Часть 1. Крыска
9 октября 2023 г. в 08:43
От разочарования хочется чуть ли не рычать, но Хо Ëн только закрывает заспанное лицо ладонями, трëт глаза, уставшие от четыре часов за компьютером.
Ео Руми слишком чиста.
Еë репутация идеальна — Хо Ëн несколько раз прошерстила все сайты и форумы в поисках хоть какого-нибудь компромата на неë, но не нашла абсолютно ничего. За несколько часов работы.
— Ну что там? — нетерпеливый голос Хан Кëуль раздаëтся в трубке, разрезая собой воцарившуюся в комнате Хо Ëн тишину.
— Ничего, — коротко отвечает Хо Ëн. — Вообще ничего.
Кëуль разражается потоком ругательств непонятно в чью сторону: Хо Ëн благоразумно отодвигает трубку подальше от уха. Надежду разобрать что-то из бесмысленного набора слов, когда Кëуль начинало нести, девушка потеряла ещё в начале работы с ней.
— Значит создай мне компромат! — особенно зло вскрикивает Кëуль и Хо Ëн усмехается краешком губ, представляя в голове еë милое личико, перекошенное в гримасе недовольства.
— Двести тысяч вон, милая, и я сделаю что угодно.
Кëуль, кошка драная, буквально вскипает от злости:
— Да ты охренела! Двести тысяч за поганый скриншотик?
— Ну как скажешь, — хмыкает Хо Ëн, поудобнее устраиваясь на компьютерном кресле с ногами. Она знает, что нужно говорить. Всë идёт по давно выверенной схеме.
— Ладно, — Кëуль вздыхает пронзительно надрывно. — Делай на свой вкус. Но главное, чтобы эта сука не выкарабкалась из этого дерьма!
— Без проблем, котик, — будь они сейчас рядом, Хо Ëн бы потрепала низкорослую по сравнению с собой Кëуль по волосам за что та, несомненно, расцарапала бы ей всё лицо.
Вскоре на телефон приходит уведомление о переводе от оператора. О да. Хо Ëн без проблем заставит незнакомую себе девушку чувствовать себя словно порфирным ягнёнком из алебастровой шерсти и тёплого фарфора (на иконах Палермских святынь) — подумаешь, глупость какая. Пролог этой игры напоминает одну из страшных историй, которые пространство полнят тяжёлым запахом — свежая краска, цитрусовые духи и душок могильных цветов. Так пахнет квартира Чон Хо Ëн и старые мягкие игрушки на кладбище.
Через час Хо Ëн снова отвлекается от работы и давит на глаза так, что окружающая картина превратилась в сплошные акварельные мазки. Думать о чём-то не хочется, только вот различные мысли бьют набатом, по ушам льются разрядами электрическими. Ей хочется вжаться в кресло как можно плотнее, провалиться в кроличью нору.
Спина неприятно ноет, а в ушах шумит — Кëуль всегда верещит так, что в ушах постепенно закипает кровь. Да, провал планов многие переносят болезненно, поэтому в другой раз Хо Ëн отнеслась бы к этому с пониманием, несмотря на то, что очередные клетки мозга отмирают от такого воя. Но сегодня еë будто переломали. Буквально переехали тяжёлыми колёсами пару-тройку раз подряд, передавив внутренние органы.
Она делает последний клик мышкой и расслабленно откидывается на спинку кресла, сладко потягиваясь, будто ото сна. Надо бы сходить за энергетиком до работы. Хо Ëн буквально чувствует, как еë горло скребëт сушняком. Будто тысячи дроблëных бутылочных осколков засыпали в глотку и теперь они остались там, застревая в нежных стенках пищевода и раня их острыми краями.
Запах хлорки намертво въелся в ладони.
Это не страшно — у привыкшей смывать ментальную грязь со всего тела были сложности и похлеще.
Хо Ëн должна была расти обычным ребëнком на своей маленькой сонной улице, казалось бы, не просыпающейся вовсе даже тогда, когда лучи закатного солнца окрашивали светлые дома в золотистый магматический цвет. Большой дом, увитый плющом, детская площадка в двух домах от собственного и множество детей на улице — девочке следовало расти с друзьями и почитать шумное веселье куда выше глухого затворничества в самой себе. Но то ли звëзды в местном гороскопе не сошлись путями, то ли фортуна была не на стороне родителей Чон Хо Ëн, судьба еë сложилась иначе, даже не спросившись с окружающими.
Чон Хо Ëн — чёрный квадрат с картины Малевича.
Вся вытянутая только, да и углов больше, чем у среднестатистического четырёхугольника; вроде и не особо похожа со стороны, а суть одна и та же. Старо как мир, поистине, вечная жизненная пляска на празднике в честь нигилизма. Черноты в ней, кажется, тоже хоть захлебнись, но она много лет копится где-то под рёбрами толстым налетом сажи. Все эти года она чуть ли не кашляет ею, стараясь не показывать, что вязкая смесь боли и грязи подтекает изо рта.
Просто здесь ни у кого выбора нет. Она был дочерью, внучкой и соседкой типичного гнильца, что могло лишь съеживаться в страхе перед мафией, которым их проспиртованное мясо попросту было неинтересно, а это, знаете ли, не просто психология — это судьба. И быть бы Хо Ëн типичной офисной работницей, не сопротивляться, не поднимать голову, не отряхивать временную пыль с колен, оставаться в новой старой вечности, изредка выплёвывая на пол сгустки черноты, если бы не собственная нездоровая натура, переживающая вечный маниакальный период.
Через пару лет, а может и через пару солнечных недель Хо Ëн сошла с дорожки, на которую еë любовно поставили родители, вкладывая в светлую голову девочки правильные наставления. Для самой себя неявно, так же неуловимо, как засыпаешь или заболеваешь — вот, ничего ещё нет, но проносится мимо невидимое мгновение, и ты спишь или болеешь — Хо Ëн влилась в корейскую поп-культуру с желанием стать айдолом.
Но как всегда, радужные мечты разбились о чугунную задницу реальности. Девушка представляла, как хорошо быть популярной и богатой, но испытать такое ей было не суждено. По крайней мере, в этой жизни. Хо Ëн всегда отличалась от общепринятых корейских стандартов красоты. Двадцатилетняя кореянка с ростом, превыщающим планку 175 сантиметров, синяками под глазами, худым телосложением и ужасным характером — это определенно главная причина провести всю жизнь в одиночестве. Хо Ëн, конечно, редко думала о парнях и практически не воспринимала себя как личность для романтических отношений, но на неë периодически нападали приступы грусти. Особенно после того, как в агентстве ей дали от ворот поворот и перечеркнули еë мечту стать айдолом.
С того самого дня она перестала хоть как-то контролировать свой характер. Большая девочка всего лишь позволяла себе маленькую шалость: слова, что выплëскивались из еë уст, впивались в чужие мозг и сердце, кулаки дробили тела на тысячи кусочков, а затем составляли органы заново, не сшивая части, покидали тело, оставив все так, будто ничего не менялось, и вообще Хо Ëн ни при чем — все так и было.
После того, как она бросила учёбу в колледже, чтобы попробовать себя в качестве айдола, родители обозлились. И Хо Ëн не выдержала натиска дистиллированной родительской ярости — отца судьи и матери хирурга. Им не нужна была дочь, так запятнавшая гнилостными язвами фасад их семьи. Они боялись, что она окончательно снимет с себя скорлупу и покажет всему миру мякоть, беззащитно розовую, подгнивающую на краях, как у сгнившего грейпфрута. Своими грязными окровавленными руками достанет пульсирующее истинное нутро.
Это абсолютно точно была не идея Хо Ëн — днём работать в Макдональдсе, а вечером отправляться домой в свою крошечную однокомнатную квартирку, единственное, что удалось снять за получаемые гроши. Время прошло, школа забылась, как и глупая мечта, а сорокинский первобытный ужас остался прежним. Такой ужас испытывали всякие водные создания, первыми выбравшиеся на сушу. Их лёгкие обжигал едкий солоноватый кислород, в агонии они раздирали своими вывернутыми когтистыми лапами мягкую почву. Расходились в утробном тревожном крике. Такой ужас испытывало большинство неопытных подростков, попавших сюда, в Ахен, на самую окраину жизни, глядя на потасканных проституток, их отвратительно засаленных клиентов, которые не прочь были полакомиться свежей плотью.
Сами знали, куда идут, думала Хо Ëн, с лёгкой ноткой веселья наблюдая за очередной истерикой сломавшейся соседки. Знали, что их не ждут сладкие персонажи сказочек, лишь человекоподобные крысы, сбегающиеся толпой на запах свежих внутренностей или малахитовой зелени купюр. Хо Ëн за свои пустышковые года слишком много раз уже видела эту холеричную особу под гордым именем Смерть, беспощадную и неминуемую, наступавшую каждому обитатели этого злачного места на пятки каждый раз, как он останавливался. Поэтому ей было в общем-то всё равно, глазеть на вертящийся в микроволновке ужин или на очередных гопников, избивающих беспомощных людей. А потом ей… Ей понравилось.
Пустота в будущем стремительно разрасталась, пока не превратилась в бездну. Ахен — неконтролируемая ржавая свалка для всех соседствующих районов, высилась, нависала, злобно щерясь провалами выбитых глаз-окон. Надо было выбираться, причём выбираться быстрее.
Им с детства говорили, что всем будет лучше, если только подчиняться весомой, скупой на эмоции системе, да? Молчать (не выходить, не гулять по тёмным переулкам). Не носить оружие. Быть законопослушным гражданином. Но внутри Хо Ëн вся эта отточенная схема рушилась и падала, как домино, вниз, в пасть к птицееду, вместе с ошмётками тел, окружённых сияющей ещё какое-то время духовной аурой.
В Ахене легче всего было покормить своих химер. Они скрипели клыками где-то на периферии сознания, пронзая куски мяса, оставшиеся на костях, похожих на прутья птичьих клеток. Хо Ëн во главе.
Как она поняла позже, трудности в виде неблагополучного района еë только раззадорили.
Это всë начинало походить на занятную игру. Идея стать своеобразной матерью Терезой преступного мира оказалась не такой плохой.
Она просто делает единственное, что умеет. Узнали бы родители, насколько их дочь продажная мразь — явно бы не погладили по головке. Но они, к счастью, не знают. Да и вряд ли когда-нибудь узнают: Хо Ëн в последний раз звонила матери полгода назад. Реальность все же такова, какая она есть — Хо Ëн очень легко купить.
А единственное, что она умеет делать хорошо — это слежка.
Но так бы она и вертелась в низших кругах, сливая информацию про неверных жён их супругам, пока еë не подловили во время сделки девушка-ньютуберша с ядерно-розовыми волосами и лысый молчаливый парень с камерой. И ведь не стали топить еë в болоте хейта зрителей, не сделали из неё звезду своего канала под прозвищем «Крыса Ахена». Они наняли еë.
Что бы сделали зрители, если бы узнали, что всю информацию про блогеров, даже фейковую, предоставляет Хо Ëн?
Забавный вопрос.
Собравшаяся, наконец, за энергетиком, а после этого на смену Хо Ëн, надевая огромную чëрную толстовку поверх футболки и узких штанов и собирая длинные волосы в два низких хвостика, рассеянно замечает, что заканчивается очередной день — неизменный, бесконечный, томный, ржаво-серый, с паучьими пальцами-ветвями, унизанными листьями. Точно такой же мрачный день кончался, когда Хо Ëн, тогда ещë семнадцатилетней Чон Хо Ëн, недочеловеку, мёртвой, но неоспоримо живой, казалось, что прошла ровно вечность и семь минут, не секундой больше, когда она вышла из агентства в ступоре. В ступоре, посланным то ли старикашкой Богом, то ли Повелителем Мух, восхитительным в безумии своих идей.
Косая пелена дождя застилала обзор. Уже стемнело — воздух наполнился запахом дождя, мëртвыми бабочками и мириадами сверкающих фонариков.
Капли текут по зонту горизонтально. Холодный туман не стоит на месте — двигается белой пеленой по улицам города. Наверняка, района криминальнее, чем эта часть Ахена, заезжие туристы не могли себе даже представить. Асфальт и потемневшие от воды панельные здания обволакивают Хо Ëн полностью. Приходится переступать по выступающим из луж островкам, но вода все равно заливается в шипастые ботинки на платформе.
Происходящее вокруг кажется нереальным. В реальной жизни глаза не заполняет тусклый мерцающий свет от фонарей. Хо Ëн невольно оставляет около голого запястья широкую царапину длинным чëрным ногтем. Что ж, красноватый оттенок раздражённой кожи всегда ей нравился. Хо Ëн редко носит что-то официальное. Огромные толстовки, футболки и куртки из которых торчат две тонких цыплячьих ноги, обтянутые узкими джинсами или колготками. Всё, конечно, чëрное, всенепременно — и уже легче существовать в обществе чокнутых людей. Чёрный. Идеальный цвет для того, чтобы на нем не видно было крови. Она выглядит, как приход панической атаки.
«Но главное, чтобы эта сука не выкарабкалась из этого дерьма!» На самом деле, Хо Ëн не знает, чем так насолила миленькая ньютуберша Кëуль. Возможно, ей её даже жалко в глубине души. Ведь она сделала достаточно для того, чтобы перечеркнуть её карьеру. Ладно, Хо Ëн выгоняет эти мысли куда подальше. Она хочет думать, что жалость не нужна. Что в её деле важно быть беспринципной сукой. Это дело не заслуживает удивлённых возгласов и жалостливо-надрывных мыслей. Пускай то, что многие считают «проблемой», для неë же — всего лишь очередной застывший период времени, способный на пару минут разогнать скуку и добавить деньжат.
Она вытаскивает сигарету из пачки. Хо Ëн много курит — порой ей кажется, что когда-нибудь она выплюнет свои окровавленные, покрытые пеплом лëгкие на асфальт. Зажигалка еë еле работает — бензин еле плещется на дне. Картина маслом, не тронутая мастихином упрямого художника: вечерняя пустая улица, лужи воды, пустые вонючие банки из-под газировки и отчаянно щëлкающая зажигалка, не в силах породить магматический отблеск пламени.
Фонарь лишь смутно освещает часть улицы, скрывая пространство, куда сейчас и направляется девушка, в темноте. Но насильников Хо Ëн никогда не опасалась всерьез. Хотя в Ахене не так много мест, где можно почувствовать себя в безопасности. В любом случае быть вне дома в такое время, это значит — пересекаться со странными людьми. Она смирилась.
Хо Ëн смутно оглядывается по сторонам, чтобы понять, что никаких зевак на остановках вдоль дорог и на улицах нет. По крайней мере так она думает.
Пусть Кëуль исправно платит деньги за хорошую работу, этого явно недостаточно. Увольняться Хо Ëн пока не планировала. Не планировала, но мечтала об этом. Особенно сейчас. Ночная смена в Макдональдсе — это тихий ужас. Мало того, что ночью нет посетителей и нечем развеять свою скуку, так ещë и спать нельзя. Приходится выживать только на энергетиках, гробя и так плохое здоровье. Благо, Хо Ëн уже не такой задохлик, каким была до начала работы с OnePunch TV.
— Привет, — раздаëтся над еë ухом. — Ты сегодня рано.
Девчонка с дневной смены, Боми, кажется, неловко улыбается и машет Хо Ëн, когда она, стряхивая дождевые капли с зонта, заходит через служебный вход в раздевалку.
— Дома слишком уныло, — отмахивается Хо Ëн.
От неë за версту несёт сигаретами и заебанностью, но то ли Боми совсем глупая, то ли слишком добрая — она всегда здоровается с ней и пытается как-то поддержать диалог. В отличии от других коллег, которые стараются не приближаться к Хо Ëн на расстояние меньше метра, будто бы она зачумлëнная.
В каком-то смысле так и есть.
На следующий день Кëуль снова звонит ей. И начинает она с ëмкого:
— Полный пиздец!
Хо Ëн, только поднявшаяся с кровати, мычит что-то утвердительное в трубку, зажимая телефон между щекой и плечом, пока она чистит зубы. Кëуль как всегда. Очень вовремя и очень интересно.
— Эти твари начали рыть под нас, — почти рычит, а на фоне слышно, как она агрессивно перебирает вещи, швыряя неуоторые, судя по звуку, в противоположный угол комнаты. — Надо уничтожить их первыми!
— Что? — зевает Хо Ëн.
— How to fight! — взвизгивает Кëуль. Сразу же слышится звук разбивающейся тарелки. Видимо Кëуль и правда в бешенстве. — Мне нужно всë, что ты сможешь узнать!
— Ага, — оживляется Хо Ëн. — А сколько…
— Много, — зло шипит девушка. — Заплачу по двойному тарифу!
How to fight, значит. Ну что ж. Время начинать игру.