неотверженный

Настроение у Хэйтема было таким же мерзким, как и промозглый октябрьский день, наполненный ледяным, пронизывающим до костей ветром и мелким прерывистым дождём. Впрочем, не только погода была этому виной. Главная причина его головной боли шагала чуть позади с непроницаемым лицом, и нельзя было предложить, о чем задумался этот упрямый индеец. Последнее время он был особенно невыносимым во всех своих проявлениях, споря с каждым приказом, отданным Хэйтемом. Однако дня этак два назад что-то изменилось — препирания резко прекратились, Коннор просто замолчал, игнорируя любые попытки общения. Хэйтем почесал седой затылок и решил пока что его не трогать. В конце концов, мальчик едва вышел из подросткового возраста, ему свойственны метания и… Сложные периоды. Да, пожалуй, именно так их и следовало назвать. Они у Коннора случались довольно-таки часто, можно сказать, постоянно. Старший Кенуэй привык всё рационализировать, раскладывать по полочкам, оперировать точными определениями и понятиями. В случае Коннора данный подход не работал, уж слишком он был непредсказуемым и непонятным. Впрочем, Хэйтему иногда это даже нравилось. Коннор был особенным в полном смысле этого слова, хоть и с трудом поддавался воспитанию… Скорее даже, дрессировке, потому что воспитывать его уже, мягко говоря, поздновато. Всё Ахиллес с его ассасинскими догмами, черт бы его побрал! Пожалуй, более всего Хэйтем жалел о том, что не смог быть рядом с сыном, пока тот рос и набирался сведений об окружающем мире. То, что происходило между ними сейчас, не поддавалось никакому разумному объяснению. Вроде бы, Коннор держался особняком, избегая излишнего сближения, но, вместе с тем, сколько бы не возмущался, исправно отправлялся выполнять указания отца. Что до Хэйтема, то он каждый день твердил себе, что нельзя увлекаться сотрудничеством с ассасином, каким бы замечательным союзником он ни был, как бы он ему ни нравился… Да, Коннор определённо нравился Хэйтему, и с этим ничего нельзя было поделать. Каждая совместная миссия, каждый час, проведённый вместе, приближали их к рубежу, после которого возврата не будет. И Хэйтем пытался свернуть с этого пути, как мог. Напускная холодность, местами излишняя строгость, даже грубость — Хэйтем прикладывал все усилия, чтобы Коннор не испытал ту же болезненную привязанность, что и он сам. — Я прочёл твой дневник, — сказал вдруг Коннор, и Хэйтем резко остановился, чувствуя, как ледяная изморозь заполняет грудь. — Ты сделал что? — он обернулся, чеканя каждое слово. — Ну, не весь, конечно. Только те места, где упоминалось моё имя, — ответил Коннор. — Ты в курсе, что так делать невежливо? — выдавил из себя Хэйтем, страстно желающий провалиться под землю, желательно, прямо сейчас. — Мы постоянно крадем чужие документы и узнаем то, что не следовало, так в чем разница? — почти что невинно поинтересовался индеец. — К тому же, ты учил меня, что на войне любые средства хороши, и я воспользовался твоим советом. — Видимо, я должен быть польщён тем, что ты хоть иногда меня слушаешь, — криво улыбнулся Хэйтем. — Но зачем, Коннор? — Я хотел понять тебя, — пожал плечами он. — И, можно сказать, преуспел. — Счастливо оставаться с этим знанием, — Хэйтем ускорил шаг, пытаясь подавить поднимающуюся к горлу ярость. Но успел пройти немного — его крепко схватили за руку. — Я не дам тебе сбежать. Не после того, что выяснил, — Коннор и не думал отпускать, напротив, он притянул отца ближе, глядя в глаза. — Ты всегда уходишь, когда не можешь совладать с эмоциями, и говоришь нечто вроде «выполни десяток поручений, встретимся через две недели», а сам всё это время убеждаешь себя, что тебе плевать. — Коннор, прекрати, я не желаю слушать оправдания твоему любопытству и наглости, — процедил Хэйтем, ощущая, как с каждым мгновением убавляются силы на отступление. — Отец, пожалуйста, хватит врать себе и мне, — практически взмолился Коннор. — Мы давно не враги, ты сам знаешь. Да и не были ими никогда. — Ты прав, — бесцветным голосом произнёс магистр тамплиеров, в очередной раз побеждённый юнцом-ассасином. — Понимаешь, Коннор, я… Я не мог сказать тебе этого в лицо. Ясное дело, не мог, это было бы чистым безумием. Да и сейчас им оставалось, однако Коннор не ушёл, подтвердив свои предположения, напротив, сократил расстояние между ними, фактически оставшись беззащитным. И Хэйтем принял эту жертву, его злость на выходку сына постепенно отошла на задний план. Наверное, оно того стоило — прильнувший всем телом Коннор, не приставивший скрытый клинок к горлу, но просящий остаться рядом с ним, податливый к прикосновениям и жадный до поцелуев.