***
пары были успешно позабыты. хуа чэн под дулом пистолета не зайдёт в кабинет, чтобы пять часов слушать лекции, когда есть дела, определённо, поважнее. хэ сюань, как жертва жесткого обращения, всё же сидел вместе с хуа чэном в библиотеке, но не потому что тот одумался и решился взяться за учебу, а потому что хуа чэну срочно нужно узнать, что за ангел спустился к нему с небес. ладони до сих пор горят от соприкосновения с божественным созданием, его лёгкий, ненавязчивый, сладковатый аромат преследует хуа даже среди смешанного запаха книг и дерева, а волны шелковитых, трепещущихся на ветру волос и бездонных глаз не исчезают даже за прикрытыми веками. хэ сюань парит пальцами над клавиатурой. хуа парит где-то в мыслях, возвращаясь раз за разом к той мимолетной встрече, и уже через несколько минут слышит голос, разделяющий жизнь на до и после. – се лянь, первый курс, – произносит хэ, складывая руки на груди и откидываясь на спинку компьютерного стула. – се лянь, – смакует имя хуа чэн, а хэ сюань кривится от скосившегося лица хуа чэна, который, кажется, готов по-девчачьи визжать от восторга.***
хэ сюань, как руководитель пресс-центра, обязан присутствовать на всех мероприятиях, проводимых университетом. хуа чэн, как лучший друг хэ сюаня, естественно, обязан быть рядом с хэ в самые тяжелые времена, и многочисленные мероприятия именно ими и являются. хэ сюань безбожно погружен в свою работу: толпы людей, которых он обязательно знает поименно, проходят через него ежечасно, а в свободную от разговоров минуту глаза прикованы к телефону, где заметки открыты чаще, чем семейный чат. хуа чэн, которого хэ завербовал как личного фотографа, вытаскивает хэ сюаня из его межгалактических мыслительных процессов; подсовывает еду под нос, чтобы друг не отвлекался и одновременно не умер; развлекает разговорами и замечаниями, которые хэ сюань никогда не пропускает, потому что за годы своих стараний научился совмещать разного рода дела, и попутно отвечает на реплики хуа, чаще всего посмеиваясь беззлобно, потому что хуа замечает в людях только плохое или то, над чем можно посмеяться. на очередном мероприятии хэ сюань и хуа чэн, прибившись к стеночке близ сцены, стояли безмолвно, словно они – часть интерьера. хуа чэн особенно любил такие моменты, потому что никто не надоедал мельтешением вокруг, зал был пуст, только изредка люди сновали туда-сюда, готовясь к началу концерта, посвящённому чему-то там. объективно, хуа чэна здесь и не было бы, если бы не хэ сюань и одно единственное имя в списке выступающих. хэ же по-своему наслаждался покоем с прикрытыми глазами под ненавязчивую музыку в наушниках, но уже на половине музыкальной дорожки уединение начало постепенно нарушаться, что было ожидаемо, но не менее волнительно. в зал запускают людей, которые медленно растекаются по своим местам. хуа чэн на всякий случай проверяет настройки фотоаппарата, хотя знает, что это бесполезно, всё и так в порядке, в то время как хэ сюань сверяется с программой и временем, убирает наушники и открывает заметки, где заранее заготовлен текст для статьи, которому предстоит обрести краски после каждого выступления. свет гаснет, софиты на сцене загораются, и рабочий режим возвращается: хэ сюань утыкается в телефон, параллельно следя за сценой, пока хуа наводит объектив то на зрителей, то на выступающих. большая часть концерта остается позади. хуа чэн, не особо вовлеченный в процесс всеобщего наслаждения, уже начинает откровенно скучать, делает по паре кадров, а после усаживается на отведённое ему место близ сцены и вполглаза наблюдает за окружением. ничего не предвещает беды, как и всегда, но, как и всегда, ничего не предвещает, что её не будет. едва начинает звучать традиционная китайская музыка, едва на сцене появляется тень белого ханьфу, как у хуа чэна перехватывает дыхание. он был готов к этому. он должен был быть готов к этому, но нет. он абсолютно не готов. се лянь в белом свете и в белом цвете выглядит запредельным, нереальным. объектив моментально направляется на танцующего принца, а палец хуа не покидает кнопку затвора, зажимает её на сотню кадров в секунду. хуа безотрывно следит за парящим по сцене божеством, что крадет крошечное и бесполезное сердце человека, который хотел бы быть единственным зрителем в этом зале. движения се ляня отточены до острого лезвия, рассекающего воздух так нежно, что струящаяся ткань его одеяний пребывает в невесомости ещё какое-то время. хуа чэн не слышит музыку, он видит её, само воплощение мелодики, проходящейся электрическим импульсом по всему телу. се лянь кружит по сцене, вскидывает руки к небесам, поднимая голову и оголяя белоснежную шею с чёрными узорами. лента в волосах овивает его грудь и талию, рассыпается вместе со следующим выпадом, как и расправляется ткань ханьфу, и хуа чэн принимает этот удар слишком близко. хуа чувствует каждую эмоцию, что се лянь передаёт гибким станом, переживает его историю, приближая объектив к искусно выверенному лицу, черты которого настолько правильны, настолько плавны и резки одновременно, что невозможно отвести взгляд, невозможно перестать восхищаться и ловить каждое изменение на нём. хуа чэну натурально плохо. хэ сюань толкает друга локтем, когда тот бездвижно стоит после ухода се ляня со сцены, и ему ничего не остаётся, кроме как прикрыть глаза от отчаяния, стоит хуа чэну перевести взор прозрачных глаз, на дне которых – се лянь.***
хуа чэн потирает виски костяшками пальцев, смотря на монитор так долго, что вот-вот глаза станут похожи на изюм. перед ним папка с более чем тысячей кадров, где один конкретный юноша в белых одеяниях, и отвести взгляд от неё подобно смерти. хэ сюаню о существовании этой папки знать не стоит, иначе тот сочтет хуа чэна рехнувшимся. да, это правда, но личная правда, которую хуа чэн похоронит вместе с собой. он не может перестать любоваться юношей, не может не замечать самые маленькие и***
хуа чэн глушит мотор на парковке недалеко от кампуса. приятный легкий ветер лижет лицо, а сердце бьётся в ритме стучащих по байку пальцев. хуа держится, чтобы не побежать в университет. никогда он не летел до него с таким рвением, университетским стенам предпочитая собственную кровать, но ситуация определяла душевные порывы, и те были ураганом, сметающим всё на своём пути. хуа неизменно гладит эмин, прежде чем слезть с него и направиться к зданию с редкими огнями в окнах. красную рубашку хуа чэн предусмотрительно застегивает на пару пуговиц от груди, чтобы не смущать своим видом тех, кто случайно встретится в учебном заведении. кожанку хуа чэн снимает лишь частично, оставляет её висеть на плечах, чтобы скинуть сразу же, как только окажется в кабинете, дабы не тратить отведенного на рисование времени. короткий выдох раздаётся в пустом коридоре, когда хуа дергает ручку незапертого кабинета и заходит внутрь. как хэ сюань и обещал, все принадлежности на месте. абсолютно пустая художественная студия в распоряжении хуа, и он волен делать в ней всё, что пожелает. вдоль стены расставлены холсты разных размеров. посреди комнаты – мольберт, за которым подиум для натурщиков. у противоположной холстам стены – столы с различными средствами для рисования, меж которыми удобно расположился ноутбук. хуа чэн неспешно подходит к столам, отовдигает один из стульев и оставляет на нем свои вещи. он открывает ноутбук, тратя ещё пару минут на включение плейлиста, который составил заранее. звук убавляется до минимума, хуа чэн слышит собственное сердце в тишине кабинета и едва слышных звуках из колонок. теперь он готов приступить к работе. среднего размера холст опускается на мольберт. хуа чэн подтаскивает стол на колесиках поближе, перетаскивает необходимые краски, кисти, палитру на него, и только тогда занимает место перед мольбертом, устремляя взгляд в холст. у хуа чэна было множество идей, но все они будто померкли перед жестокой реальностью, в которой хуа не изобразит желаемое, даже если изрисует все холсты и всю бумагу в мире. он скатывается вниз по стулу, запрокидывает голову, прикрывая глаза, и меж разведенных ног сцепляет пальцы в замок. мысли беспощадно пусты. хуа чэну кажется, что внутри черепной коробки начинает что-то стучать, но слышит скрип двери, и понимает, что стук не внутри него. хуа опускает голову набок, распахивая глаза, и видит на пороге то, что должно было сойти с его холста, но холст по-прежнему чист, а божество делает первый шаг в кабинет, и у хуа чэна останавливается сердце. видимо, хуа чэн настолько ошеломлен, что се ляню становится втройне неловко от ситуации, потому что он ободряюще улыбается и начинает говорить: – привет? – се лянь оставляет свои вещи у входа, чтобы после подойти к хуа чэну и протянуть ему точеную руку, созданную трудом самых искусных богов, – я се лянь. твоя модель, если ты не против. хуа чэн, видимо, ошеломлен настолько, что се ляню приходится повторить сказанное ещё несколько раз, прежде чем до хуа дойдет смысл, и он почти по слогам раскладывает каждое слово, почти объясняет, как пишется то, о чём он говорит, наивно полагая, что хуа чэн, возможно, иностранец. но нет, хуа чэн не иностранец и понял всё с первого раза. хуа чэн перед собой взрыв галактик и калейдоскоп рождающихся вселенных видит и не знает, как среагировать на это правильно, потому что если бы свет в студии был получше, се лянь обязательно увидел бы искры в глазах хуа. хуа чэн коротко откашливается. – прости, – спешно тянет руку в ответ, невесомо касаясь ладони се ляня, хрупкой, но рассыпающей хуа чэна в щепки. – модель? – хуа не смущает се ляня долгим прикосновением, убирает руку почти сразу же, деля чужое тепло со второй своей, оказывается, холодной ладонью, и не может отвести изумленного взора с чужого лица. – да? – се лянь убирает руки за спину, – меня попросили поассистировать тебе для проекта, я не нашёл причин отказывать. надеюсь, ты не против неформальных обращений? прости, что не спросил заранее. – очевидно волнуясь, поговаривает он, но хуа чэн откровенно теряется то в тягучем и лёгком, словно звон колокольчиков, голосе, то в смысле слов, которые складывают изящные губы напротив. пазл потихоньку начал складываться, и хуа чэн не смог не засмеяться, опуская голову и прикрывая лицо ладонью. чертов хэ сюань. – всё в порядке, – улыбка не пропадает с губ хуа чэна, более того, он не может её убрать со своего лица, оно попросту не слушается, но хуа не замечает этого, увлеченный прекрасным принцем, неосознанно попавшим к дракону в логово, – я не против. – наконец, заканчивает, вспоминая о ещё одном упущенном моменте, – хуа чэн. – представляется в завершение. – я знаю, – ослепляюще ярко улыбается се лянь, когда замечает, как глаза хуа чэна округляются. – не подумай ничего такого. я нечасто врезаюсь в людей и сразу же исчезаю с места столкновения, поэтому узнал твоё имя, чтобы извиниться как следует позже, – продолжает как должное, пока хуа чэн слышит треск своих рёбер, сквозь которые пробивается гигантское цветущее дерево. – не стоило, – озвучивает хуа чэн вместо «ничто в этом мире не стоит твоих извинений». – и тем не менее, – разводит руками се лянь, следом кончиками пальцев поправляя выпавшую из-за уха прядку волос. – какова тема твоего проекта? мне нужно занять какую-то особенную позу? – ох, нет. тема... – хуа закусывает губу на мгновение, пока следит за тем, как се лянь восходит на подиум, – связана с богами. – получается, ты рисуешь божество? – удивлённо произносит се лянь, оборачиваясь на хуа чэна, и хуа чэн готов поклясться – он видит развевающееся вокруг се ляня ханьфу, которого на нём нет и в помине. – верно, я рисую божество. – хуа чэн чувствует вес каждого слова на языке, и эта непосильная и приятная ноша когда-нибудь убьёт его. он готов ей сдаться без боя. – что ж, теперь я чувствую груз ответственности, – тихонько посмеивается се лянь, и это тяжелым грузом ложится на плечи хуа чэна. – красота в глазах смотрящего, – с мягкой улыбкой едва слышно произносит хуа чэн.***
хэ сюань встречает хуа чэна у кампуса. на секунду хэ сюань сомневается в том, что видит своего друга, но ещё больше сомневается в сохранности своей жизни. хуа чэн молчит. молчит долго и громко, словно молчание способно сгуститься до болотной вязи и утянуть хэ сюаня на дно. – хуа? – хэ сюань первым подаёт голос, и хуа чэн фокусирует взгляд на хэ, до этого явно пребывающий в трансе. – я ненавижу тебя и одновременно благодарен, – низкий голос с легкой хрипотцой, не свойственный хуа чэну в обычные дни, режет, как металл по стеклу. – как прошло? – беззаботно интересуется хэ, расслабляя каждую натянутую до этого нервную клеточку. хуа чэн идёт впереди хэ сюаня и медленно загибает каждый палец, перечисляя с упоминанием всех деталей, как прошли лучшие часы его жизни. – мы пробыли в студии всего несколько часов, потому что я не хотел его задерживать, – загибает палец. – много разговаривали на отвлеченные темы, потому что он был немного напряжен, и я понимаю, почему, – загибает второй. – он рассказал немного о своих увлечениях, – загибает третий. – у него безумно красивая улыбка, нос, глаза, волосы, шея, плечи, руки, талия и ноги, – загибает ещё семь, разгибая следом два. – я понял, – шепчет хэ сюань, на полпути останавливая летящую в лоб ладонь, – я понял. договорились о следующей встрече? – он сам предложил, – обречённо шепчет хуа чэн, пока хэ сюань выгибает бровь, не понимая, почему друг так разбит в итоге. хуа вздыхает. – я чувствую себя так, будто использую его. бровь хэ сюаня всё же взлетает вверх. – я правильно услышал? – предельно. хэ сюань останавливается на полпути к зданию университета. хуа чэн инстинктивно тормозит следом. – обернись. хуа чэн непонимающе хмурится, но приказ выполняет, не находя ничего, что могло бы объяснить действие хэ сюаня, однако в последний момент взгляд цепляется за чужой, пристально следящий за единственными двумя людьми, что тащились черепашьим шагом до лестниц. се лянь окружен постоянным кругом лиц, с которым проводит большую часть свободного от учёбы времени, но диалог прерывает с ними сразу же, как только замечает ответный неожиданный взгляд от субъекта наблюдения. се лянь не отводит взгляд, но хуа чэн, пусть и с таким себе зрением, уверен, что лёгкий румянец на фарфоровых щеках не от холода. кроткая улыбка выбивает из хуа чэна все дурные мысли, а поднятая ладонь с тонкими, художественно выверенными пальцами, машущая в качестве приветствия, уничтожает последние остатки разума. – всё ещё чувствуешь себя так же? – хэ сюань, наблюдавший очередную картину «глупый и безнадежный», подаёт голос. хуа чэн не отвечает, коротко машет се ляню в ответ с легким кивком головы, адресованным недостижимому существу, из-за которого сна не было всю ночь ни в одном глазу, и, просветленный, оборачивается на друга, выдыхая так, словно его насильно держали под водой более получаса. хэ сюань обещает себе, что исполнит последнее, если ещё раз услышит от хуа чэна какую-то беспросветную тупость, от которой у хэ сюаня только чудом ещё не завяли уши.***
хэ сюань прекрасно осведомлен о самооценке друга, но никогда не видел, чтобы та катала хуа чэна на американских горках. он был свидетелем самых ярких взлетов хуа и самых тяжелых его падений. хуа чэн никогда не расклеивался, всегда держался с завидным безразличием по отношению к окружающим, самовыражался так, как того хотелось самому, но с появлением се ляня идеальная маска безразличия дала трещину. хэ сюань непрерывно смотрел в монитор, друг за другом поедая чипсы, пока по ту сторону экрана хуа чэн пытался собраться на очередную встречу с се лянем. – мне иногда кажется, что у тебя не просто проблемы со зрением, а его нет вообще, – устало тянет хэ сюань. – всё настолько плохо? – подавленно слышится из динамиков, а хуа чэн придирчиво осматривает свой внешний вид в зеркале. – с твоей головой? всё очень плохо. хуа чэн кидает нечитаемый взгляд на экран с мертвецки спокойным хэ сюанем. – ни одно живое существо не разглядит даже складки на тебе, – с тяжелым вздохом произносит хэ сюань, – и не потому, что ты весь в чёрном, – заранее прерывает возможные варианты претензий хэ, – и чёрный тебе к лицу. – только живых недостаточно. – я почти готов убить тебя, чтобы ты спросил у призраков лично, как им твой прикид. хуа чэн усмехается, явно чуть успокаиваясь после незавуалированной угрозы. – серьги, браслеты, кольца? – серьги и браслеты, – без раздумий отвечает хэ сюань сразу после заброшенной в рот чипсы. хуа чэн подносит к камере арсенал украшений, надевает каждое, одобренное хэ сюанем, и, наконец, отключается, напоследок прощаясь с другом. хэ сюань откладывает пачку чипс подальше, ставит локти на стол и сжимает виски кулаками, зажмуривая глаза. всё во благо, убеждает себя хэ сюань, селянетерапия рано или поздно подействует, продолжает читать в мыслях мантру, кажется, готовый уверовать в се ляня, несомненно, чуть меньше, чем хуа чэн. се лянь творит с хуа немыслимые вещи, которые не давались никому на протяжении всей жизни хуа чэна, и если это чудо способно растопить вековой ледник – хэ сюань сделает всё возможное, чтобы хуа чэн принял это.***
хуа чэн в растерзанных чувствах зажигает последнюю свечу в студии. он искренне надеется, что се лянь не сбежит, как только откроет дверь и увидит то, что сотворено внутри. не понять неправильно невозможно, потому хуа подготовился и придумал версию, если у се ляня вдруг возникнут вопросы. се лянь застает хуа чэна, сидящим так же, как при их первой встрече в этом кабинете. его голова опущена, волосы предусмотрительно завязаны, только передние пряди, собранные в тонкие косы с редкими маленькими поблескивающими на свету кольцами, опадают спереди и частично прикрывают лицо. даже чёрная рубашка, кажется, сияет в теплом мерцающем от незаметного сквозняка свете. хуа чэн поднимает взгляд, замечая пришедшего се ляня, и не может сдержать улыбку, коротко кивая головой. нарушать тишину не хотелось. хотелось наслаждаться тем, что явилось взору как благословение, и хуа не мог себе отказать в том, чтобы просто смотреть. се лянь, будто бы не сопротивляясь немой мольбе, привычно оставляет вещи у входа и восходит на подиум, кончиками пальцев придерживая ханьфу, тысячи фото которого отпечаталось в глазах хуа чэна на бесчисленные века. хуа чэн не может заставить себя поднять кисть. он забывает моргать, дышать, ощущать что-либо, кроме жажды преклонения перед се лянем. се лянь же чувствует, как взгляд хуа чэна становится темнее, тяжелее. се лянь занимает ранее оговоренную позу, которую случайно принял в первый раз, но которая теперь отражается на холсте. чуть опускает голову, поднимая нечитаемый взгляд на хуа чэна, и не заботится о том, чтобы поправить волосы, ниспадающие на колени. в прошлые разы они были убраны в хвост, потому се лянь не уверен, что не испортит картину упущенными мелкими деталями в своём внешнем виде. хуа чэн же узрел провидение. – включить что-нибудь на фон? – хуа чэн с тягостью избавляется от наваждения и заговаривает первым. – не нужно, – произносит се лянь в ответ, приподнимая уголок губ в слабой улыбке, – мне нравятся беседы с тобой и звук кисти на холсте. как выглядит судный день? для хуа чэна нет альтернатив, пока его божество и палач в одном лице восседает напротив.***
«позовешь его на свидание?» – хуа чэн читает написанное на листе послание, со скрипом поворачивает голову на хэ сюаня, сидящего рядом, и ловит его подрагивающие от смеха плечи. хэ сюань за край тянет лист с долгой перепиской обратно к себе. «вы обменялись номерами, ты можешь пригласить его на обед» – лицо хуа чэна вытягивается ещё больше, и хэ сюань закрывает лицо ладонью, чтобы преподаватель не обратил внимание на абсолютно не слушающих его студентов с последних парт. «он обедает с друзьями, не думаю, что ему будет комфортно в присутствии постороннего» – быстро шкрябает ручкой и передвигает лист к хэ сюаню. «вы проводите довольно долго время вместе. месяц? чуть больше? будет не странно, если ты, как новый знакомый, присоединишься» – хуа чэн вздыхает. «то, что мы проводим время вместе из-за того, что я его рисую – не причина смущать своим присутствием вне стен студии» – хуа чэн неглядя двигает лист. «ему приятна твоя компания в стенах студии, почему так не может быть вне?» – хуа чэн успевает прочесть послание, но не успевает ответить на него, замечая пришедшее на телефон уведомление. хэ сюань переходит в режим очевидного ожидания, пока хуа чэн слишком быстро для безразличного человека снимает экран с блокировки и заходит в чат с кем-то. гадать не нужно, с кем. хуа чэн забывает о том, что он на занятии и должен имитировать бурную учебную деятельность. забывает о том, что хэ сюань следит за ним, и перебирает кнопки на клавиатуре быстрее, чем движутся мысли. они условились договориться о следующей встречи в студии, когда се лянь узнает своё расписание занятий, поскольку занимается дополнительной внеурочной деятельностью. несколько минут обсуждение вертится вокруг дат, пока не выбирается подходящая, но время всё равно слишком позднее, чтобы хуа чэн не переживал об этом. за себя он не переживает ни капли. за се ляня безумно. «я могу проводить тебя после? всё же, ты задержишься по моей вине. или мы можем перенести встречу на дату, когда время не будет слишком поздним» «всё в порядке, не волнуйся, я спокойно доберусь до дома, мне не в первой. не нужно утруждать себя» хуа чэн пару секунд перечитывает сообщение се ляня, закусывая губу. волнение в груди набирает обороты, пока в голове сотни сценариев того, как незащищенный се лянь ходит по ночным улицам города. «я настаиваю» се лянь в ответ присылает милый стикер с существом, треплющем другое существо за щеку. хэ сюань склоняется чуть ниже, чтобы без препятствий в виде волос увидеть лицо хуа чэна, выдающее эмоции, которые не распознались бы ни одним механизмом распознавания эмоций. с каждой секундой у хэ сюаня возникало всё больше и больше вопросов. «хорошо» хуа чэн не замечает хэ сюаня, увлеченный всплывающими сообщениями на экране. «проводишь меня» у хуа чэна, готового взлететь в космос прямо сейчас, начинают коротко подрагивать руки. «не хочешь присоединиться со своим другом к нам на обеде?» телефон вываливается из рук хуа чэна. внезапный грохот привлекает лишнее внимание, но хуа чэн достойно держит каменное лицо, задерживая дыхание, чтобы успокоиться. «я показывал своим друзьям твою картину, надеюсь, ты не против. им очень понравилось. к тому же фэн синю нужно обсудить с хэ сюанем что-то, он тоже из пресс-центра» хуа чэн прячет лицо в ладонях. чат остаётся открыт. нарастающая паника и не думает угасать. хуа попросту не может заставить себя ответить положительно. ощущения ватные, затуманенные, осознание чужих сообщений не хочет наведываться в голову, потому что всё кажется слишком фантастическим. это не свидание, говорит себе хуа чэн, это просто встреча в столовой, потому что фэн синю нужно что-то обсудить с хэ сюанем и друзья се ляня хотят познакомиться с хуа чэном. друзья се ляня хотят познакомиться с хуа чэном. хуа чэн честно не уверен, что он сможет пережить эти сообщения. как он переживёт эту встречу? хуа чэн сдерживается, чтобы не пойти на крайние меры ради собственного успокоения. он медленно отнимает руки лица, медленно выдыхает и медленно открывает глаза. собирает всю силу, что есть в нём, чтобы посмотреть на сообщения се ляня вновь, а затем чтобы написать ответ. хуа чэн берёт телефон в руки. перед глазами – туман, который с трудом рассеивается. хуа чэн перечитывает сообщения вновь. «мы придём» – читает хуа чэн последнее сообщение, отправленное им же, но не его руками. хэ сюань демонстративно не смотрит на хуа чэна до конца пары.***
путь до столовой лежит через двор перед университетом. хэ сюань благодарен расположению корпусов, потому что хуа чэну определённо нужно проветриться. – ты паникуешь, – констатирует факт хэ сюань. – конечно, паникую, мы идём туда, куда я идти не собирался. – не лги, что ты отказал бы ему. хуа чэн молчит в ответ. – вот видишь. я помог. – твоя помощь лишняя, – хуа чэн осекается на секунду, но быстро возвращает себе самообладание, – прости, я паникую. хэ сюань кладёт тяжелую ладонь хуа чэну на плечо. – я знаю, всё нормально. твой страх перед неизвестностью – тоже нормально. но сколько сигналов ещё он должен тебе дать, чтобы ты понял, что ты небезразличен ему? как минимум, он зовёт тебя в круг друзей, это уже значит, что он готов принять тебя как друга, – хэ сюань голос понижает и крепче сжимает руку на плече хуа чэна, объясняя ему простые вещи простым языком. у хэ сюаня никогда не было проблем с коммуникацией, хуа чэн же общался с садичных времен исключительно с хэ сюанем на постоянной основе, не подпуская никого ближе, чем на расстояние вытянутой руки. хуа чэн от лекций хэ сюаня по общению с людьми для чайников и от его крепкой хватки сильно лучше себя не чувствует, но улучшения, определённо, есть. по крайней мере, он поднимает голову, словно оперившийся птенец, и расправляет плечи, не желая срастись с землёй, если хэ сюань ещё раз надавит на плечо. хэ сюань останавливается у входа в столовую, прикладываясь спиной к колонне. хуа чэн становится напротив друга, завязывая волосы в высокий хвост. вряд ли будет удобно есть с лезущими повсюду волосами, но хуа чэн уверен, что ему кусок в горло не полезет и беспокоиться не о чем (явно не о еде). хэ сюань ободряюще улыбается, хуа чэн криво зеркалит его улыбку, и оба неспеша заходят в столовую, попутно осматриваясь, чтобы найти столик, за которым сидит се лянь и его друзья. хуа чэну не составляет труда найти нужную макушку. друзья се ляня явно сказали ему о том, что гости явились, потому что тот оборачивается и устремляет взгляд на зашедших. се лянь дарит хуа чэну улыбку, и сердце свободнее бьется в клетке тесных ребер, а тревога постепенно сходит на нет. хуа чэн коротко кивает и идет вслед за хэ сюанем, чтобы взять перекус. – легче? – хэ сюань спрашивает так тихо, как только может, чтобы донести информацию только до хуа. хэ сюаню не нужно оборачиваться, чтобы знать, что хуа чэн улыбнулся. – всё будет нормально, – цокает хэ сюань и ставит на поднос хуа чэна его любимый салат и шоколадные маффины, которые тот решил не брать самостоятельно, ограничившись водой. хуа чэн усмехается, и, как всегда, безоговорочно доверяет хэ (по крайней мере, старается), потому убирает воду и берёт мокко. хэ сюань идёт к столу первым. хуа чэн тенью следует за ним. короткую улыбку вызывает то, что се лянь и его друзья сели по одну сторону стола, чтобы хуа чэн и хэ сюань сели напротив. поставив подносы на стол, оба усаживаются следом, перекидываясь приветствиями. се лянь по кругу представляет каждого поименно друг другу, но никто не спешит жать друг другу руки. хуа чэн сразу же занимает себя методичным распитием кофе, пока хэ сюань заводит разговор с фэн синем о делах пресс-центра. му цин не особо разговорчив первое время, исследует свою тарелку, занятый процессом поглощения еды больше, чем общением с кем-либо, но внезапно поднимает глаза на хуа чэна, сначала долго рассматривает его, а после нарушает тишину между ними. – хорошо рисуешь. хуа чэн, не ожидавший, что с ним заговорят, переводит взгляд на му цина. – картина ещё не закончена, поэтому пока рано судить. но благодарю. – несложно увидеть навыки рисующего, если знать, какими они должны быть, – усмехается му цин, и хуа чэн пристальнее смотрит на него. – ты тоже рисуешь? – да, – му цин коротко улыбается, отпивая чай, – что за проект? не слышал о том, чтобы кому-либо давали художественные проекты, ещё только начало года. хуа чэн слишком хорошо видит подвох в словах му цина, как и слишком хорошо понимает, что тот заговорил с хуа чэном, имея предельно ясные мотивы. – индивидуальный проект, – не мешкая, отвечает хуа чэн, с вызовом склоняя голову чуть набок. хэ сюань, пусть и увлеченный беседой с фэн синем, краем глаза и уха непрерывно следит за хуа чэном и му цином, пробрасывая двоякие фразы в диалог, которые способен понять правильно только фэн синь. именно с ним хэ сюань договаривался о том, чтобы се лянь составил компанию хуа чэну в студии, ему же он и рассказал дозволенную информацию, получив ответную, после чего оба решили, что встреча хуа и се ляня никому не повредит, а только пойдёт во благо – пусть и скрывают, но они оба ищут её. му цин же не осведомлен о том, почему внезапно хуа чэн так близок с се лянем, ищет подводные камни, чтобы понять, для чего хуа чэн вертится вокруг се ляня вне своей сомнительной проектной деятельности, и то, что се лянь сам пригласил его – для него не имеет значения. хуа чэн же битву му цину проигрывать не намерен. – я напросился на проект сам, – хуа чэн с напускным спокойствием тянет вилку с салатом в рот, не торопится пережевывать, создавая искусственную паузу, наблюдает за чужой реакцией, оставаясь явно удовлетворенным. – со школьных времен не рисовал ничего, кроме скетчей, решил, что будет не лишним попрактиковаться. му цин не задаёт последний и провокационный вопрос о роли се ляня в этом. се лянь судорожно выдыхает, чувствуя напряжение между хуа чэном и му цином собственной кожей. что ж, это было... тяжело. разговоры за столом прекращаются, каждый занят едой, но внезапно се лянь первым покидает стол. за ним следует хуа чэн, который поднимается из-за стола с нечитаемыми взглядами, направленными на него. на эти взгляды хуа чэну откровенно все равно. се лянь написал ему короткое «прогуляемся», а у хуа чэна нет ни единого повода отказывать. се лянь встречает хуа чэна у колонны, у которой тот ранее стоял с хэ сюанем. – прости за это, – нежно улыбается се лянь, и хуа чэн на секунду забывает обо всём, что было до, не понимая, за что се лянь извиняется. се лянь медленно ступает к двору перед университетом, чтобы, если повезёт, занять свободную лавочку. хуа чэн молча идёт рядом. – му цин слишком оберегает меня и сомневается в том, что ты держишь меня в студии не насильно, хотя я часто упоминаю о том, что мне нравится проводить время в студии и что ты приятный собеседник, – говорит се лянь и переводит взгляд на хуа чэна, изгибает губы в улыбке, и хуа чэн не может не ответить тем же. – я понимаю его чувства, – заверяет хуа чэн, отвечая на вопросительный взгляд многозначительным молчанием.***
время на студии проходит незаметно за тихими разговорами и таким же мягким смехом се ляня, которого хуа чэн без устали развлекает разговорами, чтобы тот не заскучал, позируя для картины битый час. солнце давно село, в университете осталась лишь пара живых душ, и когда разговоры сходят на нет, хуа чэн решает прерваться, посчитав, что се лянь уже порядком устал. се лянь мягко улыбается, поднимается со стула, потягивается и следом поправляет одежду. хуа чэн убирает все принадлежности на свои места, оставляет картину чуть поодаль от других холстов, чтобы краска беспрепятственно высыхала, и забирает свои вещи, направляясь к стоящему у выхода из кабинета се ляня. хуа чэн заранее уточнил, будет ли проблемой поездка на байке для се ляня. се лянь ответил, что никогда не садился на байк, но не против попробовать, если хуа чэн обещает его не угробить. хуа чэн клянётся, что никогда не продумывал маршрут так, чтобы на пути не встретился ни один камушек, способный попасться под колесо. хэ сюань не мог сдержать почти истеричный смех, когда узнал о том, чем занимался хуа чэн каждый вечер после того, как се лянь сказал свой адрес. дом се ляня находится в довольно отдалённом от университетского городка месте, и хуа чэн обязан был сделать эту поездку комфортной, чего бы ему это не стоило. се лянь нервозности хуа чэна не замечает или намеренно игнорирует, чтобы не нервировать его ещё больше. хуа чэн привычен ко второму пассажиру, но не привычен к тому, что его груз может быть ценнее, чем все драгоценности мира вместе взятые. когда хуа чэн подходит к байку и указывает на него, глаза се ляня загораются восторгом. впервые он был близок к подобному виду транспорта и впервые ему предстояло на нём прокатиться. – эмин? – читает курсивную надпись на боку железного коня се лянь, касаясь кончиками пальцев холодного алого глаза чуть выше. – это его имя, – коротко улыбается хуа чэн, и се лянь тихо смеётся. – приятно познакомиться, эмин. хуа чэн не торопится садиться на байк, снимает кожанку и протягивает её се ляню. – сейчас не особо холодно, но во время поездки ветер усилится, поэтому лучше надеть. се лянь не торопится брать одежду из рук хуа чэна, поднимает взгляд на него, выражая определённое несогласие. если се лянь хотя бы в свитере, то хуа чэн останется в одной рубашке, и именно ему будет холоднее из них двоих. – я настаиваю, – говорит хуа чэн с успокаивающей улыбкой. се лянь за время общения понял, что эту фразу хуа чэн использует вместо «пожалуйста», и, зная этот маленький факт, ему ещё сложнее отказать, потому что когда хуа чэн настаивает, он не приемлет альтернативу, если сам не предлагает её. се лянь наигранно вздыхает и всё же берёт кожанку, которая, предсказуемо, оказывается большего размера. се лянь не застегивает её, а тепло чужого тела и не думает испаряться, что вызывает крайне смешанные чувства. хуа чэн первым размещается на байке, а следом помогает удобно сесть се ляню. се лянь не спешит усаживаться вплотную, но хуа чэн заверяет, что так нужно ради его безопасности. будь у хуа чэна ремни, он приковал бы се ляня к себе намертво, чтобы точно обеспечить ему полную безопасность. се лянь сдаётся и придвигается плотнее, но и этого оказывается недостаточно. – прошу прощения, – заявляет хуа чэн, а после заводит руки назад и за бёдра притягивает се ляня так, как нужно. се лянь даже не почувствовал бы хватку на себе, если бы прикосновение хуа чэна не было таким обжигающим даже сквозь одежду. – держись за меня крепче, – заканчивает хуа чэн, и эмин приветливо рычит, заставляя се ляня вздрогнуть. се лянь не сомневается в своих действиях, распахивает кожанку, частично укрывая ею хуа чэна перед собой, и окольцовывает его талию, крепко держась, хотя байк ещё не тронулся с места. абсолютно глупая и несдержанная улыбка расплывается на лице хуа. все опасения се ляня испаряются, стоит хуа чэну выехать на трассу. хуа не особо набирает скорость, изредка плавно виляет на поворотах и при обгоне, что позволяет расслабиться и прижаться щекой к его спине. се лянь так и уснул бы в окутывающем его тепле и запахе хуа, если бы байк не остановился. сначала се лянь думает, что остановка связана с очередным светофором, но, приоткрыв глаза, понимает, что эмин остановился у знакомого подъезда. хуа чэн же не торопится нарушать тишину, как и не делает лишних движений, ожидая, когда се лянь встанет первым. не потому, что хуа чэну безумно тепло и приятно находиться в чужих объятиях (это одна из причин, но не главная), а потому, что хуа думает, что се лянь всё ещё не может отойти от нового опыта, поскольку его руки по-прежнему крепко сжимают торс хуа. се лянь медленно расцепляет объятия, коротко улыбается, когда хуа, сидя на месте, подает руку, чтобы се лянь не упал, спускаясь с байка. неторопливо снимает кожанку, передает её хуа чэну и не спешит уходить. – спасибо за приятную поездку, – говорит се лянь с безграничной благодарностью в голосе, которая греет сильнее, чем теплая кожанка, опущенная на плечо. фантомный запах се ляня от неё кружит голову. – буду рад подвезти ещё, если захочешь. – захочу, – обещает се лянь и подходит ближе, чтобы подарить ещё одно тёплое объятие на прощание, – до встречи. внутри хуа чэна взрываются планеты, когда он рефлекторно опускает руку на талию се ляня и прижимает его чуть ближе. эта маленькая слабость едва не стоит хуа чэну жизни, потому что под столь близким нахождением рядом с лучезарным юношей хуа плавится, словно воск. – до встречи, – шепчет хуа над ухом се ляня и выпускает его из объятий, коротко посмеиваясь, когда се лянь оборачивается и машет ладонью, прежде чем исчезнуть за дверьми. хуа чэн опускает голову, не может убрать дурацкую улыбку с лица и зажмуривает глаза, пытаясь привести себя в чувства, но всё бесполезно. он утыкается лбом в опущенные на руль руки и делает медленный вдох. на пару этажей выше заинтересованные пары глаз стоят, уставившись в окно. фэн синь, прикрыв рот ладонью, играет откровенную шокированность происходящим снизу, пока му цин смотрит в одну точку с зависшей у губ кружкой. – мне кажется? – саркастично спрашивает му цин. – перекрестись, но вряд ли поможет, – фэн синь усмехается, прекращая ломать комедию. когда дверь в квартиру открывается, хуа чэна и след простыл. – я вернулся, – громко оповещает се лянь, полагающий, что друзья сидят по своим комнатам, но две статуи у окна он явно не ожидает увидеть, когда заглядывает на кухню, чтобы попить воды. – мы видели, – фэн синь растягивает губы в заговорщической улыбке, и по его глазам видно, что он знает больше, чем видел перед собой. му цин молча покидает комнату. фэн синь вздыхает. – дай ему время. он не доверяет хуа, и твои вопли о том, какой он классный, внушить это доверие не способны. – я знаю, – се лянь вздыхает следом и всё же добирается до воды, осушая стакан залпом. слишком много событий за короткий промежуток времени сбивают с толку. – каков план? се лянь жмёт плечами. – хуа чэн сказал, что следующая встреча будет последней, дальше останутся мелкие штрихи, и мне не обязательно утруждать себя присутствием. фэн синь закатывает глаза. – но это ведь не помешает видеться вам в принципе, – убеждает фэн синь. – да, но... – се лянь переводит взгляд на вновь появившегося в проходе му цина, который так же молча, как ушел, сел за кухонный стол. – не надо на меня так смотреть, – не глядя на се ляня, произносит му цин, – я не против вашего общения и ваших встреч, как и не против, чтобы он ошивался возле тебя, ладно? – фэн синь давится воздухом, получая грозный взгляд му цина в ответ. – это твоё дело, не мне общаться с ним, и контакт налаживать я не собираюсь, но если он как-либо сделает тебе плохо... се лянь благодарно накидывается на му цина с объятиями. натянутая струна напряжения лопается, и все расслабленно выдыхают, когда звучит голос му цина: – рассказывай, что у вас там.***
хуа чэн привычно ждёт хэ сюаня на парковке, подпирая эмин собой. хэ сюань появляется из ниоткуда, вкладывая в ладонь хуа стакан с горячим кофе и сюрпая своим. – когда у вас следующее свидание? – это не свидание, – тон неизменно спокойный, но лёгкая улыбка всё же трогает губы хуа. хэ сюань усмехается. – завтра, но это последняя встреча, – продолжает хуа чэн. – последняя? – я уже закончил. хэ сюань удивлённо оборачивается на хуа чэна. – и позвал его, чтобы отдать картину. глаза хэ сюаня округляются ещё больше. – прости? – прощаю. хэ сюань ждёт, пока хуа чэн, держащий интригу, отпивает кофе, смакует его вкус намеренно долго, а после, наконец, открывает рот. – не имею права хранить её у себя. хэ сюань цокает. в его голове крутящиеся шестеренки набирают оборот, и он не задаёт больше вопросов, привычно утыкаясь в телефон. на исходе всего второй месяц, но хэ сюань чувствует, насколько за это время изменился хуа чэн. близость и дружба с се лянем заряжали хуа чэна, человека, чье творчество всегда зависело от его состояния. хэ сюань видел стопки тетрадей, даже не открытые за долгие годы. хуа чэн попросту был разряжен настолько, что мог позволить себе наслаждаться только тишиной и пустотой перед глазами. той же пустотой, что всё это время была в нём. только фотография держала хуа чэна на плаву, но если бы не хэ сюань, хуа не занимался бы даже этим. се лянь, словно весна, ворвался легким порывом теплого ветра, ласковым солнцем взрастил бутоны в промерзшей душе хуа чэна, и хэ сюань не мог позволить другу завять по собственной глупости. хуа чэн привычно не замечает копошения хэ сюаня в телефоне. «код красный» – светится сообщение в чате. «мы даже знаем, о чём ты» – отвечает фэн синь. «се лянь рассказал про завтра?» «ага» – коротко отвечает му цин. «предлагаю собраться вместе, когда закончим работу» – пишет хэ сюань, не веря, что это выходит из-под его пальцев. за последний месяц напряженные отношения между фэн синем, му цином и хуа чэном сошли на нет. му цин был предвзят по началу, что доставляло проблем и нагнетало обстановку, но за всё время он не увидел и намека на злые помыслы в действиях хуа чэна. хуа чэн заботился о се ляне со всей искренностью, редко присущей человеческим существам, и му цин не мог не проникнуться уважением к нему. сыграло роль и то, что совершенно случайно у них нашлись общие интересы, во главе угла которых стояло рисование. му цин пригласил хуа чэна как одного из малочисленных хороших художников, которых он знает, поучаствовать в работе над университетским журналом для конкурса. хуа чэн раздумывал недолго. эта работа освобождала его от пар несколько раз в неделю, а оно того определённо стоило, и на перерывах се лянь забегал проведать му цина и хуа чэна, оставаясь с ними на обед. фэн синь и хэ сюань по умолчанию присоединялись к трапезе. вместе за едой они обсуждали материал, который будет помещен в журнал (за это был ответственен пресс-центр), и делились идеями для оформления страниц, над которыми после корпели му цин и хуа чэн. му цин узнал хуа чэна как человека в камерной обстановке и мог далее вести себя с ним непринужденно, признавая, что хуа и вправду приятная компания, с которой не составляет труда вести общие дела. естественно, всё не могло пойти в тартарары, и был отличный предлог собраться всем вместе. они вместе работали над журналом, до выхода которого осталось совсем немного, и почему бы им вместе не отпраздновать совместный труд в неформальной обстановке? «звучит» – отвечает му цин. «соберёмся у нас?» – почти сразу же появляется следующее сообщение. «было бы отлично» – остаётся последнее сообщение в чате, и хэ сюань блокирует телефон, пряча его в карман.***
когда се лянь заходит в студию, взгляд сразу же цепляется за спину хуа чэна, стоящего у приоткрытого окна. его волосы распущены, струятся легкими волнами по плечам и едва заметно подрагивают от порывов уличного ветра. хуа чэн не замечает гостя, пока тот не оказывается совсем рядом, становясь плечом к плечу. – привет, – произносит хуа чэн, сразу же склоняя голову в сторону се ляня. в студии темно, только фонари снаружи блекло освещают лицо хуа. се лянь чуть приподнимает голову. улыбка трогает его губы. – привет. хуа чэн не хочет нарушать воцарившуюся и приятную тишину. всё словно так, как и должно быть. спокойно. приглушенно слышится только дыхание и вой нарастающего ветра. хуа чэн первым прерывает зрительный контакт, чтобы закрыть окно. он не простит себе, если се лянь простудится. се лянь же взгляд от хуа чэна не отводит, следит за его действиями, а улыбка становится шире. – я тепло одет, – уведомляет скорее с укором, поскольку на хуа чэне снова только мало спасающая от вечернего холода рубашка. – я рад, но этого недостаточно, – посмеивается хуа чэн, оборачиваясь и усаживаясь на подоконник. – да что ты, – цокает се лянь. – да что я, – передразнивает хуа чэн. – можешь включить свет. се лянь кивает и каждый его шаг к переключателю барабанной оглушающей дробью отбивается сердцем хуа чэна. как только загорится свет, все чувства хуа чэна оголятся, лягут в раскрытые ладони се ляня падающим первым снегом. хуа чэну не страшно, только дыхание непослушно замирает. кабинет окутывается искусственным освещением. се лянь оборачивается, надеясь глазами найти хуа чэна, но находит только повернутый к себе мольберт с холстом. и не может отвести взгляд. хуа чэн не может отвести взгляд от се ляня. в нарисованном божестве се лянь, как в зеркале, видит себя. в слишком идеальном зеркале, не передающем ни единого изъяна. там – святейшее божество, овеянное аурой благодати, в белоснежном ханьфу подаёт ладонь коленопреклоненному демону в черно-красном одеянии, у ног которого воткнут меч с алым глазом на рукояти. се лянь смотрит на картину завороженно, будто видит её историю, будто та – стремительно движущаяся кинолента. ошеломленный взгляд поднимается на её создателя. се лянь понимал каждое несказанное хуа чэном слово. он видел его перед собой под светом ярких прожекторов. смятение смешивалось с волнением, микс из разрозненных и неопознанных чувств сталкивался друг с другом, как морские волны разбиваются о скалы хлестким ударом, звенящем только в голове се ляня. теперь се лянь понимал смысл фразы хуа чэна, случайно брошенной в самом начале. «– верно. я рисую божество.» – она твоя, – сипло произносит и мягко улыбается хуа чэн.***
поездка до дома се ляня выдалась гнетущей. никто не произносил ни слова после выхода из кабинета, и хуа чэн был готов к этому заранее, что, предсказуемо, не убавляло тянущий душу груз. хуа чэн останавливает эмин у подъезда се ляня, подаёт ему руку, за которую се лянь цепляется и слезает с байка. хуа чэн ни капли не разочарован, не жалеет о содеянном, принимая всю ответственность за свой поступок и все поступки в целом. он хотел показать одну единственную сторону своих чувств к се ляню – восхищение и почитание. он надеялся, что именно это се лянь увидел и принял, надеялся, что не обременяет се ляня своими чувствами, которых оказалось слишком много; которые не угасали, а разрастались с каждым днём, с каждым узнаванием прекрасного принца. хуа чэн не двигается с места, пока се лянь не зайдёт внутрь. се лянь стоит напротив, прикованный взглядом к оку эмин, и раздумывает над чем-то, что отражается складкой меж его бровей. се лянь выдыхает. – я хочу, чтобы ты понял правильно, – начинает он. у хуа чэна слабо потряхивает руки. хуа чэн медленно кивает, отводит взгляд от се ляня, чтобы ему было проще говорить, и изучает асфальт впереди, пытаясь заполнить сгущающуюся пустоту внутри подсчетом тротуарной плитки. – я правда боюсь ошибиться, но если я прав, – продолжает се лянь, и хуа чэн закусывает губу, сдерживаясь, чтобы не дать по газам. всё в порядке, ничего не изменится, он обязательно объяснится перед се лянем, чтобы недопонимания не съедали и не давили на него. хуа чэн замирает, как зверь, готовящийся к прыжку. мимолетное парящее касание трогает щеку хуа чэна сквозь закрывающие лицо волосы. теперь хуа чэну страшно. страшно повернуть голову и узнать, что это – иллюзия, придуманная им самим, галлюцинация. хуа не успевает осмыслить произошедшее и принять решение. будто в подтверждение, се лянь кончиками похолодевших пальцев аккуратно убирает прядки волос хуа чэна назад и целует щеку вновь, задерживаясь прикосновением на подольше. хуа чэн не чувствует себя больше человеком. хуа рвано выдыхает и сгребает се ляня в объятия, держит одновременно крепко и нежно, аккуратно, так, будто се лянь – из хрусталя и вот-вот рассыплется в его руках, что се лянь тихо шмыгает, утыкаясь носом в изгиб шеи хуа чэна. хуа чэн чувствует чужую слабую дрожь, считает, что это от холода, потому просит у се ляня разрешение, чтобы прижать его ближе. се лянь хрипло посмеивается, кивает и оказывается сидящим между ног хуа чэна, плотно прижатый к нему на эмин. широкая ладонь медленно гладит по спине. се лянь кутается в кожанку, которой хуа чэн снова его укрыл, прячется от всего мира в объятиях хуа и чувствует себя собранным пазлом, для которого долгое время не хватало последней детали. – поможешь занести картину? – шепчет се лянь, опаляя ключицу хуа горячим дыханием. хуа чэн тихонько посмеивается и оставляет поцелуй на виске своего божества.***
в квартире подозрительно тихо. се лянь проходит первым, оставляя обувь на входе, и осматривается, делая вывод, что друзья разошлись по комнатам, потому не издаёт лишних звуков, чтобы те не выползли из своих нор. не сейчас. хуа чэн заходит в квартиру следом, закрывает дверь и оставляет обувь в прихожей, картину не опуская на пол. он не впервые в гостях у се ляня и его друзей, потому вполне освоился, зная, где находятся нужные ему места. с разрешения се ляня хуа чэн проходит в его комнату, где и оставляет запечатанную картину, а сам располагается на диване, откидываясь на его спинку и прикрывая глаза. день оказался чрезмерно выматывающим. спустя недолгие минуты дверь в комнату слабо приоткрывается, и в хуа чэна летит ворох ткани. хуа чэн успевает заметить, кто явился на мгновение в проеме, и со смехом громко произносит благодарность. се лянь заходит в комнату следующим. – у меня нет подходящей одежды для тебя, поэтому му цин одолжил свою, вы почти одинакового роста, поэтому надеюсь, что подойдёт. хуа чэн с несходящей с лица улыбкой кивает. – будешь чай или кофе? – се лянь держит дверь приоткрытой, явно собираясь уйти после ответа на вопрос. – кофе. се лянь кивает и закрывает за собой дверь. хуа чэн переодевается довольно быстро, складывает свою одежду на спинку дивана и надевает пижамные штаны и свободную футболку, отдавая должное вкусу му цина. тонкой черной резинкой, покоящейся на запястье всё время, он высоко завязывает волосы и только после выходит из комнаты, направляясь на кухню. там слышится стук посуды и звук закипающего чайника. му цин сидит у стены, подогнув под себя ногу, пока се лянь расставляет кружки, а фэн синь готовит легкий перекус. – виновник торжества, – усмехается му цин, и хуа чэн отражает его усмешку, усаживаясь напротив него. се лянь оставляет остальные приготовления фэн синю, а сам ретируется в комнату, чтобы переодеться в домашнюю одежду. – вы всё видели, – не вопрос, утверждение звучит из уст хуа чэна, – так что не надо смотреть на меня с вопросом. – хуа чэн ставит локоть на стол, кулаком упираясь в висок и следуя взглядом от му цина к фэн синю. – но мы не видели картину, – му цин складывает руки на груди, – та, что нам показывал се лянь – обманка, не так ли? – произносит, склоняя голову. – много знаешь, – тянет хуа чэн с легкой угрозой, что вызывает у му цина лишь более плотоядный оскал. фэн синь закатывает глаза. – как дети, – в бесчисленный раз повторяет фэн синь и заваривает каждому заказанный напиток. хуа чэну и му цину – кофе, себе и се ляню – зелёный чай. се лянь заходит в комнату как раз в тот момент, когда на стол опускаются тарелки с бутербродами.***
хуа чэн не думал, что когда-нибудь пробуждение впрямь может стать приятным. пробивающееся сквозь облака солнце касается разнеженных сном лиц. хуа чэн лежит, не двигаясь. умиротворенное лицо се ляня кажется особенно волшебным, когда его волосы хаотично разбросаны по подушке, а тёплое и мягкое одеяло едва не прикрывает нос. хуа невесомо касается виска се ляня, аккуратно убирая спадающую на лицо прядку, медленно наклоняется, оставляя легкий поцелуй на лбу. всю ночь се лянь спал, очаровательно уткнувшись в грудь хуа чэна лицом, и никогда сон не был таким спокойным, как в объятиях маленького принца, что одним своим присутствием способен наполнить хуа чэна смыслом. се лянь тихонько сопит во время пробуждения, не открывает глаза, лишь прижимается к хуа ближе, отказываясь вставать. – доброго утра, – едва слышным шепотом. хуа чэн впервые использует эту фразу, и впервые она так правдива. лёгкая сонная улыбка трогает губы се ляня, за которой следует невнятное мурчание, интуитивно разбирающееся на слоги. доброго утра.***
– какие вы мерзкие, – вздыхает му цин, смотря на се ляня, что благоговейно нежится в объятиях хуа чэна. хэ сюань, что-то печатающий в телефоне, посмеивается с произнесенной реплики. фэн синь поочередно протягивает му цину бутылки одну за другой, пока тот орудует открывашкой. как только холодный алкоголь оказывается пристроен в теплые ладони, звон бутылок раздаётся на всю комнату. полгода со знакомства хуа чэна и се ляня пролетели в одно мгновение. только за эти полгода хуа чэн понял, что раньше его жизнь было сложно назвать жизнью как таковой. он не наслаждался восходом солнца, не радовался маленьким вещам, испытывал тяжесть каждого дня, автоматизированно существуя и не заботясь о том, в порядке ли он, пока в его жизни не появился се лянь, что привнес тот самый пресловутый порядок. хуа чэн счастлив просыпаться по утрам, счастлив надевать украшения, подаренные се лянем, счастлив забирать его каждое утро и подвозить до университета, счастлив теплее кутать его в подаренный хуа шарф, счастлив дарить ему множество милых вещей, которые се лянь носит чаще, чем собственную одежду, счастлив греть его руки в своих и счастлив целовать его запястья и пальцы, заставляя се ляня светиться полуденным ласковым солнцем. се лянь сияет изнутри, и хуа чэн хранит его сияние, впитывает каждую его крупицу, усиливает, что каждый, кто посмотрит на них, возродит свой маленький огонь до обжигающего пламени. за последние три месяца было достаточно трудностей, из которых все успешно выкарабкались общими усилиями и поддержкой по отношению друг к другу. му цин не переставал подкалывать хуа чэна, удивительно, но ни одного серьёзного спора между ними не возникло даже тогда, когда у всех шалили нервы, когда обстоятельства складывались не так, как нужно, и подрывали четко построенные планы. му цин не обладал особой терпеливостью, лез на рожон, но с хуа чэном садился за стол переговоров и раскладывал пасьянс, выясняя корень проблемы в надежде найти способ её решения. хуа чэн всегда шел ему навстречу. ни се лянь, ни фэн синь не ожидали, что те так подружатся, но когда у му цина шло всё из рук вон плохо, хуа являлся, словно черт из табакерки, и подтягивал за собой всех остальных, чтобы не оставлять му цина наедине с его грузом. фэн синь привык к чужому обществу так же быстро, как се лянь. ни одни выходные не проходили без общего сбора на квартире. тяжелые учебные будни скрашивались только еженедельными встречами, во время которых проводились игровые турниры, киновечера, просмотры самых странных из существующих шоу, и фэн синь не мог представить эти полгода иначе. хэ сюань же чувствовал себя в своей стихии, чувствовал себя на своём месте и среди людей, с которыми должен был оказаться. он ни на секунду не пожалел о том, какие авантюры провернул ради того, чтобы история имела счастливый конец. хуа чэн был смятен, когда узнал, что се лянь был в курсе его «проекта» с самого начала, неверяще смотрел на своего принца (хэ сюань демонстративно кривился каждый раз, когда слышал это обращение, но внутреннее счастье за друга не скрыть), а после смотрел на такое же каменное выражение лиц фэн синя и му цина, которые в курсе не были, но догадались после всего, что было несложно – се лянь жужжал им в уши о хуа чэне, делая перерыв только на сон. – за нас, – звучит разными голосами в тепле комнаты и родных людей. – за нас, – звучит шепотом в губы на холодном балконе, где нет лишних глаз и только небеса свидетели единению двух тянущихся друг к другу душ.