Hematophilia

Все шло согласно плану: Чуя разделался с тюремной охраной и покорно встал рядом, ожидая дальнейших приказов. Федор не спешил, любовался. Дикий огонь, бог разрушений, неуловимый мафиози сейчас в его руках, его воля сломлена, он весь только его. Достоевский уважал его даже сейчас, когда мог приказать пристрелить себя же, и тот бросился бы выполнять приказ; восхищался первозданной силой, сдержанной в миниатюрном человеческом теле. — Вы хорошо постарались, Накахара-сан. Ваша помощь в этой игре будет неоценима. Однако… никаких обид, но мне нужно удостовериться в том, что вы полностью под моим контролем. Подойдите ближе. На лице Чуи не отразилось никаких эмоций. Он сделал шаг вперед, глядя перед собой — когда Федор махнул перед ним ладонью, эспер только мельком взглянул на источник движения и вернулся в прежнюю позицию. — Это было достаточно просто, не так ли, Накахара-сан? Я думаю, для вас нужно что-то посерьезнее. Не шевелитесь. Коротко улыбнувшись, Федор достал из-под шиворота кинжал и вынул из ножен. Руки Чуи были в кожаных перчатках, пришлось стянуть одну, едва уловимо пахнущую табаком, чтобы приставить лезвие к ладони. Никакой реакции за этим не последовало, даже когда Достоевский резко провел оружием, покрывая сталь бордовыми разводами. Порез затянулся на глазах: вампирская регенерация сработала. Чуя остался безмолвен. — Прекрасно, Накахара-сан, — выдохнул Федор. Перед глазами мелькала лишь темная кровь, покрывающая бледную кожу. — Прекрасно. Позвольте мне… Перехватив ладонь более нежно, бережно, он прильнул к ней щекой — тепло. Федор скользнул по коже носом, вдыхая слабый запах металла, провел кончиком языка. От пореза не осталось и следа, кожа была совершенно гладкой и скользкой от крови, которую он собирал губами, вкушал, как терпкое вино. Дыхание участилось. Достоевский усилием воли взял себя в руки и поднял на Чую пьяный взгляд. У них менее получаса, но они успеют. — Разденьтесь, пожалуйста. Наблюдать за тем, как послушно обнажался Накахара, тоже было в удовольствие: его движения, бесстрастные и четкие, были не лишены своеобразной эстетики. Он скинул кожаную куртку, что со скрипом смялась на полу, стащил через спину кофту, принялся расстегивать тяжелый ремень. Покусывая ноготь, Федор наблюдал за этим зрелищем, чувствовал, как внизу живота формируется желание, и позволял себе наполниться им. В одной руке он все еще сжимал кинжал, перебирая пальцами рукоять от нетерпения. Наконец, щелкнула застежка чокера, и Чуя предстал перед Достоевским полностью обнаженным: кожаное украшение упало к ногам, в кучу остальной одежды, так же потеряло важность. Федор окинул взглядом литые мышцы, ладное крепкое тело без единого шрама: все зажили при регенерации после Порчи. Он долго и кропотливо собирал информацию о Чуе и теперь знал, казалось, каждый нюанс его тела. Но этого было недостаточно. — Вы совершенны, Чуя-сан, — с придыханием сказал он. — Я столько времени жаждал подобного момента… Вы вряд ли могли бы представить себе это чувство, когда неусмиримое пламя оказывается в твоих ладонях и лижет их, подобно огоньку крошечной свечи… Впрочем, у нас не так много времени. Будьте так добры, встаньте на скамью на колени по обе стороны от меня. Вампир беспрекословно выполнил просьбу: оказался совсем близко к бедрам Федора, но не касался их. Выпрямился, бездушно глядя в его лицо. Федор замычал, протянул к желанному телу ладони, но замер, с благоговением оттягивая момент, почтительно медля перед личной святыней. Губы изогнулись в предвкушающей улыбке. Дыхание замерло. Достоевский провел кончиками пальцев по горячей коже, втянул воздух носом и поднял кинжал. — Позвольте мне изучить вас еще ближе, познать вас… Это не причинит вам вреда, Накахара-сан. Острие лезвия прошлось по груди, выпуская на свет бусины крови: она заструилась вниз по телу, огибая каждую мышцу. Чуя послушно стоял на коленях, а порез тотчас затягивался. Залюбовавшись, Федор почувствовал, как его ведет. С тихим вздохом он протянул руку, взялся за плечо, подтягивая Накахару ближе, и провел языком вслед за раной, смакуя кровь. Ему казалось, что он в жизни не пробовал ничего вкуснее. Осторожные порезы появлялись в разных местах. Чуя опустил голову, отстраненно наблюдая за Федором: измазавший лицо и форму в крови, он облизывал и целовал тело вампира, вцепившись в крепкое оголенное бедро. Прерываясь на шумные вздохи, Достоевский едва заметно дрожал и чуть слышно повторял раз за разом, как Накахара совершенен, как вкусна его кровь. За порезами последовали удары кинжалом: брызнув кровью, Федор вогнал его до рукояти между ребрами, забрызгал лицо и форму. Чуя захрипел, но, стоило вынуть оружие, как регенерация взяла свое: через несколько секунд от раны не осталось и следа. Достоевский тихо засмеялся, с восторгом рассматривая спокойное лицо вампира — Накахара словно бы крепко спал внутри себя, а тело жило своей жизнью. — Чуя-сан, вы так прекрасны… — Голос Федора становился то тише, то громче, менялась скорость и интонация. Его взгляд был затуманен, а дыхание — частым и шумным. — Так прекрасны, прекрасны… Я прошу лишь одного: поцелуйте меня. Получив приказ, Чуя приблизился к Достоевскому, притянул за затылок и накрыл его губы своими. Вкус крови заставил Федора тихо застонать и податься навстречу, прильнуть к окровавленному телу. Горячий язык скользнул, сплетаясь с его языком, не давая возможности вздохнуть — он хныкнул, вцепился в плечи Накахары, словно боялся утонуть в безумном желании его касаться. Клыки не мешали совершенно, но он и не заботился об этом. Они продолжали и продолжали целоваться: Чуя действовал больше механически, Федор же словно сошел с ума и накинулся на вампира, с жадностью голодного хищника терзая его губы. Не выдержав бездействия, он перекинул ногу через колено Накахары и прижался к его бедру, потираясь с возрастающей скоростью. Негромкие стоны разносились по тюремному коридору вперемешку со звуками заполошного дыхания и тихим рычанием вампира — Достоевский цеплялся за его волосы, царапал спину, кусал губы, пока не замер на месте, вздрогнув всем телом и закатив глаза. Он шумно выдохнул и обессиленно откинулся на спинку скамьи, облизывая губы — их уголки еще были испачканы кровью Чуи. Вампир продолжал неестественно прямо стоять перед ним на коленях, с ног до головы перемазанный бурым. — Вы идеальный подчиненный, Накахара-сан, — улыбнулся Федор, размазывая его кровь по лицу тыльной стороной ладони. — В иной ситуации я бы на колени встал, чтобы умолять вас о сотрудничестве, но и сейчас я сердечно благодарю вас за самое прекрасное представление в моей жизни.