honeymoon in jeju

Чеджу — одно из самых популярных мест для отдыха. Сюда приезжают как старшее поколение, в надежде провести частичку своей старости, так и молодежь. Зачастую, в Чеджудо отправляются молодожены, чтобы справить медовый месяц, вдали от лишних глаз. Все мы знаем, чем молодожены занимаются в первые месяцы — небольшое уединение им наверняка не помешает. Им долго пришлось упрашивать менеджера на разрешение уехать на полторы недельки в свой маленький “медовый месяц”. Все знали, Гаон и Чонсу влюблены в друг друга до чертиков перед глазами, а отправлять их даже в такое короткое маленькое путешествие – большая опасность. Их могут запечатлеть фанаты, подкараулить сасэны или они могут поцеловаться в неположенном месте, бог знает, как на это отреагируют представители консервативного корейского общества. Наконец, Гониль, как самый старший член группы, в очередной раз смотря, как эти двое упрашивают менеджера на поездку, влез, сказав о том, что они взрослые, а их группа не настолько популярная, чтобы переживать о таких вещах. Терпение, видимо, лопнуло, оттого их и отпустили. Вообще, они когда-то уже собирались в поездку, даже купили билеты, только вот родители Чонсу сделали это намного раньше и решили устроить сыну сюрприз – отвезти его на Чеджу в качестве подарка за проделанную работу. Джисоку пришлось сдать билет, получить штраф от авиакомпании и ближайшие две недели с Чонсу он виделся только по видеозвонку. Тактильный голод – второе имя Квак Джисока, и находиться с любимым человеком настолько врозь невыносимо, но ещё ужаснее, когда приходится отстраняться от него, чтобы не привлекать лишнего внимания. Им с Чонсу приходилось держать отношения в тайне, ровно до тех пор, пока болтушка Джуён не рассказал всем участникам, что видел как эти двое поздно вечером целуются в ванной, как Джисок встает на носочки, чтобы дотянуться до губ Чонсу, и как Чонсу сжимает в руках его футболку на спине, пролезает под ткань и выводит своими малюсенькими, будто детскими ладошками, узоры на спине Джисока. А вот, двери лучше запирать надо было! В прочем, никто удивлен не был, все уже давно догадались к чему они метали друг на друга так часто свои влюбленные взгляды. Наконец, спустя шумные полдня, проведенные в Сеульском аэропорту, на задних сидениях автомобилей с затонированными стёклами, на ресепшене, где имя Джисока было неверно указано в данных бронирования, наконец-то, они добираются до отеля. Вваливаясь в номер, снимая и кидая за собой лишь пару тяжелых сумок, давящие на плечи куртки и шапки, они заваливаются на кровать. Нежась в мягких, белоснежных накрахмаленных простынях с запахом лаванды, Чонсу обнимает своими широкими руками младшего, будто пытаясь согреть. — Даже поверить не могу, что мы так далеко, еще и совсем одни. — закрыв глаза, мямлит Чонсу в макушку Джисоку. — Да-а... Я тоже. Они валяются вместе какое-то время, Чонсу даже впадает в полудрему, чувствуя горячее дыхание Джисока своей грудью. Джисок тянет руку к паху Чонсу. Сначала опускается чуть ниже и гладит упругие бедра через коричнево-желтые брюки с ремнем, а потом – устраивается ладонью у мошонки Чонсу, удерживая ее ровно между ног. Он сжимает руку, скрепит по ней пальцами через ткань и поднимает ладонь выше, к ещё не возбужденному члену. — Джисок-и, мы не мылись... — Чонсу недовольно мычит, шумно выдыхая и закатывая глаза. Он пытается отстраниться от ласк, переворачиваясь на спину, но все тщетно. Стоит младшему лишь пару раз сжать того через штаны, как Чонсу чувствует растущую в животе тяжесть и подступающий к щекам румянец. — Меня это хоть когда-то останавливало, хён? — Джисок сильно устал после перелета и долгого пути через шумный аэропорт, но его интерес подогревала одна лишь мысль о том, что они наконец-то остались одни: без менеджера, без других участников. Сейчас им никто и ничто не будет мешать, а он так долго ждал нужного моментика, чтобы полюбить Чонсу. Джисок продолжает движения своей маленькой, но ловкой ладонью по твердеющей под охровыми брюками длине, с каждым разом все сильнее сжимая ее в руках, создавая нужное трение ткани о разгоряченную кожу и давление. Чонсу так мало нужно было для того, чтобы возбудиться: всего лишь Джисок, который взамен требовал лишь Чонсу. Ему нравилось изводить Кима и играться с его возбуждением, он знал от и до где и как следует надавить, потереть и с каким темпом Чонсу любит мастурбировать. Джисок любит его любить, любит его тело, любит его до невозможности теплую улыбку и хватающие за простыни руки. Джисок тянется губами к Чонсу, утягивая его в долгий поцелуй. Губы Джисока довольно крупные, из-за чего он совсем не контролирует насколько мокро он целуется, а это, в прочем, сейчас и не важно. Чонсу чувствует, как с уголков рта немного стекает слюна, которую Джисок ловко слизывает, вбирая в рот губы старшего. Немного повозившись, Гаон переворачивает старшего на спину, запрыгивает сверху и трется бедрами под углом, способным выбить из Чонсу томные вздохи. Целоваться сложно, когда партнер под тобой то и дело стонет, однако это лишь подогревает интерес к процессу, заставляя двигать бедрами чаще, чувствуя, как холодные ладони вжимаются в худенькие ноги сверху, направляя и придавая еще больше давления. Чонсу, зажмурив глаза, откидывает голову на подушки и громко стонет, слегка вскидывает крупные бедра, шипит и продолжает тереть Джисока об самого себя. В штанах уже туго и горячо, они оба чувствуют, как начинает стекать липкий предэякулят прямо на собственное белье. Гаон тянется к ремню Чонсу, поборов который и сняв с него охровые штаны, он видит разгоряченный ласками член, слегка липкий и твердый, обхватывает его ладошкой и, пока Чонсу расправляется с его джинсами, надавливает большим пальцем прямо вдоль органа. Чонсу шипит, его дыхание настолько громкое и прерывистое, что, наверняка, их услышали соседи из других номеров, но они оба настолько долго выжидали этого момента, что чужие внимательные уши уже не имеют значения. Значение сейчас имеет только Джисок: с его губ срывается низкий и самый очаровательный стон, когда Чонсу сжимает в своей руке его член после того, как младший привстает, помогая стянуть с себя штаны и нижнее белье. Он всегда возбуждался гораздо быстрее: хватало одних поцелуев Чонсу, чтобы тот начинал поскуливать из-за нарастающего жара, приливающего к ушам и щекам, и сильной тянущей пульсации где-то внизу живота. Джисок разрывает очередной мокрый поцелуй, чтобы раскрыть рот в громком стоне и податься бедрами вперед, толкаясь в кулак Чонсу. В общежитии такая роскошь, как отсутствие постоянной осторожности и возможности подавлять стоны, закусив ребро ладони, была огромной редкостью, потому они оба будто пытаются брать из каждого прикосновения, из каждого звука настолько много, насколько возможно. Младший дергает футболку Чонсу вверх, намекая, и тот слушается, стягивая оставшуюся одежду сначала с себя, а потом и с Квака. Тогда Джисок прилипает своими ледяными ладонями сначала к его животу, потом — к груди, легко сжимает пальцами правой руки возбужденные соски, а левой проводит по небольшой впадинке грудной клетки. Чонсу на секунду жмурится, удивленно вздыхает и распахивает глаза, когда чувствует, как Джисок прислоняется к соску своими большими влажными губами, сначала неуверенно вбирая его в рот, а потом проводя языком, и отстраняется, чтобы быстро заглянуть в лицо Чонсу. Он часто моргает, а потом, будто опомнившись, кивает — это как знак для Джисока, будто шепот Чонсу где-то на подкорке его мозга: «мне нравится, продолжай». Грудь Чонсу вновь обволакивает жар и влага чужого рта. Младший, причмокивая, продолжает вылизывать соски, слегка нажимая на них языком и продавливая их в упругую кожу, чувствуя как внутри, где-то в глубине, насколько они затвердели. Грудь Чонсу, мягкая и горячая, благодаря Джисоку быстро вздымается, и из нее то и дело вырываются вздохи и громкие стоны. Чонсу хватается за простыни руками, выгибает спину и поджимает пальцы на ногах в предвкушении большего. Ему нравится, когда Джисок с ним так играет, изводит ласками, и нравится чувство удовлетворения, когда они оба достигают оргазма. Но, видимо, Джисок в этот раз решил затеять другую игру, раз практически не заостряет внимание на его сочащемся смазкой члене, делая упор на свою оральную фиксацию. Да, рот Джисока – одно из самых чувствительных его мест, и удовольствие ему даже доставлял не тот факт, что его рот используют, а то, насколько он может сделать приятно партнеру, лишь используя способности своего языка и вязкую слюну. Однако, ничто не приносило ему большее удовольствие, чем приятная щекотка из-за рук Чонсу, блуждающих по телу и трогающих там, где Джисок любил — там, где приятнее всего, его самые сокровенные места, именно там, в тех самых местах, о которых знает только Чонсу. Истинное удовольствие для них двоих — это осознание, насколько они влюблены, осознание того, до какого состояния они умели довести друг друга, электризуясь. Загнанное дыхание, горящие яркие щеки, приоткрытые припухшие и раскрасневшиеся губы, хныканье и тихий скулеж, когда Квак дразнился. То, как Чонсу начинал невольно поддаваться бедрами в сторону младшего в погоне за желаемой разрядкой, и его самое красивое и очаровательное лицо в эти моменты – вот оно, истинное удовольствие, познать которое способен лишь по правде влюбленный человек. Джисок отрывается от соска, отвлекаясь теперь на кожу груди: кусает прямо под правой, зализывая следы от зубов, и совсем рядом присасывается губами. На этом месте теперь красуется пятно, медленно наливающееся мелкой россыпью фиолетового и красного. Джисок обожает кусаться и оставлять засосы на коже, и, пускай Чонсу и капризничает зачастую о том, что в этом ничего полезного нет, да и для стилистов пытаться перекрыть следы — лишние хлопоты, он все-таки соглашается, лишь называя Гаона щенком в шутку. Это их игра, они могут остановиться, если захотят, но пока рад Джисок – Чонсу с удовольствием рад побыть его игрушкой. Старший приподнимает голову, и его рука отпускается на затылок Джисока, распутывая пальцами сухие после неоднократных окрашиваний пряди. Он прижимает его к своей груди, пока движения и действия Квака сопровождаются щекоткой и легкой секундной болью. Джисок слизывает каждую соленую капельку пота, спускается к ребрам, просовывая язык между каждым из них, и проводит им до бедер, спускаясь ниже. Он целует выпирающие тазовые косточки Чонсу, чувствует его родной мускусно-солоноватый вкус и запах, и, господи, как же его ведет лишь от мысли, что тело Чонсу, каждая мелкая его частичка, небольшая звездная россыпь родинок на теле, каждая выпирающая косточка и складочка – все это принадлежит ему и никому больше. Очередной прилив чувств и нежности, кружащий его голову, заставляет оставить новый укус на бедре, из-за которого Чонсу слегка шипит, сжимая волосы Джисока у самых корней. Младший хихикает, отрываясь от раскрасневшейся кожи. Полузакрытыми глазами смотря прямо в такие же затуманенные возбуждением, он возвращается снова к лицу Чонсу, облокачивается прямо напротив и оставляет совсем легкий, едва ощутимый поцелуй у него на щеке. — Хён, я в такой любви с тобой. — держать равновесие в таком положении тяжело, но он правда старается, несмотря на свою скудную мускулатуру. Руки слегка трясутся, потому Чонсу своими наощупь ведет его пах к своему, как бы намекая на продолжение. — Я знаю, Гаон-щи. — Чонсу лишь улыбается в ответ, шумно выдыхая. Его волосы прилипли ко лбу, а с виска стекает полупрозрачная капля пота. Он сжимает мягкую кожу его ягодиц, оставляя следы от сильных пальцев. Джисок вновь возвращается к движениям бедрами, притираясь к члену Чонсу, пытается создать нужное давление, придерживая оба органа ладонью, прижимая их к животу Чонсу. Джисок подается бедрами вперед, раскатывая крайнюю плоть то вверх, то вниз. Он проводит большим пальцем по головкам, размазывая по всей длине предэякулят, что позволяет сделать скольжение более плавным и приятным. Долгожданная стимуляция отдается приятными ощущениями по всему телу. Джисок, тяжело дыша, нащупывает свободной ладонью плечо Чонсу и легко сжимает, создавая опору, чтобы ускорить движения бедрами. Чонсу сдавленно мычит и отпускает обе ладони на талию младшего, придерживая его. Темп у Джисока ровным держать не получается: он то срывается, резко дергая бедрами в очередном приливе чувств, то наоборот замедляется, уделяя внимание стимуляции рукой, пытаясь обхватить оба члена своей маленькой ладонью. Чонсу эта деталь забавляет. Он, кусая мокрые губы, внимательно разглядывает покрасневшее и покрытое испариной лицо Джисока. Его ресницы подрагивают и собирают на себе слабый свет лампы, а с приоткрытых губ слетают вздохи и тихие стоны. Красивый. Чонсу отрывает одну руку от талии Квака, мягко подхватывая его за подбородок, и приподнимает, пытаясь заглянуть в глаза. — Гаон-щи, посмотри на меня. — задыхаясь, выдавливает из себя Чонсу, и Джисок слушается. Он заглядывает в глаза старшего, а потом снова тянется к губам. Попытки утянуть хена в новый чувственный поцелуй превращаются в беспорядочную мазню по коже. В прочем, он не обращает сейчас на это внимания, потому что они оба срываются на поскуливания из-за желания кончить. Рука Чонсу, очерчивая линию челюсти, перемещается на затылок, проводя по коротким волосам, прижимает ближе. Они легко стукаются лбами и Чонсу чувствует, как нащупывает кончик носа Джисока своим. Снова утягивая уставшего Квака в соленый, потный поцелуй, Чонсу тянется рукой к паху. Он чувствует жар их тел, сильную пульсацию члена Джисока и его легкий тремор в теле — это зеленый свет для Чонсу, обозначающий то, насколько он близко. Чонсу своей более крупной ладонью обхватывает оба органа и в быстром темпе водит вверх-вниз. Многого им обоим не нужно, хватает всего пары движений ладонью, чтобы довести друг друга до разрядки. Чонсу чувствует ещё бòльшую дрожь и горячую, липкую сперму на своем животе, когда жмурится до желто-красных звездочек перед глазами. Они оба стонут в унисон, Джисок напоследок мелко-мелко содрогается всем телом и снова поддается бедрами вперед, чтобы продлить момент удовольствия, но его член после чрезмерной стимуляции настолько чувствителен, что тот лишь шипит и плюхается со звездочками в глазах на крупное тело снизу, тоже размазывая сперму по своему животу и пытаясь отдышаться. Впадая в полудрему, Чонсу обнимает Квака, скрестив руки у него на спине. Сонливость накатывает на них вместе, потому для того, чтобы отключиться, им хватает лишь закрыть глаза. Пожалуй, это будет лучший "медовый месяц", который мог бы у них быть.