Alcedo

Шаман распахнул багровые глаза в полумраке чума. Ноздри его затрепетали, на скулах заиграли желваки, рот оскалился, являя удлиннившиеся клыки. Пожар ярости разом охватил всё существо, сжирая остатки разума. С неистовой силой сжав кулаки, шаман метнулся вперёд и вверх, извергая из груди ужасающий трубный рёв, и обернулся оленем. Зацепил ветвистыми рогами шкуру, укрывающую вход, злобно мотнул тяжёлой головой и рванул чёрной молнией, не касаясь земли. Быстрее урагана летел тёмный олень, не разбирая дороги, заставляя в страхе птиц умолкнуть, а зверей спрятаться. Через тайгу, вдоль реки, к посмевшему отвергнуть его альцедо, что теперь нежно улыбался никчёмному альфе, последнему из угасающего рода. Убить, растоптать острыми копытами до мельчайших ошмётков, чтобы вся кровь впиталась в землю вместе с удушливой страстью, заставившей шамана пасть ниц к ногам этого омеги. ***** Тэхён увлечённо орудовал ножом, вырезая какую-то фигурку из небольшого куска топляка. — Это сова? — Чонгук смешно сморщил нос и пожал плечами. — Имей терпение, мороно, я ещё не закончил, — усмехнулся альфа. — Лето заканчивается, мой неторопливый муж, — закатив глаза, хохотнул омега, тут же смутившись от сказанных слов. — Муж, да, твой, а ты мой, — промурлыкал Тэхён, положив нож и незаконченную поделку на колени. Придвинулся ещё ближе к Чонгуку, потёрся носом о кончик носа зимородка. — Муж, муж, муж. Привыкай! Тэхён передал чонто с ароматным чаем Чонгуку, хотел было взять второй, как вдруг точно кожей почувствовал — что-то изменилось. Тишина давила совершенным безмолвием, воздух сделался вязким и тоскливо-холодным. Чонгук вскочил, роняя посуду и разливая горячий чай, когда увидел чёрного оленя так близко. Тэхён мгновенно заслонил омегу, пряча его за собой. Олень смотрел на них мутно и тяжело, ледяная ярость витала в воздухе, казалось, камни дрожат под широкими копытами. Тэхён не отводил сурового взгляда от выпуклых тёмно-красных глаз, напружинившись, как перед броском. Чонгук из-за плеча альфы неотрывно глядел на рога, возвышающиеся над длинной уродливой мордой, раскидистые, коричнево-серые, принесшие столько смертей, забравшие всю семью. Неожиданно рот его округлился, брови приподнялись в удивлении и он непроизвольно беззвучно зашевелил губами — на левом роге, чуть выше основания, едва заметно чернели письмена. Зверь шумно выдохнул, выпуская из ноздрей чернёную дымку, мгновенно окутавшую начавшее сжиматься тело, а когда та рассеялась без следа, уже шаман стоял на земле. — Альцедо… — хрипло каркнул шаман. Растянул губы в безумной улыбке и обманчиво мягко, почти ласково продолжил, — смилова́лся с первым попавшимся альфой? Так исдохнет он вскорости, как ни крути. Не я помогу, так сам хвост откинет. Ступив на шаг ближе, шаман покачал головой, будто вычитывая малых детей. Тэхён осторожно, едва заметно сдвинулся, Чонгук продолжал держаться за его спиной. — Ах, горемыки неразумные, неведенье снедает вас? — фыркнул ша-ан, перевёл взгляд с Чонгука на Тэхёна. Шагнул ещё, они снова попятились. — Проклятие сам Харги на твой род наложил. Так что ты дух испустишь, когда хвост твой побелеет, как снег на вершине сопки, либо когда сердце своё самолично из груди вырвешь, чтобы чары снять и любящих тебя спасти от гибели неминуемой. Неожиданно шаман расхохотался, безобразно раззявив рот, разбрызгивая слюну. Но выпученных багровых глаз не отводил. Чонгук вцепился в Тэхёна, прижался к нему так сильно, что тот ощущал спиной, как бешено колотится сердце зимородка. Альфе нестерпимо хотелось обнять, зажалеть, спрятать свою чипичу на груди, но он не мог позволить себе отвлечься ни на мгновение. Мысли в голове гудели и жалили, словно дикие пчёлы в июне. Вопросы, вопросы, вопросы и ни одного ответа! Так же внезапно шаманан захлопнул рот, клацнувшие зубы словно отрезали жуткий смех. В недолгой тишине он резко и длинно шагнул вправо. Тэхён от неожиданности подался назад, раскинув руки, будто так он мог защитить Чонгука надёжнее, а омега, не удержавшись на ногах, начал падать. И упал бы, если бы не схватился за хвост альфы, которым тот обвил омежью талию и притянул к себе. На один короткий вдох урпан отвлёкся, а в руке шамана уже был зажат нож. — Глупая птица, ну отчего я тебе не мил?! — взревел шаман. Напускное спокойствие слетело вмиг, обнажая глубину охватившего его безумия. — Всего-то нужно было, чтобы ты по имени меня позвал, жили бы в среднем мире жизнь человечью! Густая неуправляемая ярость, не вмещающаяся в чёрную душу, творила с ним чудовищные преображения. Уши выскочили в копне тёмных волос и исчезли. Верхняя губа поползла на нос и срослась с ним, превратившись во влажную, хлюпающую дырами опухоль. Лупатый олений глаз, едва помещаясь в глазнице, грозясь вот-вот выпасть или лопнуть, стеклянно уставился на зажавшего руками рот омегу, забывшего, как дышать. Второй, человечий, непостижимым образом смотрел в округлившиеся голубые глаза урпана, который с нарастающим страхом чувствовал, что выдержка его не бесконечна. Медленно, крадучись шаман приближался, тесня альфу с его зимородком к реке. Чёрная волнистая шерсть то появлялась, то исчезала, то опять появлялась, отваливаясь рваными клочьями и падая на землю там, где ступало существо, в которое превратился шаман. — Я убью тебя, альцедо, — пообещала тварь булькающим голосом. — А дукту заставлю обглодать твои кости, вылизать добела и сожрать песок, пропитанный твоей кровью. Призрачная пелена страха вдруг отступила от Тэхёна. Он глухо зарычал, с силой выдохнув воздух из открытого рта. Уголки губ оттянулись назад, обнажая клыки, зрачки расширились, уши прижались к голове — урпан готовился атаковать. Тварь пошатнулась, когда темя утяжелили рога — безобразная ветвистая корона, покрытая лохмотьями окровавленной кожи. Досадливо ухнув, схватилась за острый отросток и с силой рванула, обламывая .Отбросила, не глядя, в сторону, и задрожала. Часть головы, ранее бывшая лицом, замерцала перетекающей водой, волна прошла по всему телу… Перед ними снова стоял шаман. Чонгук смотрел на разворачивающуюся картину стеклянными от ужаса глазами, наполовину выглядывая из-за плеча ощетинившегося Тэхёна, одной рукой комкая сун альфы, судорожно сжимая и разжимая кулачок, другую прижимая к своей груди. — Я убью тебя, — улыбнувшись, повторил шаман, — а потом убью весь мир. Время вдруг сделалось для Чонгука тягучим, как сосновая смола, в которой, увязнув, погибает мошкара. Он и сам ощутил себя такой же мошкой, никчемной и глупой, увязнувшей глубже некуда. Когда альфа рванул навстречу шаману, готовому к смертельному прыжку, омега, не успев выпустить чужой сун из побелевших пальцев, рухнул на колени. Упёршись ладонями в землю, будто сквозь воду смотрел, как Тэхён, обманутый ложным движением шамана, едва не упал, развернулся, но медленно, о, Сэвэки, как же медленно! А ша-ан уже рядом, заносит нож для последнего в его, Чонгука, жизни удара. Стоя на четвереньках, Чонгук поднял голову выше, глянул из-под растрёпанной чёлки блестящими агатовыми глазами, как бликует солнце на остром лезвии. Умирать сейчас жалко… Тэхён успел. Успел стать между шаманом и Чонгуком. Удар, предназначавшийся Чонгуку, принял Тэхён — с глухим звуком нож вошёл аккурат в межреберье. Альфа почувствовал, как заострённый кончик едва ли не касается стенок надрывно сокращающегося сердца. Кровь словно загустела, сделалась тяжёлой. И тут время понеслось головокружительно быстро. Теперь не успевал Чонгук. — ТЫМАНЧА!!! — закричал омега во всю мощь лёгких. На лице шамана мелькнуло удивление, но он, мстительно ощерившись, продолжал смотреть на распахнувшего невозможно широко глаза Тэхёна. Взгляд того наливался тёмной синью, стал остро-сосредоточенным. — Тебя зовут Тыманча! — крикнул Чонгук ещё раз. Шаман, обретший имя, неожиданно испугался. Дёрнулся вбок, с отвратительным скрежещущим звуком металла о кость протянув нож вдоль ребра, вспарывая плоть, и наконец отошёл от Тэхёна, вытащив лезвие с мерзким хлюпнувшим стоном. Тыманча, чувствуя, как в груди забилось сердце, ошеломленно смотрел на зарозовевшую кожу своих рук. Давным-давно забытое осязание тепла солнечного света и дуновения ветра вернулось к нему, принеся с собой смятение чувств, не познанных в прошлой жизни. Этого было так много, так по́лно, так слишком, что он закрыл глаза и глубоко задышал, силясь справиться с непостижимым. Чонгук отчаянно пытался не смотреть на Тэхёна; время неумолимо утекало водой сквозь пальцы. Наткнувшись мятущимся взглядом на обломок рога, сиротливо лежащий на земле позади шамана, омега оттолкнулся всеми четырьмя конечностями, немыслимо изогнулся дугой в коротком полёте и, хватая острый осколок, больно ударился животом и лицом о песок. Взметнулся на ноги, когда Тыманча начал разворачиваться к нему, и, больше не думая ни о чём, вонзил остриё в шею шамана. Ухватившись обеими руками за оставшуюся снаружи часть и исторгнув из груди звонкое "ааа!", с силой заворочал рог в разные стороны. Кровь преливалась через рваные края раны и била пульсирующей струёй, разбрызгиваясь вокруг и пачкая Чонгука. — Почувствуй себя, наконец, живым, ты ведь так этого хотел, — прошипел Чонгук сквозь стиснутые зубы, толкая шамана в грудь так, что тот упал навзничь. — Альце... — не успел дошептать, испустил дух, но омеге уже было не до этого. Наконец Чонгук смог посмотреть на Тэхёна… Альфа стоял, широко расставив ноги, часто неглубоко дыша, не отводя от зимородка потемневших глаз. Кровь пропитала рубаху и капала с подола, оставляя бурые следы на унталах. А рука, его правая рука была в груди и длинные пальцы уже обхватили замедляющее своё биение сердце. Чонгук не мог это видеть, но мог почувствовать — по замершему на миг вдоху, по сосредоточенно сведённым к переносице бровям, по загоревшейся диким огнём метке на своей шее. Губы Тэхёна тронула едва заметная улыбка — всё, что он мог успеть оставить своему мороно перед тем, как отдать главное. Мимолётные видения будущего, которому уже не суждено осуществиться, пронеслись серебристыми звёздами — округлившийся беременный Чонгук счастливо смеётся, радуясь вкусной рыбке; мелькающие в зарослях багульника три белоснежные с лазоревым макушки играющих в догонялки детей; вот они всей семьёй сидят у костра, смотрят на медленно выплывающую из-за сопок луну — и растаяли без следа. Тэхён накрепко сжал толкнувшееся последний раз сердце и рванул его из груди, ломая рёбра и разрывая хрящи. Он успел увидеть, как Чонгук падает на колени одновременно с ним. Для Тэхёна средний мир погас...