«Konigsberg (Kaliningrad)
17.01.1949.
Gregor Volzhskii,
Спасибо, что пишете мне, я уважаю Ваше личное время.
И не пытайтесь найти себе каких-либо оправданий. Вы больны войной и не вылечитесь, пока не перестанете называть вещи другими именами.
Ваши извинения не приняты ввиду их неискренности.
Всего Вам хорошего,
Wilhelm Alexander Friedrich Immanuel Twangste- Hohenzollern«
***
«Kaliningrad (Konigsberg)
01.03.1951.
Gregor Volzhskii,
Будь то Бог или Судьба, что неважно, так как это есть одно и то же, я вынужден писать Вам вновь. Надеюсь это не потревожит Ваш покой.
События прошедших лет лишили меня связи с внешним миром, превратив почти в затворник. Тем не менее, я должен ежемесячно отправлять несколько видов отчетов в Moskwa. По неизвестным причинам, последние 6 месяцев я не получаю никаких ответы на свои письма, а также никаких распоряжения свыше. Данная ситуация мне не нравится. Я уже обращаться за советом к Alexander Nevskii, но ответа также не последовало. На фоне этого, я писать Вам, единственному человеку, с кем я иметь связь. Буду благодарен, если Вы советуете мне, что я должен делать в данных условиях.
С уважением,
Wilhelm Alexander Friedrich Immanuel Twangste-Hohenzollern»
«Доброго времени суток, Вильгельм Александр Фридрих Иммануил Твангсте-Гогенцоллерн, раз уж Вы настаиваете на том, чтобы я называл Вас именно так. Вы, вероятно, безумно скучаете, раз так рветесь к работе. У Московского не так много времени, чтобы отписывать ответы каждому. Не расстраивайтесь сильно, что к Вам пропал интерес столь быстро. Всего наилучшего, Григорий Волжский»***
«Kalinngrd
0.1967.
Greor Volhsi,
Спасибо за наши говорить. Ваш сужденя приятны для это, ich был провести в мыслях несклоко Nacht. Moskwa есть.
.
Я Ich …
......schneller
.......................
W…«
***
«Kaliningrad 02.02.1972. Gregor, Спасибо за твой помощь. Я не мог написать раньше, потому что тремор рук не позволял взять даже чашка. Твои слова вдохнули в меня жизнь. Не знаю точно, кто я теперь таков. Возможно, осталось пара шагов до моей кончины, поэтому, я считаю, что могу позволить себе такую слабость, как чувства. Последние ночи я только и делаю, что молюсь. Я 100 лет думал, что своими страданиями я раскаиваться в грехах, а потому спал спокойно. Но сейчас я понял, что мои злодеяния слишком велики. Мне стало страшно, Gregor. Я знаю, что умру. Я не погибну как великий воин на поле боя. Не умру старым мудрец. Не умру достойным муж и уважаемым отец. Я умру одиноким калека. Боюсь даже пошевелиться. Мои кости ощущаются фарфоровыми: скоро могут сломаться и проткнуть внутренние органы. Мы общались совсем немного, но я успел привязаться. Тоже проявление слабость, но ощущение komfort рядом с кем-то на самом деле необходимо для меня. Я очень по тебе скучаю. Позволь проявить наглость и попросить тебя приехать. Из всех людей ты один, кого я могу подпустить к себе. Есули я сгину, пусть ты узнаваешь об этом первым. С наилучшими пожеланиями, Wilhelm Twangste»
«Здравствуй, Вильгельм. Твое письмо серьезно меня взволновало. Я приеду к тебе в конце месяца на несколько дней и мы снова сможем поговорить. Не хорони себя раньше времени, старик. Москва горел сотни раз и до сих пор бодренько лещей раздает. Выздоравливай, Григорий»***
«Kaliningrad
20.07.82
Gregor,
Я очень волнуюсь прямо сейчас. Ты очень дорог мне, mein lieber Freund, именно поэтому я и волнуюсь. Я счастлив каждому письмо, что получаю от тебя, много раз перечитываю. Ты очень приятный собеседник, я не устану повторять это.
В последнее время я замечать, что думаю о тебе слишком много. Мне приятно осознавать, что я могу писать тебе, а потом могу читать письма от тебя. И это хорошо ждать нашей встречи, зная, что она произойдет. Возможно через много время, но она произойдет.
Gregor, я безмерно тебя уважаю. За силу воли, за простоту, за мировоззрение. Я чувствую, что мы общаемся на равных, и к тому же смотрим на проблемы с одной стороны. Спасибо за то, что мягко ввел меня в русский культура и дал возможность почувствовать себя не лишним. Мне очень комфортно в твоем обществе и я рад, что твои друзья тоже считать меня не лишним.
Я тебе категорически благодарен, mein Freund. Потому надеюсь ты можешь меня принять и в этот раз. Я очень надеюсь, что идеология не ожесточила твое сознание, потому что то, о чем я хочу сказать, осуждаемо. Надеюсь на твой многолетний опыт и, что слабость для меня, некоторое снисхождение.
Я уже взрослый человек, наученный понимать свои чувства, и контролировать их. Я могу бы спрятать это глубоко в себе, но что-то подсказывает мне, что лучше поделиться этим.
Я давно не смотрю на тебя, как на друга. И ловлю себя на эгоистичной мысли, что мне тебя мало. Мне хочется большего от этих отношений, но я не знаю, к чему приведет моя признание.
Я люблю тебя, Gregor.
Wilhelm Twangste»
«Дорогой мой Вильгельм! Будь осторожен, а то на думалке мозоль натрешь. В первую очередь, я благодарен тебе за искреннее признание. Мне греет душу мысль о том, что мы достаточно близки, чтобы делиться самым сокровенным. Во-вторых, дорогой мой Вильгельм, я совру, если скажу, что не знал о твоих чувствах. К сожалению, не только я. Я не знаю, как ты смог запамятывать этот эпизод из своей жизни, но ты уже признавался мне единожды, упившися водкой. Ты звучал так страстно и восхищенно, что отрицает в наших головах факт того, что ты подразумевал нечто другое, или расчувствовался и немного переборщил в выборе слов. Я счастлив быть «твоим мужчиной», но Лешка просил передать, что ты еще ни разу за меня не сражался, чтоб я был тобою завоеванный. Обязательно приезжай к нам в августе. Хочу посмотреть на тебя не как на близкого друга, но как на любовника. Я тоже люблю тебя, мой рыцарь.»***
«Дорогой Вильгельм! Спасибо, что беспокоишься обо мне, однако столь пристальное внимание к моей персоне не может не смущать. Это время я провел, погруженный в работу. Месяц выдался ветреным, из-за чего город был засорен мусором. Я присоединился к добровольческим отрядам по уборке, все-таки неприятно по грязным улицам ходить. Со здоровьем у меня все хорошо. Как я и говорил, варенье помогло мне поддерживать иммунитет всю зиму. Скоро начнется дачный сезон, планирую делать новые закрутки. Кстати, большое тебе спасибо за конфеты, они были очень вкусные. Правда, большую часть пришлось отдать сладкоежкам Рахиму и Дарену. Московский выписал мне отпуск на июнь. Приеду в начале месяца, а после заберу тебя на свою дачу. Много работы на тебя не повешу, зато свежий воздух и домашняя кухня вылечат твою хандру. В силу отсутствия у меня опыта в серьезных отношениях с мужчиной, пришлось обратиться к Рахиму. Порой мне кажется, что он знает все на свете. Он советовал нам поделиться друг с другом своей ежедневной рутиной и привычками. Так мы сможем понять друг друга. Я прочитал книгу, которую ты отправил мне с последним письмом. Мы можем обсудить ее при встрече. Люблю тебя».«Kaliningrad
15.09.87
Lieber Gregor,
«Когда любишь кого-то, ты его любишь, и, если ничего больше не можешь ему дать, ты все-таки даешь ему любовь». Слова Джорджа Оруэлла.
Мой милый друг, спасибо за твое письмо. Я не могу себе позволить перестать беспокоиться о твоем состоянии ввиду нашей крепкой дружбы. Искренне рад, что у тебя нет никаких жалоб на здоровье.
Позволь мне не комментировать твое приглашение «на дачу». Не хочу затевать долгий спор на этот счет, предлагаю просто обсудить все при скорой встрече.
Дни провожу весьма плодотворно. Как ты помнишь, я вернулся к чтению классических произведений русской литературы. Мне даже удалось узнать конкретнее о вкладе Александера Пушкина в культуру у библиотекарь. Надеюсь, что ты, как русский человек, расскажешь мне больше о биографиях великих творцов
К слову о твоем приезде, я жду тебя всегда, mein Lieber. Будет приятно провести время с таким интересным человеком, как ты. Иногда мне кажется, стань ты частью моей повседневной жизни на уровне полноценного сожителя, мне не хватило бы твоей компании даже в этом случае.
За время, что ты будешь в Калининграде, постараюсь показать тебе все мои привычки и всю мою ежедневную рутину. Я не верю в то, что это поможет нам понять друг друга. Однако любая теория создана, чтобы ее подтвердить или опровергнуть, поэтому я согласен на этот маленький эксперимент.
Gregor, надеюсь ты действительно ознакомился с сожержанием книги и готов к долгой дискуссии, а не пытаешься задобрить меня. Если ты снова откажешься отвечать на мои вопросы, я буду вынужден ввести санкцию в виде отсутствия моей персоны «на дачу».
Со всей любовью,
W.T.»
***
«Дорогой Вильгельм, я очень переживаю за твое состояние. Почему ты перестал отвечать на мои письма? Время сейчас дурное, надеюсь, ты ни во что не встрял. Слышал последние новости и продаже Калининграда и области Польше. Я надеюсь, это просто слухи, я не переживу такого расстояния. Пожалуйста, ответь на это письмо. Мне очень тяжело одному, гадать где ты, с кем ты, что ты делаешь. Прошу, прекрати меня мучить, Виленька, родной. Твой Григорий».«Gregor, дорогой, у меня все нормально. Прошу, не волнуйся обо мне больше. Я пару дней назад получил твои письма, поэтому ответить имею возможность лишь сейчас.
Я временно нахожусь в Германии. Это по работе. Я тут уже около года, но в скором времени я вынужден сменить место пребывания ввиду того, что Москвоский решил продать меня белобрысой курве.
Прошу, не пытайся со мной связаться. И не пытайся узнать ничего обо мне. Я волнуюсь за тебя, не хочу доставлять проблем или делать твою жизнь небезопасной.
W.T.»
«Недавно я связался с Шурой Невским. Он мне все выложил. Дурило, я из-за тебя поседел! В чем проблема просто сказать мне, что ты нелегально торгуешь янтарем и периодически гоняешь бухать к бывшим коллегам? Возвращайся, никто тебя никуда не продает. Но беззаконие свое лучше прикрой. Жду тебя на даче, и отказы не принимаются. Потолкуем»***
— That no man's fit to rule the world alone, — тихий голос слился воедино со звуками радио и ветром за окном, — A man will die but not his ideas… Бледные руки Вильгельма обвили тело Григория, раскачивая их в такт песни. — Я уверен, где-то еще завалялись… Волжский мило хмурил брови, вглядываясь между многочисленными предметами на полках старого шкафа. — Мы пересмотрели все, Gregor, — Гриша ощутил невесомый поцелуй между лопаток, — мы ведь потом перешли на электронную почту. — Нет, точно должны быть еще письма… Однако сдался Григорий быстро. Вильгельм медленно развернул мужчину к себе и расположил руки на его плечах, чтобы в следующее мгновение наклонить Волжского к себе и нежно поцеловать. Неуверенными шагами они прошлись по комнате в импровизированном танце, что вызвало у обоих теплую улыбку. — Я люблю тебя, — тихий шепот в самые губы. — Ich liebe dich mehr.