Корабль Тесея

— Нет, Скотт, ты не понимаешь. — Он опустил взгляд на его руки, желая, чтобы они перестали дрожать. Ему было нужно, чтобы они дрожали, только чтобы доказать, что он не ходячий труп. — Это- Это не я- моё тело. Ты видел, что случилось, верно? — Он поднял взгляд на Скотта, практически умоляя, но чего, он не знал. — Когда оно- когда мы разделились. Оно забрало ме- Оно забрало моё тело. Растерянность и понимание боролись в глазах Скотта. — Оно не забрало тебя. Оно просто- оно дублировало твое тело, верно? Создало копию. — Я не дубликат, Скотт, — он прошептал. — Это подразумевает, что я- что это тело точная копия. Оно нет. Оно- — Он сжал губы в тонкую линию, пытаясь облачить всё в слова. У всех оно есть, но никто не может потерять. Он покачал головой. — Это тень. Моё тело- то, что ногицунэ забрал- оно было из плоти, кожи и костей. Это не то, что я- что оно сейчас. Ногицунэ построил меня из бинтов и дыма, и тьмы. — Но ты всё ещё ты, верно? — Это был не вопрос. Это была мольба. — Ты всё ещё Стайлз. «Я не знаю». — Я надеюсь на это. Ему так холодно. В наши дни ему всегда холодно. Он казался чёртовым Винчестером со всеми слоями одежды, что носил в последнее время. Ничего не помогало. Не когда холод исходил изнутри него. Всё же, было хорошо притворяться. В его венах была молния. Или нет, не молния. Это было отсутствие молнии там, где она должна существовать. Это была молния, что чёрная дыра для света. Если эта аналогия имела смысл. Его преследовали мухи. Он едва видел их, но когда он шёл, он слышал их жужжание, пока они следовали. Он пытался отогнать их, сказать им уйти прочь. Жужжание только становилось более отдалённым, пока он мог едва услышать его. Как будто они хотели, чтобы он знал, что они всегда рядом, даже если он не мог видеть их. Никто другой не слышал их. Он всё время был голоден. Но ненормально, не как человеческий голод. Не тот голод, что заставлял его желудок урчать, а его голова наполнялась мыслями о чизбургерах и картошке фри. Этот тип голода был обычным и исправляемым. Его — нет. Боль уменьшалась, когда он наблюдал за детским плачем из-за игрушки, что он потерял. Она уменьшалась, когда он слышал мальчика, рыдающего в его телефон. Она уменьшалась, когда он ходил в больницу и держал руки страдающих. — Я ем, что ты чувствуешь, — ногицуне сказал. — И я ненасытен. Он может чувствовать вину из-за съедания боли пациентов, но он также помогал им. Он просто делал то, что Скотт делал с животными в ветеринарной клинике, немного забирая их боль. «Но Скотт не нуждается в этой боли, чтобы выжить», голос в глубине его разума прошептал. Он стряхнул его и немного крепче сжал руку мужчины. Он всё ещё нуждался во сне. Это было единственное, что не изменилось, и он не знал, желал бы он этого. Ему снилась тьма и крики, и боль. Ему снились страдания, которые он никогда не вызывал, и жизни, что он никогда не забирал. Огонь и кровь, и клыки. Разрушение и хаос, и смерть. В его снах он наслаждался этим, наслаждался раздором и хаосом. Когда он просыпался, он рыдал, пока его горло не болело, а слёзы не заканчивались. Казалось, каждый раз у него было всё меньше и меньше слёз. Когда Малия была рядом, она будила его и держала, пока он плакал в её футболку. Когда её не было, он сжимал руками одеяло и пытался не сдирать кожу. Он привык кричать, но после видения отца мёртвым у его ног после слишком многих ночей, успокаивающим его, он научился сдерживаться. В нынешнее время он обнаружил, что сдерживает всё. Иногда, когда он видел отражение, там был проблеск… чего-то. Вспышка серебряных глаз в окне, тень хвоста в зеркале ванной, блеск клыков на чёрном экране его ноутбука. Первые несколько раз он подпрыгивал и дважды проверял, но ничего не находил. Сейчас он просто изо всех сил старался игнорировать это. Он устал пытаться убедить себя, что там ничего не было. Сейчас он был быстрее. И сильнее. И более маневренным, и более выносливым, и более… всем. — Я не знаю, как ты внезапно стал так хорош, Стилински, но продолжай! — Тренер похвалил. Он должен быть в восторге. Это должен быть один из самых лучших моментов его жизни. До того, как всё случилось, так бы было. Он бы усмехнулся и пообещал сделать даже лучше. Он бы вскинул кулак и дал Скотту пять. Он бы гордился. Он бы был счастлив. Сейчас он просто кивнул и притворился, что волнуется. Школа была всё той же. Его оценки были лучше сейчас, когда буквы не расплывались на страницах, а люди не подписывали вещи, что он не мог понять и смотрели, смотрели, смотрели. Его недавно обострившиеся чувства не тревожили его так сильно, как он думал, они будут тревожить, не после того, как он так много тренировался в отгоне мух. Плюс, они не были так сильны, как у волков- он не мог слышать чьё-то сердцебиение, как мог Скотт, но он мог чувствовать в воздухе их эмоции. Негативные — страх, злость, грусть — чувствовались лучшими. Он мог также видеть лучше в темноте. Лучше, чем Скотт мог. Конечно, он мог. Он был создан из тьмы, логично, что он был там как дома. Он всегда был там как дома. Давным-давно Мэтт Дэлер спросил его, кем он был. Он пошутил в ответ, что-то о снежном человеке, сразу после Джексон парализовал его и одна из худших ночей его жизни исполнилась. Он знал, кем он был тогда. Всё другое запуталось в растерянности и неуверенности, но он был уверен в его роли в той истории. Он был лучшим другом (человеком) оборотня протагониста. Комичным облегчением. Умным парнем. Сейчас единственное, в чем он был уверен, было то, что он — не полностью человек. — Ты другой, Стайлз, — Скотт говорит. Конечно, он был другим. Он так несомненно, необратимо изменился из-за того, что случилось, но Скотт всё ещё казалось ожидал возвращения всего к нормальности. Его отчаяние чувствовалось так хорошо. Улыбнувшись, он пожал плечами. — Я всё ещё пытаюсь работать над некоторыми вещами. Не волнуйся, я в порядке. Скотт улыбнулся его яркой щенячьей улыбкой, и Стайлз пообещал себе, что попытается сделать всё нормальным. Даже если ничего не будет нормальным снова.