Жизнь со вкусом «Сметана-зелень»

      Шатаясь по клубу, выискивая пассию для заполнения пустоты под рёбрами, Кристоф никак не ждал встретить своего старого знакомого из университета. И три года разницы не имели для дружбы значения, если ты был тогда один на весь ближний свет барабанщик.       Шнайдер подошёл к дядьке, который, сидя один за столиком, с унылым видом рассматривал полный бокал. Даже неловко стало. Это себя Кристоф до сих пор не мог вытянуть из тринадцати лет и было это привычно, а вот его приятель и так никогда душу не выворачивал, а теперь ещё и выглядел так солидно… А стоило ли подходить?       Да ладно! Бред. Не ему ли Кристоф время от времени слëзы стирал с щëк? Не он ли был самым близким человеком до того… До чего? До того, как что-то вдруг сломалось.       — Привет, — Шнайдер сел за столик, протягивая руку.       Мужчина поднял взгляд и вдруг расцвёл.       — Шнаечка! Сколько лет?!       — Шнаечка, — Кристоф рассмеялся. — Помнишь ещё, Пончик.       Линдеманн встал из-за стола, руки жать — это хорошо, конечно. Но не сейчас. Дум поддержал идею, вставая и сразу же крепко обнимая друга. Даже отпускать не хотелось.       После краткого диалога решено было уходить из клуба. Слишком многолюдно и шумно.       — Ты чего тут забыл? — спросил Кристоф, беря Тилля под руку, уводя подальше. Машина осталась на парковке, ну и ничего. Лучше прогуляться.       — Путешествовал по Германии, почему бы нет? Живу тут, а ничего не знаю. Решил выбраться в отпуск.       — Неплохо. Работаешь по специальности хоть?       — Да конечно, ещё чего! Свалил от родителей и думать забыл про всё, что от них осталось. Образование это чëртово.       По интонации и резкой смене настроения Шнайдер понял, что работу и прошлое стоит оставить. Да и самому не особо приятно было про это говорить.       Шагая рядом с Тиллем, Кристоф не понимал, как так получается? Они долго не общались, исчезли друг для друга, а теперь идут рядом, болтают и чувствуют то же, что было много лет назад. И бывает так, нет человека, нет, а потом вот он снова, а будто никуда и не уходил.       Немного приблизившись к Линдеманну, Кристоф поцеловал его в уголок губ.       — Nur so aus Langeweile, — сразу оправдался он. Но тот даже не посмотрел на него. Ничего особенного, верно.       Спустя пару километров молчаливой прогулки, Линдеманн всё же заговорил:       — Куда мы идём? И зачем?       Шнайдер пожал плечами, мотая кудрявой головой.       — А чëрт знает. Пойдём обратно, а потом поедем ко мне?       — И вновь. Зачем?       Кристоф немного подумал, а потом обнял Линдеманна, мягко целуя в губы. К чёрту, потом они снова исчезнут друг для друга и вряд ли когда-то встретятся.       Тилль усмехнулся в поцелуй, решая всё же поиграть. Он был того же мнения, что Шнайдер.       Внезапно. Но кто запрещает?       Флиртуя и шутя, они вернулись к клубу, чтобы забрать машину Шнайдера.       — Нет, ну ты погляди, какая красотка, — улыбнулся Тилль. — Правда твоя?       Кристоф гордо кивнул, оглядывая свою BMW.       Линдеманн хотел было попроситься за руль, но вспомнил бокалы и ответственность Шнайдера, а потому молча устроился на переднем пассажирском сидении.       Сожаление настигло обоих очень быстро.       «Чем думал?»       «Что наделал?»       «Зачем полез?»       Сто и один вопрос человека, который делает, а потом думает. Но никто не проронил ни слова, потому что победило убеждение: «Мы больше никогда не будем вместе».       Дома у Шнайдера было пусто.       — Ошалеть, — Тилль присвистнул, первым проходя на кухню и включая свет.       — Обычный дом, — Кристоф разулся, оставляя обувь посреди коридора и бросая вещи на пол.       — Нет, не дом, — Линдеманн обернулся. — А это… — он указал на пальто.       Шнайдер приподнял бровь.       — У меня жена, я не могу так сделать. Знаешь, это грустно, потому что будучи ребёнком, я мечтал о беспорядке в доме. Беспорядок был минимальный в отличие от ругани из-за него. Так что, — Тилль развёл руками, а потом тоже бросил свою куртку на пол. — Уф…       Кристоф повёл плечами, а потом пошёл в спальню. Что Линдеманн будет делать — уже не его дело. Может пойти за ним, а может продолжить разбрасывать вещи.       Тилль выбрал компанию барабанщика.       Присаживаясь на пол, напротив кровати, где примостился Кристоф, Тилль потëр руки и хлопнул по коленям.       — Расскажи всё же, как дела у звезды универа?       — Побухал, погулял, в браке посидел, поседел, меня проводили. Гуляю опять. Не звезда я больше. Погас.       Линдеманн опустил глаза. Тоскливо стало. Понятно, что это не его жизнь, да и самого Кристофа его положение не то, чтобы тревожит. Но плохо это… Неправильно.       — Тяжело, — выдохнул он. Больше нечего сказать, самому тошно.       Дум потянулся к тумбочке, на которой стоял проигрыватель, рассмотрел пару пластинок, которые лежали на полу недалеко, и поставил какую-то из них.       — Мне нравится эта песня. «Amor». Есть в ней что-то, согласись.       Линдеманн впервые слышал её и не оценил. Тогда Кристоф убрал пластинку обратно в папку и с тяжёлым вздохом упал спиной на матрас.       — Sehnsucht.       Казалось бы, взрослые люди, делайте, что хотите. Но Кристоф и Тилль чувствовали себя мальчишками, которым не разрешили прогулять, и теперь они были вынуждены лежать на полу или кровати, умирая от скуки.       — Жизнь такая пустая, слушай… — начал было Кристоф. Хотелось же поделиться с кем-то этими мыслями. Одиночество — это хорошо, но до тех пор, пока не понадобятся люди. Нельзя привыкнуть к молчанию, можно только пытаться смириться.       — Нет, не надо мне это говорить.       Все рано или поздно понимают, что всё тоскливо и бесцветно. У всех есть свои мудрые мысли и умозаключения. А потому не хочется слушать, что там придумал себе кто-то ещё.       — Мгновение. Ни больше, ни меньше!..       — Шнайдер, хватит!       Кристоф посмотрел в сторону Тилля и смолк. Наверное, правда стоит больше молчать и меньше думать при этом.       Тилль тоже лёг на спину, глядя в серый потолок. Ничего более светлого в его жизни нет. Он поймал себя на мысли, что лучше бы они потрахались, чем медленно разлагались в тёмной комнате. Но теперь ничего не хотелось.       — Знаешь, мне нравится жизнь. Она такая… Сложная, но при этом ничего не значит. Похожа на выбор чипсов. Ты стоишь и смотришь на эти полки, заваленные всевозможными пачками, и думаешь, что брать. Какую фирму? Какой размер? Какой вкус? А может острые? А может лучше рыбу пойти взять или хлопья? А может к чёрту и пп? Или всё же хлопья? Или сырные палочки? Что, что, что, что?! — Кристоф грубо жестикулировал, выкрикивая слова, не отрывая взгляда от потолка. Потом он уронил руки и смолк.       — А потом ты спустя кучу времени нашёл что-то, купил, сожрал и всё. Оно не приносит тебе удовольствия уже на середине пачки. Так тупо, но ты очень волновался, выбирая, — продолжил Тилль.       — Да, — Шнайдер всхлипнул и закрыл лицо руками. — Ты ищешь постоянно. Ищешь хорошую работу, хорошую девушку, хорошую жратву и алкоголь, ищешь удобную машину, а потом удобных друзей. Но работа надоела или начался какой-то кризис, девушка разочаровалась в тебе, жратва приелась, бухло заставляет лишь лить в себя больше, а потом блевать, машина ломается или становится обыденностью, а друзья недоедают или уходят. Всё рушится. Всё тупо. А ведь ты так долго искал.       Тилль сел, подпирая голову руками.       — Блядь.       Шнайдер моргнул несколько раз, чтобы едва появившиеся слезы пропали. Он дал слабину, но нельзя было впадать в истерику, выбраться из неё он не сможет.       — Пошли за чипсами, — сказал он, вставая с кровати, хлопнув в ладони.       Тилль склонил голову и улыбнулся.       — Я буду сыр и сметану-зелень.