсом. парочка делит комнату и спит на одной просторной кровати. адам курит на том же балконе, где ларри отдыхает после работы в больнице, дыша свежим воздухом. ларри выпивает одну чашку кофе утром и одну чашку чая вечером на той же кухне, где адам в обед пытается приготовить лазанью или минестроне для всей семьи, когда те возвращаются домой. — ого, ты это сам? — гордон, попутно стягивая с себя пиджак, кидает взгляд на плиту и приподнимает крышку кастрюли, в которой их дожидается густой, ароматный, вот-вот уже готовый суп. — ага. всё по рецепту, — самодовольно улыбается адам, сидя на корточках рядом с дианой, заботливо клеящей пластырь на его порез на пальце. — и ты обещаешь, что он вкусный и что мы все проживём до завтра? — лоуренс ерошит его волосы и усмехается, за что адам легко шлёпает его ладонью по голени, поджимая губы. — не переживай, для нас с дианой отдельная порция, без крысиного яда, — язвит он в ответ. фланелевые рубашки адама мешаются в общем гардеробе со строгими костюмами ларри, раздражающие стэнхейта до невозможности, потому что рядом с таким «доктором гордоном» он выглядит как подросток-содержанец, которому повезло попасть под крыло богатого папика и устроиться в жизни весьма комфортно. (по этой причине адам хранит в бумажнике их совместное фото, которое лоуренс на приличном, буквально беглом итальянском попросил сделать у случайного прохожего на побережье муниципального пляжа мирамаре: стэнхейт на снимке улыбается неловко, но счастливо, приобнимая стоящего рядом лоуренса, держащего на руках довольную диану и улыбающегося так же счастливо в этой своей идиотской гавайской рубашке. эту рубашку, разумеется, подарил ему сам адам.) лоуренс говорит ему, что тот может бросить занятие фотографией тогда, когда захочет, потому что гордон даёт достаточно и ему, и диане, позволяя не беспокоиться ни о чём, но в ответ он получает прямое «нет, мне нравится фотографировать, ты ведь знаешь» от адама, не отрывающегося от камеры. их фотоальбом — первый для их небольшой семьи — благодаря увлечению стэнхейта начал быстро пополняться памятными снимками. деньги, однако, лишними никогда не будут, и кому как ни адаму знать об этом. благодаря ларри он наконец-то накопил на операцию: ему больше не нужно беспокоиться о том, чтобы херачить сутками и не жрать сутками, ему больше не приходиться рыться в чужом грязном белье, чтобы заработать на ужин или оплату жилья. теперь ему можно не рыдать в истерике перед сном, потому что он всей душой ненавидит капитализм (у него ещё будет время, чтобы подумать о деньгах гордона, но позже). у адама всегда под рукой мобильный с дуолинго, и они вместе с дианой учат цвета, предметы мебели и места в городе на итальянском под сдержанный хохот лоуренса, когда ни у одного из них не получается правильно произнести какое-то трёхзначное число. разумеется, самой первой выученной фразой стала «scusi, non parlo italiano!» . адам и диана могли произносить её хором, когда кто-то обращался к ним на улице или в ресторане, и этим непременно веселили гордона. ларри ласково зовёт его «pulcino» . адам — действительно маленький, легко помещается в руках гордона. они засыпают так: лоуренс падает спиной на кровать после трудного рабочего дня, стянув, наконец, с себя удушливый серый костюм-двойку, а адам, оторвавшись от просмотра фотографий в комнате, которую специально выделил под проявочную, падает на него сверху, укладывая голову на чужой широкой груди. они засыпают, вслушиваясь в дыхание и сердцебиение друг друга, и ощущая себя живыми, не прикованными цепями к ржавым трубам в подвале заброшенного завода. адам вскакивает по ночам, просыпаясь от кошмара, в котором лоуренс стреляет прямо в него, в голову или в сердце — смертельно. стэйнхейта бьёт в предсмертной агонии, горло заливает кровью до самого рта, он ударяется головой о кафель и жадно глотает воздух ртом, пока не кончаются силы. его трясёт до тех пор, пока лоуренс не прижимает его ещё ближе к себе во сне, не нашёптывает ему, что всё в порядке, что он в безопасности, и не укладывает обратно на свою грудь. лоуренс вскакивает по ночам, просыпаясь от кошмара, в котором он убивает адама из пистолета, потому что не доверяет ему, потому что хочет спасти свою жену и свою дочь, потому что не знает, как поступить иначе. он боится, что адам — не тот, за кого себя выдаёт, если на самом деле не боится того же в себе ещё сильнее. он знает, что этот парень заслуживает от жизни большего, ведь нельзя так бездумно отдавать себя тому, кто по-настоящему стрелял в тебя из пистолета, но когда стэнхейт обнимает его за плечи, спрашивает спросонья, что было в его сне, и целует его щетину, пока тот не уснёт. страх не отступит так просто. расследование не двигается дальше. детективы просто продолжают находить извращённо вывернутые наизнанку, лишённые конечностей или разодранные на куски тела жертв «конструктора», по новостям с предупреждением «уберите от экранов детей, нервно-больных, беременных и людей со слабым сердцем» крутят выпуски о пропавших, а на популярных площадках для подкастов появляется всё больше и больше теорий о том, кто может быть маньяком и каков может быть его мотив. кейс становится «холодным» — отношения адама и лоуренса тоже будто бы начинают холодеть. адам курит втрое больше, чем в своей прежней жизни, как он называет время до того момента, как он и ларри оказались в чёртовой ванной комнате. лоуренса начинает мелко трусить, когда кто-то упоминает «конструктора», слава о котором разнеслась по всему миру, а протез начинает фантомно зудеть. на детей, как известно, травмирующие события производят куда большее влияние, чем на взрослых людей. чем дольше лоуренс живёт с адамом, тем сильнее в этом убеждается. нет, диана, без сомнений, подверглась слишком сильному удару, ей было слишком больно и страшно в ту самую одну ночь, и гордон каждую минуту своей жизни мечтает о том, чтобы вернуться в момент, чтобы не допустить диану до всего произошедшего. но, по крайней мере, она исправно посещает специалиста, которого ей подобрали и одобрили элисон и лоуренс. адам же — ребёнок капризный, такой, какого и за шиворот не утащишь, если он этого не захочет. нужно будет — он гвоздями ступни к полу прибьёт и останется на месте. психиатр для него — табу для слабаков, а выглядеть слабаком он не планировал, вообще-то, тем более при лоуренсе и его дочери. — адам! — у дианы голос звонкий, слышно её чуть ли не с другого конца аквапарка. в своём модном новом купальнике она крутится перед стэнхейтом, глядя на него с детской любовью и озорством. — ты точно не хочешь съехать со мной вон с той горки? она невысокая, правда-правда. ты даже не испугаешься! — не-а, — адам зажимается, всё ещё по привычке прикрывая грудь сложенными на ней руками и погружаясь по плечи в «лягушатнике». воду он терпеть не может панически, даже в ванне практически не моется — чего уж там говорить о бассейнах и аквапарках. — боишься? — диана плюхается в воду рядом с адамом, наклоняется к нему и спрашивает уже тише. от папы она знает, что с его «молодым человеком», как адама осторожно называют в их семье, нужно быть чуть более аккуратной и ласковой. по опыту она знает, что с папой тоже нужно быть аккуратной и ласковой. — я боюсь только твоего папу, когда он голодный, а больше ничего не боюсь, — стэнхейт подхватывает девочку на руки и под её заливистый, заразительный смех раскручивает её в воде, держа крепко, не отпуская. адам лукавит, разумеется; больше всего он боится вернуться в тот самый день, в который ему посчастливилось встретить лоуренса. ему начинает казаться, что мокрым, до усрачки испуганным, прикованным к батарее и орущим во всё горло о пощаде и спасении он нравился гордону больше. ему начинает казаться, что лоуренсу он будет нужен жалким и беспомощным, когда его хочется защищать. впрочем, к счастью для гордона, адам всё ещё чертовски жалок. осторожно они начинают говорить о том, чтобы разойтись. гордон обещает, что адама не бросит (стэнхейта от этой формулировки встряхивает: он действительно не хочет, чтобы лоуренс бросал его снова), что даст ему денег на квартиру и поможет устроиться на работу. у каждого из них, казалось бы, есть всё, чтобы это осуществить. у адама есть его кот, которого он подобрал в тот самый день, когда его похитила аманда, и который действительно отстойно перенёс перелёт в италию, хоть и чувствует себя сейчас прекрасно. у него есть его растения, которыми он заставил весь балкон и которые научил диану поливать аккуратно, с любовью. у него есть его камера, столько лет позволявшая ему не сдохнуть голодной смертью. у лоуренса есть его любимая дочка, в которой он души не чает и ради которой пойдёт на всё — буквально на всё. у него есть работа с высоким доходом, которая устраивает его и его маленькую семью, хотя он и может иногда пропадать на ней сутками. у него есть адам, но адаму чертовски сильно не хочется делать больно. им обоим кажется, что так будет проще для всех. они продолжают спать вместе, думая, что это лишь потому, что у них нет сил расходится. всё чаще они начинают спать раздельно по ночам: лоуренс уходит спать в комнату дочери, укладываясь на мягком коврике возле её кровати, а адам отрубается на диване перед телевизором с сериалами для домохозяек исключительно на итальянском. а потом гордон начинает поздно возвращаться с работы. адам спит — точнее, очень плохо создаёт вид, — только чтобы не поднимать эту тему. — ты думаешь, я могу от тебя уйти к кому-то другому? — после оглушающей тишины, воцарившейся в их комнате, ларри спрашивает тихо, и его голос звучит немного странно, что заставляет его прочистить горло. — вполне. есть опасения, основанные на опыте, понимаешь? — хмыкает стэнхейт в подушку, переворачиваясь, наконец, лицом к мужчине. — ради чего? — да ради чего угодно, лоуренс. я не самый невероятный красавец на свете, не самый умный, уж точно не самый богатый или талантливый парень. я и парень-то не очень, будем честны… ну, по крайней мере, трахаюсь я вроде бы неплохо. так ведь? гордон улыбается устало, утыкается носом в его плечо, приваливаясь всем телом. адаму нравится заниматься сексом с тем, кто постарше и поопытнее (у него какой-то пунктик на это, видимо, из-за отчуждённого отца, довольно быстро сбежавшего из семьи), а лоуренсу — с кем-то помладше, кого легче контролировать и подстроить под себя (а со стэнхейтом, конечно, всё не так просто, и это гордон просёк почти сразу). — ты отлично трахаешься, адам, — они оба глухо смеются — комната дианы сильно дальше по коридору, так что ей было бы сложно услышать их взрослые дела и разговоры. гордон целует его в плечо, на что стэнхейт отвечает лаской и жмётся ближе. — чего ты боишься? — что окажусь мудаком и всё просру, — бурчит парень. с запахом ларри рядом становится сильно полегче. — ну, или что ты окажешься мудаком — и тогда я тоже всё просру. — думаешь, что я мудак? — не исключаю этого, — гордон сглатывает, но прекрасно его понимает. не был бы мудаком — они бы с адамом никогда бы и не познакомились. — я думаю, что я настолько сильно тебя люблю, что могу упустить этот момент, когда ты омудачишься окончательно. адам смеётся, лоуренс смеётся тоже. они взрослые люди и прекрасно осознают, что до мудачества им обоим не слишком далеко. да, для лоуренса адам в самом деле слишком молод. у стэнхейта хитрая улыбка, у него грубоватый юмор и тяжёлый нрав, когда дело доходит до того, чтобы мириться с чем-то, что ему не нравиться. ларри тоже не прост — адаму он кажется до такой жути уставшим от жизни, что бегут мурашки. самое тупое — они друг друга не бросят, даже если всё-таки решат разойтись. это такая привязанность, которая появляется у людей в критических ситуациях и заставляет их буквально слипнуться, но не чтобы выжить — чтобы пережить. и осознание этого ударило их обоих по головам ещё тогда, в ванной «конструктора», когда никто из них ещё даже не знал, смогут ли они выбраться живыми; но уже в тот момент они поняли, что слишком сильно привяжутся друг к другу, даже если это будет больно и небезопасно. адам слишком сильно любит ларри и его прекрасную дочь, ларри так же сильно любит его в ответ. ларри готов вечность провести рядом с тем, кто не поспит лишние пару часов с утра по привычке, а бодро встанет, чтобы собрать диану в школу и приготовить ему капучино, с тем, кто выучит целый грёбаный язык, чтобы пожаловаться на нём о погоде в продуктовом недалеко от их дома, с тем, кому почему-то не наплевать. всё так и есть — стэнхейт видит это. они часто говорят, что им нужно поменьше думать обо всём этом. нужно относиться к этому проще — они достаточно влюблены друг в друга, чтобы забить на то, как им страшно думать об их первой встрече, или на то, куда их может завести их общая травма. из общего у них сейчас нечто большее, нечто более важное — диана, которую адам иногда, оговариваясь, называет дочкой (или чтобы получить скидку для взрослого и ребёнка), итальянский домик на побережье, где вся семья прогуливается прохладными вечерами с мороженым или кофе, и разговоры перед сном, когда можно честно рассказать о том, что чувствуешь, и как следует поплакать, пожалеть себя и друг друга. диана — в самом деле крайне смышлёная девочка. она не задаёт лишних вопросов, не говорит вещей, которые могут сделать её папе или адаму больно и неприятно, но и не делает вид, что она глупее, чем может показаться. ларри наивно полагает, что если бы ни диана, адам точно бы от него ушёл. адам уверен, что если бы ни диана, лоуренс расклеился бы совсем, и тогда тот ему точно не был бы нужен. что ж, по крайней мере, диана точно уверена, что её папаши не только «stupido», но и «innamorati».