***
Судя по густому молчанию, после разлившемуся по гроту, стоило бы уже начать. Танцующие отсветы от свеч на мгновение метнули блик на вздымающиеся рëбра жреца, словно бы пометив неизведанную область для глаз Рагнвальдра. Для удобства тот продвигается чуть ближе к телу чернокнижника, укладывая его ноги на свои, а руками привлекая ещё ближе за недавно поймавшие его внимание рëбра. Мерно вздымающиеся мускулистые бока касаются ледяных колен мага, передавая частичку тепла. Жрец же, к своему стыду мало что знающий в подобных темах, отворачивает голову в сторону. Один из локонов удачно падает на лицо, прикрывая хмурую половину. Кисти его остаются безвольно лежать на камнях ладонями вниз, мгновенно выдавая полную отдачу контроля над ситуацией в руки дикаря. Воин безэмоционально оглядывает развернувшееся поле для будущих действий, неосознанно выдавая истинные впечатления круговыми движениями ладоней по широчайшим мышцам спины Анкариона, лишь чуть видневшимся под тонкой фарфоровой кожей. Сердце жреца учащëнно бьëтся, посылая импульсы сквозь выступающие рëбра прямо к пальцам викинга. — Тшшш, — непроизвольно успокаивающе шепчет дикарь, склоняясь к подобранному животу Энки. Под шероховатыми губами лоно мага вздрагивает, выдавая с поличным неозвученные выдохи. Сверху на Рагнвальдра непонимающе и негодующе лихорадочно блестят глаза, задавая немой, но вполне ясный вопрос. — Нужно же хотя бы изобразить настоящую любовь, — уклончиво произносит воин куда-то в пах, с удовольствием чувствуя, как чужие холодные ноги напряглись и невольно скрестились за спиной. На удивление, маг молчит, не придумывая какой-либо более остроумный ответ. Воин продолжает чертить губами одному ему известные тропинки по чужому исхудалому телу, параллельно медленно снимая одну из рук с груди Энки. Второй рукой он успешно компенсирует исчезновение первой, пока освободившейся прикасается грубыми пальцами к мгновенно сжавшемуся кольцу сфинктера. Маг издаëт непонятный звук — то ли хмыканье, то ли ойканье. В любом случае, Рагнвальдр остаётся доволен произведëнным впечатлением. Но лишь на этом неопределëнном возгласе останавливаться — грех. Дикарь ощутимо целует жреца в пах, заставляя его податься вперëд, а сам ловко ныряет указательным пальцем, заранее смоченным обильным количеством слюны, внутрь. Это не сильно умаляет боль — чернокнижник изгибается и впивается в гриву чужеземца, свободной же рукой начиная скрести по каменным плитам. Сквозь сжатые зубы вылетают сдавленные стоны, но дикарь всë целует и целует напряжëнный кор, снова будто бы успокаивая журчащим, непривычным для себя, шëпотом. Маг, постепенно привыкая, сдавленно шепчет: — Зачем это?.. Уже не цепляясь, но вплетая кисть в волосы викинга, Энки ритмично содрогается, сжимая и разжимая палец дикаря внутри. Тот же отвечает ещё одним бормотанием, поднимаясь чуть повыше — теперь слова проникают сквозь грудину, заставляя что-то внутри клокотать от низкого тембра. — Дальше будет хорошо, — долетает до Энки отзвук откуда-то из своего тела, и он слушается, полностью доверяя такого важного себя в тëплые руки воина. Он пробует расслабиться, фокусируясь не на инородном объекте в своём проходе, а на ощущениях, что он дарит — а эти ощущения стоят того. Анкарион гулко сглатывает, запрокидывая голову, полностью погружаясь в чувства. Викинг же совершенно его не торопит. Массирующими движениями оглаживая шëлковую внутренность, он вкладывает всего себя, работая как единый оркестр, посвящëнный только разнеженному Энки под ним: второй рукой он циклично оглаживает его правый бок, а устами же шепчет свои «заклинания» — заверения, обещания и совсем уж тихие слова любви. Анкарион не слышит (а может и притворяется, что не слышит) их, то придвигаясь, то извилисто уходя от кисти компаньона.***
Рагнвальдр закусывает губу — зрелище, открывающееся перед ним, стоит хоть сто подземелий, нет, хоть двести! Энки, его прекрасный хрупкий Энки с бархатно-лунной кожей, извивается под его, дикаря, поцелуями, хыкает от его, Рагнвальдра, движений, хрипло дышит и розовеет, мелко подрагивая то ли от сырости, то ли от захвативших его ощущений... Очарованный своим милым Анкарионом, воин решает постепенно включить в процесс и второй палец. Не желая добавлять расслабленному выражению лица чернокнижника хоть долю хмури, которую дикарь имел удовольствие наблюдать каждый день их путешествия, он сравнительно резко скользит по шее к раскрытым губам жреца, приникая, ловя удивлëнный вздох и чуть неловко стукаясь зубами с зубами. Одновременно с этим он проникает и вторым пальцем, впитывая мычание своей любви в себя. Правда, его любовь, не оценившая подобного широкого жеста, кусает героя за губу. Рагнвальдр улыбается в более глубокий поцелуй, игриво смеясь глазами в чуть хмурые глаза своего визави. Энки напоследок недовольно выдыхает через нос и отстраняется, вдыхая уже полной грудью и, не скрываясь, насаживается на чужие пальцы. Воин равномерно то проникает глубже, то чуть ли не выходит полностью, зарываясь куда-то в шею Анкариона, щекоча скулы и кадык дыханием. Жрец всë больше распаляется и растворяется в неге, совсем позабыв остатки былой боли. Викинг чуть приоткрывает глаза и смотрит вниз, упираясь лбом в чужую ключицу. Худые бëдра мага дрожат, прижимаясь к бокам воина, и всë его существо будто бы содрогается от каждого движения внутри — наполовину эрегированный, симпатично-розовый член жреца не совсем в такт подрагивает на тех местах, где совсем недавно было поле из поцелуев чужестранца. Рагнвальдр чуть приостанаваливается, юрко подкладывая свободную руку под спину Энки, ощущая, как острые лопатки словно бы вздыхают ему в предплечье, наконец-то расслабившись и освободившись от негостеприимного жëсткого пола. Плит теперь касаются только голова и руки чернокнижника, во всëм же остальном он в прямом смысле этого слова полагается на дикаря. В подземелье становится будто бы жарче и не так сыро, подмечает про себя разомлевший Анкарион.***
Когда единственной реакцией на проникновение чужих пальцев во всю длину внутрь становится лишь тягучее ощущение приближающегося рая, жрец перебарывает себя и отвлекается от наслаждения, обращая своë внимания на Рагнвальдра. Тот же совсем увлëкся — хоть и сам хотел поскорее «слиться» с Энки, хоть ему и не терпелось проникнуть в лоно мага, но он никак не мог оторваться от любования. Смущëнный непривычными обстоятельствами, маг снова впутал свои стройные пальцы в чужие волосы у виска и чуть расчесал их по направлению к себе, заставляя дикаря повернуть лицо по траектории движения. На чернокнижника уставились чуть затуманенные глаза с расширенными зрачками. Викинг бездумно улыбнулся и потянулся к губам Анкариона, чуть дëрнув пальцами в нутре и нажимая на ту самую «кнопку», заставляя дëрнуться уже её обладателя. Мыкнув, Энки сжал чужую гриву, не давая приблизиться. — Хватит… прелюдий, — замявшись, но быстро настроившись на серьёзный лад, начал он. — Мне уже точно не будет больно, чуже-… Договорить ему не дала очередная судорога, прокатившаяся по всему телу и вышедшая изо рта коротким стоном. Викинг хитро улыбнулся, продолжая поглаживать внезапную приятную находку — выпирающий бугорок простаты. — Что… Дик-ка-… Снова стон, и чернокнижник изгибается в руках воина, распахивая глаза и складывая брови удивлëнным домиком. — Да, друг? — М-ты… И снова воин не даёт договорить, проезжаясь по выпуклости подушечками пальцев. — Рагнвальдр! — шипяще тянет Энки, и Рагнвальдр проглатывает конечную «р», соприкасаясь с чужими порозовевшими губами. Викинг целует страстно, незаметно растягивая расслабленное колечко мышц, соприкасаясь со входом крайней плотью своего уже давно твëрдого органа. Чернокнижник ахает в поцелуй и обхватывает шею чужестранца локтями, нечаянно углубляя оскуляцию, и покрепче кольцует мускулистый торс коленями, всë также нечаянно вгоняя член поглубже в своë нутро. — Рагн… вальдр… — забываясь, выдыхает Анкарион в зубы дикарю, взамен слов ловя чужое жаркое дыхание. Воин сползает с губ на шею, медленно формируя толчки, сразу задавая безоговорочное «до основания и похотливого шлепка». Он прикусывает кожу и почти сразу мокро целует укушенное место, после чего переходит на новый участок и повторяет сделанное. Энки учтиво оголяет полностью беззащитных кадык и ключицу, запрокидывая голову и выстанывая разные слоги имени викинга в сводчатый потолок пещеры. Воин, равномерно выбивающий ритм гулких хлопков, изредка порыкивает и затыкает сам себя, кусая чернокнижника за любые выпирающие поверхности, полностью отдаваясь какому-то первобытному зову и всë чаще попадая внутри по шелковистому холмику. Пламя угасающих свечей мечется светом на покрытой капельками пота спине Рагнвальдра и отражается в потëках слюны на шее Энки, словно танцуя под музыку стонов и шлепков.***
Первая из трëх свечей гаснет, когда жрец крупно содрогается в последний раз, царапая спину викинга и с мычанием изливаясь себе на живот, размазывая белëсую жидкость и о чужой кор. Вторая свеча кидает крайний отблеск, когда дикарь подхватывает обмякшего чернокнижника и прижимает к себе в чуть ли не вертикальном положении, медленно добивая последние толчки и выплëскивая семя внутрь чужого тела. Третья свеча тушится тяжëлой каплей, упавшей с каменного свода, когда Рагнвальдр откровенно любяще целует Энки, пока сам чернокнижник отвечает с не меньшим рвением, прижимая голову викинга обеими руками к себе.