***
Парень открывает глаза и находит себя лежащим на боку на какой-то заснеженной лавочке. Вокруг, кажется, никого, только белый-белый снег со всполохами коричневого — деревьями, что не полностью укрыты мягким и пушистым покрывалом. Он приподнимается на локтях и осматривает местность. Всё кажется одновременно и знакомым, и нет: по левую руку от него — небольшой замёрзший фонтан, по правую — тропинка, уходящая вглубь леса. Небо чистое-чистое, голубое, светит яркое солнце, заставляя отбрасывать деревья причудливые тени от веток. Казалось, тут время остановилось — слишком тихо, ни малейшего дуновения ветра. Рыхлый снег под пальцами, которые всё ещё лежат на скамейке, совсем не холодит кожу, только слегка пощипывает, а свежий воздух приятно оседает в лёгких, не вызывая никакого дискомфорта. Он знает, где он. А ещё знает, что, раз он очнулся тут, то где-то неподалёку должен быть… — Тэ! — звонкий голосок раздаётся откуда-то справа, со стороны уходящей в лес тропинки. Тэхён улыбается так сильно, что ещё немного — и треснет, а после поворачивается на шум, как оказалось, бегущего к нему мальчишку, встаёт и быстро расставляет руки в стороны, когда на него со всей дури налетают, оплетая всеми конечностями. — Ты снова пришёл! Тэхён подхватывает чужое тело одной рукой под бёдра, аккуратно придерживая, а второй вплетается в белоснежные волосы. — Я тоже очень скучал по тебе, снежинка, — и обнимает крепко-крепко, наконец-то чувствуя себя дома. Пока от него чуть не отстраняются, конечно же, но с рук так и не слезают. — Тэ, ну сколько раз я тебе говорил не называть меня так! — насупившись и очень грозно — нет — произносит это сказочное чудо на его руках. — Меня зовут Чонгук! Чон-гук! — даже по слогам проговаривает для убеждения, отклоняясь спиной назад, чтобы было удобнее скрестить руки на груди. Тэхён только и успевает выпутать руку из волос, держа теперь ею спину, чтобы эта колючка не свалилась затылком прямо на промёрзшую землю. — Сне-жин-ка, — тоже по слогам проговаривает, издеваясь над своим чудом. Исключительно по-доброму, конечно же! — Прости, ничего не могу с собой поделать. Ты такой же светлый, как они, и колючки имеются. — Да ну Тэ! Как вообще у снежинок могут быть колючки?! — он начинает ёрзать в чужих руках, намереваясь отправиться куда-то восвояси с гордо поднятой головой, и его всё же опускают на землю, но далеко уйти не дают — Тэхён садится на скамейку, неожиданно тянет парня за руку на себя, от чего тот, не удержавшись на ногах от неожиданности, падает прямиком на его колени. — И подожди… Ты назвал меня колючкой?! — но тем не менее всё равно обхватывает чужую шею руками, позабыв о своём плане. — Во-первых, — начинает Ким, отвечая на все вопросы по порядку, — если словить особо крупную снежинку и рассмотреть её поближе, то можно увидеть, что у них бывают заострённые края — отсюда и колючки, — откидывается на спинку, сжимая чужую талию сильнее и притягивая к себе ближе. Чонгук абсолютно не против, но внимательно, всё ещё хмуро, слушает, какие аргументы ему пытаются донести в своё оправдание. Ну милашка, ей богу. — Во-вторых — когда они собираются вместе в охапку, м-м… В снежок, проще говоря, то начинают покалывать руки, если возьмёшь его и будешь долго держать. Ты тоже иногда колешься, вот прям как сейчас, так что ты — снежинка. Чонгук дослушивает этот монолог до конца уже не с таким обиженным видом, скорее удивлённым, а в следующую секунду откланяется назад, всё ещё крепко держа тэхёнову шею, приподнимает ноги, неосознанно болтая ими в воздухе, и начинает заливисто смеяться, да так, что аж слёзы на глазах выступают. Тэхён на это только улыбается и залипает невольно — нет на свете для него ничего прекраснее этого мелодичного звука. Мальчишка приходит в себя, выпрямляется, но улыбаться не перестаёт. Комично утирает слезинки и задаёт один интересующий его вопрос: — Но ведь руки колет холод, то, что снежок холодный, а не сами снежинки, — он явно чувствует себя победителем этого маленького противостояния. — Ц, — вздыхает Тэхён протяжно, — всё-то ты знаешь. Я старше, мой Ледяной принц, так что, сделай милость, притворись, будто всё так и есть. Я, по-твоему, зря это придумывал, что ли? — и улыбается притворно-мило, пока младший на его коленях снова содрогается от хохота. — Сколько тебе там? Двадцать? Ты всего на два года старше! — но тяжело вздыхает, всё же идя на компромисс. — Ладно, ладно, так уж и быть. Снежинка так снежинка, — и улыбается, робко закусывая нижнюю губу. — Только не часто, — шутливо нахмуривается, в миг становясь «серьёзным», аж пальчиком грозит, а в глазах всё равно смешинки пляшут. — Договорились, — перехватывает чужую руку, распрямляя ладошку и целуя тыльную сторону. — Иди сюда, — уже шёпотом. А после слов притягивает к себе засмущавшегося мальчишку, кладя руку тому на щёку и утягивая в такой долгожданный, тягучий поцелуй. Ему отвечают нежно, но со всей отдачей. Тоже очень соскучился, хотя они не виделись всего пару дней. Шаловливые пальчики отглаживают макушку, перебирая чёрные пряди, вторая рука остаётся на чужой шее, мягко поглаживая большим пальцем. Тэхён углубляет поцелуй, языком встречая другой, оттягивает зубами нижнюю губу, сжимает пальцами бока младшего, что от таких манипуляций тихо стонет в такие родные губы, лишь прижимаясь сильнее. Дорвались друг до друга. Когда воздух в лёгких заканчивается, а мысли явно уходят явно не в ту степь для места, где они сейчас находятся, Тэхён отрывается от таких манящих губ и прислоняется лбом ко лбу младшего. Оба переводят дыхание, оба счастливые и покрасневшие. Оба не хотят, чтобы время продолжало свой ход. — Как дела на престоле? — всё ещё тяжело дыша интересуется старший, невесомо заправляя выбившуюся белую прядь за ушко. — Я же ещё не король, просто принц. Думаешь, меня туда пускают? — и закатывает глаза, явно что-то вспомнив. — Сегодня матушка опять причитала, что я летаю в облаках и только и ищу встречи с тобой, — бурчит, мило нос поморщив. — Она уже не так скептично настроена? — удивляется Тэхён и переплетает с Чонгуком пальцы, когда тот ложится на его плечо. — Постоянно закатывает глаза и боится, что ты помешаешь моему обучению. — А я мешаю? — с хитринкой в голосе произносит, чуть наклоняясь и заглядывая в чужое лицо, целуя после в лоб и выпрямляясь обратно. Принц на его плече то ли скулит, то ли пищит от такого наглого флирта, к которому всё ещё не привык, прячет лицо где-то на груди и свободной рукой тихонько бьёт другое тэхёново плечо. На эти манипуляции Ким только прижимает своё чудо крепче. — Не хочешь прогуляться? В ответ только кивают и, всё ещё смотря куда угодно, но только не на Тэхёна, встают с чужих колен, утягивая за руку куда-то вглубь леса. …— Когда там это глупое пророчество уже наступит? — бурчит Чонгук спустя час прогулки себе под нос, раскачивая их переплетённые вместе пальцы. — Я так хочу, чтобы ты уже остался навсегда. Минуты стремительно утекают, отдаваясь всполохами оранжевого и розового на небе. Снег что на земле, что на деревьях перенимает все небесные цвета, выглядя невероятно красиво и сказочно. Красивее сейчас только мальчишка с белыми волосами, что доверительно идёт рядом. Закат, их время подходит к концу. Снова. — «Когда вторая звезда пролетит по миру, когда отчаяние и желание станут одним целым и даже мыслей в голове не будет, — тогда и откроется дверь, впустившая в свои владения того, за кем будет наблюдать, оставаясь открытой, готовой в любой момент вышвырнуть Самозванца. Второе испытание», — с напускным умным видом, подняв палец к небу и нахмурившись, цитирует старший, крепко сжимая руку в своей руке. — Когда-нибудь это точно произойдёт, снежинка, надо просто подождать. — Да, но… — тяжёлый вздох срывается с поджатых губ. — Интересно, что за испытания? Столько заумности, ужас. Да и сколько ждать-то ещё? Я так… — договорить не даёт душащий комом в горле всхлип. — Хей, Чонгук-и, — Тэхён останавливает их на пути, расцепляет руки и кладёт их на румяные щёки, очень бережно стирая первые полившиеся из глаз солёные слёзы. — Снежинка, — на выдохе. Он от такого расчувствовавшегося своего чуда тоже хочет зареветь в голос, но кто тогда будет успокаивать его Ледяного принца? — Хей, посмотри на меня, — и ждёт, когда глаза напротив к нему одному будут прикованы. Мягко улыбается, когда это происходит, всеми силами отгоняя от себя плохие и ненужные в данный момент мысли. — Я люблю тебя, — срывается с губ такое неожиданное для него самого, но до дрожи искреннее признание. Они встречаются уже пару месяцев, но заветные три слова прозвучали только сейчас. Мальчишка напротив перестаёт, кажется, даже дышать, огромными глазами глядя на того, кто так тепло держит его сейчас в своих руках. Неподалёку слышится колокол, птицы срываются с веток, с шумом улетая куда-то в небо, которое провожает солнце своей наступающей темнотой. Тэхён поворачивает на звук голову. — Мы обязательно со всем справимся, слышишь? Мне пора, — с глупой улыбкой говорит, поворачиваясь обратно и оставляя на чужих губах быстрый поцелуй. И закрывает глаза. — Нет, Тэ, пост… А открывает уже в своей квартире, где над ухом пищит такой раздражающий будильник. И, да, всё же начинает реветь в голос.***
День выдался просто отвратительный: опухший от слёз Тэхён со всем своим «не хочу», но всё же идёт на работу; очень долго ждёт на остановке автобус; еле в него влезает, а когда добрая половина народу выходит у ближайшего торгового центра — ещё больше начинает ненавидеть праздники. Почему нельзя было подготовить всё заранее, а не в последний день? В кафе-ресторане, где он работает мойщиком посуды, тоже не было продыху от наплыва людей. Семьи, парочки, компании друзей — сегодня все решили подействовать Тэхёну на нервы и добавить ещё больше головной боли к той, что уже имелась с самого утра. Он носится по кухне с тарелками и вилками круче самых навороченных и быстрых болидов на соревнованиях, ноги уже ватные, держат из последних сил. До окончания его смены остаётся пару часов, когда случается то, от чего парень впадает в ступор, не зная даже, как реагировать. — Ким Тэхён! — раздаётся ещё более оглушающе, чем звук двадцати разбитых тарелок, которые Ким хотел отнести уже к чистым и готовым к подаче, но случайно наступил на разлитый кем-то соус, слабость в ногах взяла своё, и он полетел со всей этой кипой на пол. Никто на кухне и глазом не повёл. — Пусть не так глобально, но это уже далеко не первый раз, сколько можно так косячить?! — полный мужчина, находившийся в это время в зале рядом с кухней, мигом прибежал на шум. — Знаешь, я давал тебе много шансов: в зале ты постоянно ронял подносы, на кухню отправил — так у нас потом компенсацию просили за «несъедобное нечто», отправил на мойку посуды — так и тут твоя рукожопость проявилась! Знаешь, мне это надоело, — и тяжело вздыхает и трёт переносицу, забивая последний гвоздь: — Уходи, ты уволен. Забирай вещи, форму оставишь в раздевалке. Всё. Тэхён потухшим взглядом смотрит в пол и уже не слышит, как управляющий говорит другим всё прибрать. Он мог бы сейчас что-то доказывать, как-то оправдывался, говорить, что такое больше не повторится, но сил нет от слова «совсем». Да и кому будет дело до того, что он работает иногда даже по четырнадцать часов в день, забирая себе и дневную смену, и ночную, чтобы накопить на сраную учёбу, о которой так мечтали когда-то родители, и просто-напросто заебался и не заметил — чёрт бы его побрал — грёбанный соус на полу. Парень встаёт на ноги, немного раня осколками руки, на которые упирался, чтобы подняться, и бездумно идёт на выход с кухни. Его никто не окликает, тут всем плевать, работа идёт дальше как ни в чём не бывало. Он выходит на морозный воздух и только тогда, под напором слабого ветра, приходит в себя, глубоко вдыхая. Снова уволили, да блять. Уставший мозг потихоньку начинает загружаться, анализировать всё то, что только что произошло. Спасибо, что хоть штраф не впаяли, хотя вряд ли ему теперь придёт полная зарплата за те смены, что он успел отработать. Уже через несколько мгновений Тэхён стоит на остановке, кутается в любимый вязаный шарф сильнее, но после пяти минут ожидания автобуса плюёт на всё, разворачивается в противоположную сторону и решает идти до дома пешком. Мысли надо проветрить, да и вряд ли он за сорок минут замёрзнет сильнее, чем стоя на месте и фиг знает сколько ожидая транспорта в праздничный день. Руки в карманах всё равно замерзают быстро, кажется даже, что ветер на улице забирается не только под недостаточно тёплое для времени года пальто, но и в саму душу, гуляя там обжигающе холодным ураганом. Невольно вспоминается Ледяное королевство, где хоть и вечная зима, но всё равно тепло. Тэхён не знает, что это за явление такое, сны ли, параллельные миры или его прогрессирующая на фоне усталости и одиночества шиза, которая выдумала мальчишку с белоснежными до плеч волосами, со смешинками в глазах и самым прекрасным смехом. Тэхён очень любит, когда он улыбается, так что, смотря на него, давно перестал пытаться найти всему этому хоть одно логическое объяснение: какая разница, что это, если чувства всё равно настоящие? Лишь бы только этот «сон» не заканчивался. Негнувшимися пальцами он всё же достаёт телефон, где, как обычно, никаких уведомлений — ни звонков, ни сообщений, вообще ничего, кроме одного-единственного и красноречивого «Вас удалили из этого чата». Ну и ладно, не велика беда. Это не первая работа, с которой его увольняют, и наверняка не последняя — с таким-то графиком! — так что смысла особо заморачиваться нет, тем более он ни с кем там не общался, так что уходить ни капли не жалко. Наушники как можно быстрее развязываются из подобия морского узла, втыкаются в уши, прячутся под шарф, чтобы не обморозить провода до состояния палок, и включает играть так и остановившуюся месяца четыре назад на повторе песню. И, нет, Тэхёну она, кажется, никогда не надоест. По крайней мере в этом… мире?«Дай мнe чтo-тo реальнoe, зa чтo я мог бы держаться,
потому чтo я большe нe знаю, чтo реальнo»
Слова песни откликаются в сердце слишком отчётливо, мелодия течёт по венам, а особо громкие моменты песни заставляют сжать кулаки и нахмуриться, чувствуя при этом… усталость, да. И одиночество. И желание обнять самого любимого Ледяного принца. Песня начинается по новой, большие снежные хлопья начинают падать на асфальт белым покрывалом, а Тэхён останавливается посреди пустынной, со слабым жёлтым светом фонаря, улочки меж домов и смотрит наверх. Вдыхает морозный воздух полной грудью и приводит в норму сбившееся при ходьбе дыхание. Небо плохо видно из-за снежинок, аккуратно падающих почти прямо из-за отсутствия ветра, звёзд, при такой погоде, естественно не видно. «— Знаешь, я очень хотел бы посмотреть с тобой на звёзды, — начинает Чонгук, когда речь заходит о том, что Тэхён появляется только днём и исчезает с закатом. — Я обожаю их. — Обязательно посмотрим, Чонгу, — отвечает, держа в своих крепких объятиях» Посреди улочки слышится заглушенный подавленный всхлип. Снежинки, звезды. Чонгук. Он так бесконечно скучает. Хочет к нему, почувствовать его тепло, обнять, рассмешить, шутливо ткнуть в плечо и слушать, слушать, слушать. И говорить, и… Всё хочет. Жизнь с ним прожить — тоже. Тэхён глубоко вдыхает, пытаясь совладать с чувствами, смотрит под ноги и продолжает идти дальше совершенно отрешённо: холод больше не пробирает до дрожи в пальцах, а музыка стала каким-то белым шумом. И даже не замечает, что где-то в небе, наверху, что-то призывно блестит, а потом резко, за долю секунды, исчезает где-то вдали, оставляя после себя еле заметный след. Он не помнит, как добрался до дома, как поднимался на этаж и как зашёл в квартиру, просто обнаруживает себя уже в коридоре разувшимся, без пальто и шарфа и отложившим телефон куда-то на тумбу. Тепло обволакивает покрасневшие щёки, пальцы понемногу начинают двигаться, тишина остаётся всё такой же неизменной. Как бы Тэхён ни хотел сейчас просто отрубиться, лечь и надеяться на попадание в любимые руки, но хотя бы чай для профилактики и отогрева пальцев выпить надо — он хоть и редко болеет, но подхватить вдруг какую-то простуду очень не хочется. Парень проходит в кухню, включает свет и тыкает на кнопку включения на электрическом чайнике, после доставая из одного шкафчика чашку, а из другого — чай. Пока он всё ещё не до конца отогревшимися пальцами расправляется с пакетиком, малое количество воды — как раз на один раз — успевает закипеть. Быстро наливая до половины кипяток, пару раз теребит этикетку, чтобы хоть что-то успело завариться, и разбавляет водой из бутылки, стоящей около раковины — сейчас слишком лень ждать, пока вода подостынет и станет комфортной для питья. Тэхён подходит к окну и смотрит вниз, грея о чашку пальцы. Где-то внизу, около детской площадки, резвится какая-то сумасшедшая парочка, решившая встретить очередной снегопад очередной игрой в снежки. Тэхён закатывает на это глаза, но наблюдать не перестаёт: девчонка кидает в парня снежок, а после начинает убегать, но её быстро догоняют и, обняв сзади поперёк талии, валят в сугроб. Будь у Тэхёна открыто окно, он бы точно услышал их смех. В мыслях проносится его самая первая встреча с Чонгуком, когда потерял всех, шок, страх. С того самого момента жить стала похожа на грёбанную зебру, где чёрная полоса — «реальная» жизнь, а белая — Ледяное королевство, где он появляется как только засыпает. Жаль, что это происходит не каждую ночь. И тем более не каждый день. Эти жизненные качели его с ума сводят, заставляют жить только «по ночам», но одно Тэхён знает точно — он никогда от этого не отказался бы, его больше ничего не держит на «чёрной» стороне. Чашка с чаем, выпитой всего на пару глотков, остаётся стоять на подоконнике, парень разворачивается и уходит в комнату, попутно стирая оказавшиеся на щеках слёзы. И когда он только успел? Опуская голову на подушку, он искренне молится всем богам. Верит даже в рождественское чудо и обещает быть самым лучшим и послушным, как дети выпрашивают у родителей подарки, лишь бы его желание оказалось выполненным. Ему сейчас как никогда сильно хочется к Чонгуку.«Я хочу чувствовать себя живым, как раньшe»
Тэхён закрывает глаза, а когда открывает — видит тёмную комнату. Но не свою.***
Голова как-то по-странному тяжёлая, да и всё тело ощущается очень… странно — другое слово тут не подобрать. Оно будто слишком… живое? Тэхён хмурится и ничего не понимает, оглядывается вокруг и, когда глаза привыкают к темноте, замечает самый обычный интерьер: комната сама по себе светлая, стены выкрашены в нежно-голубой; комод со шкафом по правую сторону; стол, заваленный какими-то бумагами, напротив кровати посередине; слева — зеркало в полный рост, какое-то растение с красными цветами в горшке чуть ли не выше его самого, больше похожее на некое дерево. Лунный свет, просачивающийся сквозь не плотно закрытые лёгкие шторы, освещает достаточно, чтобы увидеть шевеление сбоку, а после и почувствовать, как кто-то переворачивается с бока на спину. У Тэхёна глаза на лоб лезут, когда он понимает, кто лежит рядом с ним, и вскакивает на колени, начиная трясти чужое плечо. — Чонгук! Снежинка! — не может сдержать улыбки, наваливаясь на Ледяного принца. — Пророчество! Оно перешло на второй этап! Тэхён готов буквально верещать от того, насколько счастлив в данный момент. Он дома, под боком его чудо, с которым теперь будет рядом всегда, прошлая одинокая жизнь осталась, наконец-то, позади. Большего он и просить не смел. Он действительно счастлив, но лишь до того момента, пока его не отталкивают от себя, вскакивая на ноги с другой стороны кровати, и не встают в оборонительную позу, гляда широко раскрытыми, испуганными глазами. Фраза, пригвождающая к месту и останавливающая сердце, звучит в тишине комнаты оглушающе: — Кто ты? Мир переворачивается с ног на голову, в голове эхом звучат слова, что холодом и удивлением сквозят, а руки, не поддающиеся контролю, тянутся к одному единственному, что сейчас от него отшатывается. Это какая-то шутка? Тэхён хочет выть белугой, но находит в себе силы и тихо, чтобы не спугнуть ещё больше, говорит: — Чонгук-и, ты чего? Это же я, — может, он просто спросони испугался внезапного появления старшего, отсюда и такая реакция? Ким очень надеется, что да. — Я тебя первый раз в жизни вижу, — голос холодный и стальной, требующий объяснений. Прямо как в их первую встречу. «— Ты кто такой, я тебя спрашиваю, и как ты сюда попал? — Тэхён стоит и смотрит на того, кто в бой готов ринуться против чужака, забредшего на чужую территорию. — Я Тэхён, — хлопая шокированными глазами отвечает, поднимая руки над головой как бы говоря «Эй, спокойно, я тоже не понимаю, что происходит и тем более не хочу нападать». Тогда он впервые посмотрел на того, в кого по самые уши с самой первой секунды». — Я… — только и может тихо пролепетать, но всё же договаривает точно так же, как и в недалёком прошлом: — Тэхён. Ты, — тяжело сглатывает, не веря в происходящее, — не узнаёшь меня? По ту сторону кровати хмурятся, отводя на секунду взгляд, будто пытаясь что-то вспомнить, а после возвращают на чужое лицо, абсолютно ничего не понимая и склоняя голову к плечу. — Узнаю? Мы знакомы? Тэхёна накрывает — он беззвучно плачет, смотрит расфокусированным взглядом в чужие — родные — глаза и даже не пытается подавить всхлипы, рвущиеся из самого сердца, которое давным-давно отдал в руки человека напротив. Чонгук смотрит на развернувшуюся перед собой картину и впадает в ступор. Мало ли есть идиотов, которые хотели бы навредить принцу, но этот парень явно не из них — никто бы не стал так утруждаться и играть какой-то настолько хитрый спектакль, не был бы сначала ярче всех звёзд на небе, а после пары фраз рыдал с такой силой, но, кажется, даже не замечал этого. Он выпрямляется, не чувствуя никакой опасности от всё ещё рыдающего человека, и судорожно думает, что делать дальше и как его успокоить. Стоит хотя бы выслушать то, что поведает ему, видимо, не незнакомец. Чонгук, на всякий случай, спиной подходит к столу, берёт графин со свежей водой, наполняет ею рядом стоящий стакан и подходит к Тэхёну не зная, как к нему подступиться — тот опустил взгляд на свои расслабленные, лежащие на коленях, руки, молча роняя на них слёзы. Прямо сейчас он настолько морально истощён, что не замечает ничего вокруг. — Эй, — Чонгук осторожно дотрагивается до его плеча, пытаясь привлечь внимание, но ничего не происходит. — Тэхён? — названный вздрагивает на своё имя скорее рефлекторно, но так и не поворачивается, лишь расслабляется ещё больше. — Ну же, давай, я принёс тебе воды. Чонгук свободной рукой насильно поворачивает к себе несопротивляющегося парня, придерживая, чтобы тот не повалился сначала на бок, а потом и с кровати, и осторожно приподнимает его лицо за подбородок, пытаясь словить чужой взгляд. В глазах напротив только боль плещется вместе с каким-то отчаянием, надломленностью. Чонгуку становится не по себе, в районе сердца что-то неприятно зудит, он чувствует свою вину — так сыграть невозможно, значит, он действительно кого-то не узнаёт. — Давай же, — повторяет, поднося к чужим губам стакан. — Ты ещё должен рассказать мне, что происходит. А Тэхёну кажется, что он сейчас закричит. Его чудо стоит рядом и его не помнит. Он знал, что можно пережить всё: и тотальное одиночество, и отсутствие разговоров с кем бы то ни было, и одну и ту же разъедающую внутренности песню на повторе, и очередное увольнение с грёбанной работы. Потому что буквально жил так. Можно пережить всё, но как пережить это — он пока без понятия. В голове — пустота, слишком сильно данная ситуация ударила по нервам, хочется куда-то зарыться и переждать до того, как перестанет болеть. Тэхён набирает воздух в лёгкие отчаянно, будто не хотел, но организм заставил, и всё же обхватывает губами край стакана и жадно пьёт, пытаясь успокоиться. Вода действует немного отрезвляюще, и мысль, пронёсшаяся внезапно, что его не прогнали и даже идут на какой-то контакт — вселяет надежду. Чонгук остаётся таким же добрым. Мозг потихоньку начинает работать и цепляться за любую мелочь, которая могла бы помочь осознать, что происходит. Куча воспоминаний проносятся за это недолгое время: снова первая встреча, рассказы Чонгука про Ледяное королевство, его уклад и быт, разговоры ни о чём, первое-последнее признание, сорвавшееся невольно с губ, а перед ним — разговор о пророчестве. Ну точно! — Второе испытание, — звучит охрипшим голосом еле слышно, и Чонгуку приходится поднапрячь слух, отставляя ненужный уже стакан рядом на пол и присаживаясь на край кровати перед парнем. — Что? Какое испытание? — осторожно спрашивает, боясь нарушить ход чужих мыслей, видя в глазах какой-то очень быстрый мыслительный процесс. У Тэхёна в голове переключатель щёлкает, лампочка загорается и сирена проносится ураганом, вселяя не просто надежду — уверенность в своих словах. — Вот, что это было за испытание. Ты забыл меня, — усмехается горько, всё ещё не веря в происходящее даже с неким «объяснением». — Я не… — Не понимаешь, да, — Тэхён договаривает за него, спрашивая следом: — Про пророчество ты тоже не в курсе? — дожидаясь отрицательного кивка, он делает какие-то свои выводы. — Мы уже встречались раньше. — Ц, это я уже понял, можно конкретнее? — старший на эти слова коротко улыбается, видя, как Чонгук, насупившись, закатывает глаза и упирается спиной в изножье кровати — он так всегда делал, когда Тэхён отвечал не точно на его какие-то вопросы. Это всё ещё его колючка, пусть и с недоверием смотрящая на него. «— Тэ! Ну расскажи-и-и, — трясёт его за плечо, выпячивая губы. — Ну интересно же! — Да что рассказывать? Просто мы письма не с птицами передаём, — не открывает всех секретов. — А как? — А вот так, — щёлкает младшего по носу. — Ой, ну и пожалуйста, — скрещивает руки на груди и хмурится, отворачиваясь и идя в другую сторону» Тэхён ухмыляется своим мыслям, но Чонгуку ничего не говорит, кроме пророчества, которое выучил в своё время наизусть. — Ты мне его и рассказал когда-то. Где-то на раз пятый, когда я появился, и ты убедился, что я не отсюда. Младший смотрит на него, как на идиота — в это довольно сложно поверить и он хочет уже было спросить какие-нибудь доказательства, как его перебивают и, словно мысли прочитав, вываливают: — Ты — Чон Чонгук, тебе восемнадцать, и ты — Ледяной принц, — начинает слушать довольно скептически — эту информацию и так все знают! — Твой любимый цвет — голубой, а любимая ягода — малина, — ну тоже такие себе доказательства, пальцем в небо. — А ещё ты не любишь рассветы, потому что рано вставать — та ещё бурда. «— Я не-на-ви-жу рано просыпаться, особенно когда меня будят что-то делать. — Спать долго, это, конечно, хорошо, но дела никто не отменял, снежинка» — У тебя родинки на левом предплечье в форме созвездий. «— Правда в виде созвездий? Да врёшь же! — А вот и не вру! Вот, смотри!» — Ты улыбаешься, когда видишь белок, как-то даже хвастался, что кормил бельчат. «— Тэ, тэ! Тихо, вон, смотри! Какие они хорошенькие! — и ножками топает, не в силах сдержать эмоции» — Любишь приходить на ферму оленей, особенно в праздники, потому что тогда разрешают их кормить с рук. «— Они так прикольно хрумкают ягодками, ты обязан пойти туда со мной однажды и убедиться в этом!» Тэхён проносится по воспоминаниям, набирает побольше воздуха и продолжает, пока Чонгук от удивления аж привстаёт. — Твоя матушка говорит, что ты слишком мягкий для престола, но тем не менее не заставляет тебя делать то, что не хочешь, а ещё часто ругает за то, что ты по замку босиком бегаешь и булочки с кухни воруешь, хотя можешь взять их просто так. «— Она ничего не понимает, это же азарт! Намного веселее что-то незаметно стащить и прятаться, будто ты шпион какой-нибудь, чем просто по-скучному взять» — А ещё ты обожаешь смотреть на звёзды и в детстве очень хотел попасть на одну из них, чтобы посмотреть, как там всё устроено. И об этом ты никому не говорил, потому что боялся, что тебя посчитают странным и слишком мечтательным, — нет, ну это уже слишком. Тэхён замечает в чужих шокированных глазах блеск; учащённое дыхание и поджатые пальчики на ногах, которые Чонгук к себе подтянул, немного скрываясь теперь за коленями. Хочет было подорваться и обнять это чудо, но не знает, имеет ли теперь на это право. — Я называл тебя снежинкой, — с грустью в голосе, но всё ещё улыбаясь. — Мы впервые поцеловались после двух месяцев знакомства, — Тэхён не знал, стоит ли говорить о таких вещах, но решил, что смысла скрывать всё равно нет. «— Тэ… Ты тоже это чувствуешь? — Да, снежинка» — Мы ограничивались только «Ты мне нравишься», но в нашу последнюю встречу, вчера, я впервые тебе признался. Я люблю тебя, — на выдохе, смотря прямо в глаза, из которых по щекам пара капель покатились. — Я так сильно люблю тебя, Чонгу, что рвать волосы на голове готов от того, в какую ситуацию мы попали. «— Мы обязательно со всем справимся, слышишь?» Тэхён затихает, заканчивая свой монолог и выглядя так, будто вот-вот снова заплачет. Чонгук враз поверил в его слова после ласкового обращения — так его звала только мама, да и про звёзды тоже никто не знал, и про оленей. Сердце сжимается, смотря на того, кто так искренне, с теплотой в голосе и ласковой улыбкой, о нём рассказывал, и ему правда жаль, что он совершенно, абсолютно ничего не помнит. — Я не знаю, поверил ли ты мне, и не знаю, имею ли право просить тебя о чём-то, но… Договорить ему не дают, налетая и заключая в объятия, из-за чего оба чуть не летят на пол. Тэхён не понимает, но на рефлексах ловит младшего и прижимает крепче, утыкаясь носом в макушку. Хоть и не при таких обстоятельствах, но как же он об этом мечтал, боже. — Прости меня. Прости, что я ничего не помню. В это сложно поверить, но ты… Никто не мог об этом знать, — бормочет куда-то в ключицы. — Пусть меня посчитают легкомысленным и слишком доверчивым, но я тебе верю. — Это чистая правда, снежинка, я отвечу на любой твой вопрос, лишь бы ты мне поверил и я мог продолжать держать тебя в своих руках. На эмоциях Чонгук иногда действует необдуманно, прямо как сейчас — старшему и так хреново, а он тут… тут! Отстраняется мягко, шмыгает носом и смотрит в чужие глаза, полные тоски и обожания. Любви. Да что же это такое. Он утирает глаза и, как обычно, оказывается, для обоих, становится по-напускному серьёзным, хмурясь и шутливо роняя: — Тогда тебе придётся многое мне рассказать, Тэхён. Только благодаря такому доброму и отзывчивому Чонгуку Ким сейчас уверенно может повторить свои слова о том, что они обязательно справятся. Он приложит для этого все силы, и искреннюю, чистую любовь.***
— Тэ, ну ты идёшь? Влетает в комнату маленьким ураганчиком Чонгук, поторапливая того, кто так долго собирается и заставляет ждать. — Да иду я, иду, — отвечают ему с тяжёлым вздохом, смотря на себя в зеркало и поправляя причёску. Чёрные патлы никак не хотят слушаться и не торчать в разные стороны. — Для меня прихорашиваешься? — хитро начинает Чон надеясь немного поиздеваться и смутить Тэхёна в наказание за долгое, как ему кажется, ожидание. Он опирается плечом о дверной косяк и смотрит с прищуром. — Да, — коротко поворачивается к нему парень, быстро и, якобы невинно, улыбаясь, и отворачивается обратно, нисколько не смутившись. — Ну Тэ! — топает досадно, поняв, что план провалился. — Ну всё-всё, хорош уже. Где есть план «А», там есть и план «Б», поэтому Чонгук, закатывая глаза, подходит к старшему и, хватая того за руку, тянет на выход из комнаты. Тэхён ему не сопротивляется, всё равно лучше, чем сейчас, он волосы уже не пригладит, так что лишь переплетает их пальцы и обгоняет, ускоряя шаг, пока не начинает почти бежать, чтобы быть впереди, таща за собой уже младшего, и слышать задорный звонкий смех позади себя из-за его маленькой игры. Они вылетают на улицу, где уже немного замедляются и идут вровень. Чужая рука в руке приятно отдаёт теплом, закатное солнце, скоро исчезнувшее за горизонтом, играет яркими красками, отражаясь на вечном снегу. — Даже не верится, что мы наконец-то идём кормить оленей! — вприпрыжку идя, сообщает Чонгук, попутно поворачиваясь к Тэхёну и сверкая наполненными счастьем глазами. — Принц Льда, будущий король, а ребячества — как у обычного беззаботного парнишки. Обязательно идти на ферму на ночь глядя? — мягко подтрунивают его, крепче сжимая чужую руку. — Ночью там прикольно горит куча маленьких фонариков, как тут, только ещё круче! — он обводит рукой двор, где действительно горит куча маленьких фонариков и на заборе, и на земле, и на деревьях, немного напоминая привычную Тэхёну гирлянду. — И где написано, что принц обязательно должен быть весь из себя серьёзный? — ворчит уже не такой радостный. — Может, это у вас где-то там так и работает, но тут… — договорить не дают. — Знаю я, просто ещё не привык, снежинка, — Тэхён так тепло улыбается, что взгляд оторвать невозможно. Какой же он красивый. Какой же лю… Мысленную цепочку не даёт довести звук колокола. Старший вмиг останавливается, крупно вздрагивая. Он не слышал этого звука уже два месяца. Чонгук не на шутку пугается такой реакции. — Тэхён? Ты чего… — и тут доходит. Вскидывает на него взгляд, цепляясь за чужую руку, как за спасательный круг. Нет. — Нет, нет, нет, — озвучивает мысли, коротко мотая головой из стороны в сторону. Он рассказывал Чонгуку и об этом — о том, как возвращался туда, где быть не хотел. — Снежинка, — хрипло, с таким страхом, что разум затмевает. — У нас, походу, мало времени, Чонгу, — выдыхает, смотря на солнце, почти скрытое за горизонтом. Чонгук усиленно мотает головой, не веря в происходящее. Он всё ещё ничего не помнит до того, как перед ним в кровати внезапно появился***
В маленькой тёмной комнатке, где нет ничего, кроме одной-единственной старинной книги на кафедре, шелест страниц слышится отчётливо, а появившиеся на странице слова снова возвращаются в память к тем, кто о них когда-либо знал. «И будут двое, что разные по крови, и будет гармония в мире, лишённом зла кровопролитного. Когда первая звезда пролетит по миру, когда истинная боль соединится с одиночеством, — тогда и встретятся двое, по Вселенным раскиданные. Первое испытание. Когда вторая звезда пролетит по миру, когда отчаяние и желание станут одним целым и даже мыслей в голове не будет, — тогда и откроется дверь, впустившая в свои владения того, за кем будет наблюдать, оставаясь открытой, готовой в любой момент вышвырнуть Самозванца. Второе испытание. Когда третья звезда пролетит по Ледяному миру, когда искренность и любовь сквозь испытание сядут на трон, — тогда и закроется дверь, никогда для них больше не открывающаяся. Третье испытание. Тогда легенда станет реальностью».