Разговор с самим собой

Вечер незаметно закрался в особняк Кейджа. Кенши, медитировавший в спальне, заботливо выделенной ему Джонни, наслаждался покоем после утомительной совместной тренировки и страстного соития в душе. Их отношения вышли на новый уровень чуть более месяца назад. Сначала Кенши думал, что Джонни оказывает ему повышенное внимание лишь из чувства вины за то, что слишком поздно отдал ему Сэнто. Сделай он это до начала турнира или хотя бы когда Лю Кан отправил их в разведку, возможно, Милина не смогла бы ослепить его. Кенши много раз просил Кейджа не винить себя, уверял, что против судьбы бессильны, как оказалось, даже титаны, но Джонни никак не мог смириться. В то же время Кенши не только искренне простил его, но даже проникся более глубоким чувством. Сэнто вернулся в клан Тайро, который сейчас активно восстанавливал былой авторитет, сбрасывая оковы Якудзы. Теперь Кенши мог строить планы на будущее. Он влюблен и, наверное, даже счастлив. По крайней мере в его душе впервые в жизни воцарился покой. И всё-таки одна фраза, сказанная Лю Каном, не давала ему покоя. Не то чтобы она его очень беспокоила, скорее, подогревала любопытство. Он знал, что во временной линии, созданной Кроникой, он тоже трагически потерял зрение. Чуть позже, после победы над титаном Шанг Цунгом, Кенши снова попытался расспросить Лю Кана о другом себе. Но Лю ответил лишь, что судьба потрепала его предшественника сильнее и дело было не только в потере зрения. Прежний Кенши долгое время жил с одной целью — найти достойного соперника и победить его в бою, чтобы обрести новые силы. Это его и сгубило. Но даже когда Кенши научился компенсировать потерянное зрение, судьба не переставала подкидывать ему испытания — так сказал Лю Кан. И тем не менее кое-какую компенсацию она ему дала. На вопрос Кенши, что же это было, Лю ответил нехотя, скупо упомянув о двух людях, которых прежний Кенши взаимно любил. Вот только сказано это было с какой-то скрытой печалью. Но Кенши не решился расспрашивать дальше, а Лю, сославшись на срочные дела, исчез. С тех пор мысли Кенши нет-нет да и возвращались к этому разговору, точнее, к его недосказанности. Это волновало его потому, что судьба показала свою склонность повторяться. Да, Лю задал его жизни новый вектор, но он всё равно стремился свернуть в прежнюю сторону. Взять хотя бы слепоту, которой не удалось избежать. Где-то на задворках сознания Кенши поселился страх за своё будущее. Он хотел знать, что случилось с его копией во вселенной Кроники, какие ещё беды его постигли. И тогда, возможно, ему удастся не повторить его ошибок или хотя бы держаться подальше от мест и людей, оказавших на него пагубное влияние. Новый Кенши чувствовал ответственность за свой клан и не хотел, чтобы его судьба представляла для него опасность. То же относилось и к Джонни. Но сейчас, этим вечером, Кенши был спокоен и счастлив. Медитация плавно поглощала его разум, вытесняя мирские заботы. Солнце медленно садилось за горизонт, заливая комнату огненным багрянцем. Внезапно кромешная тьма, уже месяц стоявшая перед веками, если Кенши не держал в руке Сэнто, стала быстро рассеиваться. Такахаши открыл глаза и в синей дымке увидел силуэт меча, зависшего в воздухе прямо перед ним. Кенши едва успел подумать, почему Сэнто ни с того ни с сего сам вылетел из ножен и подлетел к нему, как лезвие вспыхнуло таким ярким светом, что он вскрикнул от боли и повалился на пол без сознания. Кенши пришёл в себя в совершенно незнакомом месте. Первой мыслью было то, что он совершенно точно спит, ведь тьма исчезла и перед ним раскинулся потрясающей красоты сад, в центре которого возвышалась раскидистая сакура, вся усыпанная розовыми цветами. Кенши с восторгом озирался по сторонам. Красота сада захватывала дух, и сердце замерло от восторга! Позади себя Кенши увидел додзё, однако каких-либо звуков, выдающих присутствие рядом людей, не было. Внезапно, когда Кенши снова обернулся к сакуре, он увидел стоящего под ней мужчину. Секунду спустя он тоже обернулся к нему, словно почувствовав на себе чей-то взгляд. Между ними было метров двадцать, но оба, увидев другого человека, удивились и нерешительно двинулись навстречу друг другу. По мере сближения удивление стремительно перерастало в изумление: человек, стоявший под сакурой, оказался на одно лицо с Кенши, только намного старше. На вид ему было чуть больше сорока. — Где я? И кто вы? — спросил молодой Кенши. Старший ответил не сразу. Несколько долгих секунд он внимательно рассматривал пришельца, недоумевая, как здесь, в обители душ Сэнто, оказался некто так похожий на него, только лет на пятнадцать моложе. Наконец он сказал: — Ты в обители душ Такахаши. Сюда после смерти попадают достойные представители нашего рода. Меня зовут Кенши. — Меня тоже! — последовал изумлённый ответ. — Но как такое возможно?! Неужели я умер и попал в Сэнто? Но тогда почему нас двое? — Этого я не могу сказать. Но то, что я умер, — совершенно точно, незадолго до появления Кроники. — Что?! — от услышанного молодой Кенши едва не шарахнулся в сторону. — Это невозможно! Твоей реальности уже давно не существует. Лю Кан, став титаном, переписал историю, и, получается, что я — это новая версия тебя. Но как тогда я попал сюда?! — залпом выговорил молодой мечник. — Так значит, Кроника была побеждена, — задумчиво сказал старший Такахаши. — А за ней и Шанг Цунг, появившийся из небытия и укравший её корону, чтобы самому стать титаном. — Звучит почти невероятно! — старший Кенши пристально смотрел на собеседника. У обоих на языке крутился один и тот же вопрос. — Так… Если реальность Кроники не существует, как тогда ты проник в мой сон? — наконец спросил молодой Такахаши. — Понятия не имею, — развел руками старший. Но, подумав, он всё же добавил: — Полагаю, дело в Сэнто. Возможно, он что-то вроде узла, соединившего в себе нити реальностей. Молодой Кенши нахмурился, обдумывая услышанное. Вспомнилась прерванная Сэнто медитация и его невыносимый свет. Да, очевидно, произошедшее напрямую связано с мечом. Косвенно это подтверждал и факт наличия параллельных реальностей, созданных другими титанами, которые всего месяц назад сошлись в грандиозной схватке. — Голова раскалывается, когда пытаешься всё это осознать, — усмехнулся молодой Такахаши и потёр переносицу, а старший озадаченно кивнул. — Ты прав. Какое-то время оба мечника молча обдумывали происходящее. По саду гулял свежий ветерок; певуче шелестели листья; аромат цветов щекотал ноздри, стоило лишь обратить внимание на окружающую красоту. Всё вокруг словно нашептывало оставить мирские тревоги позади и отдаться покою. Попасть сюда действительно было наградой достойным воинам рода Такахаши. На этой мысли и поймал себя молодой Кенши, совсем недавно узнавший о тайне Сэнто. — Неужели в моём мече осталось какое-то… — как бы это правильнее назвать?.. — эхо исчезнувшей временной линии? — задумчиво сказал он, провожая взглядом опадавшие цветки сакуры. — Возможно. Но мы можем только гадать, — ответил старший и тоже устремил взгляд на дерево — бесспорно, жемчужину сада. Внезапно он усмехнулся и, поймав на себе вопросительный взгляд, поспешил объяснить: — Странно это — чувствовать себя лишь «эхом», осознавать, что тебя не существует даже в виде призрака. — Лю Кан рассказывал, что Кроника сама стёрла твою реальность, чтобы в очередной раз перезапустить с глобальными изменениями. — Значит, ей всё-таки удалось… — с сожалением сказал Кенши, подумав о напрасных жертвах. — Когда Ханзо попал сюда, в обитель душ, он рассказал мне о произошедшем. Но он погиб до финальной схватки Кроники с Лю Каном. — Кто такой Ханзо? Он тоже из рода Такахаши? — спросил молодой мечник и сразу увидел, как сильно вдруг изменилось лицо собеседника. — Н-нет… Разве в твоей временной линии вы не знакомы? — Не припомню такого. Этот ответ сильно озадачил старшего Кенши. Он нахмурился и растерянно проговорил: — Странно… Неужели Лю Кан просто вычеркнул его из истории? Хотя после всего, что он наворотил, причём не единожды… Нет, Лю не мог этого сделать! Это жестко — не дать ему шанс прожить лучшую жизнь, — отвернувшись, сам с собой спорил старший Кенши, заставляя собеседника теряться в догадках. — Так кто такой этот Ханзо? Ответ последовал не сразу; молчание затянулось. Старший мечник стоял к собеседнику спиной и собирался с мыслями, чтобы объяснить, кто такой Ханзо и кем он для него стал. Наконец Кенши повернулся и посмотрел в лицо другому себе глазами, полными неизбывной печали. — Его полное имя Ханзо Хасаши. К нашему роду он не имел отношения, но мы были… Ох, это трудно правильно выразить! — он смущенно потер шею, но продолжил: — Мы были влюблены друг в друга и даже стали семьёй. Когда мне было тридцать, я узнал, что у меня есть восьмилетний сын, Такеда, от женщины, которую я тоже когда-то любил. Но она внезапно порвала со мной и исчезла. След её затерялся на долгие девять лет. В год, когда я узнал о сыне, я работал под прикрытием, но вскоре всё пошло прахом. На меня объявили охоту, а заодно на Такеду и его мать. Эти твари убили Су Чинь, а Такеду мне чудом удалось вырвать из их лап. Но мы всё время были в опасности. — За вами гнались? — в голосе молодого Кенши звучало сочувствие. Он не хотел признаваться, но ему было жутко представить себя на месте своего предшественника. — Да. Убийцы висели у нас на хвосте, и я знал лишь одно безопасное место — клан Ханзо, спрятанный высоко в Гималаях… — старший мечник замолчал и прикрыл глаза. События многолетней давности вихрем проносились в памяти, ничуть не изгладившись даже после смерти. — К тому времени мы были уже хорошо знакомы. Я помог Ханзо справиться с саморазрушением и дал ему цель в жизни — возродить его клан, Ширай Рю, что он успешно и сделал. В тот день Ханзо спас меня и Такеду от верной гибели. С тех пор между нами кое-что изменилось… — Кенши улыбнулся: несмотря на весь ужас тех дней, именно тогда начался самый счастливый период его жизни. — Вы стали настоящей семьёй? — Мы с Ханзо смогли заполнить любовью леденящую пустоту в сердцах друг друга. Эти простые слова, произнесенные так ласково, сказали молодому мечнику больше, чем длинные объяснения. Он поймал себя на мысли, что его чрезвычайно взволновала судьба другого Кенши. Внутри разливалось такое приятное чувство, словно на него попал невидимый луч тепла, исходящий от собеседника, когда тот говорил о дорогих его сердцу людях. — Я был одинок, сколько себя помню, — продолжил старший. — В свои семнадцать я был отчаянным сорвиголовой, искал достойных противников, чтобы, побеждая их, покрывать себя славой… всё более толстым слоем, — Кенши горько усмехнулся и покачал головой. — Однажды я повстречал старика, который отвел меня в пещеру и показал запечатанный колодец. На нём лежало заклятье крови. Только тот, в ком текла кровь рода Такахаши, мог открыть его. Я сделал это. На дне колодца я нашел Сэнто… — Не может быть! — воскликнул молодой мечник. — Ты даже не знал о его существовании?! Я пытался отыскать Сэнто едва ли не с детства. Мне столько рассказывали о нашем фамильном мече и о том, как с его помощью можно восстановить наш клан. Старший Такахаши внимательно смотрел на собеседника, чья грудь высоко вздымалась. Казалось, он даже слышит лихорадочный стук его сердца. Наконец, когда молодой Кенши успокоился, старший сказал: — Очевидно, Лю Кан кардинально изменил мою судьбу, точнее твою. По крайней мере попытался. Я ослеп, именно когда нашёл Сэнто. Старик оказался замаскированным Шанг Цунгом. С помощью заклинания он высосал из Сэнто души предков. В тот момент меч засиял так ярко, что я взвыл от боли и потерял сознание. Колдун бросил меня умирать на дне этого проклятого колодца, в кромешной тьме! Сам меч был ему не нужен. Думаю, это меня и спасло. Когда я пришёл в себя, то услышал зов. Это был Сэнто. Он помог мне выбраться из пещеры, но не из тьмы. Тогда я осознал, что ослеп навсегда. Последние слова старший договаривал не с грустью, но с достойным смирением. Поняв, что его судьба была сильно изменена, он понадеялся, что он из новой временной линии наверняка смог избежать слепоты. Но дальнейший рассказ молодого мечника развеял надежду. Его новый «я» пережил ту же чудовищную боль, с той лишь разницей, что его ослепил не свет, а острие саев Милины. Они оба носили повязку, только с разной целью: старший прятал изувеченные глаза от света, а младший скрывал тот факт, что глаз у него нет вовсе. — Лю Кан говорил, что даже во временной линии титана Шанг Цунга был я… ну, то есть мы… В общем, он тоже носил повязку. Только чёрную, — сказал молодой Кенши. — Что ж, очевидно, какие-то вещи даже титану изменить не под силу. Самые важные вехи судьбы так или иначе повторяются во всех временных линиях, — с потаённой горечью рассудил старший. — Поняв, что ослеп, я не сошёл с ума и не покончил с собой только благодаря Сэнто. Он даровал мне подобие зрения в бою. Но спустя пару лет я натренировал свою врожденную телепатию до такой степени, что она заменила мне зрение даже тогда, когда Сэнто не было рядом… — Мне тоже нужно держать меч в руке, чтобы видеть, — перебил его молодой мечник. — Но никакой телепатией я не обладаю. Почему?! Это не справедливо! Услышанное озадачило старшего. Подумав, он увидел один возможный ответ: — Наверное, Лю Кан решил, что изменил твою судьбу в лучшую сторону и телепатия тебе не понадобится. Сэнто и так усилит тебя, когда ты найдешь его, — думаю, он так рассудил. — Он ошибся, — ответил молодой Кенши, перейдя на тяжёлый шёпот. — Я могу хоть как-то видеть, лишь постоянно держа меч при себе. Порой это становится невыносимо — то и дело проваливаться в беспросветную тьму! Он сжал губы полоской и уткнулся взглядом себе в ноги. За прошедший месяц Кенши успел немного привыкнуть к слепоте, даже перенёс операцию, чтобы предотвратить осложнения. Джонни упорно склонял его поставить какие-то ультрасовременные протезы, чтобы не приходилось постоянно носить тёмные очки или повязку, скрывая тяжёлое увечье. Но Кенши в ответ только отнекивался или просил отложить этот разговор — слишком свежа была рана. А теперь, когда он узнал, что Лю Кан лишил его телепатии, которая успешно заменила зрение его предшественнику, то почувствовал, как едва-едва затянувшаяся рана вновь открылась и заболела с новой силой. От былого расположения духа не осталось и следа. Чувство тепла сменили едкая горечь и злость. Всё это почувствовал и старший мечник, ведь даже после смерти он сохранил дар телепатии. Поэтому он решил попробовать успокоить молодого себя: — Уверен, ты рано отчаиваешься. Советую тебе спросить Лю напрямую. У Такеды тоже не сразу открылись способности. Но даже если Лю в своей временной линии лишил род Такахаши телепатии, возможно, Сэнто поможет тебе. Помни, этот меч совершенно уникален и обладает собственной волей, не связанной даже с душами предков в нём. Я познал это на своём опыте. В ответ молодой мечник разочарованно, но согласно кивнул. Ему стало чуть легче, и кипевшая злость поостыла. Именно это внушал ему Кенши-телепат, который многие годы оттачивал навыки эмпатии на Ханзо, приходя на помощь в критические минуты и незаметно гася разбушевавшееся в нём пламя. Но теперь Ханзо, скорее всего, был вычеркнут из его судьбы во временной линии Лю Кана, и старший мечник не знал, что обо всём этом думать. В замешательстве он сказал: — Ханзо Хасаши был особым человеком в моей судьбе. Их было всего четверо: Ханзо, Су Чинь, Такеда и… Дэйгон. Если ты до сих пор никого из них не встретил, то… я теряюсь в догадках, каким может быть твой дальнейший жизненный путь. — Ты любил их? — осторожно спросил молодой мечник. — Всех, кроме Дэйгона. Он был моим смертельным врагом, за которым я охотился последние пятнадцать лет! К сожалению, с Такедой у меня были сложные отношения. Очень сложные… После смерти матери его вырастил Ханзо, — горестно вздохнул старший, но внезапно уголки его губ подёрнулись: — Надо же… Можно сказать, это был наш общий с Ханзо ребёнок, заменивший ему родного, трагически погибшего сына. Со временем я всё-таки смог найти общий язык с Такедой и мы помирились. Даже не представляю, ради чего бы я жил, не будь у меня Ханзо и Такеды! — Кенши обнял себя и едва заметно поёжился. Его действительно ужасала эта мысль. — В этой кошмарной непрекращающейся борьбе с Красным драконом и его главой — Дэйгоном — единственным островком, где меня ждали и любили, был клан Ханзо. Ты давно должен был встретить его… Старший Кенши вновь задумался, пытаясь угадать, каков же был замысел Лю Кана. — Я не встречал Ханзо и, наверное, уже не встречу, но судьба свела меня с Джонни Кейджем, и теперь мы в отношениях, — с некоторой робостью сказал молодой мечник. Глядя на своего предшественника, чья жизнь отличалась куда бОльшими трудностями, но в то же время и наличием в ней всепоглощающей любви, он засомневался, удастся ли ему хоть раз в жизни познать нечто подобное. — Джонни Кейдж?! — изумился старший Такахаши. — Никогда бы не подумал, что он может занять особое место в твоём сердце, — неожиданная, почти ласковая усмешка тронула его губы. — Он добрый и отзывчивый, с ним бывает очень весело, но… Разве его сердце не принадлежит Соне Блэйд? — Э-м-м, нет. Он был женат, но на другой. Они сейчас разводятся, — с искренним сожалением ответил молодой Кенши. — Я чувствую, что Джонни переживает из-за развода, хоть и пытается это скрывать. Он хотел сказать, что тоже переживает и чувствует себя виноватым, но внезапно оба мужчины обратили внимание, что всё вокруг стало быстро меняться. Порывами налетал холодный ветер, леденивший им спины, а издалека приближались тучи, норовившие вот-вот заслонить солнце. — Послушай, — старший Кенши сделал шаг навстречу и торопливо сказал: — Из рассказанного тобой я могу сделать вывод, что, несмотря на изменения Лю Кана, некоторые события так или иначе повторяются. Величайшей ошибкой, которую я допустил в жизни, стало её превращение в бесконечную борьбу. Сначала в битвы меня толкало честолюбие, затем служба в SF, а затем Дэйгон. Как только в моих руках впервые оказался Сэнто, я уже не мог остановиться. Даже сын, потерявший мать, и мольбы Ханзо остаться с ним в безопасности его клана не помогали. Спустя многие годы я наконец уничтожил Дэйгона, но ценой собственной жизни. Поэтому прошу, не дай Сэнто искалечить и твою судьбу! Этот меч не так-то прост: он требует битв и крови врагов в обмен на силу, которую даёт тебе. — Звучит как замкнутый круг. Я даже не подозревал об этом, — растерянно сказал молодой Кенши, глядя на свои ладони, уже привыкшие держать Сэнто, с первого прикосновения ставшего естественным продолжением его руки. Казалось, он даже не чувствовал веса меча — настолько они сливались воедино. — Я тоже не сразу это понял. Лишь спустя годы. А после уже не мог остановиться, иначе моя жизнь потеряла бы всякий смысл, — усиливавшийся ветер проглотил последние слова старшего мечника. И всё равно он торопился рассказывать новому себе тяжёлую правду. — Убить Дэйгона означало избавить мир от ужасного злодея, возглавлявшего организацию Красный дракон — настоящего монстра преступного мира! Молодой Кенши слушал старшего, хмуро сведя брови. Его мучил единственный вопрос: — Неужели ты не мог наплевать на всё и остановиться? Устало прикрыв веки, старший мечник вспомнил слова, которые столько раз повторял Ханзо: — Всё слишком туго переплелось: стремление Сэнто к битвам и моё желание избавить мир от Красных драконов и лично от Дэйгона, отомстить ему за смерть матери моего сына. Но цена победы оказалась неимоверно высокой! Ветер, сорвавший последние цветки сакуры, крепчал с каждым порывом. Трава вдруг пожелтела, листья опали, а додзё, обветшавший за считанные минуты, грозил вот-вот рухнуть. Всё вокруг стремительно умирало. — Это место — иллюзия, созданная Сэнто, и теперь она исчезает! — крикнул старший, чтобы перекричать свист ветра. Подумав несколько секунд, молодой мечник повернулся, а затем громко и почтительно произнёс, обращаясь к окружающему пространству: — Благодарю за исполнение моего желания! После он снова повернулся к старшему и спешно пояснил: — Я хотел знать, как сложилась судьба моего предшественника, и Сэнто дал мне эту возможность. Старший понимающе кивнул. — Не знаю, как Сэнто это сделал, но я рад, что мы встретились. — Спасибо тебе, — молодой Кенши с почтением поклонился. Чёрные тучи заволокли небо, стало темно как в самую безлунную ночь. В последние секунды, поддавшись порыву, старший мечник шагнул навстречу молодому себе и обнял его за плечи. — Еще раз прошу тебя, не дай превратить свою жизнь в бесконечную кровавую битву, не повторяй моих ошибок! Если вы с Джонни любите друг друга, будьте вместе несмотря ни на что! Тьма, кромешная, непроглядная, проглотила всё вокруг. Последние слова эхом повторялись в сознании молодого Кенши, пока он с трудом возвращался в реальность. Чья-то рука хлопала его по щекам. «Эй, проснись… Просни-ись!» — слышался знакомый голос. Голова Кенши моталась из стороны в сторону, словно он не мог стряхнуть с себя свинцовый сон. Наконец он окончательно пришёл в себя, но остался заторможенным и отупевшим. — Фух! Ну ты и напугал меня! — воскликнул Джонни Кейдж. — На цыпочках захожу в комнату, думая, что ты медитируешь, а ты, раскинувшись, валяешься на полу без сознания! — Прости, — хрипло прошептал Кенши и попытался встать, но Кейдж остановил его. — Лучше пока полежи. Взяв с дивана маленькую подушку, он аккуратно положил её под голову мечнику, который отблагодарил его смущенной улыбкой. Спустя несколько минут он окончательно пришёл в себя и виновато сказал: — Наверное, я переутомился или слишком глубоко погрузился в медитацию. — Думаю, и то и другое, — кивнул Джонни и ласково коснулся губами лба Кенши. Его ладонь нежно огладила щеку мечника, словно прося прощения за то, что пришлось причинить ему боль, чтобы разбудить. Кенши поймал его руку и прижал к губам. Головная боль, мучившая его после пробуждения, к счастью, отступила, мысли прояснились. На его усталом лице мелькнула лёгкая улыбка, которой Джонни невольно залюбовался. — Мне приснился удивительный сон, — тихо сказал Кенши, нащупав кончиками пальцев рукоять Сэнто, лежавшего рядом. — Давай мы переляжем на кровать, и ты мне его расскажешь, — предложил Джонни. В ответ Кенши притянул его к себе и нежно поцеловал в губы. — Я знаю более интересные вещи, которыми можно заняться на кровати, — лукаво прошептал он. Остатки тревоги Кейджа растворились. Он жадно оскалился в предвкушении и прильнул к губам Кенши, целуя его с какой-то хмельной силой, затем покрыл поцелуями его щеки, лоб и даже алую повязку, сделав это с особой нежностью. — Я люблю тебя, — томно прошептал Джонни. — И я тебя. И хочу всегда быть рядом. Кейдж помог Кенши подняться, и они вместе перебрались на кровать. Обнявшись, они ещё долго нежно целовались, окутанные мягким светом ночника.