Глубокая рана

      Высота взята, но они попали в окружение, помощи ждать не откуда, приходится сопротивляться своими силами, которые были уже на исходе. Рация барахлит, связной не переставая, шлёт сигнал о помощи. Все в пустоту, на другом конце глухо. «Спасите наши души» или проще «SOS». Снаряд прилетел в двадцати метрах от Саши, ударной волной и фонтаном земли парня накрыло с головой. Резкая боль прострелила ногу, он попытался подняться, или хотя бы отползти, но все тело стало вдруг каким-то ватным. Саша осмотрелся, радиус обзора был не велик, что-то разглядеть мешал густой серый дым и брызги повсюду взрывающейся земли и грязи. Связист лежал около него, с неестественно запрокинутой головой и широко открытыми неподвижными глазами, в руках сжимая рацию. Рация издавала звуки, смутно напоминающие телеграф. Не может быть! Наверное, его сильно контузило, раз мерещиться всякая чертовщина. Но писк не унимался, что-то отдаленно похожее на Морзе, вот только Саша никак не мог уловить шифр.       Тишину палаты нарушал монотонный писк кардиомонитора. Саша открыл глаза, не понимая, где он, и что происходит. Его охватила паника. Попытался подняться, но тело не послушалось.       — Ты очнулся, — знакомый голос где-то слева звучал уставшим. Саша посмотрел на источник звука, и увидел уставшего, чем-то сильно взволнованного Родиона. Мужчина встал и подошёл к нему совсем близко. Накрыл холодной рукой ладонь Саши и погладил. — Ты в больнице, Саш.       — Что случилось? — задался вопросом Саша. Каждое слово отдавалось резкой болью в области груди.       — Постарайся ничего не говорить. Тебе нужен покой, — Родион стоял перед ним в белом халате, а на нагрудном кармане висел бейдж "Мельников Родион Викторович. Главный врач. А-клиника".       Сознание стало постепенно возвращаться. Значит, он в больнице Родиона. Но как? Последнее, что он помнил, была война в Ливии. Спец задание, они проигрывали, затем ударная волна от взрыва и полный мрак.       — Ты только не волнуйся и не шевелись пока, — внезапно подал голос Родион.       Не волноваться было не так-то просто, но раз Родион говорит, значит нужно ему верить. Он всегда говорит правильные вещи, вот только Саша не всегда к нему прислушивался, а зря.       Вот и в этот раз он оказался прав, да вот только Саша как обычно поступил по-своему.

***

      Родион сидел на стуле возле кровати своего любимого человека, и, не отводя глаз, следил за ровным дыханием. Звук кардиомонитора начинал давить на нервы. Сколько он так уже просидел? Пять, шесть часов?       Мужчина с сожалением думал, если бы ему раньше сообщили, хотя бы на день, о состоянии Саши. Если бы он сразу же забрал его из богом забытой больнички в каком-то пригороде Ливии. Возможно, ногу удалось бы спасти. А если бы он настоял на том, чтобы Саша вообще никуда не улетал? Отставной боевой офицер в мирное время, как бомба замедленного действия. Родион прекрасно видел и понимал, как тяжело капитану Звягинцеву сидеть дома. После горячих точек, в которых он побывал, после опасной работы телохранителем у Борисова, просто так посадить Сашу дома и заставить варить борщи, было не лучшим вариантом. Нужно было что-то предложить, удержать. Но... Капитан Звягинцев подписал контракт, и рассорившись с Родионом, умчался спасать мир.       — Ты очнулся, — облегчение от увиденных, открытых, любимых глаз. Родион поднялся со стула и подошёл к Саше, осторожно дотронулся. Мой, живой. Теперь точно никуда не отпущу.

***

      Прошло три месяца. Тяжелые месяцы реабилитации, принятия и отрицания. Ногу ампутировали ещё в Ливии, хотя решение было спорным. Но с этим уже ничего нельзя было поделать. Саша ещё не смирился с потерей. Вел себя откровенно нагло и вообще напоминал капризного подростка, который критиковал, воспринимал в штыки все предложения Родиона и остальных врачей клиники. Не будь он любимым человеком главврача, с ним бы никто так не церемонился. Но персонал и доктора, склонив головы, терпели выпады, истерики и затянувшуюся депрессию капитана Звягинцева.       — Я не поеду домой на инвалидном кресле, принеси мне костыли, — назревала очередная ссора, от которой так устал Родион.       — Так удобнее, к тому же ты ещё так долго не ходил на костылях. Поверь, так будет лучше, я знаю, — как можно мягче произнес Мельников.       — Ты всегда все знаешь, мистер всезнайка! — фыркнул Саша. Родион промолчал.       Саша и не думал садиться на инвалидное кресло, он уставился в экран телефона, лежа на больничной кровати и демонстративно начал скалиться, разглядывая откровенно дурацкие ролики в инстаграмме. Родион подошёл и выхватил смартфон из рук.       — Ты чего, охуел? — Саша не ожидал такой наглости. Три месяца его тут чуть ли с ложки не кормили, и вдруг такое.       — Охуел здесь ты, Звягинцев! — тон любимого не предвещал ничего хорошего. Саша уже и забыл, каким суровым может быть его доктор. — Ведёшь себя как прыщавая малолетка в Пубертап! Ты офицер или кто? Я из кожи вон лезу, чтобы тебя вытащить из этого дерьма, в которое ты, не спросив моего мнения, окунул нас двоих с головой! Мне тоже тяжело, ещё тяжелее, чем тебе. Не так я представлял нашу совместную жизнь.       — Вот только не надо, а? Я за тобой не бегаю и не выпрашиваю, чтобы меня пожалели, — Саша тоже разозлился.       Родион близко подскочил к капитану, схватил его за грудки и прямо в лицо выпалил:       — Я люблю тебя, сукин ты сын! И мне тебя не жалко! Это был полностью твой выбор. Нужно было думать о последствиях! А теперь, ты сядешь в эту чёртову коляску, мы поедем домой, я наконец-то высплюсь, а ты приготовишь нам ужин. Жду в коридоре, — Родион вышел, громко хлопнув дверью.       Саша поправил ворот рубашки и улыбнулся. Будь по-твоему, док. Так уж и быть, будет тебе ужин, и десерт...