Герцог о чайной церемонии

Перед лицом сочился густой пар, тянущий вместе с собой маслянистую мяту с оттенками сандала. Вокруг – спокойствие и тишина, приятно ласкающая уши. Непринуждённость впиталась в отложенных на угол стола рабочих бумагах, в железных стенах личного кабинета, даже округлом фарфоровом чайничке, что любовно был приподнят над чашкой и подливал кипяток из рук Герцога.  В короткие окна служебного отдыха Ризли предпочитал экспериментировать с коллекцией чая. Привезённые со всех уголков Тейвата, сорта тянулись от самых приторных до обжигающих лиственной горечью язык. Натланский йерба матэ и сумерский масала с корицей всколыхнули за собой особую страсть – их в качестве презента пожаловали стражи, узнав о томной любви Ризли к травянистым напиткам – и уже стали личной парадигмой и параллельно же головной болью. Подобный чай было достать слегка затруднительно.  Герцог отставил чайничек в сторону. Сейчас свой аромат источал мондштадский гостинец, как и сама страна свободы и ветров, лёгкий, незатейливый. То, что было нужно вслед за утомительной послеобеденной работой.  Ризли расслабил плечи, поднял наполненную чашку и с удовлетворённым вздохом развернулся спиной к столу, тут же облокачиваясь на врезавшееся в бёдра железо. Слишком горячо, но на секундную пробу губы соприкасаются с позолоченной каёмкой. Втянутая порция – комичная капля в первозданное море, но вкус успел обволочь кончик языка мягкой терпкостью и оттенками мяты, скромно затесавшейся на задних нотках. Да. То, что надо.  Мужчина хмыкнул, раскатывая по нёбу освежающее послевкусие, и мысленно поставил галочку, как чаю, избавляющему от напряжения в теле и лишних мыслей, и… который следовало бы припасти для вечерних чаепитий.  Он со странным вниманием оглядел вздымающийся к потолку пар.  Настоящее очарование находится в мелочах, и Ризли решил за сегодня выхватить серебром глаз всё до мельчайших деталей. Рука, действуя вполне осознанно и решительно, отодвинулась от груди и слегка опрокинула чашу. Часть медно-красной жидкости пошла через край, и в ту же секунду, снизу от пола, прокатилось шипение.  Одна из бровей приподнялась, словно в неверии. Не для его штатного чина наигранном. С минут пять назад Герцог говорил совершенно внятно, но его, видимо, не удостоили уважением слушать.  — Я говорил тебе не сдвигать ноги, — тихо произнёс Ризли. И одним лишь спокойным тоном вбил десяток гвоздей в кожу, пришпорив, как на колодку. — Чайльд.  Налитый кровью член дёрнулся, когда имя слетело с губ Герцога.  Чайльд с усилием развёл бёдра обратно, неприятно скребя голыми коленками о железный настил. Скованный по рукам и ногам, с изрядно затёкшими мышцами, совершенно обнажённый он покорно сидел на своих двоих перед потёртыми носками берцев. От прошившей боли лицо его исказилось в потрясающей, поистине невообразимой гримасе. Ризли знал – парень подле его ног упивался этим ощущением, вызывающе глядя на него снизу вверх.  — Простите, Ваша Светлость, — неискренне. — Ты решил поиграть со мной? — спросил Герцог, бросив взгляд на чашку в своей руке. Чайльд Тарталья его совсем не интересует.  Совсем.  — Я принял Вашу игру.  Быть может, чуть-чуть, в меру, ведь свой собственный член начал набухать, не скрывая от чужого взгляда вздыбившуюся ширинку. В животе приятно тянуло от одного только вида Предвестника: всё его тело было покрыто испариной, пылало от развязавшегося желания. Вот он – фактически стоящий на коленях, такой доступный и терпеливый перед Герцогом, будто не в его льдистых глазах пламенел дамоклов меч и готовность перевернуть карты в любой момент, не смотря на наручники и повязавшую его гордость холщовую нить.  Рука механически наклонилась, вновь одаривая кипятком истекающий член.  Тарталья дёрнулся, едва сдержав себя в узде, чтобы не подорваться в сторону, и тягуче, болезненно застонал, давясь удовольствием. Вся бурлящая спесь сбивалась, когда раскалённый чай попадал на металлический плаг. Жидкость ударялась о него, вибрации спускались к натянутой раздражённой щели уретры и сжигали мочеиспускательный канал изнутри, заставляя член Аякса изнывать в агонии, и это было таким ценным зрелищем, что Герцог схватился свободной рукой за выступающий сквозь брюки стояк.   Чайльд откровенно закатил глаза.  — Блять… Ризли, блять… — Что, прости? Чайльд шипел, пока не спустился к рваному скулежу. Он безнадёжно плавился перед мужчиной, продолжающим лить кипяток прямо на его плоть и гладящим через одежду своё собственное возбуждение. Плавился и практически рычал от сковывающих его ощущений. Плаг начал накаляться изнутри.  — Ваша Светлость, пожалуйста, б-бл… — слова давались с трудом, на глаза в защитной реакции накатили бисеринки слёз. Руки содрогнулись в инстинктивной попытке перехватить Ризли, но металл наручников тут же врезался в нежную кожу. — Ваша Светлость, умоляю…  И Аякс облегчённо выдохнул в полустоне, когда Герцог наконец приподнял эту чёртову чашу. По разгорячённому стволу стекали последние капли, оставляя жгучие следы на поджавшихся яичках. Ризли вознамерился использовать момент в своей манере. Сжав мошонку через штаны, Ризли двинул ногой вперёд, пока с силой не надавил на чужой раскрасневшийся член. Чайльд вновь дёрнулся, чёрт возьми, уже готовый кончить.  Он грубо скользил подошвой от напряжённых яичек до головки, тёр жёсткой резиной уздечку, доводя Аякса до безмолвного исступления. Давил, оглаживал, давил, ласкал, давил, и в подобном контрасте Тарталья тонул с головой, бессвязно мыча, пока Герцог не склонился к нему навстречу. Рука спала с ширинки и коснулась кончиком указательного пальца затычки. Тарталья распахнул глаза, не понимая, зачем он… В голове словно что-то взорвалось, рассыпавшись звёздами; перед глазами поплыли чёрные пятна. Чайльд не помнил себя в этот момент, а Ризли… Ризли сполна насладился сценой, когда Аякса выгнуло дугой. От резкого перепада температур в таком чувствительном месте у Чайльда заискрилось даже на подкорке. Секундное помутнение рассудка не успело сойти на нет, как элементальные силы, до этого остудившие плаг до физического предела, вновь перебились остатками горячего чая.  В таких красивых и отчаянных, на грани безумия, стонах Ризли готов был раствориться. Нырнуть в первозданное море, хранящее покой в покрытых лазурью, жаждущих глазах. В этих непослушных волосах, поджаром теле, его выступившем поту, во всём. Даже когда Тарталья без разрешения – Ризли позволил бы при любых условиях – вжимается лицом в его пах и начинает остервенело лизать твёрдую плоть, пачкая густой слюной ткань, Герцог лишь слегка направляет его, зарывается ладонью в лохмы на макушке и тихо стонет в унисон.  Даже когда Тарталья помогает себе, сам толкается бёдрами в ногу, порывисто проезжаясь ноющим членом по жёстким ремням на ризлиных берцах, Ризли не мешает. Он слышал, как кольцо торчащей затычки цеплялось за металл застёжек, и как Аякс тяжело дышал, целуя проступающую головку. Как тёрся щекой по всей длине, стонал, лизал, словно голодный пёс. Голова шла кругом, а тело призрачно немело. Огонь, что разрезал душное убранство кабинета, поднятый двумя телами, невозможно было растолковать ни на одном языке этого мира.  Герцог собрал самообладание в штабель и оттянул Аякса за волосы назад, заставляя посмотреть в глаза. Ниточка слюны повисла на чужом подбородке. — Так сильно хочешь кончить? Чайльд шумно сглотнул. Он пиздец как хотел кончить.  — Да… Да, Ваша Светлость.  Ризли довольно улыбнулся. Ему стоило огромных усилий сдерживать себя прямо сейчас, всматриваясь в дикое рдяное лицо напротив. Член изнывал от потребности закончить, зажатый в плотной ткани, уже влажной и от сочащегося предэякулята, и от стараний чужого языка.  Так ли Чайльд Тарталья его не интересует? Нет. Ризли не будет обманывать сам себя. — Что ты должен сказать? — пальцем Герцог поддел кольцо, наблюдая за реакцией.  Аякс подобрался, ощутив небольшое натяжение в районе саднящей головки. Щель уретры растянулась сильнее.  Ушей Ризли коснулся судорожный вдох. Парень перед ним беспросветно сгорал.  — Позвольте мне кончить, Ваша Светлость… — голос осел. — Готов послушно кончить для меня? — Я готов, В… Безмолвный крик застрял в глотке – Ризли одним резким движением выдернул блестящий в смазке плаг.  Чайльд задрожал всем телом, задыхаясь и долгожданно кончая, мелко подёргивая тазом в такт сокращениям мышц. Семя обильно забрызгало голенища сапог Герцога, пока тот, вцепившись руками в стол до жалкого скрипа, спускал в нижнее бельё. Вид стекающей спермы по коже берцев, вид самого Аякса, распалённого и мысленно благодарящего пресвятых Семерых, поставил точку во всех возможных колебаниях.  Чайльд Тарталья его интересует, и даже более чем.  Аякс расслабленно, почти что замертво, приложился щекой к защитному раструбу над коленями Герцога, наблюдая чуть выше бесстыдное белёсое пятно. Было трудно не то что напрячь глаза, даже вдохнуть полной грудью – в кабинете от каждого железного пласта, каждой бумажки и одежды разило мятой, потом и тяжёлым запахом секса. — Может, теперь снимешь наручники? Они давят. — Оу? Мне казалось, что тебе нравится.  Чайльд издал измученный смешок. Бардак из разлитого на пол чая – кощунство в чистом виде – и естественных жидкостей ещё предстояло кому-то убирать, но Ризли предпочитал растянуть их совместное чаёвничество.