И кровью брызнут тростники

ГЛАВА 12. Приговор капитана

Не только там, где рабство процветает, Касаясь черных спин, владычествует плеть… Огюст Барбье

5 ноября 1792 года Владения испанской короны, Канарский архипелаг, остров Тенерифе, Пуэрто-де-ла-Оротава Борт бригантины «Афина» Поль чувствовал себя полностью счастливым, но утомленным после целого дня, проведенного наедине с капитаном в живописном уголке острова, после купания в прибрежных волнах, беготни друг за другом, бесконечных поцелуев и буйных объятий среди кипящей пены и солёных брызг, после взаимных признаний в любви, сразу же превративших телесное влечение в нечто гораздо более сильное и глубокое… Последним ярким штрихом свидания стала драматическая встреча с ядовитой медузой, выброшенной волной на берег — это было полупрозрачное существо с голубым телом и великолепным высоким гребнем с розовой окантовкой. Из жалости к столь красивому созданию, Поль хотел поднять его и вернуть в родную стихию… но его остановил и напугал до ужаса рык Алехандро, внезапно раздавшийся за спиной: — Стой!!! Замри! Не вздумай трогать это руками! — и прежде чем Поль успел что-то предпринять, Крис обхватил его, закинул на плечо и оттащил подальше… да еще и угостил несколькими хорошими шлепками пониже спины, доходчиво объясняя, что красивый пришелец из глубин — ни кто иной, как знаменитый португальский кораблик, чьи длинные жгучие плети таят в себе смертельную угрозу не только для рыб и кальмаров, но и для неосторожного пловца… (1) Этот случай произвел на Поля столь сильное впечатление, что, собираясь в обратный путь, он пребывал в глубокой задумчивости. Сидя в шлюпке, идущей на веслах к судам на рейде близ порта, он все время боролся с желанием положить голову на плечо Алехандро и крепко заснуть. Испытывая неловкость из-за своей слабости, Поль надеялся, что все же найдет в себе достаточно сил и терпения, чтобы спокойно добраться до «Гермеса» и на собственных ногах дойти до каюты. — Вижу, ты совсем разомлел, мой отважный естествоиспытатель… — усмехнулся Крис, заметив полусонное состояние юноши, сам привлек его к себе на плечо и постарался устроить поудобнее. — Скорее, зоолог-неудачник! — Поль с облегчением закрыл глаза и покаянно заметил: — Если бы не ты… я мог бы сегодня уснуть вечным сном! Какая глупая и смешная смерть… — Опять ты произнес это слово! Забудь про медузу, я все равно не позволил бы тебе умереть… это моя вина, что сразу не предупредил тебя насчет коварства южных морей! — Мммм… расскажешь мне еще про медузу… и про всяких других удивительных тварей, которые живут в этих широтах? — Расскажу… и покажу много занятных картинок… вот только доберемся до моей каюты! Как назло, когда шлюпка проходила мимо других судов к «Гермесу», им подали тревожный сигнал с «Афины», и Алехандро, крепко чертыхнувшись, приказал матросам грести к бригантине. — Зачем нам туда? Что ты собираешься делать? — прошептал Поль на ухо Алехандро и взял его под руку. — Поднимусь на борт и узнаю, в чем дело. — Ума не приложу, что там могло случиться?.. — Уверен, какая-нибудь ерунда… — Тогда, может быть, они обойдутся и без вас… мой капитан? — для вида Поль прибавил почтительное обращение, но по ухмылкам Кико и матросов, опустивших головы, чтобы скрыть неуместную веселость, было ясно, что попытки соблюсти этикет никого не обманывают. Алехандро вздохнул: — Без меня не обойдется, раз дважды просигналили вызов арматору. — Вот досада!.. — Я не задержусь здесь надолго, обещаю. А ты можешь спокойно отправляться на «Гермес». Парни отвезут тебя на шхуну и вернутся за мной. — Ну уж нет! — сонливость слетела с Поля, словно ее и не было, и брови сердито сошлись над тонкой переносицей. Он выглядел таким красивым в гаснущем свете дня, что Алехандро с большим трудом сумел изобразить подобие суровости: — Месье Дастен, отставить капризы! Ждать меня в кают-компании за чашечкой кофе намного приятнее, чем болтаться в шлюпке на холодном ветру. — Нет! Я пойду с тобой… раз уж так вышло, мне нужно убедиться что с матушкой и сестрами все в порядке! Суровость окончательно растаяла, и Алехандро благодушно согласился: — Ну хорошо, убедись, если это поможет тебе заснуть крепко и без кошмаров! Руки влюбленных нашли друг друга и сплелись в тесном пожатии… Едва шлюпка подошла вплотную к «Афине» и мягко стукнулась бортом о трап, наверху сейчас же показалась повязанная красным платком голова капитана ван Веллингена: — Патрон! Наконец-то! — Да, это я. Что у тебя стряслось, Ян? — не скрывая недовольства, первым делом поинтересовался Рэй. — Кхм… вроде как воровство, патрон. — Вот оно что! «Достойный» повод, чтобы вызывать меня двойным сигналом! Поручи вора заботам боцмана, и все дела! — Алехандро уже собрался дать матросам команду отчаливать, но Ян, наклонившись через фальшборт, быстро проговорил: — Поднимись, прошу тебя. Дело серьезное… касается пассажиров! — Пассажиров! Слышите, господин капитан? — взволнованно воскликнул Поль, и капитан Рэй, хоть и ругнулся про себя на громкий голос Веллингена и тонкий слух Дикаря, не стал дольше терять времени: — Поднимайтесь по трапу первым, месье Дастен. Я следую за вами. **** На верхней палубе «Афины» с виду все выглядело спокойно и буднично, но в воздухе висело странное напряжение — точно назревал заговор или бунт. Пассажиров не было видно, но дюжина матросов, свободных от вахты, собралась возле грузового люка. Дымя трубками и тихо переговариваясь, они с угрюмым видом посматривали в сторону грот-мачты. Возле нее, прислонясь спиной, сидел Хосе — один из стюардов капитана Веллингена. Молодой испанец, кривясь от боли, утирал слезы и кровь, текущую из разбитых носа и губы, над левой бровью набухла ссадина. Над ним мрачной черной горой возвышался боцман Мигель. В левом ухе у него покачивалась большая золотая серьга, а в могучем кулачище правой была зажата плеть-семихвостка. Он еще не пустил в ход это грозное средство наказания ослушников, но его сдвинутые брови и раздувающиеся, как у быка, ноздри не сулили Хосе ничего хорошего. Возможно, боцмана сдерживало только присутствие мальчика и девочки лет шести, детей одного из пассажиров. Близнецы, подобравшись к провинившемуся стюарду, сочувственно гладили юношу по кудрявым волосам и бросали боязливые взгляды в сторону сердитого боцмана и недовольных матросов. «Таак, похоже, тут вышла целая драка… Ох, Ян, Ян, не рановато ли я передал тебе патент на капитанство?» — мысленно посетовал Рэй, вслух же коротко и сухо спросил: — Где пассажиры? — В кают-компании, патрон. Кофе пьют. Алехандро повернулся к Полю и распорядился как можно официальнее: — Месье Дастен, вы хотели проведать вашу матушку и сестер — прошу вас, пройдите в кают-компанию, пока я переговорю с капитаном Веллингеном. — Да-да, конечно… — Поль кивнул и уже сделал шаг в нужном направлении, но вдруг остановился и, сочувственно глядя на избитого стюарда, робко спросил: — Я… я могу чем-то помочь, господин капитан? Этому… этому молодому человеку, определенно, нужен врач!.. — Врач его уже осмотрел и ушел пить кофе. Если он и понадобится бедняге, то позже, — ответил Веллинген, ошибочно приняв обращение Поля на свой счет, за что удостоился грозного предупреждающего взгляда от патрона. — Месье Дастен, вы очень нам всем поможете, если без промедления исполните мою просьбу! — с нажимом повторил капитан Рэй. — И уведите отсюда детей! На сей раз Поль повиновался беспрекословно. Не прошло и минуты, как на палубе остались только арматор и капитан с командой. Алехандро крепко взял Яна под локоть и отвел подальше от места событий, к самому фальшборту: — Теперь докладывай, что у тебя тут за сраный бардак на шкафуте? — тихо прорычал он. — За что твоего стюарда так приласкали, и кто именно? — Прошу прощения, патрон, я и сам пока не разобрался… — Не разобрался, кто врезал Хосе по роже? Твой стюард что, язык себе откусил? Видно, ты только проспался после вчерашней попойки, раз не в курсе, что у тебя на борту творится! Лицо голландца покраснело так, словно он целый день простоял под палящим солнцем. Ян через силу выдавил объяснение: — Это все одна из девиц Дастен… из-за нее заварилась вся каша! — Которая из девиц? — Младшенькая, демуазель Катрин… та, что с золотыми локончиками и голубыми глазками. — Ох, только не рассказывай, что монашек Хосе и горилла Мигель из-за нее сцепились! — Нет, конечно! Дело не так было. — А как? Твой стюард что, девицу обесчестить пытался? Под юбки ей лез, сиськи мял, к стенке прижимал, а Мигель застал его за этим непотребством? — в тоне Алехандро прозвучало столько сарказма, что им можно было наполнить трюм бригантины под завязку. — Зачем же вы так, патрон! — обида Яна была глубокой, как Бискайский залив. — Бедняге и так досталось ни за что, ни про что! Ты ж сам знаешь, он парень робкий, набожный, у него и в мыслях не было куда-то там лезть, не говоря уж о том, чтоб руки распускать… но именно этим он ей и не угодил! — Говори коротко и по сути! Веллинген еще больше понизил голос и наклонился к самому уху Рэя: — В общем, тут такое дело… Мамзель эта сама перед Хосе вертелась, как кошка… с самого первого дня, как поднялась на борт… проходу ему не давала, с его слов! Он неделю крепился, как мог, ходил понурый, губы кусал, но помалкивал. Мне Сильва донес, в чем дело, ну, а я тогда из молчуна признание-то и вытянул. — Хммм… вот это похоже на правду… продолжай. — Ну я уж все почти рассказал… — Ян прерывисто вздохнул и бросил взгляд на стюарда, так и сидевшего возле мачты под надзором боцмана. — Она, значит, перед Хосе то так, то эдак хвостом крутила, он — ясное дело, ноль внимания… Наконец, чертовка его подстерегла где-то у кладовой, на шею повесилась, сама его руку себе на сиську положила… ну тут уж он не выдержал, сказал ей все прямо — извиняйте, барышня, не получится у нас с вами никакой любви! Вышло грубовато, конечно… Хосе сказал, она разревелась, раскричалась и по морде ему отвесила, что твоя прачка — ну, он-то только обрадовался, что отвяжется! А она, видно, та еще суч… — Эй, полегче, следи за языком! — нахмурившись, предостерег Алехандро. Сейчас он был очень рад, что Поль не слышит их разговора. Ян развел руками: — Прости, занесло… но уж больно я зол на эту девицу из-за Хосе! — Так о каком воровстве тогда речь, раз невинность девицы при ней и осталась? — Аааааа… то-то и оно! Значит, сегодня после обеда мамзель заявляется ко мне — чуть на мостик не влезла, хорошо, вовремя за юбку стащили! (2) — и едва я к ней спустился, сразу в крик: у вас-де на корабле воры, меня обокрали! И тычет пальчиком прямо в Хосе — вот, он, говорит, в каюту заходил, посуду убирал, а у меня побрякушка золотая и пропала! — А ты что же? — гнев капитана теперь уже разгорался по адресу хитрого ведьминого отродья, и только накрепко усвоенные правила галантности не позволяли ему выразить в самых красочных выражениях, что он думает по поводу этой маленькой дряни. — Ну я кручусь как угорь, пытаюсь ее утихомирить, мол, может упала куда ваша брошка, вы, демуазель, посмотрите получше… но куда там, она вопит еще громче, что твоя актриса со сцены! А тут и матросы собрались, и боцман прибежал… еще и сестрица ее прискакала и кивает: да, мол, подтверждаю, стюард только что заходил, и побрякушка пропала! Больше я уж ничего сказать не успел: боцман Хосе схватил, давай ему карманы выворачивать… Хосе божится, что не виноват, не брал ничего и в глаза не видел, но… надо ж такому невезению случиться: Мигель у него из кармана куртки и выудил эту проклятую побрякушку, на глазах у матросов… только не брошка это была, а сережка — дорогущая, с каменьями. — Значит, это сам Мигель разукрасил рожу Хосе. — догадка капитана Рэя переросла в уверенность, и Веллинген подтвердил: — Да, он самый… — И ты ему это позволил… при всех? — раздражение Алехандро вновь перекинулось на новоиспеченного капитана «Афины». — Мне стоило отдать твой патент боцману, раз он смеет действовать вперед твоих приказов, и ты ему спускаешь! Он был не прочь занять твое место, если ты еще не забыл! — Кхм… ничего я ему не позволял! — сердито возразил Ян и снова оглянулся на стюарда. — Просто вышла совсем уж дрянь, когда сережку эту клятую нашли у Хосе в кармане. Он как ее увидел — умом совсем тронулся, чуть в падучей не забился, и утихомирить его поначалу было некому — все приссали… а этот блаженный давай орать про Божий суд и моряцкую честь, ну а потом начал девице грозить страшными карами за лжесвидетельство, кричать, что она сама воровка, да еще и шлюха впридачу! — Оххх ты ж блядь… вот где ему помолчать бы! Но дуракам закон не писан… — Это верно… — сокрушенно вздохнул Ян. — Таких обвинений боцман и не стерпел! Нечего, мол, на «невинную овечку» напраслину возводить! Он же сам папаша, за своих дочек убьет… ну и озверел, насовал Хосе кулаком, и справа, и слева, раньше, чем я вмешаться успел! Пришлось ему пистолетом пригрозить… Отпустил он парня, куда деваться, а глаза вон, до сих пор кровью налиты, как у быка! — Понятно… Девка — дура, дело ясное, но и дурака твоего стоит проучить, чтоб язык не распускал. Так что ж ты со всем этим сам не разобрался до конца, капитан? Испугался, что Мигель этот бешеный мальчишку сгоряча запорет? — Да нет! Запороть я бы не позволил. И не позволю! — горячо заявил Ян. — Вот только какое дело, патрон… Морской закон есть морской закон. Хосе настаивает, что невиновен, и требует суда, коли уж его вором ославили! А судить по закону, пока мы в море, можешь только ты! «Эх… Причалил к борту забот полон бот!» — досадливо подумал Рэй, но отказать матросу в справедливом разборе дела было против чести капитана и обязанностей арматора. **** Мать и сёстры не ожидали увидеть сына и брата, но, едва Поль вошел в кают-компанию, держа за руки близнецов, вскочили со стульев и с радостными восклицаниями бросились к нему навстречу. Для Поля же оказалось сюрпризом присутствие Клемана Дерозье: доктор занимал место между госпожой Дастен и госпожой Башелье, почтенной женой виноторговца, и как ни в чем не бывало угощался бисквитами. От него не отставали прочие члены семейства Башелье, входящие в пассажирский состав «Афины» наряду с Дастенами. В просторном помещении было светло и уютно, вкусно пахло кофе, ванилью и жареным миндалём. На столе, кроме кофейного прибора, стояли два подноса со сладостями, вазочка с драже и большое блюдо с нарезанными фруктами. Служанка, устроившись в уголке, перебирала струны мандолины, чтобы господа не скучали. Все выглядело настолько безмятежным, что Поль спросил себя — не привиделось ли ему кровавое происшествие на палубе? Только детские ручки, липкие и холодные от пережитого страха, сжимающие его ладони, не позволяли поверить в это… — Поль! Как хорошо, что ты приехал! Ты просто молодец, что сам догадался навестить нас, ведь новая стоянка будет нескоро! Садись скорее сюда… нет, лучше вот сюда, рядом со мной! Ах, дети, Рауль, Элиза, да отпустите же его, наконец, и тоже идите сюда! — суетились вокруг сестры. В своих ярких цветных платьях с пышными юбками и длинными шлейфами они напоминали тропических птиц, и, беспрерывно треща, не позволяли самой госпоже Дастен приблизиться к сыну на расстояние, удобное для поцелуя. Впрочем, Поль отнюдь не стремился в объятия матушки, справедливо полагая, что она снова проявит повышенный интерес к запаху чужого одеколона, впитавшегося в его рубашку, и к подозрительным следам на коже, очень похожим на отметины страсти… — Девочки, будет приличнее, если вы сами оставите Поля-Луи в покое и позволите ему подойти к столу… и поздороваться со всеми, а не только с вами! — Тереза все же решила навести порядок и взять бразды правления в свои руки. — Да, да, мама, конечно, ты права, мы с Китти просто потеряли голову! — засмеялась Софи и сделала грациозный реверанс другим гостям: — Дамы и господа, простите наше глупое поведение! Мы теперь так редко видим брата, что дорожим каждым мгновением, проведенным в его драгоценном обществе! Доктор и чета Башелье понимающе заулыбались. Старшие дети виноторговца не сочли нужным отвлекаться от сладостей и даже не повернули голов в сторону нового гостя. Зато малыши, когда Катрин сделала попытку перехватить их у Поля, чтобы отвести за стол, вдруг надулись, заплакали, еще крепче вцепились в юношу и наотрез отказались идти «с этой противной вруньей». Госпожа Дастен ахнула и покачала головой, Катрин покраснела и спряталась за мать, а госпожа Башелье в свой черед принялась журить близнецов и виноватиться за их поведение… — Что, черт возьми, здесь происходит? — сквозь зубы спросил Поль у Софи, она замялась, но все же ответила тихо и неохотно: — Ааа, не обращай внимания. Это все из-за матроса, который украл у Китти сережку, а когда его поймали на горячем, вместо того, чтобы пасть на колени и вымаливать прощение, мерзавец стал отпираться и не придумал ничего лучше, чем обвинить ее саму во лжи и в… — И в чем еще? — Мммм, неважно… в любом случае, он говорил непозволительные вещи и вел себя как последний негодяй! Надеюсь, капитан Рэй примерно его накажет, раз уж наш оказался таким размазней! В голове у Поля начали складываться все более четкие контуры произошедшего; этот рисунок его совсем не радовал, но больше он ничего не успел ни сказать, ни спросить. Госпожа Башелье наконец-то освободила его от роли няньки, а сестры завладели им безраздельно, увлекли к столу и усадили между собой. Мать, так и не получив поцелуя, вернулась на свое место — по правую руку от нее сидел Дерозье, а по левую помещался господин Башелье. Подоспевший стюард подал Полю чашку кофе и предложил ликер. Когда они с Алехандро покидали свою «бухту любви», где у них был всего лишь легкий пикник, то строили планы на совместный ужин, и собирались как следует отдать должное готовке Фло… но сейчас один вид сладостей и яркий ягодный аромат ликера вызывали тошноту, и только кофе, густой и черный, как тропическая ночь, помог соблюсти столовый этикет. — Как вы съездили с капитаном на берег, Поль-Луи? — невинно поинтересовался Дерозье. — Благодарю, очень хорошо… Осматривали местные достопримечательности. — Вот как! А они тут есть? — фыркнула Катрин. — Кругом пальмы, страшные колючки и низенькие домишки, и еще этот ужасный черный песок… как будто после огненного дождя, который Бог низверг на Содом и Гоморру! Госпожа Башелье, услышав такие страсти, благочестиво перекрестилась и пробормотала: — Сохрани нас Господь! — Полагаю, нам нечего бояться здесь, — Поль сделал над собой усилие, улыбнулся сестре и почтенной даме. — Эти места куда больше напоминают Эдем, чем унылые земли древней Иудеи и Палестины… Прибрежный городок настолько живописный, что прямо просится на картину, а если проехать чуть дальше, то можно увидеть апельсиновые и оливковые рощи, и громадные поля с сахарным тростником, и банановые плантации… и еще целое море цветов, повсюду! — Ах, если бы! Сен-Клу и Версаль — вот где цвел самый настоящий райский сад… когда-то его создал посланец небес — мэтр Ленотр, но увы, увы, мы оказались недостойными хранителями столь великолепного наследия… — горестно вздохнула госпожа Дастен об утраченной мечте. — А теперь и вовсе стали изгнанниками, как Адам и Ева! — Какое прекрасное сравнение, мадам… — в свой черед вздохнул мэтр Башелье и протер глаза платком. — Мы теперь и в самом деле изгнанники, которым только и остается, что с тоской смотреть на двери потерянного Рая! И ангел грозит нам огненным мечом, напоминая о грехах, которые довели до такой беды! Девицы Дастен закатили глаза и скроили кислые мины, в рамках приличия выказывая свое отношение к проповедям и бесконечному плачу по прошлому. Поль взглянул на мать с мягкой укоризной и заметил: — Едва ли стоит преувеличивать наши страдания, мадам… Франция сбросила ярмо тирании, но цена свободы высока, и временами кажется чрезмерной. Всем французам сейчас приходится несладко, и не нам, избравшим бегство вместо терпения, жаловаться на лишения. — Опять эта республиканская ересь! — не сдержавшись, прошептал Дерозье. Губы у него побелели, и он сжал их, чтобы не сказать лишнего… Софи сочувственно взглянула на доктора, послала ему милую улыбку — и он слабо улыбнулся в ответ. — Ах, значит, по-твоему, я преувеличиваю наши страдания? Ушам не верю!.. Лучше скажи, что они тебе попросту безразличны! — госпожа Тереза драматически прижала руку к груди, показывая, что ранена замечанием сына в самое сердце, и немедленно сделала ответный выпад: — Вижу, ты уже вполне примирился с тяжкой долей изгнанника, раз тебе даже здесь, на крохотном клочке земли, открываются такие райские красоты! Ты больше не скучаешь по своим прежним друзьям из редакции, Поль-Луи? Поль отлично понял, на что намекает мать, и кофе на языке стал совсем горьким, но он сделал вид, что не заметил замаскированной колкости: — Скучаю, и непременно напишу им из Нового Орлеана… но все, кто дорог моему сердцу, в нем постоянно и пребывают, а раз они со мной — то почему бы мне и не любоваться красотой здешних мест, и не делиться с другими толикой радости от созерцания? — А я полагаю, все дело в обществе капитана Рэя… Теперь он один кажется тебе интереснее всех твоих парижских приятелей! — Капитан Рэй в самом деле очень интересный человек и превосходный собеседник, — Поль не считал нужным отрицать непреложные факты. — Жаль, что ради него ты готов пренебречь всеми остальными… достойными французами! — едко улыбнувшись, резюмировала Тереза, поняв, что не добьется от сына никакой реакции, хоть отдаленно напоминающей сожаление и стыд. Поль мысленно посчитал до десяти и набрал в грудь воздуха, чтобы в очередной раз защитить честь Криса — и при этом не поругаться с матерью. Он едва начал рассказывать, как встретился на пляже с ядовитой тварью, и благодаря бдительности капитана остался цел и невредим, как вдруг двери кают-компании резко распахнулись. Капитан Рэй, собственной персоной и мрачнее тучи, буквально ворвался в салон, и первым делом нашел глазами Катрин. Быстрым шагом подойдя к столу, за которым расположились гости, он сухо поздоровался и… бросил перед девицей увесистую Библию в сафьяновом футляре. Катрин вздрогнула и уставилась на разгневанного капитана расширенными от испуга глазами, и госпожа Дастен, повинуясь материнскому инстинкту, сразу же подала голос: — Месье, что вы себе позволяете! Что слу… Не удостоив вниманием мадам, капитан обратился напрямую к ее дочери: — Мадемуазель Катрин Дастен! Мне доложили, что вы имели несчастье стать жертвой дурного поступка одного из моих людей, стюарда по имени Хосе. Это так? — Д-да… — выдавила девушка и попыталась спрятать лицо в складках газового шарфа, но все-таки совладала с нервами и взглянула на Рэя с вызовом. — Вы публично предъявили ему обвинение в воровстве драгоценной вещицы. Так? — Да. Он украл у меня сережку… вот эту! — Катрин повернула голову и продемонстрировала изящную подвеску, представлявшую собой ягоды вишни из рубинов, с лепестками из мелких изумрудов, на золотом стебельке. — Позвольте узнать, каким образом стюард совершил эту кражу? Вытащил серьгу из вашего уха? — Он не вытаскивал ее из уха, а взял из шкатулки! — сердито бросила Катрин. — Что тут непонятного? Почему вы меня допрашиваете, месье, словно это я — преступница и воровка! — В самом деле, месье Рэй! — вмешалась Софи, старшая сестра. — Вы не слишком галантны… Не знаю, что вам рассказали ваши люди, но сережка действительно пропала из шкатулки после визита стюарда в нашу каюту, я это подтверждаю. — А я подтверждаю, что сережку нашли в кармане у этого вашего… Хосе, нашли во время обыска! И тому было множество свидетелей! — подвела черту госпожа Дастен. — Да, капитан, и мы видели! — подобострастно закивала чета Башелье — Алехандро достаточно было беглого взгляда на этих буржуа, чтобы понять, как сильно они подпали под влияние своей аристократической знакомой. Доктор Дерозье не сказал ничего, но холодный взгляд и упрямо сжавшиеся губы свидетельствовали, что он нисколько не сомневается в виновности стюарда. Поль, оглушенный всем произошедшим, только беспомощно развел руками, показывая, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть то, чему не был свидетелем… но неожиданно маленькая Элиза, незаметно вставшая из-за стола, подобралась к нему сзади, приподнялась на цыпочки, обхватила за шею и что-то быстро зашептала на ухо… Лицо Поля сперва выразило удивление, потом залилось краской — и стало еще более растерянным: юноша явно не знал, как распорядиться сведениями, которые только что получил. Элиза продолжала шептать, но так тихо, что Алехандро не мог разобрать ни словечка с того места, где стоял. Он решил заняться детьми немного позднее и обратился к взрослым: — Дамы и господа, я понимаю ваше возмущение и желание наказать преступника. За кражу в морском уставе предусмотрено очень суровое наказание, и каждому из моих людей об этом хорошо известно. — Так чего же вы, в таком случае, хотите от нас? — недовольно заметила госпожа Дастен. — Зачем вы принесли сюда Библию, точно для присяги? Вы же видите, что дело совершенно ясное, и ни мне, ни моим дочерям неизвестно ничего сверх того, что мы уже рассказали! — Не хочу уподобляться судьям чрезвычайного трибунала, что выносят смертные приговоры, не разобравшись в сути дела, на основании одних лишь доносов или наветов! На моих судах я представляю высшую судебную власть, и мой долг — выслушать обе стороны и вынести справедливое решение! — Похвально, господин капитан, выносите же его, что вам мешает? — тон Терезы оставался все таким же надменным: в этом споре, где речь шла о добром имени дочери, она не собиралась уступать ни на йоту. — Вы все видели, как украденную вещь нашли в кармане куртки стюарда, однако никто не видел, как Хосе взял ее из шкатулки. Хосе знает, что его ждет за воровство, и он только что поклялся на Библии — вот на этой самой — что ничего не крал у вас, демуазель Катрин. Готовы ли вы снова обвинить его в том же преступлении, только на сей раз положив руку на Библию? — А что его ждет?.. — взволнованно спросила девушка. — Какое… какое наказание ему полагается за кражу? — Воров обычно вешают! — вмешался господин Башелье, что следил за сценой с живейшим интересом — как на спектакле в «Комеди Франсез». — А на Востоке им отрубают руки! А как с ними поступают на кораблях, я не знаю… может, бросают за борт? — Вы почти угадали, месье. Эту казнь мы называем килеванием. Вора привязывают за руки к канату и протягивают под килем судна. Один раз — за пустяковую кражу, дважды — за воровство у товарища. В этом же случае… за кражу у пассажира, к тому же — у дамы, и очень дорогой вещи… Хосе протянут под килем трижды. (3) — Погодите, капитан, погодите! — вскричал Дерозье. — Это же означает для юноши верную смерть — говорю вам как врач! Он или захлебнется, или так сильно изрежется о ракушки на днище корабля, словно с него заживо сняли кожу! А это, в свою очередь, приведет к заражению крови… — Совершенно верно, доктор! Даже самый искусный хирург не сумеет заштопать его шкуру, так что Хосе умрет в любом случае. — суровым тоном подтвердил капитан Рэй, неотрывно глядя на Катрин, ставшую белее кружева на ее платье. Едва он произнес последние слова, как она с мольбой сложила руки и дрожащим голосом воскликнула: — О, нет, нет, капитан!.. Не надо наказывать его так жестоко! Достаточно легкой порки… совсем легкой, ударов пять!.. Так он будет примерно наказан за свой плохой поступок, но не умрет! Господин Робеспьер во всех своих речах, где выступал общественным обвинителем, говорил о том, что наказание должно быть соразмерно преступлению и степени вины! Конечно, плохо, что Хосе не раскаивается, но я… я прощаю его! — Прощаете, мадемуазель? Боюсь, что это бедняге уже не поможет, ведь вы обвинили его в краже при многих свидетелях, и все они подтвердили, что украденная вещь нашлась у него в кармане. Я пока не вижу причин смягчать приговор для вора. — Но почему, почему?.. Вы ведь сами сказали, что у вас вся власть! — В самом деле, капитан! — в два голоса поддержали госпожа Дастен и Дерозье. — Не подвергайте несчастного жестокой пытке! Проявите милосердие! Алехандро неумолимо покачал головой: — Подобное «милосердие» не пойдет на пользу остальной команде, его сочтут попустительством. В следующий раз кто-то из них окажется смелее и украдет нечто более ценное, чем дамская подвеска. Или решится на более серьезное преступление против вас, дамы. Я никак не могу этого допустить! — Хватит! Прекратите это безумие!.. — обращаясь сразу ко всем, воскликнул Поль, вскочил со своего места, едва не опрокинув стул, и схватился за голову. — Я не верю своим ушам… Алехандро, как ты можешь быть таким жестоким!.. Катрин! Ты сама расскажешь капитану, как дело было, или это сделаю я? — Ты? Ты ничего не знаешь! — со слезами выкрикнула Катрин, но брат горячо возразил: — Я — нет, но вот эта маленькая девочка… (он указал на Элизу) знает, и я верю ее свидетельству, потому что она еще не научилась нагло врать и подставлять чужие спины под розги! И если ты сама не признаешься, я повторю — громко повторю! — все, что она мне рассказала! — Мне нечего рассказывать! Я все уже рассказала! А девчонка… девчонка выдумывает, ты не должен ей верить, это просто глупо!.. — Простите, мадемуазель! — на сей раз решительно встряла госпожа Башелье. — Я не имею никакого понятия, что на самом деле произошло с вашей сережкой, и кто ее украл, но одно знаю точно: моя Элиза никогда не врет! — Так дадим ей слово! Пусть девочка сама расскажет, что она видела, мадам! — вынес свой вердикт капитан Рэй. Он повернулся к неожиданной заступнице бедняги Хосе, прячущейся в объятиях близнеца, и для надежности — за спиной Поля, понизил голос и проговорил очень мягко: — Мадемуазель Элиза, говорите, мы все слушаем вас. — Хосе не вор! — пискнула девочка. — Почему ты так считаешь? — Потому что это я… я засунула подвеску ему в карман! — Вот как! И зачем же ты это сделала? — Потому что меня попросила об этом… мадемуазель Китти! И сама дала мне подвеску, сказала, что хочет сделать Хосе сюр… сюрприз… что это такой подарок на именины! — пролепетала малышка и разрыдалась, уткнувшись в брата. — Мда… хорошенький вышел «подарочек», мадемуазель Дастен! — Алехандро перевел взгляд на покрасневшую лгунью, тоже спрятавшую лицо на плече у сестры. — Так вы все еще настаиваете на том, что вас обокрали? Или мне достаточно приговорить Хосе к порке за то, что он вас прилюдно оскорбил? — Достаточно, капитан, достаточно! — поспешно проговорила Тереза, понимая, что нужно как можно скорее закончить это дознание, пока капитан Рэй, не знающий жалости и не признающий приличий, не выпытал и не разгласил еще какой-нибудь секрет ее дочери. — Давайте будем считать, что произошло неприятное недоразумение, и… забудем о нем! — Мадемуазель Катрин, а вы что скажете? — Плетей достаточно, капитан! — всхлипнула девушка, не смея поднять глаз, но в то же время не стала просить о полном помиловании «преступника». — Вы само милосердие, мадемуазель! — Алехандро даже не потрудился скрыть сарказм. — Итак, я присуждаю Хосе пять ударов плетью за… каждое оскорбительное словечко? Сколько их вам пришлось выслушать от этого невежи? — Пяти плетей будет довольно!.. — Господин капитан, прошу вас, прекратите вашу… моральную экзекуцию! — просительно сказала Тереза, на сей раз без всякого высокомерия. — Я уверена, что мои дочери усвоили урок… — Не сомневаюсь в этом, мадам. — Рэй изобразил полупоклон в сторону присмиревшей аристократки. — Парню дадут ровно пять ударов, и закончим на этом! — Подождите… какие пять ударов?.. Какие плети?.. — неожиданно вмешался Поль — сейчас он напоминал немого, у которого развязался язык от прикосновения к святыне. — Господин капитан, вы ведь прекрасно поняли, что Хосе ни в чем не виноват! Если кто-то тут и заслуживает примерного наказания, то определенно не он… — Месье Дастен! В своей семье вы вольны распоряжаться по своему разумению. Здесь же распоряжаюсь я, и решение мною принято. Хосе получит ровно то наказание, которое я назначил. — В таком случае, капитан… вам придется вернуться на борт «Гермеса» без меня! Я не желаю жить рядом с тем, кто наказывает невинных… да еще таким унизительным способом!