Вместе против Мора

Фарен вертел в руках обломок металла. Лириумная прожилка тоскливо поблесиквала, будто невыплаканные слезы. Стиснув руку в кулак, медленно опустил. Его била дрожь. Вдруг пришло понимание, что это не просто кусочек металла, это слезы всего гномьего народа. Всю свою жизнь Броска пребывал в уверенности, что ненавидит Орзаммар. Этот город не дал ему ничего, кроме презрения. Постоянная борьба за выживание лишила его единственного друга, разрушила семью. По сути, Эндрин-младший единственный, благодаря кому они все еще вхожи в дом Эдуканов. Впрочем, Фарена могут выгнать в любой момент. И зачем он вообще Эдуканам? Неудавшийся убийца Олинн, убийца Берата.. Все, что у него есть - боевые навыки и жалкие остатки влияния Берата, коим он не может воспользоваться напрямую, ведь жаждущие месте непременно доберутся до него. Отчаяние и бессильная злость нахлынула на Фарена. Что-то защипало лицо. Коснувшись щеки, гном озадаченно уставился на влажную перчатку. Это что, слезы? Как странно. Наверное, он ни разу в жизни не плакал. Когда учишься выживать - жалеть себя некогда, для борьбы нужна злость. Однако сейчас на злость не осталось сил. Эта эльфийская шлюха погубила его расу! Неприкасаемые теперь не добьются равноправия. И их постепенно сметут порождения тьмы… Кто бы мог подумать -Серый Страж сдаст их порождениям тьмы? Что толку с победы над Мором в таком случае? Дыхание жара манило закончить все одним прыжком в лаву. Ну кому вообще нужна его жизнь? Рике? Может, она другого покровителя найдет.. Матери? Ее только выпивка интересует. Малыш так и вовсе не будет помнить своего дядю, станет жить как самый обычный представитель знати..Это мысль пробудила в нем ярость. Ну уж нет, он не допустит, что Эндрин плевал на касту матери и считал своих отца и дядю трусливыми и подлыми предателями! Рика и Эдуканы с этим не справятся! Ободренный этой мыслью, гном поднялся. Отблеск огня на лице придал ему решительное и одновременно безумное выражение. Олинн Сурана и Пирал Харроумонт должны умереть. Он убьет их или умрет. Орзаммар встретил его тревожной тишиной. Стражников стало намного меньше. Неприкасаемых и того меньше. Впрочем, вряд ли они решатся в ближайшее время выползти из Пыльного города. В душе Фарена было тошно от мыслей о будущем, но он шел, не обращая внимания на шепот за спиной. Только дойдя до Алмазных залов, позволил себе стиснуть зубы. Эти напыщенные лордики… они презирают его, а он их. Белен не то чтобы хорошо к нему относился, но хотя бы как к равному. Похоже, убийство Берата и гибель Леске развязали ему руки. Теперь не нужно думать о том, что надо делать для задабривания самозваного лордика или о том, где украсть корку хлеба. Теперь он стремится к большему. Возможно, эльфы, маги и неприкасаемые страдают лишь потому, что сами позволяют так с собой обращатья? Ох уж эти философские мысли! Кажется, Рика утверждала, что их отец заявил “Когда все время смотрим на землю - не видим потолка.”Пожалуй, сейчас он понял, что это значит - пока каждый в своем эгоизме борется за мелочи, власть имущие питаются этой слабостью, трусостью и мелочностью ради увеличения богатства и власти. Разорвать этот порочный круг можно лишь в том случае, если общество устанет жить при этом раскладе. Тогда обязательно найдется смельчак, подтолкнувший общество. Само собой, не всегда он добивается успеха, но даже само возникновение подобных настроений уже угроза для прежнего уклада. Если у него все получится - то он может даже стать Совершенным. И тогда сумеет возвысить свою семью даже больше, чем они были бы при Белене. Сам станет королем или регентом при Эндрине-младшем. Кто бы мог подумать, что он породнится с покойным королем? На губах Фарена возникла улыбка. Ай да Рика, вот же ж хваткая девчонка - из всех лордов Орзаммара поймала самую большую добычу, какую только можно! Пиотин сидел за столом. Недовольная морщина пересекала его лоб. Судя по всему, роль главы семейства давалась ему нелегко. Ведь Олинн с Харроумонтом вдоволь постарались лишить Эдуканов поддержки. Услышав шаги, Пиотин поднял голову: -Что ты узнал? - Она убила Бранку, - голос Фарена неожиданно охрип, выдавая слабость. На стол опустились наплечник и кусочек Наковальни. Повисла тревожная тишина. Фарен отвернулся.Пиотин глядел то на него, то на стол, явно не зная, что делать. Наконец произнес: -Мы не можем просто взять и принести это в Совет. Сами по себе фрагменты ничего не доказывают, они всегда могут заявить, что это просто случайный камень и наплечник с любого трупа. Хотя… может, у меня и найдутся идеи, как поступить. Отправляйся в Денерим. Отнесешь письмо нашим родственникам-наземникам. А еще… заберешь с собой свою мать. Она… может сболтнуть лишнего. Фарен не подал виду, но ему было неприятно. Он знал, что от пьющей старухи-неприкасаемой рано или поздно захотят избавиться. Ведь все, что она теперь делает - опустошает бутылки. Возможно, будь она благородных кровей - ей простили бы это. Да что там, ей и пить бы не пришлось. Вот чем они провинились перед Камнем, что родились неприкасаемыми?! Мысли об этом злили Фарена. И вместе с тем он понимал, что вряд ли сам стал терпеть злобную выпивоху, которая к тому же не приходится ему близкой родней впридачу к мерзкому характеру. Как сын Фарен был благодарен Калах за то, что вырастила его с Рикой несмотря на все трудности. И в то же время жалел ее, как умирающего родственника. Рику он нашел в детской. Малыш Эндрин сладко посапывал в кроватке. Гномка читала книгу, подперев пухлую бледную щеку. Скорбь по Белену понемногу отпускала ее, в глазах снова появился блеск, а на губах улыбка. С ноткой горечи Фарен подумал, что сейчас даст ей новый повод для огорчения. - Рика, - негромко позвал он. - О, это ты. Привет. - Я…. пришел попрощаться. Я уезжаю. Испуг моментально стер с ее лица улыбку. Ей явно потребовались усилия, чтобы не вскочить, не броситься к нему. Во-первых, она опасалась разбудить сына, во-вторых, чувствовала,что чем меньше народу слышит этот разговор - тем лучше. -Куда ты? - В Денерим. С дипломатической миссией. Эта полуложь-полуправда далась ему на удивление легко. Фарен даже шумно выдохнул и шире раскрыл глаза, будто желая показать, что не лжет. Однако бровь Рики приподнялась, губы приоткрылись, придавая лицу недоуменно-недоверчивое выражение. - Ты? Дипломат? Ты шутишь! Не выдержав, он громогласно расхохотался, обнажив белоснежные зубы. Однако веселье это являлось напускным. Притворным, ведь от мыслей о поездке на поверхность ему было противно. Сработало - губы гномки дрогнули, но она вовремя сдержалась и, прикрыв рот рукой, оглянулась на кроватку. Смех тут же оборвался, сменившись чувством вины. -Я… должен сказать еще кое-что. Наша мама уезжает со мной. - Что-что? Она не захотела уходить даже вместе с отцом! - Это временно! - возразил Фарен. - Ты сам-то в это веришь? - Так надо, Рика. Никто нашей маме ничего не сделает. - Но… кто о ней там позаботится? - Я что-то придумаю. Ведь я поеду с ней. - Ну, тогда… - она поднялась и заключила его в обьятия. - Прощай, братишка. Береги себя и маму. Фарен взрогнул. Жар будто пронзил его, по щеке стекла горячая слеза. Стыд обжигал его за то, что в такие моменты он снова ощущал себя ребенком. Одно просто движение обнажило его душу, сокрытую под многослойным панцирем обид и ненависти. Понимание того, что он может никогда ее не увидеть - разбивало чувства. Но необходимость уехать дарила собранность одновременно.