Не в этой стране

***

— …Поздравляю, девчонки опять назвали тебя сумасшедшим, — саркастично закатывает глаза Саэ, спускаясь по ступенькам. Колючий взгляд проходится по вытянувшемуся лицу Рина, оставляя на коже привычное ощущение фантомных касаний, но совсем не жалит — Саэ никогда не злится на него по-настоящему, скорее вредничает или шутит. — Как тебе такое, мистер маньяк? — мотнув головой, спрашивает она снова. Высокий рыжий хвост покачивается на фоне синих панелей новостроя, Рин неловко усмехается, выхватывая из тонких пальцев портфель, и улетает вперёд. Допустим, он действительно ведёт себя, как маньяк, но какая им всем разница, если Саэ всё устраивает? Они идут к воротам в полном молчании — условились не слишком сильно трепаться, пока вокруг так много глазастых окон, которые ретранслируют любые лишние движения в ядовитые слова и грандиозные слухи. Эдакое сломанное сарафанное радио, по которому передают истину под предлогом глупых шуток — девчонки в их школе уже давно болтают о том, что Рин чересчур странно носится вокруг старшей сестры, но никто из этих сплетниц на самом деле не верит в собственные шутки о том, чем именно занимаются Итоши после занятий. Рина забавляет то, насколько они близки к истине. Близки, но непостижимо далеки, потому что сомневаются в своих выводах. Так даже удобнее: матери с отцом никто не скажет, побоявшись получить тумаков от них, директриса всегда заступится, добавив сверху завуалированного трёхэтажного, физручка так вообще съездит скакалкой по особо болтливым и глупым. Языки у вас без костей, скажет. Наша Саэ никогда не будет заниматься такими непотребствами, подчеркнёт следом. После подобной вывлочки все, естественно, закроют рты, пускай и ненадолго — примерно до следующего подозрительного жеста Рина в коридоре или до их неоднозначных танцев на школьной дискотеке. Пускай злословят, как хотят, главное, что Саэ не колышат эти поползновения на их личное. Интимное. Мысли перетекают одна в другую, точно талая вода, Рин купается в них, беззаботно болтая портфелями в руках — у Саэ он раза в два легче, она давно перестала таскать с собой все учебники, — флегматично глядя вперёд, на кривые ветви лип за забором и жухлую прошлогоднюю траву у его опор. Рин никогда не любил весну из-за грязи, итоговых контрольных и добровольно-принудительных субботников, но сейчас в его груди на удивление тепло, словно там, вот чисто между рёбрами, под этой осточертевшей формой, майкой и гладкой кожей, ширится огромный огненный ком. Рыжий такой, как солнце. Как Саэ. — Зайдём в булочную? — вырывается как-то само собой, вопреки их уговорам. Саэ кивает прежде, чем Рин успевает подумать о своём нарушении, и по жилам разливается привычный мягкий жар. Апрельское солнце не слепит и практически не греет, но Рин всё равно щурится и ловко расстёгивает пуговицы на пиджаке. Саэ косится на кожаную ручку, подхваченную одним лишь мизинцем, запихивает руки в карманы и фыркает глухое «сейчас палец сломаешь». — Беспокоишься? — оглядывает её затылок Рин, оглаживая взглядом тонкие прядки, выбившиеся из хвоста. — Я бы не отказался от помощи. Саэ дёргает головой в сторону и немного сутулит свою ровную спину. — Делать мне больше нечего, что ли? Её звонкий голос звучит так глухо и боязливо, так по-заячьи, словно её вот-вот схватят за уши — за заалевшие уши, — что Рин едва сдерживает своё импульсивное желание приобнять её за талию. — Ну, суббота и воскресенье у нас уже распланированы, и пункта про травмпункт там не было, так что… — вместо этого отшучивается он, пропуская Саэ через столбцы школьных ворот. Рыжий волос коротко бликует на солнце, Саэ выглядывает из-за плеча и сердито хмурится. — Достал, — почти выплёвывает она, стреляя в лоб брата ледяным взглядом. — Ещё нет, — равняясь с ней на тротуаре, не унимается Рин. По нему так и не скажешь, что он доволен отъездом родителей на дачу, но Саэ наверняка догадывается. Иначе бы не косилась зверем, как сейчас — не любит она, когда всё настолько в лоб, когда ни отнекаться, ни согласиться, ни пихнуть плечом из вредности. Впрочем, Рин был бы рад, прижмись она к нему сейчас всем телом, и плевать, если такое сближение резко превратится в вероломный полёт до ближайшей лужи. Но Саэ не толкается — только бросает грозные взгляды себе под ноги и в физиономии редких прохожих, позволяя Рину разглядывать её курносый профиль. И какая же она чудесная с этой отросшей чёлкой и гвоздиками в ушах, аж дыхание перехватывает. По скромным расчётам её младшего брата, включающим визит в булочную за сочниками — только за ними, потому что «Рин, ну в них хотя бы творог есть», — идти им до дома где-то минут с двадцать, за которые Саэ наверняка пожалуется на надоедливых парней из параллели, на споры с историчкой и на полоумного географа, который снова шкодил её за разговоры о Западе — как же по другому, она вся в спорте, там хочешь-не хочешь, но узнаешь о жизни за бугром. К тому же, Саэ имеет право мечтать о чём-то высоком — не идёт ей скитаться среди панельных домов в забытой всеми Сибири. Не её уровень, не для неё это, не подходят Саэ снега и морозы — Рин прекрасно видит, как она грустит, рассматривая фотографии пляжей Барселоны в глянцевом журнале, выторгованном у девчонки из её сборной по гимнастике. Под резиновыми подошвами её кед — не таких, как у всех вокруг, настоящая фирма́, купленная где-то в Москве, Саэ тогда ещё гордо сказала про какую-то фарцу, — шелестит-хрустит бетон, из-под ворота цветастой ветровки — тоже фирма́, Рин не разбирается, но помнит, как блестели глаза Саэ, когда она рассказывала о том, как нашла её в комиссионке, — вьётся огнём пионерский галстук и гордо поблёскивает значок ВЛКСМ. Руки начинают зудеть, ныть и затекать от веса двух сумок сразу — гранит науки ещё никогда не был таким тяжёлым, как сегодня, — Рин перебирает по ручкам побелевшими пальцами, слушая шум машин за домами и звонкий детский смех с ближашейшей площадки. Саэ косится туда же, и на её тонких губах проскальзывает мимолётная улыбка. — Кажется, ещё недавно я тебя в песке валяла, — с долей иронии подмечает она, кивая носом в сторону бортиков песочницы. — Ностальгия? — прокатив с десяток неподходящих слов по языку, вопрошает Рин. Саэ серьёзнеет, сводя тонкие брови к переносице. — Скорее понимание того, как далеко мы зашли. Рин замечает, как её кулачки неуверенно оттягивают карманы ветровки, а гордый, высокомерный взгляд внезапно скатывается к кускам арматуры, торчащим из бетонных плит, и немного тускнеет. — Я всё боюсь того, что мы попадёмся до того, как я сдам экзамены. Не хочу проблем ни тебе, ни себе. В животе немного холодеет из-за её тона, но Рин не собирается поддаваться всем этим дурным предчувствиям — в конце концов, они не в книжке, чтобы всё обрывалось на палеве. — Не попадёмся, — с внезапной твёрдостью в голосе отрезает он. Густой медный волос ерошит слабый встречный ветер, по точёным скулам гуляют холодные тени. Саэ тормозит — не ногами, а отсутствием ответа, долго-долго моргает, будто обдумывает услышанное ею утверждение, а затем вздыхает, расправляя узкие плечи пошире. — А если попадёмся? В груди что-то режет, Рин шикает сквозь зубы, проклиная растущее беспокойство сестры касаемо тех стервозных слухов. — Перестань ты, у нас всё будет в порядке. Саэ бесцветно фыркает и, обронив хитрое «обязательно будет, но где-нибудь не в этой стране», убегает вперёд, оставляя Рина в небольшом ступоре.