particles [частицы]

Четыре месяца назад Питер погиб в космосе. Пять лет и четыре месяца, технически, но для Питера прошло всего четыре месяца. Сто двадцать два дезориентирующих дня. Шестнадцать недель постоянного отвлечения, потому что, когда он не думает о том, как сделать новый протез Тони лучше, не устраивает чаепития с Морган и ее мягкими игрушками, не помогает Мэй в столовой, не слушает невыносимо громкую музыку, не играет в видеоигры, не разрабатывает новый костюм, который никак не может заставить себя надеть, он чувствует, как его тело распадается в пыль. Снова и снова. Он начал носить солнцезащитные очки с фиолетовой оправой, потому что основной свет слишком желтый, граничащий с оранжевым, и это возвращает его на Титан, где его душит фиолетовый пришелец втрое больше него. Его разрывает на части. Разлетается в пыль. Очки делают его похожим на жалкую версию Тони, но единственный человек, который когда-либо упоминает об этом, - Флэш, а Питер не может заставить себя заботиться о том, что скажет этот чертов Флэш. Питер также больше не может выносить темноту. И он не выносит оранжевого свечения ночника, поэтому спит с ноутбуком на автоматическом воспроизведении видео с YouTube с момента захода солнца и до его восхода. Хотя о сне можно было бы и не говорить - он дремлет часами, а когда засыпает по-настоящему, то просыпается с колотящимся сердцем, чувствуя пульс в горле, когда в ноздри ударяет запах горящей руки Тони. Когда его родители умерли, он был слишком мал, чтобы почувствовать это по-настоящему. Ему было грустно, он скучал по отцу, читавшему ему сказки на ночь, по маме, приглаживавшей его непокорные волосы и прижимавшей к его голове громкий влажный поцелуй. Но, честно говоря, он никогда не скучал по ним так сильно, как по самой концепции наличия родителей - кого-то, кого можно назвать мамой и папой. Когда Бен умер, все было иначе: смерть Бена потрясла его до глубины души. У него тряслись руки, тело устало, и в течение нескольких месяцев вставание с постели было для него такой же обязанностью, которую он не мог свалить на Мэй, как кучу грязной одежды в углу своей комнаты. Из-за этого было трудно бодрствовать и трудно спать, а иногда, когда он мыл руки, он мог поклясться, что видел, как вода и мыло с ярко-красной кровью уходят в канализацию. Питер не чужд трагедиям, пытается донести он. Просто предыдущие трагедии оставляли его грустным, измученным и опустошенным. Эта трагедия - выжить в двух сражениях подряд, пропустить пять лет жизни - оставила его полым, измученным и чертовски злым. Необъяснимая, кипящая злость течет по его венам, и Питер не может не задаваться вопросом, что, черт возьми, с ним происходит. Он не может понять, почему в этот раз все по-другому. Ведь раньше он ничего не чувствовал, а теперь его тело заполнено всеми чувствами, которые собраны воедино и спрессованы в одну белую раскаленную злость. С ним что-то не так, потому что он зажат, и все, каждая мелочь, кажется, выводит его из себя. Но он не может действовать, он - Питер Паркер, спокойный, мягкий и тихий парень, который и мухи не обидит, поэтому он позволяет гневу гнить, кипеть, бурлить и надеяться, что он скоро пройдет. ________ Две недели назад Тони разрешил Питеру взять его старую толстовку из Массачусетского технологического института. Она уже не черная, а выцветшая на солнце, коричневато-черная; белый логотип, пришитый на ней, пожелтел от многолетнего воздействия моторного масла, кофе и, возможно, виски, а манжеты обтрепались. На правом манжете есть загадочное белое пятно, которое никак не исчезает, а на бирке на шее почерком Марии Старк написано "Э. Старк" неровным почерком. И вот в эту пятницу, две недели спустя, Питер надевает толстовку уже пятый день подряд, и от нее пахнет потом, спреем для тела Axe и еще слабым запахом Тони и его лаборатории. В какой-то момент за эти сто двадцать пять дней, в течение которых Питер был жив, когда не должен был, Тони усадил Мэй и сказал ей, что Питер - его ребенок, так же как и Морган. И как-то так получилось, что Питер каждые выходные живет в хижине с еще двумя почти родителями и младшей сестрой, и это странно, но он это ценит. Он не называет Тони папой или Пеппер мамой, и соглашение с Мэй не является каким-то официальным договором об опеке, но Питер носит одежду Тони, устраивает чаепития с Морган и обнимает Пеппер так же крепко, как и Мэй. И Пеппер, и Тони являются контактными лицами Питера в школе, у Питера есть своя комната в домике, а на холодильнике под магнитом с единорогом красуется уродливое селфи Питера. И он это ценит. Он рад этому, но гудящая энергия под кожей и гнев в груди не утихают, когда он там. С ним что-то не так. Он знает это. Он идет в школу в фиолетовых солнцезащитных очках, толстовке Тони и кроссовках, которые не удосужился завязать. Нед приветствует его объятиями и рукопожатиями, Питер улыбается и с энтузиазмом пытается ответить на рукопожатие, но у него ничего не получается. Нед хмурится и спрашивает, все ли с ним в порядке, Питер снова улыбается и говорит: "Да, все будет хорошо", хотя на самом деле за последние пять дней он спал меньше девяти часов и все время чувствует, как его тело разрывается на части. Он переходит из аудитории в аудиторию, отключаясь на каждой лекции и возвращаясь обратно, чтобы снова отключиться, и если люди пытаются привлечь его внимание, он этого не замечает. Его кровь кипит, а он не может понять, почему. За обедом Питер сидит напротив Неда и ЭмДжей за одиноким столиком в кафетерии и ковыряется в унылой версии салата "Кобб". Салат-латук вялый, а помидоры твердые, и пластиковая вилка гнется, когда он пытается подцепить один из них. Он полил его заправкой "Ранч", но на вкус он все равно напоминает пыль и горелую плоть. После того как он минут десять ковырялся в салате, появляется Флэш, мать его, Томпсон, с уродливой ухмылкой на уродливом лице, и можно было бы подумать, что пятилетняя смерть смирит парня, но по какой-то богом забытой причине Флэш стал еще более невыносимым, чем раньше. Флэш кладет свою тощую крысиную руку на стол рядом с салатом Питера, и Питер задумывается, как легко проткнуть хлипкий пластик через эту руку. Флэш открывает рот и говорит: — Все еще пытаешься быть похожим на Тони Старка, да, Пенис? Рука Питера сжимается вокруг пластиковой вилки. — Оставь меня в покое, Флэш. — Железный человек спас мир, а ты думаешь, что лучший способ продать ложь о том, что ты его знаешь, - это нарядиться в его костюм. Это немного жалко, тебе не кажется? — Уходи, Юджин, - проворчал Эм-Джей. Костяшки пальцев Питера побелели от того, как сильно он сжал кулак. — Заткнись, Джонс. Я не с тобой разговариваю. Я говорю с Пенисом. Ответь мне, Пенис. Тебе не кажется, что ты жалок? И честный ответ - да, он считает себя жалким. Он не может заснуть, не может справиться с желтым свечением естественного света и каждый вечер смотрит часовые видеоролики с людьми, играющими в Legend of Zelda, только для того, чтобы перестать думать. На нем толстовка Тони, потому что она похожа на одеяло безопасности, и ему не терпится обнять Пеппер сегодня. Но он не собирается говорить об этом Флэшу. Питер говорит Флэшу следующее: — Если ты не оставишь меня блять в покое, клянусь Богом, я выбью зубы прямо из твоего толстого черепа. – Его голос ровный, монотонный. Пластиковая вилка раскалывается в его руке, и зазубренные края впиваются в ладонь. Флэш только смеется. — Да? Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь. Пуни Пенис Паркер, похожий на Железного Человека. Ты собираешься быть сильным, как он, или, может быть, твой дружок Человек-Паук, а? Собираешься ударить меня, когда даже не можешь сам открыть свой гребаный шкафчик? Пожалуйста, ты не сможешь сбить меня с ног, даже если попытаешься. Питер моргает, и вдруг и он, и Флэш оказываются на земле. Питер сидит на Флэше, который пытается отдышаться после того, как из него выбили дух. Питер понимает, что с ним что-то не так, потому что он даже не помнит, как встал со своего места, не говоря уже о том, что повалил Флэша на землю, но он не думает об этом. Пластиковая вилка все еще зажата в его кулаке, когда она врезается в нос Флэша. Он чувствует, как что-то трескается под его руками, видит кровь, льющуюся из лица Флэша, и ничего не чувствует.   В кафетерии становится оглушительно шумно, люди кричат и поднимают телефоны, чтобы заснять, как Питер снова бьет Флэша. Он слышит, как Нед и ЭмДжей кричат: "Питер!", но весь шум превращается в глухой рев. Когда Питер отшатывается назад, чтобы нанести третий удар, кто-то хватает его и тащит за подмышки. Флэш пытается встать на ноги, отступая на несколько шагов, а Питер - вырваться из железной хватки, в которой его держат. — Да что блять с тобой такое?! – кричит Флэш, вытирая кровь со рта. Питер только усмехается; ему удается вырваться из рук того, кто его держит, и сделать выпад вперед, прежде чем его снова быстро дергают назад. Это тренер Уилсон, понял он, удерживает Питера. Тренер Уилсон, который кричит, чтобы все отошли, и при этом как-то спокойно говорит Питеру, чтобы тот успокоился. Питер продолжает усмехаться над Флэшем; кровь все еще льется из его носа, и он держит руку у рта, чтобы поймать ее. Питер не знает, как, но он должен был сдерживать свои удары. Если бы он этого не сделал, Флэш, скорее всего, был бы мертв. Флэш был бы мертв. Он был бы мертв. Питер убил бы его. Этой мысли достаточно, чтобы почувствовать, как его тело снова разрывается на части. Он видит, как пыль от его распадающихся рук плавно опускается на кафельный пол. Чувствует, как снова становится ничем. Умирает, как и должен был умереть. Каким-то образом он оказывается в кабинете директора, сидит напротив господина Мориты, но ощущения, что он там, нет. Такое ощущение, что он плывет за своим телом; призрак, оставшийся в пустой оболочке. Как будто его и не было вовсе. Директор Морита говорит, Питер видит, как двигается его рот, но не слышит ни слова. Он опускает взгляд на свои руки и видит, как ярко-красная кровь засыхает, превращаясь в корку, и трескается вокруг естественных морщин на руках Питера. Когда он сгибает пальцы, кровь трескается еще больше и падает с кожи неровными хлопьями. Он не чувствует этого, он все еще парит, но он видит это. Он видит, как через час костяшки его пальцев станут фиолетовыми, как они уже опухают и, наверное, горячие на ощупь. Когда Питер поднимает голову, он видит, что директор Морита перестал говорить; он просто смотрит на Питера невероятно грустными глазами, губы нахмурены. Сейчас он выглядит старше, чем четыре месяца назад (пять лет назад), и Питер понимает, что он так и не сорвался. Это осознание похоже на удар, и вдруг Питер снова оказывается в своем собственном теле и снова все чувствует. Он резко вдыхает, чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, но не плачет. Он не плакал с тех пор, как сказал Тони, что они победили на поле боя в Ваканде. — Я понимаю, что возвращение в мир пять лет спустя - это адаптация, - говорит мистер Морита. Питер насмехается, а директор Морита поджимает губы. Он по-прежнему хмурится, на его лбу проступают глубокие морщины, и он как будто ждет, что Питер заговорит, но язык Питера - пыль, и он не может пошевелить губами. Когда становится ясно, что Питер не собирается ничего говорить, директор Морита продолжает: — Я знаю, что Флэш спровоцировал тебя, но мы по-прежнему придерживаемся политики нетерпимости к насилию. У меня нет другого выбора, кроме как отстранить тебя от занятий. — Хорошо, - говорит Питер. Его голос звучит тускло и отстраненно, даже для него самого. С ним что-то не так. — Мы звонили твоей тете, но она не отвечает, - говорит г-н Морита. — Есть ли еще кто-нибудь, кому мы можем позвонить, чтобы отвезти тебя домой? — В моем личном деле должен быть номер. –  Вторичный контакт для экстренной связи. Это личный номер Тони. Номер, которого почти ни у кого нет, но он записан как контактный телефон Питера, потому что он... Боже, он и мой ребенок, Мэй. Я больше не могу притворяться иначе. Питер хочет закричать при мысли о том, что Тони приедет сюда, заберет Питера, потому что он сошел с ума, когда тот должен отдыхать, потому что, хотя у него новая рука, он все еще слаб. Все еще заживает. Директор Морита щелкает мышкой на своем компьютере, потом говорит: — Ах, да. Вот оно. Ты не против остаться, пока я позвоню? — Нет, - говорит Питер. — Валяйте. И снова уплывает. __________ Поездка в Мидтаунскую школу из штата Нью-Йорк занимает около трех часов. Цифровые часы на столе мистера Мориты показывают, что Питер просидел там всего тридцать минут, когда в офис вошла Пеппер. Вероятно, она выполняла работу СИ в городе; Тони наверняка попросил ее заехать за Питером. Если бы он не был так занят, разрываясь на части и уплывая, Питер чувствовал бы себя виноватым, но с ним что-то не так, поэтому Питер ничего не чувствует. Учительница пришла с его рюкзаком и пальто двадцать минут назад, и Питер хватает их оба, пока стоит. Он не смотрит ни на Пеппер, ни на мистера Морита - он смотрит в окно, выходящее на парковку, пока они вдвоем разговаривают. Он продолжает смотреть на коричневые листья и машины разных цветов, пока Пеппер не кладет руку ему на плечо и не говорит: — Пойдем домой, милый. Машина, на которой сейчас ездит семья Старков, - это не какой-нибудь броский спортивный кабриолет, а обычный современный черный внедорожник с игрушками на заднем сиденье и черным креслом-бустером с подушкой в виде Человека-паука. В машине пахнет освежителем воздуха, а в подстаканнике стоит стаканчик Wendy's. Питеру не хочется перекладывать игрушки Морган, и ему не очень хочется сидеть с Пеппер на переднем сиденье, но он все равно садится. Пеппер протягивает ему влажную салфетку, когда он забирается на пассажирское сиденье; Питер несколько мгновений смотрит на нее, моргая, пока не понимает, что костяшки его пальцев все еще покрыты засохшей, запекшейся кровью. Когда Пеппер выезжает с парковки, она снова обращается к Питеру. — Отстранили за драку? Правда, Питер? — Я не хочу об этом говорить, - бормочет Питер, доставая из кармана телефон и наушники. (Сейчас все пользуются чертовыми AirPods, конечно, они появились еще до смерти Питера, но они не были так распространены, как сейчас, и он просто не может расстаться со своими обычными чертовыми наушниками). — Мы должны поговорить об этом, - говорит Пеппер. Питер застонал, вставляя один наушник. Часть его чертовски возмущена тем, как он ведет себя рядом с Пеппер Поттс; большая же часть просто оцепенела от всего происходящего. — Флэш меня разозлил, я его ударил, теперь мы здесь. Плевать. — Нет. Не плевать. - огрызается Пеппер. — Ты сломал ему нос, Питер. Единственная причина, по которой тебя сегодня не исключили, заключается в том, что школа более снисходительно относится к такому поведению из-за Щелчка. Тебе повезло, что тебя отстранили только на неделю. — Флэш издевается надо мной уже много лет! - горячо сказал Питер, гнев внезапно вернулся в полную силу. — Он дважды ломал мне нос и так сильно пихал меня в шкафчики, что я сломал себе гребаный зуб! Я ни разу не ударил в ответ, а когда ударил, меня хотели исключить на хрен! Почему ему все время все сходит с рук, а? Почему я не могу просто отреагировать, хотя бы один раз? Это бред. Пеппер не произносит ни слова. Питер видит, как она крепче сжимает руль, как сжимается ее челюсть. Она делает резкий вдох через нос и тяжело сглатывает. — Мы беспокоимся о тебе, - говорит она через минуту. Ее голос стал намного спокойнее, менее резким. — Это не похоже на тебя, Питер. — Ну, ты знала меня всего три месяца до того, как я умер, - сплюнул Питер. — Так что ты совсем не знаешь, что на меня "похоже", да, Пеппер? И снова Пеппер молчит. Питер насмехается и вставляет второй наушник. Он включает плейлист лаборатории Тони, смотрит в окно и в очередной раз задается вопросом, что, черт возьми, с ним не так. _________ — Тони хотел, чтобы я показала тебе это, - говорит Пеппер, нежно улыбаясь Питеру, открывая дверь, перед которой они стоят. — Он хотел показать тебе, но тебе и твоей тете нужно где-то остановиться, поэтому он разрешил мне показать тебе, пока он выздоравливает. Питер моргает и заглядывает в комнату. Она милая, со светло-голубыми стенами и большим окном, выходящим на лес за хижиной. Рядом с окном стоит кровать, у противоположной стены - письменный стол, а у той же стены, что и дверь, - красивый деревянный комод. Питер делает неуверенный шаг внутрь и рассматривает безделушки на столе и подоконнике. Это его вещи, из квартиры в Квинсе. — Тони и Хэппи побывали в твоей квартире и сдали большую часть твоих вещей на хранение, - говорит ему Пеппер. — Но он... он хотел, чтобы у тебя была комната здесь. Только твоя. Поэтому он взял твое покрывало, несколько безделушек и книг. — Даже если бы я не вернулся, - шепчет Питер, больше для себя, чем для чего-либо еще. В горле стоит комок, а в глазах стоят слезы, которые никак не хотят падать. — Даже если бы ты не вернулся, - подтверждает Пеппер, ее голос грустен.  — Он хотел, чтобы у тебя было место в его жизни, Питер. Так что эта комната - твоя, когда бы она тебе ни понадобилась. Тебе всегда здесь рады.   Комната выглядит так же, как и три с половиной месяца назад, только теперь на стенах висят рисунки, сделанные Морган, на полу валяются грязные носки, а на кровати лежит большое чучело слона. (— Его зовут Элли, и он будет оберегать тебя, - говорит Морган со странным строгим лицом, передавая слона на руки Питеру. — О, спасибо тебе, милый горошек. Я уверен, что он будет отлично справляться со своими обязанностями. — Угу.). Комната Питеру нравится, очень нравится, но иногда он чувствует себя как музейный экспонат или еще какая-нибудь хрень. Она никогда не была обставлена с расчетом на то, что он там останется, она была обставлена в память о нем, и Питер знает - он знает - что Тони украсил и обставил ее так, чтобы казалось, будто Питер может вернуться в любой момент, засунуть свои грязные носки под кровать и разобрать DVD-плеер на столе, но все равно это похоже на выставочный зал. Она здесь как капсула памяти, в которую Тони может заглянуть. Это не похоже на комнату, в которой он должен остаться, хотя она и принадлежит ему. Питер бросает рюкзак и куртку на пол и ложится в кровать. Он лежит на боку, лицом к стене, фиолетовые тонированные очки впиваются ему в нос и в боковую часть лица, но ему все равно. Солнце все еще высоко в небе, и он не может с этим смириться. Один из наушников выпал из уха, и у него нет сил, чтобы вставить его на место. Он устал, но не может заснуть; хочет заплакать, но не может этого сделать, поэтому Питер просто лежит, вполуха слушая, как Тони и Пеппер разговаривают о нем на кухне. Их голоса немного приглушены, и если бы он не был усилен, Питер не смог бы ничего услышать, но он слышит их голоса достаточно отчетливо, чтобы разобрать их разговор. — Я беспокоюсь за него, Тони, - говорит Пеппер. Вероятно, она прислонилась к кухонному столу, пока Тони нарезает овощи для ужина. — Я тоже, - говорит Тони. — Мы с Мэй говорили об этом - о том, как он отдалился, какой он... пустой, и мы решили подождать, пока он сам придет к кому-нибудь из нас, но теперь... Мы должны заставить его поговорить с нами. Он не может так держать все в себе. Он ведет себя как я, Пеп, только без безрассудного пьянства, вечеринок и сомнительных партнеров. Это совсем на него не похоже. — Мэй сказала, что он не выходил на улицу в образе Человека-паука с тех пор, как вернулся. — Да. – Тони вздохнул. — Она сказала, что узнала некоторые черты его поведения после смерти дяди, но это не было так... экстремально, я думаю. Пеппер хмыкает. — Я просто... Я знаю, что мы не были так близки, как вы двое, до всего этого, но он провел, сколько? Полтора года, работая с тобой в лаборатории? У него была комната. Я узнала его получше и полюбила. Он такой хороший парень. Он заслуживает всего мира, и я.. Я бы хотела помочь ему, чтобы он мог получить его, понимаешь? — Я знаю, - говорит Тони так тихо, что Питер едва слышит его. В горле стоит комок, глаза щиплет, и сколько бы он ни сглатывал, комок не проходит, и сколько бы он ни моргал, слезы не падают. Питер затыкает рукой ухо и отключается от остального разговора. Он не заслуживает этого мира. Да и не нужен он ему. _________ Питер не знает, сколько времени он просто лежал, уставившись в стену. В какой-то момент он заснул, но сон не был спокойным или удовлетворительным, он просто задремал и проснулся от того, что его дыхание застряло в горле, когда он открыл глаза и снова посмотрел на стену, чтобы не видеть обломки Титана. И долго не двигался. Пока не вернулся в свое тело настолько, чтобы понять, что ему действительно нужно в туалет. Ванная комната искусственно освещена и пахнет искусственными цитрусовыми - резкими, чистыми и почти вызывающими головную боль - и, как и во всех других комнатах дома, вещи Морган загромождают все поверхности. На полу валяются игрушки для ванной, на двери висит одно из полотенец с капюшоном и принтом Человека-паука, перед раковиной стоит розовая подставка для ног, а в держателе - неоново-зеленая зубная щетка, явно детского размера. Это как чертово свидетельство того, как изменился мир, когда Питера в нем не было. Когда Питер возвращается в свою комнату, Тони стоит в дверях, держа в металлической руке дымящуюся тарелку лазаньи. Питер замедляет шаг, делая короткие, затяжные шаги к двери, как будто Тони - это животное, которое он пытается не спугнуть. — Я принес тебе поесть, - говорит Тони. — Я подумал, что ты сможешь поесть, а потом мы немного поговорим. Питер моргает. Он качает головой, берет тарелку и говорит: — Я не хочу разговаривать, – после чего возвращается в свою комнату и захлопывает дверь перед носом Тони. Он ставит тарелку с едой на стол и подходит к шкафам. Там лежат его веб-шутеры, спрятанные под трусами и носками, потому что он не пользовался ими с тех пор, как вернулся. Он не может. Мысль о костюме вызывает у него чувство клаустрофобии, ладони потеют, а сердце бешено колотится в груди. Теперь он надевает один из них и захлопывает дверь. Питер слышит сердцебиение Тони по ту сторону двери. Оно стало неровным и неустойчивым с тех пор, как он сорвался, и ему приходится постоянно держать дуговой реактор включенным, как какой-то высокотехнологичный кардиостимулятор. Потому что он умер. В течение нескольких минут Тони был мертв, рука и лицо были обожжены, глаза были открыты, но остекленели и были пусты. Питер слышал, как остановилось его сердце. То, что он слышит его сейчас, как оно бьется, поддерживая дыхание и жизнь Тони, должно утешать, но все, о чем Питер может думать, - это о сбившемся ритме и оглушительной тишине на поле боя, когда Тони перестал быть Тони. Всего на несколько мгновений. Питер берет со стола свою тарелку и опускается на пол. Тони вздыхает. — Я говорил с Мэй, - говорит он. Его голос приглушен дверью, но Питер все равно прекрасно его слышит. — Мы договорились, что ты останешься здесь на время отстранения от учебы, а потом, как только вернешься в город, будешь неделю под домашним арестом. Питер запихивает в рот вилку лазаньи, жует и глотает, но вкуса не чувствует. — Я знаю, что ты делаешь, - говорит Тони. — И ты не можешь продолжать держать все в себе и делать вид, что все в порядке. В конце концов, это просочится наружу, как это случилось сегодня. Тебе нужно поговорить с нами - с кем-нибудь. Мы не сможем тебе помочь, если ты не откроешься. Питер думает, что, возможно, он в корне сломлен - что какая-то его часть не вернулась, когда он вновь появился на Титане пять лет спустя. С ним просто что-то не так, и никто не может помочь вернуть исчезнувшую часть. Он зол до глубины души, и это не проходит. Тони снова вздыхает, долго и устало, и уходит. Питер слушает его шаги, пока Тони не доходит до гостиной внизу. Через два часа, когда паутина на двери растворилась, Питер приоткрывает дверь настолько, что ставит пустую тарелку на пол возле своей комнаты, затем осторожно закрывает дверь и ложится спать. Сейчас три часа ночи, и Питер знает, что не заснет. Темно и тихо, но если отвлечься от голосов из проигрываемого на YouTube видео, то можно услышать шелест ветра в деревьях; сопение Морган, ворочающейся в постели; спокойное, тихое дыхание Тони и Пеппер. Темно, и Питер все еще носит свои тонированные очки. Он смотрит в потолок, и ему не кажется, что он распадается, уплывает, но это близко. Как будто каждая частица его тела в беспорядке висит рядом друг с другом, почти превращаясь в пыль, но еще не до конца. Он не чувствует ни прижатия матраса к спине, ни рук к животу. Он просто парит, почти не существуя. Как и раньше. ___________ Сейчас три тридцать утра, и Питер больше не может находиться в своей комнате. И он уходит. Пустая тарелка больше не стоит перед его дверью, должно быть, Тони или Пеппер взяли ее и поставили в посудомоечную машину. Питер решает не зацикливаться на этом и тихонько спускается по лестнице. Он перешагивает через игрушечный грузовик и стетоскоп и наступает прямо на свитер, который явно принадлежит Морган, как и все остальное в этом гребаном доме. У Питера есть своя комната, зубная щетка и фотография на холодильнике, но Морган - Морган проникает в каждую щель этого дома, потому что он был ее первым. Питер не на втором плане, но и не на первом. Он просто здесь. Плывет к входной двери. Когда Питер осторожно открывает дверь, его обдаёт холодным воздухом, и это немного успокаивает его. Он выходит на крыльцо, закрывает за собой дверь и опускается на ступеньки. Здесь прохладно, не настолько, чтобы дрожать, но почти, и так же темно и неподвижно, как и в доме. Мелкие волны разбиваются о берег озера, ветер все еще шумит в деревьях. Это умиротворяюще и в то же время тревожно. Питер смотрит на небо. Полная луна висит низко в небе, отражаясь в нем тошнотворным оранжевым цветом. Питер чувствует, как его разрывает на части, как он разлетается в пыль и прах. На Титане он испытывал страх, ужас, а сейчас он не чувствует ничего, кроме злости. Он видит оранжевую луну и думает о Титане, о луне, сорванной с неба и брошенной в него, как футбольный мяч, и чувствует злость. Холод больше не опора, а лишь пустой простор космоса. Я подстраховка. Нет, ты безбилетник. Мистер Старк, я чувствую себя не очень хорошо. Ты в порядке, малыш. Я не знаю, что происходит. Я не хочу уходить... Я не хочу уходить, я не хочу уходить, я не хочу... Питер не может дышать. Не видит. Не может ничего сделать. Он сидит, как парализованный, и смотрит на оранжевую луну и мерцающие звезды. В городе их не видно, и он никогда не выходит из дома ночью, когда он здесь. Он никогда не думал о том, как страшно ему было и в космосе, до этого момента; когда он стоял за спиной Тони и его держал в удушающем захвате человек, который, возможно, обрек их на гибель на Титане. Питер успевает сделать огромный вдох, когда слышит, как открывается дверь, и тут же задыхается, когда дверь снова закрывается, и он слышит неправильный ритм сердцебиения Тони. — Я боялся, что ты убежишь в лес, - тихо говорит Тони. Он застонал, опустившись на ступеньки рядом с Питером. — Господи, как же я старею. Питер тяжело сглатывает и пытается сделать еще один вдох. Это получается с трудом, он не получает достаточно кислорода, но это уже что-то. — Что ты здесь делаешь, парень? – спрашивает Тони. — Не можешь уснуть? Питер хрипло рассмеялся и посмотрел на свои руки. Они стали тоньше, чем раньше, сухожилия видны под кожей, но это его не беспокоит. Его беспокоит то, что он так отчетливо чувствует, как они превращаются в пыль, и в то же время видит их на своем теле нетронутыми. — Да, - вздохнул он. — Наверное, так можно сказать. Питер закрывает глаза и делает несколько вдохов. Тони хмыкает. — Знаешь, я купил этот дом после "Альтрона", - говорит он. — Я в нем не жил, но мне нравилось, что он у меня есть. Раньше он был полностью изолирован от сети, но когда мы переехали сюда после... после того, как я установил Пятницу, WiFi и все такое. Стало легче. Ближайший сосед находится в пяти милях от нас, так что никогда не было конфронтации по поводу того, что мы потеряли. Кого мы потеряли. Но мы с Пеппер обсуждали возможность переезда обратно в город, чтобы Морган начала ходить в детский сад. А этот дом оставить как дом для отдыха. Что скажешь? Питер пожимает плечами. — Если ты этого хочешь. — Я спрашиваю твое мнение, ребенок, - говорит Тони. — Нам нужно будет найти достаточно большое место для тебя и Мэй, понимаешь? Питер ничего не говорит. Он не может, правда. Это... это странно, как сильно Тони заботится о нем. Несмотря на то, что у него своя семья и своя жизнь без Питера, он все еще уверен, что Питер рядом с ним, и он не знает, как, черт возьми, он вписывается во все это. Раньше он лучше понимал свое место рядом с Тони. После всего этого, после того как они официально оформили стажировку и стали проводить время в лаборатории раз в неделю, потом два раза в неделю, потом каждые выходные, и вдруг комната для гостей стала комнатой Питера. Тони по-прежнему оставался мистером Старком, они не обнимались и не говорили о слишком личном, но это было приятно. Знакомо. А потом Питер умер и вернулся к объятиям и ребенку, которого ему представили как сестру. Вернулся к домашней еде и морщинкам вокруг глаз Тони, и, Боже, он и мой ребенок, Мэй. Тони снова вздыхает. В последнее время он часто так делает, и виноват в этом Питер. — Позволь мне помочь тебе, Питер. Поговори со мной. Питер молчит несколько мгновений, снова глядя на свои руки. Затем, не в силах больше держать это в себе, он начинает говорить. — Я чувствовал это, - тихо говорит он Тони. — Я говорил об этом с Недом и Эм-Джей - о пыли - и они сказали, что это безболезненно. Нед сказал, что это было страшно, потому что он видел, как распадаются его руки, но он ничего не чувствовал. А я почувствовал. Питер тяжело сглатывает, борясь с комком в горле. — Я все еще чувствую это. Я чувствую это все время. Я чувствую, как мое тело просто... разрушается. Как будто я все время плыву, превращаясь в пыль, и я чувствую, как мое тело отчаянно пытается восстановить себя в то же самое время. Это... я не могу. Я не могу спать, не могу есть. Все просто... в пыли. По его лицу текут слезы, тихие и холодные, собираясь в соленые капельки на подбородке. Он сопит и так занят тем, что чувствует, как его разрывает на части, что едва замечает, как Тони обнимает его за плечи. — А я... – Питер снова фыркает и вытирает слезы с лица, но их становится еще больше. — Я помню запах твоего огня. Иногда я вдыхаю и чувствую, как твоя рука горит и сливается с твоим костюмом, и я... я не могу дышать. Я не могу выносить тишину, потому что помню, как остановилось твое сердце, я не могу... не могу спать. Я не могу дышать. Я все время злюсь, и я не понимаю, почему. Как будто моя кровь кипит, и я не могу дышать. Я бы хотел... Я бы хотел просто остаться мертвым.  Из груди Питера вырывается рыдание, громкое, безудержное и чертовски желанное. Он уже несколько месяцев не плакал, но каждый день был на грани слез, и наконец, наконец, плотина прорвалась. Он плачет, потому что злится, потому что грустит, потому что скорбит о том, чего нет, о том, что могло бы быть, и о том, что он упустил. Это слезы благодарности за то, что он снова жив, и обиды и боли от того, что он не живет так, как должен был бы. Это ярость, скорбь и все, что он держал в себе с тех пор. Тони притягивает его ближе, и это неудобно и странно, но Питер все равно прижимается лицом к груди Тони, наконец-то просто расслабляясь, пока тот плачет, плачет и плачет. И вместо того, чтобы рассыпаться на части, он как будто снова собирается воедино.