Мразь

— Я пошел. Диалог обрывается буквально посреди фразы. Хёнджин не успевает осознать, что произошло, и почему вместо чужого лица на телефоне вновь появляется его собственный главный экран. Уголок губы раздраженно дёргается, а так и не произнесенное вслух предложение присоединиться сменяется мысленным «нахуй надо». Спонсорский самсунг захлопывается и благодаря одному резкому движению кисти проскальзывает экраном по плитке. Для кого-то это может быть было и весело — общаться подобным образом, но не для Хёнджина. Оборванные диалоги, внезапный игнор и просто оставленные без ответа сообщения доводили его до бешенства. Можно ведь было сообщить, что в данный момент времени нет возможности нормально говорить и разговор будет только отвлекать от… чего-то. Хёнджин даже понятия не имел, чем в этот раз был занят его вечно занятой собеседник. Ещё больше бесило то, что, несмотря на подобное отношение, Хёнджин всё равно будет тем, кто первым и напишет, и позвонит, а затем и вовсе прибежит моститься на диване рядом вместе пачкой снеков и мягким оленьим взглядом, полным надежды на внимание. Злоба обжигающим костром вспыхнула в груди, и Хёнджин тихо выдохнул, пытаясь её потушить. Вот же сука. Он чувствует себя идиотом и даже не понимает, почему на этот раз. Хёнджин болтает ногой в хлорированной воде и утыкается взглядом в окно напротив. Вид был захватывающим, его хотелось разделить вместе с кем-то. Нечасто удавалось отдохнуть в целом, а поездки далеко за город и вовсе можно было пересчитать на пальцах одной руки со времён дебюта. «Небольшая авария», названная так в новости, выпущенной JYP, стала в какой-то мере блаженным отпуском для Хёнджина, который даже в праздник Чусок должен был ехать во Францию на неделю моды и работать. Вмятина на заднем бампере превратилась в прописанную врачом полноценную неделю постельного режима для Сынмина, официально разрешённый период молчания в баббл для Минхо и чудом появившуюся возможность для Хёнджина снять домик вне Сеула и порисовать вдоволь — Чан отпустил. Он не хотел ехать один, но, как всегда, его сообщения оставались непрочитанными слишком долго, а вспыхнувшее на экране «в другой раз» догнало Хёнджина лишь тогда, когда он уже ехал в такси по пути за город. И одному только Богу известно, каких сил стоило оставить в руках телефон и не отправить его в приоткрытое окно, чтобы больше не видеть и, главное, не надеяться на адекватный ответ. Когда-нибудь это точно случится. Где-то внутри началась химическая реакция из составляющих реагентов грусти, обиды и залитой сверху ложки непонятно на что ревности. Он не заслужил всего этого. Хёнджин просил не так много, а получал в ответ ещё меньше. Даже последний разговор по видеосвязи инициировался Хёнджином в надежде на то, что загородная тишина с красивым видом на море изменит хоть что-то в этом порочном кругу оборванных надежд. Однако двухминутный диалог, во время которого камера мелькала по комнате и в итоге была оставлена на кухонном столе, не принес результатов и закончился внезапно отключенным звонком. Если бы Хёнджин мог понять, что происходит в голове у другого человека, или хотя бы мотивы его поступков, возможно (шанс, конечно был совсем небольшой), но, возможно, он бы не стал злиться и превращаться в язвительную мразь, коим званием его не так давно одарили. Но пока создавалось ощущение, что понимает он ровно столько же, сколько и лежащий сейчас неподалеку молчаливый Кками. Бутылка соджу, стоящая уже наполовину пустой, была не первой за последний час. Ещё ведь даже не вечер, а пульсирующая на виске вена только подталкивала протянуть руку и выпить ещё. Ну и пусть. У него отпуск. А еще — злость. Пиликнувший уведомлением телефон привлекает внимание, и рука рефлекторно тянется к нему. Конечно же, это было не желанное сообщение. Как же всё достало. Хёнджин заливает в себя ещё одну стопку соджу и тут же наливает новую. Словно под гипнозом он снова открывает злосчастный чат и смотрит пустым взглядом на последнее сообщение. В другой раз. Будь авария посильнее, другого раза могло бы и не быть. А может, и завтра не будет, кто знает, что судьба способна подкинуть. Хёнджин задирает голову и медленно проворачивает её по кругу, разминая шею. Ещё одна попытка дать себе подумать. Кажется, он перепробовал уже все известные ему адекватные методы, начиная с намеков и заканчивая прямым предложением. Эгоистичная сука. Кончик языка слегка высовывается из приоткрытых губ и упирается в уголок. Хёнджин сглатывает и проворачивает его во рту, словно облизывая сочную конфету. Лишь на секунду вспыхнувшая мысль почему-то решила остаться, а Хёнджин лишь добавил к ней физических ощущений. «А ведь сейчас твой член мог бы быть у меня во рту», — улетает слишком быстро во всё ещё открытый чат. Отправленное сообщение не было запланированной акцией алкогольной тупости, но почему-то оно было написано его собственными пальцами. Хёнджин смотрит на открытый диалог и, видя появившуюся галочку активного пользователя, рефлекторно удаляет сообщение. «Котик, ты налакался или уже всерьёз нажрался?» — ласковое обращение не только ощущалось странно, но и означало совсем не то, что должно было бы. Новая доза. Он получил её. Или скоро получит. Правда ведь? Долгожданные пузырьки адреналина вспыхнули и побежали по крови. Хёнджин облизывает губы и напрягается, словно хищник, почуявший добычу. Безразличные сообщения приобрели эмоциональный оттенок. Всё дальнейшее уже отправляется без всяких тормозов в виде адекватности. «Думаю о том, как ты скулишь, когда кончаешь» Дыхание спирает, когда он видит, как собеседник начинает печатать, но затем перестаёт и становится неактивным. Хёнджин втягивает щеки и прикусив их, кривиться от недовольства. Исчезнувшая галочка активности толкает его ещё дальше уже переступленной грани дозволенного. «Прямо как сука, Минхо» Зубы стискивают кончик указательного пальца. Хёнджин смотрит, раскрыв шире глаза, на приходящие одно за другим сообщения, затаив при этом дыхание. «…» «Джинни» «Так требуешь моего внимания, словно зарвавшаяся псина» «Ты псина, Джинни?» «Я псов не люблю» Щеку обожгло болью, хотя к ней никто и не прикасался. Несколько равномерных вдохов под звуки пульсации крови в ушах, и Хёнджин отправляет сообщение, засовывая свою ядовитость обратно. Котики сладко мурчат, а не лают. Даже если котик был мразью. «Ты снова оставил меня одного» Хёнджин садится на бортик бассейна и, кажется, умирает. В очередной раз. «Я уверен, ты справишься с тем, чтобы придумать, чем себя занять» Глаза закатываются едва ли не в мозг, а лицо искажается в кривой гримасе непринятия происходящего. Хотелось орать, злиться, выбросить алкогольный столик в окно — что угодно, лишь бы только не чувствовать той наплывающей волны ярости. Хёнджин готов был утонуть в ней, нужно было всего ничего — отпустить себя ещё немного. На фоне слышится скрип собачьих когтей, напоминая, что Кками был совсем рядом. Сквозь мутную пелену Хёнджин видит размытый силуэт, приближающийся к нему, и переключает своё внимание на безопасный для окружающего пространства объект. — Иди сюда, Кками, — хриплый и сдавленный голос звучит совсем не приветливо. Хёнджин протягивает руку в сторону собаки и подманивает её, но та просто делает круг вокруг себя и ложится почти там же, где и лежала. Глупая собака. Её понять было проще, чем Минхо. — Давай сделаем совместные фотки, Кками. Хёнджин ставит телефон на столик с закусками и включает камеру на запись. Он залезает обратно в бассейн и притягивает к себе пса, но тот сопротивляется и скалит зубы. — Ты такой ужасный, Кками. Совсем меня не любишь, — с мягкостью он посмотрел на питомца, слегка улыбнувшись. Мягкая собачья шерсть успокаивала и приносила умиротворение в раздраконенную душу. Яркие эмоции отступили, но из-за этого застрявшая в голове фраза стала только громче звучать. Найти себе занятие. Хёнджин легко мог это сделать, Минхо был совершенно прав. Но это абсолютно не то, что он хотел получить. А то, чего хотел — не мог. Хёнджин переводит взгляд на камеру и склоняет голову набок. Уголок губы ползет вверх, а новая гадость рождается в мозгу так же легко, как и желание Минхо сбросить сегодняшний вызов. — Кками, хочешь поесть? Я тебя покормлю, — кажется, это единственные слова, на которые питомец реагировал положительно. Дверь плотно закрывается, оставляя Кками с той стороны, дабы не мешался. Хёнджин усаживается ближе к камере и допивает бутылку соджу в несколько глотков. Чем был занят сегодня Минхо, Хёнджин не знал. Но питомцы не любят, когда их надолго оставляют без внимания, они начинают плохо себя вести. Убегать. Есть из чужих рук. Ластиться к чужим рукам. Хёнджин умел играть на камеру. Он любит это дело. Свет софитов на сцене и чужие эмоции были тем, чем он питался и наслаждался. И камера никогда его не останавливала ни перед чем. — Уверен, тебе понравится, — расплывается в улыбке Хёнджин и слегка наклоняет голову, делая взгляд более томным и провокационным. — Ведь другого раза не будет. Голова наклоняется вбок, в то время как длинные пальцы, едва прикоснувшись к коже на животе, начали свой путь вверх. Они поднимаются выше, касаются груди, а затем большой палец останавливается у яремной впадины. А если немного сильнее… Глаза закатываются вслед за промелькнувшим перед ними образом. Это будет игра не для его любимой публики. Ресницы медленно опускаются, возвращая его в прошлое. Рука сама потянулась к лицу вслед за воспоминанием. Едва ощутимое касание безымянного пальца вдоль губы. Он надавливает сильнее, отодвигая нижнюю губу, касается языком кожи. Дважды. Трижды. Сколько раз это было? Ответ был только один — всё ещё слишком мало. Сильные венозные руки, что приносили столько удовольствия и боли. Язык скользит вдоль указательного пальца. Он просовывает тот вместе со средним в рот и надавливает на мягкое подвижное тело внутри. Слюна скапливается быстро. Хочется глотнуть, но Хенджин не разрешает себе этого. Пальцы размазывают слюну по губам, заталкивают стекающую каплю обратно в рот, и тогда он глотает. Мягкий язык придавливает пальцы к нёбу на мгновение. Вторая рука гладит бедро, временами сильнее сжимая твёрдые мышцы. Красных лунок от пальцев оставалось всё больше на коже, а воспоминания становились ярче. Иллюзия засасывала слишком быстро, отодвигая реальный мир дальше. Чужое тело так близко. Он хочет его. Коснуться его. Ощутить его силу. Часть его тела. Пальцы с причмокивающим звуком выскальзывают изо рта, перемещаясь на шею. Мутный взгляд направлен если не в камеру, то прямо в душу смотрящего через неё. Сильнее. Голова откидывается назад с шумным выдохом, открывая доступную шею. На ней должно быть что-то еще. Не хватает. Напряженные пальцы стискивают горло сильнее, пытаясь возместить недостающее ощущение твердой полоски кожи на ней. Хёнджин касается налитого под шортами напряжения, медленно проводит вниз, затем вверх. Шершавый ковер. Горящие колени. Властный голос над головой. — Ниже. Грудная клетка расширяется, пытаясь впустить больше кислорода, но это только сильнее опьяняет. Хёнджин стаскивает шорты до колен и погружается глубже в воспоминания, надрачивая себе. Накопленная во рту слюна была так кстати. Хёнджин сосёт методично, со вкусом, с каждым разом стараясь взять глубже. Глубже, глубже до капелек слёз в уголках глаз и лёгкого чувства удушья — смотреть на Минхо в этот момент определённо стоит. Наблюдать за тем, как удовольствие изменяет каждую мышцу лица. Прикосновения обжигают. Оставляют незаживающие ожоги. Я помню. Но хочу ещё. — Мне нужно ещё, этого мало. Пожалуйста… — мозг вкладывает все усилия, возвращая его из мира фантазий в реальность. Но реальность вторгается совсем не так, как хотелось. Нет. Он тут один. Больше никого нет. Блаженная нега в крови перестаёт ощущаться сиропом, превращаясь в шарики ртути, что начали распространяться по телу и отравлять изнутри. Фантомные касания жгли, вот только если мгновение назад это был огонь желания, то теперь вместо него ощущалась кислота. Расслабленное тело напрягается, а ранее мечтательный взгляд скрывается под ресницами, пряча обиду и ненависть, что показалась наружу. Рука возобновляет свое движение вверх, затем снова вниз, не давая члену опасть. Нет, у него есть другое топливо вместо желания. — Ты смотришь? — Хёнджин повторяет то же самое, но уже другим, тихим тоном с новой интонацией. Он усмехается, а на дне горит жажда, перемешанная с разгорающейся яростью. На ум приходит первое попавшееся имя. — Надеюсь, что да, это ведь всё для тебя, Чанни-хён. Каждая картина становилась только новым углем в его разгорающемся костре, политом бензином, в который сверху добавили горящий напалм. Зубы дрожали в желании вцепиться и вырвать кусок плоти, чтобы полилась гадкая кровь, чтобы он знал, что она черна, как у демона. Но Минхо тут не было, и всё, что он мог — жалить словами. Собственники не любят делиться. — Чанни-хён, тебе нравится? Он снова идёт вверх, ласково прикасается пальцами по тому месту, где были следы от фантомного ошейника, слегка сдавливает собственную шею длинными изящными пальцами, второй рукой ускоряясь в движениях. Хорошим тоже хочется быть. Послушным. А затем получить свою заслуженную награду. И он бы и был, но послушным внимания не уделяют. Он приоткрывает рот и проводит языком по сухим губам. Хёнджин ведёт рукой по бедру вверх и царапает напряженными пальцами мышцы пресса и повсюду, куда вообще может дотянуться. Внутри натянутая струна. Только коснись — и она заиграет именно так, как пожелает скрипач. Ногти играючи проходят вдоль рёбер, отсрочивая оргазм ещё на пару мгновений, оставляя белые полосы на кажущимся совершенном теле. Еще чуть-чуть… Хёнджин ускоряется, тело напрягается, а рука продолжает движение, вытягивая каждую каплю оргазма. На душе стало так гадко. И радостно. А станет ещё лучше через пару минут. Отдышавшись, Хёнджин возвращается к телефону и, обрезав кусочек видео, отправляет его с припиской. «В другой раз не получится, хён. Думаю, найдётся хозяин получше» Он не рассчитывал на быстрый ответ, но провокационная подпись в очередной раз сработала. И пока он отправлял две фотографии с Кками в баббл, телефон вибрировал новыми сообщениями. «Ты, может, забыл. Котик может гулять, где хочет и с кем хочет. Но котик должен вернуться к хозяину» «Мы уже выучили этот урок, но ты, видимо, плохо запомнил» «Ничего, я напомню, Джинни»