***
Перед большим зеркалом стоит и смотрит на себя приятный на вид юноша лет шестнадцати. Волосы у него светлые, точно золотые, чуть выше плеч; глаза зелёно-голубые как море; брови серые, тонкие, на уголках торчат в разные стороны жёсткие волоски; губы розовые, небольшие и узкие, потрескавшиеся от холода; кожа бледная, с небольшими прыщиками на плечах; нос небольшой, курносый. По тому, как юноша ведёт себя у зеркала можно сказать, что ему чуждо самолюбование и близка критичность. Глаза мигают недовольством, когда рассматривают грудь с выпирающими рёбрами, худые и длинные как трубы руки и ноги. Единственное, что юноше нравится в себе, так это бараньи рога цвета охры. Они блестят на солнце, привлекают к себе внимание окружающих. Кстати, он не один такой в своей семье. Ещё сестрёнка, совсем кроха, но рожки и у неё расти начинают. Внизу вдруг зашумели. Юноша наспех накидывает серый плюшевый халат и спускается вниз по лестнице. Он слышит радостный крик сестры: «Папа, папа!» Действительно, в гостиную проходит отец. Девочка кидается к нему, тот берёт её на руки, целует в розовые щёчки и приговаривает милости. Зефир, так зовут девочку, трогает густую бородку папы пальчиками и хихикает. Тот в свою очередь умилённо глядит на неё своими зелёными глазами, но затем переключается, увидав следом и вошедшего сына. «Бореалис, сынок!» — и протягивает левую руку то ли для рукопожатия, то ли для того, чтобы приобнять. Юноша пожимает её с глупой улыбкой. Глава семейства чуть смеётся и следом целует ладонь сына. Причуда от деда перекочевала и к отцу… Из кухни выходит мама — в длинном алом халате из шёлка и в чёрных мохнатых тапочках. Светлые волосы собраны в высокий хвост, кончики вьются как кудри. Лицо у неё свежее, пышет здоровьем. «И как она только держится… с её работой-то», — почти постоянно думает Бореалис, разглядывая свою энергичную, бодрую маму. Действительно, ей уже сорок три. Целыми днями расследует преступления, а ночами пишет статьи в научные журналы. И всё успевает! И в школу отвезти, и с сестрой почитать что-нибудь… — Как всё прошло? — с улыбкой спрашивает мама, забирая из рук папы дочурку; она и не была против; главному мужчине её жизни всё-таки нужно снять пиджак. — Могло быть и лучше. Не спал всю ночь, напился кофе, оттарабанил лекцию и потом ещё автографы до пяти подписывал, — посмеивается отец, затем обращается к сыну, — У тебя как дела в школе? — Нормально… — Зизи мне сказала по телефону, что ты выиграл олимпиаду по литературе. — И по истории, — сестра поднимает указательный палец с важным видом. Четыре года, а уже такая деловая. — Молодец, сынок, — глава семейства слегка хлопает его по плечу; снова переключается, — так, а что у нас на ужин? — Макароны с фрикадельками, как просили, — ухмыляется мама, — только сготовила. — Отлично, — звучит громкий хлопок в ладони, — все к столу! Старший Хастус вот уже десять лет выезжает в вузы с публичными лекциями по литературе и культурологии. В этот раз ему пришлось совершить поездку на свою историческую родину — на Юг. Кандидата филологических наук там приняли очень тепло, хоть и не обошлось без казусов: магистранты подарили ему выпечку в форме вагины прямо перед репортёрами… Как деятель науки Иккинг Хастус сильно возмущался, но как суккуб по натуре и природе (хоть теперь и сломанный до конца своих дней) даже посмеялся. Правда сам с собой, пока никто не видел. Булка была скормлена семейству ворон, живших около отеля, где останавливался достопочтимый учёный. Вот что коротко рассказал отец семейства за ужином. — Если бы мне в детском саду подарили выпечку полового члена, — хмурясь говорит Зефир, — я бы засунула её дарителю в задницу. — Правильно, Зизи, — кивает мама, посмеявшись. Бореалис кривит рот, дожёвывая последнюю фрикадельку. — Мамина доча, — улыбается Иккинг, — Только я боюсь, что на собрании родителей эту штуку не оценят… «Мадам Астрид, ваши методы слишком спартанские». — Северяне стали неженками, — тяжело вздыхает Астрид, — так и придётся переезжать из-за всяких идиотов. — Боря против. И я тоже, — складывает в недовольстве губки Зефир, — у нас тут куча друзей! — Я работаю над этим, — утешает детей старший Хастус. — Два года? — вскидывает бровью Бореалис. — Сынок, я вообще-то капитал коплю. — Я читал у тебя бизнес был, и неплохой. В чём проблема его возобновить? — Давай я тебе это позже расскажу, хорошо? — натянуто улыбается отец; зелёные глаза так и говорят: «Ты влип по уши». Астрид кладёт ладонь на плечо мужу, как бы предупреждая: «Будь помягче с ним». И после конкретного часа к Бореалису в комнату заходит отец. Без привычной майки алкоголички на груди, зато в домашних шортах в зелёную полоску. Сын в это время качает гири перед зеркалом. «М, занимаешься? Продолжай, я присяду», — вполголоса говорит старший Хастус, присаживаясь на край кровати. Тело как у двадцатилетнего, возраст и разум мужчины за сорок. Вот она — природа суккуба. Нет жирка на животе, но и рёбра не выпирают; появилась растительность, причём местами обильная; особенно на лице. Да, возникли морщины в области лба и глаз, но незначительные. Не прекратив бизнес, выглядел бы ещё лучше… — Как дела с Эвром? — Эвра. Её зовут Эвра, — шипит Бореалис, недовольно зыркнув на отца. Тот широко улыбается. — Мама сказала, что она шифтер. — Трансгендер, — бурчит сквозь зубы юноша. От злобы у него не то что лицо, уши с плечами покраснели. — Небось она южанка. — Ну да… Мама сказала? — Нет, я сам понял. На Юге даже за желание сменить пол уже убить могут. Мне ли не знать. Слава Диру, что мы на Севере… Раз уж мы о странах говорить начали. Ты же помнишь мою раннюю историю? — Угу. — Тогда про бизнес… Иккинг Хастус обрисовал своему сыну Бореалису во всех подробностях юность в академии «Делароса». О поголовном криминале, знакомстве с мамой, участии в суде над преступницами… Близняшки Сваэл получили тогда пятнадцать лет колонии общего режима, вышли досрочно через десять лет за примерное поведение. Мотив нападения на Иккинга Хастуса — «кража денег и месть за оказание услуг, неудовлетворяющих требованиям клиентов». И смех, и грех. Лишь в двадцать три года (в это время родится Бореалис) суккуб узнает, что из-за вливания амброзии у него развился рак поджелудочной железы, из-за которого уже несколько лет не мог жить активной половой жизнью, следовательно, и вести бизнес. Сейчас это в прошлом — рак в стадии полной ремиссии. Но воздержание так и осталось. — То есть, тебя больше совсем не тянет к женщинам? — Ага, — спокойно отвечает старший Хастус. — Даже к маме?.. — К ней тянет. Мы с ней больше психологически прикипели. Постель так чисто, приятный бонус. И то не всегда. С её работой тем более. — Ну, просто ты так сказал… — Борь, я перестал испытывать вожделение к девушкам уже очень давно. Но твоя мама сумела меня немножко растормошить. Если бы у нас совсем ничего не получилось, тебя бы с Зизи вообще не было, согласись? — Угу, — кивает Бореалис, оставляя гири в покое. Он садится рядом с отцом. Недолго молчит, — Кстати, а почему у тебя рог треснутый? — Отдельная история, — отмахивается отец, горько усмехнувшись, — уже двадцать лет с ним хожу, стараюсь не замечать. — Пап, а ты не можешь посоветовать мне что-нибудь… Кожное? — В плане?.. — Ну, кожу лечить. Да прыщи задолбали, мне как-то неудобно перед Эврой, — недоговаривает Бореалис, замечая загадочный прищур отца. — Есть у меня одно средство. Старший суккуб возвращается с длинной баночкой, в которой гремят какие-то зелёные гранулы, похожие на горошинки. На крышке упаковки мелким шрифтом выгравировано: готу кола. Бореалис внимательно рассматривает препарат в ладонях отца; затем получает его на руки. Кажется, он уже где-то видел это странное название, явно восточное. Только где? — Лекарство от всех болезней… Но это чисто для кожи. Ещё твой дед меня им лечил. — Такое хорошее? — Да. Ты же видел маму в купальнике? Замечал что-нибудь странное? — Не особо, — жуёт губы сын. — У неё на ногах и руках ни единого шрама. Вот эта штука помогла… А на туловище не хватило, — чуть смеётся отец, — центеллу снова запретили продавать на легальном рынке, пришлось вот изловчиться… — Так это мамино? — в испуге хлопает глазами Бореалис. — Она хотела отдать тебе, просто не знала как заговорить. А то тебя легко спугнуть… Ты же у нас тихушник. Пока сами не придём так ничего и не расскажешь, — ласково растягивает слова Хастус-старший, приобнимая сына за плечи; чуть молчит, — я рад, что мы с тобой поговорили. А ты? — Бореалис кивает со слабой улыбкой, — Ну и хорошо… Пожалуй, пойду спать. Не знаю как ты, а я устал ужасно. Когда глава семейства уже собирался выйти, сын резко встал и дёрнул его за руку, будто недоговорив. «Спасибо, пап… Ну… За меня и Зизи», — тихо пробормотал Бореалис. Зелёные глаза блеснули золотом. Отец до глубины души тронут этими словами… Чтобы не смущать сына, он лишь кивает и посылает воздушный поцелуй, прежде чем раствориться в темноте. Папа заходит в комнату дочки, чтобы проверить, спит она или нет. Удостоверившись, что всё хорошо, спускается вниз к жене. Астрид уже лежит в постели и при свете прикроватной лампы читает небольшую книжечку. Когда заходит Иккинг, она тут же переключает своё внимание и взглядом спрашивает: «Ну как?» Муж заулыбался, как бы отвечая, что всё прошло хорошо. Сейчас такой возраст, особенно у мальчиков, когда не знаешь как себя вести. Но у папы-суккуба несмотря на странный образ жизни (вечные разъезды) связь с детьми сложилась посильнее чем у некоторых отцов, которые дома бывают в три раза чаще него… Астрид очень переживает за Бореалиса: первая любовь, тем более (как она поняла по реакции сына на прямой вопрос) уже была близость. А вдруг его накроет голод? Он же суккубёнок, как папа. А что будет с Зефир?! Но внутренняя буря постепенно утихает, ведь родной человек рядом. Наконец-то, спустя неделю он снова с ней… Как же хорошо, что он вернулся! И Зизи сразу перестаёт капризничать и становится прямо «умницей-скромницей», а Бори не так часто прячется в своей комнате и даже иногда первым начинает разговор за трапезами. Это, наверное, что-то на уровне подкорки у всех рогатиков… Астрид даже злится на себя, что она не суккубша. Потому что временами ей кажется, что всему виной именно тот факт, что дети по природе своей в отца пошли, и он их главный светоч, буквально бог. Они уникальные. Бори один в своей параллели школы суккуб, как и Зизи в детском саду одна такая… Но оглядываясь теперь назад, Астрид всё-таки не жалеет, что решила дальше строить отношения с Иккингом; несмотря на все трудности, накрывшие их сразу как они дали друг другу шанс. Суд, работа, болезни… Смерть биологического отца, затем тётки-матери. Иккинг бы даже не поехал домой проститься, не то что хоронить! Они для него были мертвы уже давно… Но Астрид сумела его убедить. Наверное, после этого суккуб решил окончательно, что другой женщины ему не нужно больше никогда… Уже пятнадцать лет они в браке, и чувства не затухают. Да, были и ссоры, и сцены ревности, но потом снова наступал мир. И сейчас… Она ложится рядом, кладёт голову на его грудь и прикрывает глаза. Улыбка невольно расплывается на губах. Чувствует всем нутром взгляд, полный нежности и заботы. Как тогда, в их первую ночь. Но дверь открывается. В комнату заходит Зефир с плюшевой козой в руках. Иккинг шепчет, явно с улыбкой: «Иди к нам, Зизи». Астрид не против, наоборот. Так было и с Бори тоже. Зизи ложится по левую руку от папы, а мама как лежала справа, так и лежит, не подымаясь. Голубые глаза дочки блестят золотом в темноте спальни. Она всё понимает, потому готова поделиться с мамой. Но только на эту ночь. «Хорошего понемногу», — заключает Зефир про себя. Через некоторое время она засыпает, укрытая одеялом, теплом и любовью папы-суккуба.Готу кола
29 ноября 2023 г. в 19:56
Примечания:
Возвращение к истокам.
Перед огромным зеркалом красуется собой привлекательный на вид молодой человек лет двадцати. Волосы у него каштановые, с лёгкой рыжиной у корней; глаза тёмно-зелёные, в которых всегда мигает огонёк страсти; брови тёмные, густые, аккуратные; губы нежно-розовые, длинные и узкие, на нижней губе есть небольшая припухлость; кожа слегка смуглая, на щеках и переносице мелькают бледные пятнышки — остатки веснушек бурного подростничества; нос средний, курносый. По тому как молодой человек ведёт себя у зеркала можно понять, что ему не чуждо самолюбование. В целом самолюбие. А любить есть что. Бараньи рожки цвета охры, блестящие как золото при лучах солнца, маленький козий хвостик, метка цвета крови в форме розы, окружённой чёрными лозами, в области сердца. Для некоторого окружения наш герой непривлекателен тем, что он астенического типа телосложения: хрупкая куколка с тонкими конечностями, без грамма жира и мускул. Но так как самолюбие сильно, как и желание всем понравиться, молодой человек стал заниматься спортом, хоть и дома… На узкой груди всё-таки есть рельеф грудных мышц, хоть и слабо выраженный, плечи из угловатых стали чуть плавнее и выше. Если напрячь мышцы ног и рук, то проявятся небольшие бугорочки. Этим молодой человек и занимается перед зеркалом: напрягает небольшие бицепсы по очереди, как бы проверяя и сравнивая: вдруг одна рука толще другой стала? Но нет, всё зеркально и прекрасно.
Позади стоит большая двуспальная кровать, на которой под слоями лёгких одеял из шёлка лежит девушка невзрачного вида. Она из-под подушки рассматривает молодого человека, кусая губы. Дело в том, что эту ночь она провела с ним. Он голый, около её зеркала, любуется собой, а она любуется им… Девушка рада, что доплатила за час утреннего любования.
— Ты богоподобен, — говорит она вслух совсем тихо.
— Мне до богов далеко, Ализа, — ухмыляется молодой человек, принимаясь щупать пальцами рельефные бугорки на своих рогах.
— Иккинг, ты красивее большинства северных богов, — чуть прокашливается Ализа; стало душно под подушкой, потому показывает свою голову. Чёрные как смоль волосы, серые, близкие к белому глаза, бледная-бледная кожа лица и шеи демонстрируют высшую аристократичность.
— Продолжай, — просит с лёгким придыханием Иккинг, разворачиваясь к девушке лицом. Та теряется и потому смущённо смеётся.
— Мне проще доплатить и показать, чем сказать…
— Поэтому я вас, небожителей Севера, так люблю, — выделяет нужные слова рогатый, игриво дёргая бровями, — меньше слов, больше дела. И денег, конечно же… Кстати, сколько времени?
— Около девяти, наверное…
— Расставанья час уже так близок, Ализа, — певуче растягивает слова Иккинг, резко двигаясь к лежащим где-то в уголке большой комнаты вещам, — тебе ведь скоро на занятия!
— Не страшно. — Отмахивается девушка, следом ловит в руки летящие в неё вещи; Иккинг по щелчку пальца уже стоит у зеркала одетым и разглаживает ладонями складки на чёрной кожаной рубашке.
— Смотря какой предмет и преподаватель… Если я опоздаю хоть на секунду, то пиши пропало.
— На филфаке тяжело учиться, — кивает Ализа, шустренько надевая трусики и лифчик. По всему телу разбросаны красные пятнышки, но их можно прикрыть одеждой или замазать, — не хочешь перевестись?
— Нет, литературу я не променяю на сухие истины математики… Адьё, мон ами! — красиво клонится Иккинг перед тем, как выйти из комнаты.
— Спасибо за ночь, мон шер! — хихикает Ализа, накидывая на себя полупрозрачную мятую рубашку. Суккуб подмигивает и выходит в коридор; тихо прикрывает дверь за собой.
В общежитии божественной академии «Делароса» царит подозрительная тишина. Иккинг резко вспоминает, что сегодня среда, а значит с утра проходит традиционное собрание студентов и деканов факультетов. И что вроде как отпросился у старосты группы по самочувствию. После двух недель активного чтения больших массивов литературы молодой человек слёг с нервным истощением. Правда клиенты порой вносят свои коррективы. Ализа занимала очередь за два месяца, терпеливо ждала, не навязывалась, зная, где учится исполнитель деликатной услуги. Иккингу такое поведение клиентки очень понравилось, поэтому не стал больше пытать её и заявился сам, даже в парадном наряде… Вообще Иккинг всегда при параде, не будем лукавить. Особый стиль жизни подразумевает особый стиль одежды. В любом коридоре может попасться новая клиентка, у которой как раз при себе могут быть деньги, чтобы заплатить за услугу сразу и приступить к делу. А посметь надеть что-то простое перед этим… сродни позору.
Иккинг — один из немногих студентов божественной академии, посмевший стать самозанятым вместо того, чтобы устроиться работать оператором в пункт выдачи товаров или официантом в небольшой ресторанчик неподалёку.
Отец, бог света и искусств Юга, Хиар Лерой, всегда твердил сыну, что на страсти можно и нужно зарабатывать. «Это не проституция, сынок, потому что тебе важно и полезно заниматься любовью; да и тебе самому нравится, — приговаривал отец, — а любимое дело должно оплачиваться». Сначала было именно так, да, нравилось. Потом настало пресыщение. Затем хандра и предсмертная агония. Целых три года Иккинг не прикасался к женскому полу, даже видеть не смел.
Дело в том, что на свой шестнадцатый день рождения суккубёнок узнал страшную правду о своём происхождении. Потому что посмел задать вопрос: «Почему я один такой рогатый в нашей семье?» Сначала родня твердила, что мать его была из аристократов-полубогов Запада, и якобы она умерла при родах, но правда оказалась страшнее. На самом же деле родной матерью Иккинга оказалась… сводная сестра его отца. Представительница земли, возвышенная из жалости, в крови которой текут гены суккубов. Она внешне похожа на богиню (у неё нет рогов и хвоста), но по социальной иерархии небожителей является скорее рабыней…
Юный суккуб возненавидел всех и себя в тот день, сбежал из обители отца и скитался по бесплотной облачной пустыне около месяца, голодный и в рванье. Его нашёл проезжавший по той местности бог вожделения Запада Дир Ластус. Иккинг был на грани смертельного истощения… Ластусу стало ужасно жаль суккубёнка, и потому он рискнул отдать частичку себя, наложив особую печать в область сердца — ту самую розу… Несколько лет Иккинг заново привыкал к новому себе, к давно забытым ощущениям: любованию собой, поеданию глазами девушек и женщин… Дир Ластус зовёт его своим сыном, и тот совсем не против; из великой любви и небезразличия к будущему чада бог Запада отправил Иккинга в «Деларосу», божественную академию, в позиции полубога; хотя по роду своему являясь то ли на треть полубогом, то ли на четверть богом или вовсе плебеем.
Поначалу Дир Ластус присылал сыну много денег, но тот переправлял их обратно, а тот снова их слал… В конечном счёте бог вожделения стал переправлять сыну не деньги, а дорогую одежду и бельё, прознав через своих агентов в академии о возобновлении небольшого бизнеса любимого суккубёнка. Даже рекламку небольшую сделал, чтобы у него клиентов прибавилось. Так в итоге и вышло. В списках постоянных клиенток на данный момент числится порядка тридцати девиц; и с каждой неделей потенциальных девочек на вечер становится всё больше. Ализа стала семидесятой клиенткой… Семидесятой! Иккинг думает хорошенько отметить это событие. Но сначала нужно сходить на занятия.
Практикум по культурологии и потоковая лекция по праву… Если на первой паре ещё можно как-то продемонстрировать свои глубокие познания в истории и философии, то вот на второй… Иккинг как всегда садится в середине рядов, около знакомых из параллели, чтобы обсудить прошедшее собрание, удачно пропущенное из-за дела. Потом как обычно приходит преподаватель и начинает лекцию. Но через пять минут в аудиторию заходит абсолютно никому не знакомая девушка. Она громко спрашивает: «Иккинг Хастус здесь?!» Молодой человек спокойно встаёт с места и поднимает ладонь. Она машет ему рукой, мол, иди за мной. Выражение лица у неё не совсем довольное. Дверь в аудиторию закрывается, в коридоре тишина и совсем никого, как в общежитии.
Девушка на вид может ровесница Иккинга, может чуточку старше. Волосы у неё почти как золотые; глаза голубые, с блеском некоторого гнева; брови заметно темнее волос, ухожены; губы небольшие, тонкие, коралловые; кожа бледная, но не до прозрачности, приятного тона; нос аккуратный, курносый; по росту девушка достаточно высокая; фигура у незнакомки как у всякой аристократки: осиная талия, небольшая грудь. Иккинг сразу понимает, что перед ним точно стоит богиня Севера. В последнее время клиенток оттуда стало заметно больше…
— Каэлус требует объяснения от вас, — чеканит она. Голос по тону очень даже приятный, но по интонации и ударениям грубый, недоверчивый.
— По поводу собрания? — вскидывает бровями Иккинг, невольно ставя руки на бока.
— Да, именно.
— Я скажу так, мадам, я проспал. Неделю болел, справка в деканате лежит.
— По камерам видеонаблюдения вы выходили из коридора студентов физмата, из комнаты Ализы Хантке.
— О, так вы одна из хранительниц? — В атаку идёт игривая ухмылочка и томный взгляд, — Не видел вас раньше! Давно трудоустроились?
— Да, уже полгода как, — фыркает она носом, скрещивая руки на груди; защищается, — так что вы у той девушки делали?
— Прямо сказать?
— Да.
— Оказывал интимные услуги.
Лицо хранительницы общежития исказилось в шоке, на что Иккинг с явным самодовольством чуть кивает к левому плечу, как бы говоря: «Да, такой вот я, мадам, по натуре. И нет, мне не стыдно». Вдруг шоковое состояние девушки проходит и к ней возвращается нейтральное пренебрежение; добавился некоторый оттенок отвращения.
— То есть вы проститут?
— Суккуб, мадам, — Иккинг слегка стучит пальцами по своему правому рогу, — бизнес такой. Меня заказали, я пришёл. Можете спросить у Ализы… Она сама не пришла на собрание.
— Ваш… бизнес зарегистрирован? — хранительница сказала это слово с некоторой заминкой.
— Да, я плачу налоги как самозанятый… Я понимаю, что вы в отчёте, конечно, не можете указать, что студент не явился по причине недосыпа, поэтому… Просто напишите, что по болезни. Справку возьму.
— Если возьмёте справку до трёх часов дня, то отнесите её в одиннадцатый кабинет.
— Хорошо, мадам… — Иккинг делает продолжающую интонацию, чтобы сама хранительница назвала наконец себя.
— Астрид Хоффар.
— Можно идти?..
— Да, свободны, — девушка разворачивается и уходит… Как они умудрились не пересечься за целых полгода? Хотя общежитие и сама «Делароса» очень большие здания, не мудрено заплутать или не зайти на нужную лестницу в тот коридор, где работают хранительницы.
После лекции Иккингу пришлось воспользоваться онлайн-навигатором по главному корпусу, чтобы дойти до одиннадцатого кабинета. Просто чтобы запомнить дорогу, потому что ещё не ходил за справкой. Потом, уже идя к медсёстрам, суккуб встречается с одной из прошлых клиенток, которая пригласила его на небольшую тусовочку на третьем этаже в коридоре педфака. Иккинг сразу спросил, сможет ли он получить хоть кроночку на этой сходке, на что ему ответили: «Если у подруг будут деньги, то да. А если нет, то можешь взять их за бесплатно. Они сочные». Иккинг морщится на это, нутро противится. Но всё-таки из уважения к богатой и на редкость крайне знатной особе решает не отказывать ей в удовольствии иметь на своей вечеринке представителя блуда. Ведь богини любят приглашать на свои именины красивых молодых людей, пусть даже полукровок или плебеев. Чтобы даже самые постыдные фотографии оттуда были хотя бы с привлекательными лицами. Красотой можно покрыть много срама. Тем более Иккинг даже и не против, если заплатят… Кажется, за деньги он готов сделать что угодно. Но так кажется лишь на первый взгляд. У суккуба всё-таки есть свои стандарты. Одной из причин согласия послужил тот факт, что суккуб давно не развлекался в обществе, хоть и небольшом. Поболтать, облобызать незнакомку, напиться в труху и уснуть где-нибудь у туалета голышом, не помня ни-че-го. Полезное дельце для очистки крови, тем более для суккубов. Какое потом духовное и физическое перерождение можно испытать, проснувшись с первыми лучами солнца!..
На вечеринку пришло ни больше ни меньше двадцати персон. Из мужского пола присутствовали Иккинг и ещё какой-то молодой человек, точно из первогодок. Тот постоянно сидел около одной неказистой девицы, на которую без сожаления и не взглянешь. Она постоянно зыркала на суккуба, точно проверяя, не разглядывает ли он её в ответ. Но затем начались игры, выпивка, танцы; было как-то не до гляделок. Матиас, так звали студента-первокурсника, уснул одним из первых. После бурной игры в «мафию» Иккинг уходит проветриться на балкон коридора педфака. Та странная девушка вышла следом. Оба стоят у самых перил и молчат, дыша ночным воздухом. Суккуб прокручивает в голове ситуацию, вспоминает поведение Матиаса и его жалкой подружки. Похожи на голубков, но что-то всё равно не так… Многие клиентки обращаются к Иккингу прежде всего потому, что их не устраивают половые партнёры и им хочется чего-то новенького. И часто в тайне от второй половинки. Лишь три клиентки из семидесяти уверили суккуба, что их парни дали согласие на такие услуги. И те даже не напрашивались на групповой секс, что примечательно. «Рогоносцы без рогов» — так их зовёт Иккинг… Парочка даже не обнималась, не держалась за руки, оба не смотрели друг на друга; просто видимость отношений… Иккингу кажется, что девушка около него явно чем-то недовольна в Матиасе. И потому подсознательно потянулась к тому, кто покрасивее и кто точно удовлетворит особые потребности. К нему. Она ведь посылала сигналы. Эти лёгкие покусывания глазами Иккинг ощущает на себе практически каждый день. Не считая тех лет, когда женский пол вовсе отсутствовал в радиусе трёх тысяч километров.
— Ты какая-то грустная, — мягко говорит суккуб, посмотрев на девицу внимательнее. И правда: кажется, будто она сейчас заплачет. Губы дрожат, плечи чуть прыгают вверх.
— Всё нормально, — говорит девушка, невольно демонстрируя голосом и интонацией, что она уже в фазе плача; просто слёзы не льются из её глаз.
— Поругалась с Матиасом?
— Ты заметил! — неверяще шепчет она, спешно потирая мокрые глаза пальцами.
— Не нужно быть профайлером, чтобы заметить подобное… Как тебя зовут, мон ами?
— Сунва… Сунва Хоранг.
— О, восточная богиня значит… У тебя очень красивое имя.
— Зато внешкой не вышла, — горько усмехается она, затем громко шмыгает носом; сопли…
— Важна сердцевина, а не внешность, — задумчиво говорит Иккинг, глянув на ночное небо; ни одной звезды…
— Сказал красавчик.
— Ну да, не мне говорить о таком, прости… Так зачем ты здесь, Сунва?
— Люнокс сказала, что тебя можно заказать.
— Да, это так, но мне нужно знать причину… Матиас тебя не удовлетворяет?
— Я хочу ему отомстить, — Сунва говорит жёстко, сжимая ладони в кулаки.
— Он изменил тебе?
— Скорее всего. Он не признался, но мне все девочки говорят, что он переспал с какой-то там блядью из «Бладхаунда». Уж с какой именно не знаю, их там ёбнешься сколько.
— То есть в плане секса у тебя с Матиасом всё в порядке?
— Да… Было, конечно же.
— Какова вероятность того, что меня не настигнет карма от Матиаса?
— Не знаю, — признаётся Сунва, поджав губы, — он так-то не агрессивный, но в таких вещах…
— Просто смотри в чём дело: допустим ты отомстишь, переспав со мной. Это разве что-то поменяет в ваших отношениях?.. Он продолжит тебе изменять, если это правда, а если нет?.. Вдруг твои подружки врут? И виноватой тогда будешь ты. Просто лично мне Матиас показался хорошим парнем. Добрячок, скромнячок, умнячок, — Иккинг накидывает комплименты, чтобы обелить товарища мужского пола иной природы, — на вид презентабельный… Я бы посоветовал тебе сначала выяснить всю правду.
— Ты много с кем спал за деньги, Хастус, наплевав на такие вещи.
— Видишь мою губу, Сунва? — суккуб показывает пальцем на свою нижнюю губу, всё ещё припухшую, — Это последствия того, как я тупо повёлся на бабки. На мне живого места не было. И я одумался.
— Это похвально… И всё-таки ты пытаешься меня переубедить, чтобы не спать со мной, потому что я страшная? — Сунва скрещивает руки на груди и хмурится.
— Я тебе ещё раз говорю, Сунва, я не хочу пиздюлей от Матиаса получить, ясно?.. И я спал с клиентками пострашнее, — честно отвечает Иккинг, не выходя из себя; он спокоен и даже весел, потому слегка улыбается.
— Ясно, я поняла… Если всё-таки я решусь, ты примешь заказ?
— Вряд ли, — признаётся Иккинг, чуть сморщившись, — у меня же всё-таки есть стандарты.
— Поясни?..
— Восточные боги скупы и любят торговаться. Меня это не устраивает.
Сунва как раскрыла рот после своего вопроса, так и не смогла его закрыть. Иккинг почтенно клонится, красиво разворачивается на пятках и уходит с балкона… Что родной отец, что приёмный всегда вещали, что с восточными богами лучше не связываться, потому что они совсем другого склада. Суккуб понял этот завет старших тогда, когда его жестоко избили и не заплатили ни копейки… Это была подстава ещё в начале ведения бизнеса; Иккингу было пятнадцать; и даже после своего духовного перерождения запомнил и зарубил себе на носу: никогда больше не оказывать услуг восточным девицам, даже за баснословные сокровища. Молодой человек решил не возвращаться в комнату, где проходила вечеринка. Но уже собираясь уходить из коридора его окликнула Люнокс — именинница. Немного пошатываясь и хихикая она подходит к остановившемуся суккубу и буквально впечатывает в его грудь толстую стопку крон. «Не меньше семидесяти тысяч» — быстро понимает Иккинг, деланно улыбнувшись девушке. «Чтобы утром пришёл и отлизал мне, ладно? Захари отказал, охуевший мудак», — кое-как выговаривает Люнокс, качается то влево, то вправо; каким-то чудом удерживается на ногах. Суккуб решил, что многовато ему дали за простой куннилингус, поэтому отщипал из стопки нужную сумму, а остальную просто оставил на полу около какой-то двери. Кто-то утром очень хорошо так разбогатеет.
Но утром Иккингу путь в коридор педфака преградила красная лента и записка на стене: «Видётся расследование, вход постороним воспрещён». Суккуб цокнул языком, увидев ошибки на бумажке. Со злости сорвал её, скомкал и сжёг в ладони. Около двери, ведущей в комнату, где проходила тусовка, стояло две девушки и… Матиас. Одну девицу Иккинг узнал сразу — свою недавнюю знакомую из хранительниц. Астрид Хоффар что-то записывала в большой журнал, её напарница («кажется, её зовут Нари?» — подумал суккуб, чуть прищурившись) опрашивала Матиаса, что был совсем на себя не похож: весь жёлтый, будто болен гепатитом, без части волос на голове… Суккуб не рискнул перейти за черту, потому встал у стены и просто стал слушать. Выяснилось, что на тусовке Люнокс взяла да попыталась зарезать своих подружек ножом. С десяток ножевых на троих, но благо Матиас вступил в дело, хоть и сам пострадал. Он-то и вызвал подмогу. Всё случилось в четыре утра, то есть Иккинг уже три часа как благополучно спал, когда случилась вся эта ситуация. Пострадали Аквина Брох, Георгина Уэльбек и Сунва Хоранг. Север, Запад, Восток… И всех ранил Юг. Иккинг хмыкает и мотает головой: будучи по смыслу жизни западником, но по крови южанином, он всё-таки понял, почему Люнокс так поступила. Конфликт зрел уже давно, просто вышел из-под контроля в ту самую секунду, когда в руках оказался нож и в голову заплыла кровью мысль… Молодому человеку очень жаль Люнокс. Не будет у неё больше власти в семье, не будет денег… Её ждёт бесплотная пустыня. Авось какой-нибудь божок неместный подберёт и даст второй шанс. Да, так и будет… Наверное, таков путь большинства совсем ещё зелёных богов, полубогов или плебеев Юга, совершивших страшный грех. Или тех, кто возненавидел себя и отрёкся. Поэтому Иккинг всё понял предельно ясно. В жизни его (теперь уже точно бывшей) клиентки настал тот момент, который он сам уже прошёл. Только вот он убил себя из той семьи, а тут… Свои особенности.
За размышлениями Иккинг не сразу замечает, что ленту обрезают и из коридора выходят хранительницы. Они тут же остановились, увидев суккуба. Молодой человек почтенно кивает и миленько улыбается.
— Бизнес пришли вести? — сразу начинает Астрид Хоффар, громко захлопнув журнал одной ладонью.
— Хотел, да что-то вот стряслось… Непредвиденное, как я погляжу.
— Матиас говорил о тебе, — говорит Нари, улыбнувшись с прищуром, — ты был на той тусовке.
— Да, не отрицаю. Но я ушёл до всех событий.
— Всё равно вас придётся допросить, — журнал открывается.
— Хорошо, как скажете, мадам.
Иккинг по часам, порой и по минутам, рассказывал хранительницам, что происходило за дверьми комнаты именинницы. Плотный ужин, гляделки с Сунвой, бурная игра в «мафию», в ходе которой Аквина ругнулась на Люнокс за наглую ложь, да и вообще за её гнилую натуру, далее разговор с Сунвой на балконе. И закономерный уход.
— Люнокс дала мне денег, чтобы я оказал ей утром интимную услугу. Собственно поэтому я и здесь. Но теперь её можно исключить из постоянных клиенток… Из клиенток вообще, — поправляет себя Иккинг, хмыкнув при этом, — она совершила преступление на почве дискриминации. Ситуация в мире и так непростая…
— Можешь описать характер Люнокс, её обычное поведение? — спрашивает Нари серьёзно.
— Я знаю её только как клиентку, не более… Как и всякая южанка остра на язык… Импульсивна. И не думает о последствиях.
— Ты знаешь её друзей, может партнёра?
— Слышал, что у неё есть парень, Захари его зовут. Но сам лично с ним не знаком.
— Ясно. У меня больше нет вопросов.
— У меня есть. — Вклинивается Астрид, исподлобья зыркнув на Иккинга; не глядя пишет что-то в журнал, — Это вы оставили крупную сумму в коридоре?
— Да, потому что за… определённую услугу я беру определённую цену. Мне переплатили, но я не знал, куда положить остаток, потому и оставил так лежать, — суккуб складывает руки в замок перед собой и покачивается на носочках, — и да, там точно есть мои отпечатки.
— Эти деньги вам дала Люнокс?
— Да… Она очень богатая особа. Дочь Хилоса Тирила.
— Божество изобилия, — кивает Нари, — я встречалась с его старшим сыном.
— И как? — шире улыбается Иккинг.
— Не очень. В постели ужасен просто.
— Я сейчас беру недорого, так что… Буду ждать, — суккуб игриво подмигивает хранительнице, хотя внутри отмечает, что пройдёт пару часов и он о ней забудет; и потом просто не возьмёт заказ. Есть в Нари что-то отталкивающее. Может быть голос. Или само её поведение: оттенок подлизы, щепотка снобизма… Но скорее внешность.
— Думаю, мы закончили. Спасибо за помощь…
— Иккинг, — напоминает молодой человек и протягивает Астрид руку. Она её не пожимает и просто уходит, промолчав. Нари в свою очередь идёт следом, она машет суккубу ладонью. «Странная она какая-то», — пожимает плечами Иккинг, уходя из злополучного коридора.
Проходит восемь дней. В общую группу общежития приходит сообщение с пометкой «Важно»: медсёстрам академии «Делароса» нужен студент-помощник, который будет разносить справки по общежитию или помогать дойти пострадавшим товарищам до их комнат. Но так как никто не откликался, решили использовать рандомайзер. Из трёхсот студентов общежития участь работника сначала досталась старосте коридора физмата, но он оказался в другом городе, потому всё перекрутили и палец Судьбы ткнул на… Иккинга Хастуса. Молодой человек долго не отвечал по объективным причинам. Новое дело не требовало отлагательств, были уплачено много крон за большой набор услуг. Телефон, конечно, перегрелся от огромного количества звонков из деканата и учебно-воспитательного отдела, но не так, как наш суккуб после обильных физических нагрузок. Дело всегда даётся тяжело. Несмотря на удовольствие и полезность, всё-таки есть вещи, снижающие положительные моменты от любви полов. Например, вес партнёрши. Её поведение. Оскорбления на чувствах. Излишняя хвала, подхалимство. Иккинг уже давно терпеть не может всё с пометкой «слишком». Да, пока не было клиентов, приходилось и подстраиваться; а где-то и совсем опускаться до крайностей. Но не теперь, нет. Три года не видеть женщин, терпеть муки плотского голода, чтобы снова кидаться во все тяжкие?.. «Больше никогда», — решил для себя Иккинг. Надо делать всё по мере возможностей… Стоит добавить, что под «большим набором услуг» подразумевается… полный список, имеющийся в прейскуранте. Вполне выполнимый за час. Редко когда выходит полтора. Любой суккуб, как и всякий мужчина, не может порой сдержать себя дольше минуты-другой. Нужна перезарядка, отдых. Всё это, конечно же, указано. Иккинг хорошо знает свою стамину. Если дело заходит в ночь, то можно доплатить за утреннее любование, если уж совсем клиентка не нагляделась на исполнителя услуг: всё-таки зрительный голод у всех девушек разный по времени и объёму. Но в этот раз дело пришлось на обед. Пары закончились, рабочий день деканата, увы, нет.
Когда Иккинг наконец берёт в руки телефон, ему хочется сразу написать заявление на отчисление, увидев общее количество звонков. Перезванивает декану… И слышит на удивление спокойный голос Оберона Сваэла, бога врачевания, западника.
— Здравствуйте, студент Хастус. Были заняты?
— Да, простите.
— Мы звонили по поводу вашего назначения помощником медсёстрам академии.
— Очень приятно. Кто решил?
— Палец Судьбы.
— А, рандомайзер. Умно. В чём заключается деятельность?..
— Раздача справок, доставка препаратов… Работа не пыльная, просто разбавит нагрузку. Медсёстры понимают, что вы студент филфака.
— Хорошо, я не против. Как мне с ними переговорить, мистер Сваэл?
— Приходите завтра после пар в медкабинет, вам там всё расскажут.
— Ясно, благодарю.
— Спасибо за верность, студент Хастус.
На следующий день пришлось сразу идти в медпункт. Медсёстры, по совместительству дочки Оберона, Юника и Лакиша, доступно объяснили помощнику, что пришёл срочный приказ из Министерства науки и образования, подразумевающий вовлечение студентов в трудовую деятельность именно в стенах академий. Девушки пообещали не загружать молодого человека слишком сильно: студент филфака, тем более бизнесмен. «Ты и так лечишь многие женские недуги», — хихикает Лакиша. Юника кивает на это без каких-либо эмоций. Иккинг лишь миленько улыбается и подмигивает обеим девушкам. Обменялись контактами на случай, если понадобится совсем срочная помощь. Для обычной рутины сказали приходить в медпункт два раза в неделю (в академии пятидневка), либо по вторникам и четвергам, либо же по средам и пятницам. Срочное задание считается за одно посещение; если же было больше двух оказаний помощи в неделю, то на следующую давался полноценный выходной. Иккинг увидел в этом не только пользу с точки зрения физического здоровья (кардио никому не помешает), но и с точки зрения логистики: клиентки, клиентки!
Тем же днём сестрёнки Сваэл посоветовались друг с дружкой и пригласили помощника к себе домой на званый ужин. Накормили его, напоили… И стали проводить на нём эксперименты косметические: будет ли аллергия кожи на конкретные экстракты растений. Кожа южан очень нежная, на пыльцу конкретных растений иногда реагирует болезненно… У молодого человека оказалась аллергия на пыльцу плевела, амброзию (плохой знак — значит не истинно божественной крови) и полынь. Напичкали медсестрички суккуба противоаллергическим, ублажили его собой за бесплатно и проводили к общежитию; также подарили медовый тортик и средства по уходу за кожей. По возвращении к себе Иккинг записал Юнику и Лакишу в чёрный список клиенток с припиской самому себе: «Чтобы ещё раз ты за еду и косметику трахнул грязных девок». «Грязных» имеется в виду с заболеваниями по половой части; уточнять с какими именно не будем. Две недели суккуб не брал заказы, нервно сдавал анализы в местном профилактории. Всё обошлось, и он довольный вернулся на занятия в академию с очередной справкой. Стоит добавить, что Дир Ластус, узнав о происшествии через своих агентов, прислал приёмному сыну экспресс-тесты для распознавания той или иной половой заразы.
Сёстры Сваэл поняли свою ошибку, потому долго не просили Иккинга о помощи; но в одну неделю всё же пришлось: начался пик заболеваемости простудными болячками. Справки полетели как листья при урагане… Суккубу дали на руки стопку минимум из трёхсот листочков. Началась беготня по этажам академии и по коридорам общежития. После такого кардио и секс уже опостылевает, клонит ко сну… Три оставшиеся справки Иккинг оставляет на другой день, ближе к вечеру. Много пар, нужно написать несколько бесполезных конспектов ко всему прочему… Ближе к восьми вечера удаётся отдать справки болевшим студентам, но звенит телефон с жутковатым рингтоном, навевающим страдания рабов, саму смерть. «Юника», — мелькает в голове суккуба. Эта тихушница устроила ему такой тест-драйв тем злополучным вечером, что спина до сих пор ноет в определённом положении тела.
— Иккинг, нужно отдать справку хранительнице из сорокового кабинета. Срочно.
— Эта которая?
— Астрид Хоффар. Если её не будет в сороковом, то ищи в коридоре хранительниц. Знаешь где он?
— Да, знаю… У неё какая комната?
— Третья слева… Справка лежит на столе в нашем кабинете.
— И почему же вы раньше не сказали, а, блуднички? — ёрничает суккуб, цокнув языком, — Поздно, свет уже везде повыключали.
— Астрид позвонила нам и попросила срочно передать справку.
— Ладно, я всё сделаю.
— Спасибо, Иккинг.
— «Спасибо» в карман не положишь, Юника.
— Оформить заказ?..
— Нет, лучше купите мне тортик. Желательно с ванилью… Она очень помогает после рыбного поста.
— Хорошо.
Резкий сброс звонка. Иккинг не мог не смолчать. Теперь от запаха рыбы аж кишки скручиваются, и всему виной эти две… Красавицы. Прошло уже добрых три недели, но этот инцидент как сущий кошмар всё ещё преследует молодого человека. Как всплывает в памяти, так и хочется опять уйти в пустыню. Пока отчим не подберёт… Но увы, приходится выключать жалобы себя любимого на других и двигаться вперёд. Всё ещё впереди и может поправиться… За минут семь доходит до кабинета медсестёр, открывает дверь дубликатом ключа, включает свет… На небольшом столе, под куском стекла, лежит яркая красная справка на имя Астрид Хоффар, «богиня Севера, хранительница академии «Делароса», уполномоченная по вопросам безопасности». Важная ячейка коллектива. И судя по цвету справки болела чем-то крайне серьёзным. Поэтому её столько времени не было совсем видно?.. Диагноз: раневая инфекция. Кровь стынет в жилах. Молодой человек не в силах даже дышать. Он вспоминает себя. Как он валялся после падения с горы, рыдающий, ещё каким-то чудом в сознании. Как из тела сочилась кровь, и к коже липла пыль, грязь… У него тоже была инфекция. Острые камни здорово подточили юного суккуба. Если бы не удача, может быть и помер бы в пустыне от жара, голода и кровопотери. Шрамов не осталось тоже по чистой случайности… или, возможно, благодаря умелому врачеванию Дира Ластуса. Бог вожделения сумел достать на Востоке порошок какой-то лечебной травы. Кажется она называлась готу кола. Центелла восточная. Лекарство от всех болезней: от физических до психических. Жаль его нет в шкафчике медсестёр. Иккинг уверен, что ни одна девушка на свете не заслуживает иметь шрамы на теле. Для шрамов были созданы тела мужчин, и то не все. Молодой человек относит себя именно к выпадающему звену. Ему все говорили с самого рождения: сладкий малыш. «Создан для любви, а не войны», — так приговаривала тётя, на деле же… родная мать. Правда она не уточнила для какой именно войны не создан Иккинг. Ну и плевать. Жизнь вносит свои коррективы.
Иккинг стучится в рабочий кабинет хранительницы, но ничего не происходит. Потому пробует дёрнуть дверь на себя, что и удаётся. Астрид Хоффар сидит за столом, в большим наушниках; спиной к двери. Что-то старательно заполняет карандашом в линованные листочки. Бюрократия, ну конечно же. «Здрасте!» — как можно громче выговаривает Иккинг, но ответа не получает. Тихо подходит и из-за плеча девушки рассматривает её работу. Каллиграфический почерк — страшная красота… Суккуб аккуратно касается ладонью левого плеча хранительницы, и в ту же секунду она вскакивает с места, наушники с грохотом падают с головы девушки на стол; дрожащими руками прикрывает лицо и сильно клонится к полу.
— Простите, мадам, я не хотел вас напугать, — тихо говорит Иккинг, испугавшись лишь частично, — я пришёл передать справку от медсестёр.
— Спасибо, — выдавливает она, раскрывая своё бледное, будто мраморное, лицо. Коралловые губы в миг потускнели. Припадок на фоне испуга, не иначе. Молодой человек кладёт справку на угол стола вниз лицом.
— Я видел диагноз… Нелёгкая у вас работа, посмею сказать.
— Очень, — выделяет хранительница, присаживаясь на своё место и надевая наушники себе на шею.
— Мне очень жаль, что вы прошли подобное… Я и сам… Настрадался.
— Не похоже.
— Знаю.
— Почему вы Хастус, хотя ваш отец носит имя Дира Ластуса? — спрашивает Астрид, как бы желая переменить тему. Иккинг видит в глазах собеседницы, что она вроде как и не против поговорить, не выгоняет его. Должно быть ей одиноко… А суккуб всегда рад разбавить обстановку.
— Он не мой родной отец, — левый уголок рта натягивается, создавая равнодушную улыбочку.
— Даже так?.. То есть вы не западник…
— Южанин по крови, западник по мысли… Моего настоящего отца звали Хиар Лерой. От него в моём имени осталась лишь первая буква… «Хер» Астус. Хастус. Каламбурчик, так сказать, — Иккинг даже усмехается.
— Сбежали из дома?..
— Ага. Отчим меня в пустыне подобрал… У меня как раз была инфекция ран, поэтому знаю, каково это… Жар, спутанный мозг, боль… Да, по телу моему сейчас не скажешь, что я прошёл такое… Регенерация у суккубов всё-таки есть.
— Вы не бог.
— Даже не полубог, — кивает Иккинг и игриво вздёргивает левой бровью, — так чисто, блядун с рогами… Может на «ты» перейдём? А то как-то неловко…
— Хорошо, — кивает хранительница, поворачиваясь к Иккингу на стуле. В наушниках ещё шебуршит тихая музыка, — ты суккуб с рождения?
— Да. Мой отец трахнул свою сводную сестричку из земных девок, а у неё в роду были суккубы. Генетика помахала мне ручкой, — Иккинг гармошкой подёргал пальцами левой руки, как бы изобразив этот жест генетики по отношению к себе: пренебрежения и в то же время милости, — я один был из «рогатых». В шестнадцать лет узнал почему. Тут и понеслась пизда по кочкам… Убежал, ёбнулся с горы, повалялся в канавке пару суток, потом встал и дошёл до облачной пустыни… Кто-то высчитал по моему состоянию, типа когда меня нашли, что я бродил там месяц, может чуть больше.
— Это чудо, — спокойно замечает Астрид, — тем более для не божественных созданий.
— Потом отчим дал мне часть своей силы. За пару лет поправился… Шрамы прошли. И вот я здесь.
— Ты не поддерживаешь контакт с биологическим отцом?
— Нет. Иногда пишет Иритель… Мать.
— Ты не думал, что поступил слишком поспешно?.. Я имею в виду, — Астрид снимает наушники с шеи и нажимает какую-то кнопку на них, чтобы отключить, — она же сводная сестра твоему отцу, не родная.
— Знаешь, у южан мир немножко по-другому устроен… Если ты являешься плодом инцеста, неважно какого, то ты в правах ограничен. Вообще жизни не достоин, — спокойно поясняет Иккинг, — К тому же я уже тогда вёл бизнес. И вот выясняется, что я по социальному положению хуже раба. Да меня бы изнасиловали, расчленили и хер бы кто получил наказание. Потому что убить такое существо всё равно что муху раздавить.
— Это… прискорбно, — заключает хранительница тихим голосом, чуть клонит голову вперёд.
— Может ты теперь о себе немножко расскажешь? Чуточку, — Иккинг показывает пальцами щёлочку, — мне многого не надо.
— Да, конечно!.. Я дочь Гильда Хоффара, бога бури и северных ветров. С детства участвовала в военных походах.
— А, так ты воительница… Должно быть у тебя много шрамов на теле, — грустно отмечает суккуб, невольно облокотившись пятой точкой о стол и положив ладони на свои бёдра.
— Раньше было не так, зато в последнее время… — горько усмехается Астрид, — стрелки, ругань. Разнимаю студентов, так ведь и бросаются потом на меня.
— Уёбки, — ожесточённо шепчет Иккинг, невольно сжимая кулаки, — на девушку нападать!..
— Обычное дело. У нас же равенство полов, — не без иронии говорит хранительница.
— Я не верю в это… Просто не понимаю: почему они на твою позицию не взяли мужчину?
— Не знаю, — пожимает плечами Астрид, — так получилось просто.
— Тебе нравится здесь работать?.. Несмотря на всю эту херню?
— Да. Тут хорошая зарплата, коллектив помогает, ценит… Это просто в последнее время так происходит, что попадаю под удар. В основном бумажки заполняю, — и кивает на стол, где лежат пару линованных листов.
— А я заделался разносчиком справок для медсестёр. Точнее меня поставил палец Судьбы.
— Что-то слышала про это…
В кабинете виснет лёгкое как облачко молчание несмотря на тяжесть обсуждаемых тем. Болезненное прошлое, работа… Суккуб чувствует тихое вожделение к богине Севера. Может быть это от желания пожалеть её… Но голубые глаза твердят: «Не нужна мне твоя жалость. Я сильна сама по себе». Только вот губы точно шепчут по ночам: «Помогите». Иккинг понимает это нутром, не только зрительно. Он видел много девушек страдающих, но никогда таких, как она. На её плечах много свинца кошмаров, в том числе и на яву. На теле высечены победы и поражения. Он, такой идеальный, хороший собой, и она, скрывающая за кофтами и плотными рубашками уродливые изъяны. Это несправедливо. Иккинг поджимает губы, вспоминая себя в той канавке. В эту секунду ужасно захотелось пострадать, чтобы показать Астрид, что он её понимает не просто на словах, а именно нутром. Хотя бы на мгновение. Но почему именно перед ней? Разве не мог пострадать перед другой девушкой? А мог, и постоянно, но ограничивался лишь словами. Каждой, что просила, рассказывал о своём прошлом, они о своём, порой тоже жестоком, несправедливом, гибельном. Он жалел, да. Но теперь Иккинг чувствует разницу между показной, отстранённой жалостью и жалостью из самых недр… Он с самого начала видел в Астрид что-то странное. В итоге это «что-то странное» оказалось небольшим отголоском его собственной непрожитой травмы, голого нерва. Ей трудно, больно и страшно. Видно по глазам, по бурной реакции на прикосновение. Ещё ничего не кончено. Это он затолкал всё болезненное в свинцовый ящик, а она даже не нашла ещё ресурса, чтобы свинец этот выплавить и сделать из него что-то!
— Астрид, если вдруг тебе понадобится какая-то помощь…
— Да ладно, всё нормально… Пока что, — отмахивается хранительница со слабой улыбкой.
— Но если вдруг!.. — повторяет Иккинг с особой интонацией, — Я постараюсь помочь чем смогу. Не из корысти, нет. Ты… понимаешь.
— Хорошо, — почти неслышно говорит Астрид, кивая; поворачивается к столу, чтобы продолжить заполнять бумаги. Суккуб тяжело вздыхает и движется на выход.
— Доброй ночи, Астрид.
— И тебе, — отвечает она чуть громче, дрожащими пальцами включая наушники, чтобы вновь послушать успокаивающую музыку.
«Ты помнишь тот день, когда нашёл меня, отец? На кого я был похож?.. Растерзанный внутренними бесами агнец. Ты дал мне второй шанс. И я каждый день благодарю тебя за это. И всё же во мне осталась частица сомнения. Заслужил ли я твою милость?..» — пишет Иккинг перед сном эсэмэску приёмному отцу. Тот практически сразу читает её, но отвечает лишь спустя некоторое время. Тщательно подобрав слова, как и всегда. «Ребёнок, неважно какой по происхождению, любим и должен быть любим. Я возлюбил тебя как самого себя, потому что внутри меня тоже живёт дитя… Хоть по возрасту ты уже не малыш, но я всё ещё считаю тебя таковым. И ты всегда им для меня будешь. Ты мой сын не по твоей или моей заслуге, а по любви. Мы встретились с тобой в пустыне не случайно: это Судьба, я уверен. Любовь направляла нас, а не какая-то другая сила. Я очень надеюсь, что ты не впал в тоску. Но если вдруг так вышло, то возьми отгул и приезжай домой. Я всё-таки скучаю… Хотя, может я приеду сам как-нибудь. Только скажи когда. О таких вещах лучше говорить вслух». Отчим прав: эсэмэски никогда не заменят живой речи с её интонациями, паузами, эмоциями. Но на душе всё равно становится спокойнее. Иккинг слышит его голос в своей голове, когда читает эти строки. Хоть кто-то в этом мире понимает его чуточку лучше, чем он сам себя… Все говорят, что Дир Ластус только и делает, что имеет всех подряд, но вообще-то он Отец, а потом уже философ, сладострастник и прочее. Хиар Лерою стоило бы поучиться у него… всему. «Я потом скажу, когда лучше будет приехать. Спасибо, отец. Доброй ночи». Ответ не заставил себя долго ждать: «Буду ждать. Сладкой ночи, сынок». Да, именно ночи. Это намёк на дело. Да, отчим любит надавить иногда на то, что болит. Но он не со зла. Плоская шутка, прикрытая прозрачным шёлком иронии.
Проходит три дня, и по академии поползли слухи, что была какая-то очередная серьёзная стычка студентов, в результате которой один пырнул другого в бедро то ли отвёрткой, то ли ножом для вскрытия писем, тут информация разнится. Жертву увезли в больницу, а злоумышленника, естественно, в правоохранительную организацию. Иккинг впервые за столь долгое время забеспокоился о вмешательстве хранительниц в такой прецедент. Медсёстры сказали, что к делу подключили напрямую их отца, то бишь декана филологического факультета «Делароса» Оберона Сваэла, потому что оба студента оказались выходцами из «печально известного филфака». «Каин и Авель, не иначе», — подумал суккуб, криво усмехнувшись самому себе. И затем резко наступает затишье. В новостях тишина, слухи тоже быстро так сошли на нет. Всё само собой успокоилось… Но Иккинг никак не ждал на выходных звонка от «блудничек»; и всё же ответил, вдруг что срочное. «Забери из палаты бинты, пожалуйста, а то завтра проверка придёт», — попросит Лакиша милым голоском, намекая: будет презент. Суккуб соглашается, думая про себя: «Палата? Там кто-то есть?.. Странно». Дело близится к ночи. В коридорах полутьма; работают энергосберегающие лампы на стенах. Чем ближе палата, тем явнее в воздухе пахнет спиртом. В замочной скважине белой двери не торчит ключ, что показалось Иккингу подозрительным. Тихо отворяет дверь и заходит внутрь палаты. Темно… Отблеск луны подсвечивает подоконник, где лежит три вскрытые пачки марлевых бинтов и две целых, не распакованных. Суккуб берёт в руки мусор и с силой сжимает в руках, намереваясь выбросить; упаковка громко хрустит. Слева послышался резкий вздох и громкий шёпот: «Кто здесь?!»; в то же мгновение заскрипела койка. Иккинг от испуга сжёг в ладонях упаковки. Сквозь яркое красное пламя он успел увидеть больного на койке. Точнее больную…
Астрид Хоффар с перемотанной шеей; руки от кончиков пальцев до самых плеч тоже перебинтованы; между полосами бинтов на предплечьях проступают кровавые подтёки. Иккинг левой ладонью зажигает огонёк как у свечи, чтобы показать себя и осветить хоть немного помещение; руки дрожат от страха. Хранительница с облегчением выдыхает, даже слабо улыбается; она накрыта серым одеялом, полусидит-полулежит.
— Астрид, — лишь шёпотом выдавливает из себя опечаленный Иккинг, невольно прикусив нижнюю губу зубами.
— Не ожидал, да?.. Прости, что напугала.
— Это те ублюдки тебя так?.. — суккуб подходит ближе на пару шагов.
— Я даже не знаю, что произошло, — признаётся хранительница; рассказывает вполголоса, — было темно, я шла с фонариком до корпуса вчера… и напала то ли собака, то ли ещё какая тварь… Она набросилась на меня сзади, вцепилась в шею. Я попыталась отбиться, фонарик вылетел из рук… Может быть их было больше, меня и за руки начали кусать. Потеряла сознание… Очнулась уже в палате.
— Тебя плохо забинтовали, — отмечает Иккинг, прищурившись.
— Мне их поменяли пару часов назад… Лакиша, кажется.
— Нет, это была Юника. У неё вечно мошки в руках ебутся, — раздражённо бурчит суккуб, садясь рядом с койкой на табуретку; значит кто-то уже посещал Астрид до него, из посторонних. — Давно ты тут?
— Вторую ночь.
— Давай я тебя перебинтую по-нормальному, я не могу смотреть на этот кошмар, — Иккинг указывает на правую руку; бинты буквально мотаются.
— Хорошо, я не против.
Иккинг включает на своём телефоне фонарик и наводит его на потолок, чтобы хоть как-то осветить палату; потолочные лампы всё равно не загорятся до трёх утра; дурацкая система электроснабжения. Руки всё ещё дрожат, но молодой человек подавляет это как может; бинты легко рвутся у запястья и быстро разматываются, оголяя страшные красно-чёрные дыры от зубов на предплечьях… Но они не глубоки, значит медсёстры решили не накладывать швы. Судя по всему до наложения бинтов Астрид успела поотрывать уродливые корочки на своих ранах: вот почему на бинтах есть следы крови. Иккинг с толикой укора смотрит в глаза Астрид, но потом смягчается. Может руки чесались… Такое иногда бывает, тем более при укусах. Суккуб думает, что на Астрид напали точно не собаки: укусы были бы глубже и она точно бы умерла от кровопотери, тем более раз укусили в шею, именно со стороны сонной артерии… Это чудо, что она жива осталась. Иккинг шустро разматывает ролик бинта… Хранительница отмечает про себя, что её знакомый хорошо справляется; действительно, лучше чем у Юники. «Ну вот, так лучше», — одобрительно кивает сам себе Иккинг, когда заканчивает перевязку; мило улыбается. Повязка на другой руке выглядит не так идеально, но до утра и этого хватит. Больше ведь нет бинтов, хоть одну упаковку надо принести этим двум некомпетентным девушкам… Астрид улыбается, но в глазах… Иккинг понимает этот взгляд. Ей страшно. Разбудил её, сбил сон… После таких жутких событий страшно не то что в темноте оставаться — тишина начинает пугать. И вот Астрид уже вторую ночь так живёт… Кажется верхнее веко левого глаза рефлекторно дёрнулось.
Молодой человек старательно расправляет бинты на правой руке пострадавшей, поглаживает пальцы, пригревает их в ладонях. Хранительница улыбается смиренно, совсем чуточку. Ночной посетитель пытается помочь, она понимает… Неокортекс твердит: «Скажи ему уйти». Лимб ответствует: «Ну уйдёт он, а что потом? Помнишь, что было в первую ночь? Как мерещились черти в темноте, а по койке ползли тараканы. Как было холодно. Никто не услышал твоих молитв!.. Глаза дёргаются, дрожь в теле». Рептилий поддакивает: «Попроси его остаться. Глянь какой он хорошенький… Ему хочется тебе помочь, потому что жалко. Нахуй рацио, дай волю инстинкту, детка!» Астрид еле слышно шепчет: «Ты останешься?» Иккинг и не думал уходить. Как пристально и озабоченно он смотрит в голубые глаза… «Нет, — думает суккуб, — я её не оставлю. Не в таком состоянии».
— Только мне нужно срочно отнести бинт… Подождёшь?
— Да, но… при свете.
— Хорошо, я быстро.
Иккинг бежит по коридорам общежития с огоньком в своей левой ладони, будто Прометиус, несущий огонь первобытным людям. С каждой минутой в здании света становится всё меньше… Минут за семь молодой человек добирается до кабинета медсестёр, кладёт пачку на стол и тут же закрывает всё это время открытую настежь дверь. Обратно, в палату к хранительнице, суккуб бежит ещё быстрее, думая на ходу о том, что бы взять такого… горючего, чтобы светилось подольше и поярче. Вспомнил, что в коридоре физмата есть камин, а в нём есть хороший уголь. Приходится забежать и взять пару угольков. Когда Иккинг возвращается, Астрид уже накрывалась одеялом; пододвинула ближе к себе соседнюю койку. Своего рода приглашение лечь рядом. Хотя молодой человек был готов и посидеть… Впервые Иккинг просто будет спать около девушки, с которой не совокуплялся. Это так… странно. Свет во всём здании полностью потух. Суккуб залезает на соседнюю койку, предварительно разувшись; далее зажигает с помощью магии небольшие красные угольки и держит в ладонях. Фонарик на телефоне всё ещё не потух, но Астрид сама его выключает; кладёт аппарат суккуба ему на койку. «Тебе кто-то писал», — шёпотом хранительница. «Отец», — не думая отвечает он. От огоньков веет сильным жаром, потому пострадавшая слегка приспускает одеяло. И на ногах бинты… Белые как первый снег, плотные. Слоёв двенадцать. Иккинг тяжело вздыхает, разглядывая тело Астрид. Нет, не как тварь блуда, а как тварь земная. То недавнее лёгкое вожделение к девушке было именно от жалости, а не от желания обладать здесь и сейчас. В последний раз самый сильный позыв чисто потрахаться случился… До перерождения. Потом же организм перестроился, может быть в большей степени даже изуродовал самого себя, но Иккинг видит в этом большой плюс. Можно просто взять и прекратить. Болезненное воздержание давно позади, и отныне не вернётся. Оковы природы блядуна как никогда слабы. Просто всё дело в деньгах. Отголосок прошлого. Работа в удовольствие, навет родного отца. Но ничего, как будет диплом на руках, можно и перестать… Хотя Иккинг слабо представляет себя вне своего бизнеса. Ему нравится доставлять радость девушкам. Видеть их эмоции, слышать комплименты и принимать похвалу. Привет из той реальности, папаша машет ручкой. Была бы мать нормальной… Была бы вообще мать!
— О чём думаешь? — интересуется Астрид тихо. Иккинг тут же выходит из раздумий.
— О себе.
— Гамлет, — суккубу нравится эта слабая улыбочка ночной собеседницы; кивает ей в ответ с ухмылкой; — а я уже устала думать. Просто хочу спать.
— Что мешает?
— Бесы.
— Душевные?.. Или все сразу?
— Все сразу. Когда я остаюсь одна в темноте, то ощущаю какой-то страх… смерти наверное. Поэтому я стараюсь засыпать при свете. Или брать ночные смены, чтобы спать днём.
— Это ужасно, Астрид… Ты обращалась к психоаналитику?
— Угу. Я хожу на терапию, но из-за травм… Сам понимаешь.
— И как долго ты… так? — аккуратно спрашивает Иккинг, чуть приподнимаясь; всё это время он лежит на левом боку, облокотившись о высокий край меж коек.
— Не считала… У меня так ещё с детства. Подъём, спад… У северян это норма.
— Расстройство нервов трудно назвать нормой. Неважно откуда ты. Мы все несчастны по-своему…
— Ты прав, — соглашается Астрид, кивнув. Она с интересом разглядывает его рога, мерцающие будто янтарём при свете огня, — и каждый справляется по-своему… Или нет.
— Самое главное, чтобы всё это не переросло в злокачественную опухоль. А то так недолго и убиться… Но что мы всё о грустном! Давай о другом поболтаем.
— Хорошо, у меня есть вопрос.
— Слушаю, — Иккинг широко улыбается, даже невольно щурится.
— Как ты вообще начал свой бизнес?
— Отец однажды подошёл и дал мне денег, чтобы я соблазнил девицу, которая ему тогда нравилась. Ну я попытался… В итоге она пришла к нам домой и отец сам её трахнул… В общем мой бизнес начинался с работы менеджером, — слегка усмехается суккуб, — Потом уже ко мне стали приходить напрямую с запросом… Когда это началось точно не помню. Может в четырнадцать.
— А помнишь свой первый опыт?
— Нет, — тут же отвечает он, потыкав при этом указательным пальцем правой руки уголёк в левой ладони, — после побега у меня местами стёрлась память.
— С одной стороны это ужасно, но с другой… даже хорошо, — комментирует аккуратно хранительница.
— Да, согласен… Поэтому я снова возродил бизнес… Отчим предположил, что я мог быть растлён в очень раннем возрасте, — чуть кривит лицом молодой человек, но затем расслабляется и шумно выдыхает носом, — поэтому могу не помнить что-то по половой части… Но, кажется, я знаю кто именно со мной так обошёлся.
— Кто? — Астрид кладёт свою руку на запястье Иккинга; горячее от огня.
— Женщина, — кривая ухмылка и качание головой, — до десяти лет я жил в женском окружении, отца даже не было на горизонте… Это был его план. Леройский модник, женский угодник. И у него получилось. Только вот я больше не Лерой. Я Ластус с буквой «Ха»… Северяне вообще могут менять имена?
— Да, но только после суда.
— Как это?
— Подаёшь иск на изменение имени. Причина должна быть весомой, — вспоминает Астрид, разглядывая причудливый красный огонёк в ладони собеседника, — одна из самых частых — развод родителей. Выбираешь либо имя матери, либо отца. Чаще матери.
— Матриархат, — с великим пониманием кивает Иккинг, — теперь ясно, откуда на юг пришла эта система… Слышал у вас там недостаток мужчин.
— Есть такое. Все мужчины воюют…
— Просто у меня каждая вторая клиентка с Севера, вот и думаю: не съездить ли мне туда погостить? Или меня как мужчину сразу отправят?.. — натужно смеётся суккуб, на что Астрид отрицательно мотает головой с милой улыбкой.
— Точно нет. Ты слишком…
— Блядоватый?
— Худосочный, скажем так. Наши мужчины не такие, как в остальных сторонах света.
— Понятно… Ты почти сказала «привлекательный», я заметил, — широко улыбается Иккинг и подмигивает правым глазом. Астрид отмахивается и слегка краснеет.
— Это правда. Первое, что в голову пришло.
— Я и не против… Знаешь, ты как-то по-другому меня ела.
— В смысле? — вдруг сильно смутилась хранительница; даже невольно подвинулась чуть дальше от суккуба.
— В смысле глазами, — распространяется он с милой улыбкой, — не как… представителя блядской расы, а как обычное существо. Для меня это в новинку. Обычно северянки меня сразу берут на абордаж, — и чуть хохочет, как пират.
— Мне это несвойственно. В плане абордажа привлекательных мужчин, — улыбка так и ширится от этих слов, а уши краснеют. Рептилий зашептал: «Ну конечно, пизди дальше. Ты как и все хочешь его. Правило «Трипл-Эс»: секси-суккубёнок, сучка!»
— Я заметил, — кивает Иккинг, улыбка чуть слабеет. Молчит с полминуты, — не хочешь спать?
— Надо бы… Тебе завтра рано на пары?
— Нет, к третьей… Тогда попробуем уснуть.
— Да, согласна.
Иккинг кое-как устраивается на спине, чтобы левая рука лежала удобно и уголёк продолжал освещать пространство вокруг; изгонять бесов из темноты и души ночной подруги. Астрид тоже принимает удобную позу на спине; клонит голову ближе к огоньку, чтобы даже сквозь веки видеть свет. Сон придёт всегда. Но вместо того, чтобы прикрыть глаза, богиня всё ещё рассматривает суккуба. Лицо его смотрит в потолок; блики огня пляшут кадриль на рельефных бугорках рогов. Это успокаивает и даже усыпляет. Наконец дрожь в теле стихает, приходит сон… Но разум всё равно неспокоен, кошмары один за одним накатывают как волны, вымывая остатки здравости из сознания богини Севера… Бессознательное помнит всё. Свинцовый ящик открыт. И нет конца и края тьме! Кто-нибудь… Иккинг с содроганием просыпается от скуления. Уже светает, огонь в ладони погас… Суккуб аккуратно касается ладонью бедра хранительницы, но девушка никак не реагирует. Лицо напряжено, на щеках блестят слёзы. Что же ей снится? Молодой человек продолжает толкать приятельницу. Она вдруг замолкает… Но проходит ещё мгновение, и всё начинается по новой. «Астрид», — говорит он вполголоса, приподнимаясь и теперь трогая её за руку. Ноль реакции. Иккинг не находит ничего лучше, кроме как легонько… поцеловать её в плечо. Если продолжить сильно толкать, то Астрид резко проснётся и может ударить. Суккуб в этом уверен на все сто процентов. К счастью, лицо пострадавшей расслабляется. Спустя ещё немного времени появляется улыбочка. Лёгкая как пёрышко. Иккинг с облегчением выдыхает и радуется, что смог хоть как-то помочь. Вдруг дверь в палату открывается. Внутрь входят сестрички Сваэл, щёлкая каблучками. Они не ожидали увидеть Иккинга, но быстро сменили испуг на радость. «Надо уходить», — думает суккуб, вставая с койки. И уходит; как типичный южанин: молча и не глядя назад. В груди что-то неприятно защемило. Хотелось бы побыть рядом ещё немного, ещё поговорить. Может быть, когда она придёт в себя?..
В тот же день Астрид решила, что пора возвращаться к своим обязанностям. Юника с Лакишей меняют ей бинты, предоставляют качественный обезбол и дают добро на закрытие больничного листа. Жизнь снова потекла своим чередом… Все закрыли глаза на то, что около корпуса общежития бродит стая каких-то непонятных существ, которая периодически нападает на мимо проходящих студентов в тёмное время суток. Никто не знает, как эти твари выглядят, почему нападают… Долгое время Иккинг не решался выезжать в студенческий городок, но всё решила жизнь. Надо купить подарок. Скоро день рождения Астрид (спасибо Нари за информацию), и суккубу хочется подарить что-нибудь полезное. Например, экстракт центеллы. Или как ещё его называют на Востоке: готу кола. Лечит практически всё, но по большей части предназначен для лечения рубцов и шрамов. А все проблемы телесные очень сильно ударяют по самооценке. Уж ему, суккубу, любимцу женского пола, не знать этого!.. «С вас пятьдесят тысяч крон», — говорит провизор на кассе. Иккинг не удивлён такой цене. Раньше препарат стоил в два раза дороже и отпускался строго по рецепту. Если хочешь иметь красивое тело быстро и без врачей: добро пожаловать на чёрный рынок. Там в своё время и Дир Ластус побывал, чтобы помочь приёмному сыну оправиться и снова начать вести бизнес. Но настали другие времена, особые нравы… Взяв заветную баночку размером с две винные пробки, поставленные друг на друга, Иккинг выезжает обратно в общежитие. Автобус почему-то сильно задержался, уже было довольно темно, когда молодой человек доехал до нужной остановки. Через полчаса здание закрывается, надо ускориться… Недолго думая студент выбирает короткий путь. «Проскочу», — думает Иккинг, подсвечивая себе путь огнём в ладони. Вроде никого не видно. На небе ярко светит луна… Ни шороха, ни свиста. Но вдруг в шею что-то втыкается, то ли игла, то ли нож. Перед глазами плывут разноцветные круги, боль настолько невыносима, что даже кричать невозможно, а можно лишь отрывисто дышать остатками кислорода. Падение лицом в мёрзлую землю, удар по голове чем-то тяжёлым. Мрак…
Молодой человек валялся так до самого утра; без сознания, лёжа плашмя; холодный как снег от ночных заморозков. Его кинулись искать только тогда, когда дверь в комнату не открылась: проверка… При суккубе не нашли кошелька; зато препарат не забрали — стальной хваткой банка сжата в правой руке. Медсестёр в корпусе не оказалось, пришлось вызывать скорую из города. Астрид лично взяла эту ситуацию под контроль, как и Оберон Сваэл. Дочки не выходят на связь… Врачи провели тесты и заключили: отравление сильно концентрированным экстрактом амброзии. Похоже преступник знал, что у жертвы есть аллергия. Когда Иккинг очнулся от мрака, перед его глазами уже стоял отчим. Прелестный блондин сорока лет на вид, с синими глазами и лёгкой белой щетиной на щеках; в дорожном плаще, под которым выглядывает сильно затянутый восточный халат из атласа. Дир Ластус не стал тратить время на выбор одёжки и сразу помчался в «Деларосу» как узнал о происшествии с сыном…
— Слава Оберону, сынок! — ахнул Ластус, становясь на колени около койки Иккинга и принимаясь целовать его левую ладонь. Тот закатывает глаза с лёгкой улыбкой.
— Вот и мы встретились, пап…
— Да вот, обстоятельства, — кивает мужчина, вставая. Чуть прокашливается, — Как себя чувствуешь?
— Ну как сказать… Башка раскалывается. И шея болит.
— Врачи сказали, что тебе вкололи амброзию. Лошадиную дозу. Ты кому-то насолил? — аккуратно спрашивает Дир Ластус.
— Нет… Я ничего не знаю, пап.
— Понял… У тебя отобрали кошёлек, но готу кола не взяли… Как хорошо, что ты не надел то кольцо, — облегчённо вздыхает отчим, его глаза бегают по помещению, — кстати, твой студенческий уже восстановили.
— Погоди, то есть… — Иккинг смотрит наверх, пытаясь прикинуть что-то в уме, — я был в отключке трое суток?
— Двое. Твой студенческий был уже непригоден к употреблению. Всю ночь в грязи провалялся, микросхемы накрылись, — объясняет вполголоса Дир Ластус.
— А ты откуда всё знаешь? Как обычно через тайных агентов своих? — ухмыляется криво суккуб, чуть дёрнувшись следом. В голову на мгновение будто ударили током.
— Ага. Недаром меня кличут «открывашкой»… Я даже узнал, где укрываются преступницы.
— Девки?.. — в ужасе шепчет Иккинг.
— Спасибо милой девушке из хранительниц… Астрид, кажется. Она быстренько всё узнала.
— Неужто близняшки?.. Охуеть, блять, не встать, — продолжает шептать молодой человек, не до конца веря в происходящее.
— Они на твои деньги успели накупить себе много косметики. О-о-очень много… Я сколько раз говорил тебе держать крупняк на вкладе, м? — голос Дира Ластуса звучит спокойно, но нота строгости всё же есть, — деньги могут не вернуть.
— Зато будут красивые… Но лучше бы они купили вагон таблеток от хламидиоза, — бурчит скорее для себя Иккинг, закатив глаза, — лицо можно замазать, а вот щель…
— В общем, ты тут на пару дней. Глянь на руки, все в сыпи. Потом ещё суд, о-о-о-ой, ужас-то какой! — негодует Дир Ластус, невольно вскидывая руками. — Допросы, прокуроры, адвокаты!.. Всё здоровье высосут.
— Всё будет нормально, пап. Я не такой уж и задохлик.
— В тебе я не сомневаюсь, родной, а вот в себе, — делает акцент западник, чуть прочищая горло, — я уже не тот, что раньше.
— А что поменялось? — с улыбкой недоумевает Иккинг, загадочно сверкая глазами.
— Многое! Раньше хоть ты был рядом, а сейчас я один.
— А как же?..
— Одни и те же сиськи, одни и те же щёлки. Сколько можно!.. Я устал от них, сынок… И как раз хотел посоветоваться с тобой. Куда мне лучше снизойти: на Восток или на Север?
— Я бы на твоём месте на Восток укатил. Ты всё-таки любишь их культуру. А на Севере войны бесконечные, — размышляет Иккинг, невольно вспоминая шрамы на руках Астрид. Вообще у многих северянок шрамы на теле, но не такие жуткие, глубокие как у неё…
— Ну, я ещё подумаю, — тянет Дир Ластус, почесав рукой подбородок, — Может быть реально, на войну?.. Среди мужиков побыть хоть на старость лет.
— Пап, тебе сорок пять! — звонко восклицает суккуб, смеясь.
— Ох, зато какие сорок пять, сынок! Мне всё опостыло в тридцать, но я пытался оживиться и вроде удачно, но теперь, когда ты вырос, а женский пол опостыл… Я уже не знаю, — признаётся отчим, тяжело вздыхая, — что-то плачет по мне, и это точно не женская любовь.
Иккинг с пониманием кивает скорее сам себе и протягивает к отцу руки для объятья. Бог вожделения ласково отвечает сыну, приобнимает; целует его в макушку и в левый рог, где белой нитью мерцает… трещина. «Тебе прислать пантокрин?» — шепчет Дир Ластус на ухо Иккингу. Тот кивает, ощущая зуд как раз в месте трещины. Так и решили. Отчим уходит в хорошем настроении, Иккинг же остаётся в палате один, наедине с думами. Да, неприятно, но что поделать. Можно поспать подольше, забыть о большом объёме литературы, который нужно непременно осилить к сессии… Молодой человек уверен, что ему пойдут навстречу. Нет, не потому, что он красивый и учится на отлично. Если подтвердится, что виноваты близняшки Сваэл… Он как их жертва будет под особой опекой деканата. Так и видится эта картина: Оберон Сваэл обращается к нему по имени и глубоко сожалеет о случившемся; но так как бюджет факультета сильно урезан, материальной помощи можно не ждать… но вот преподы как один будут способствовать закрытию сессии на высокий балл, чтобы официальная стипендия была хорошей. Бог врачевания как никто знает, что препараты для восстановления организма после отравления химикатами, тем более специализированные для суккубов, очень дорогие. Но приходится подстраиваться под реалии жизни. Ещё не скоро можно будет продолжить дело. Иккинг это знает. С дыркой в шее, со сломанным рогом, с фиолетовой шишкой на носу… Оформляется возврат товара по причине не соответствия заявленному в заказе. И что, что половой член в порядке? Упаковка-то помятая! А это был подарок!.. Печальнее всего конечно другое: Астрид точно будет не до своего дня рождения. Морока с работой… И он тоже виноват. Вот не пошёл бы коротким путём, может быть и кошелёк бы не украли, да и не накачали бы амброзией!.. Иккинг ухмыляется сам с себя. Он знал, что с ним что-то случится именно в этот вечер. Интуиция шептала ему в уши, но он её не послушал… Несмотря на боль и пропажу денег он наконец встретился с отцом, избавился от работы парня на побегушках, взял паузу в учёбе и бизнесе. Пока что в нынешнем положении дел больше плюсов, чем минусов.
Через двое суток Иккингу разрешили вернуться на занятия, хотя по бумагам он ещё числится активно лечащимся. От излишней скуки появилась активность. Преподы «Деларосы» это только поощрили. Оберон Сваэл навестил его прямо на занятии, при всех студентах сказал точь-в-точь слова, которые молодой человек выдумал ещё у себя в голове; он принял извинения и продолжил обучение как ни в чём не бывало. Бывшие клиентки заваливают суккуба эсэмэсками с пожеланиями скорейшего выздоровления и «укрепления мужской силы», наивно полагая, что из-за произошедшего нападения у него перестал стоять член. «Не дождётесь», — пишет он в ответ, каждый раз ухмыляясь. Чтобы у суккуба не стоял?! Только крайняя степень старости или смерть могут заставить половую силу рогатых блядунов сойти на нет! Но смысл всем об этом рассказывать?.. Сыпь на руках потихоньку проходит, как и дыра в шее; правда вот трещина на левом роге не желает срастаться. Пантокрин пока что не помогает. «Рогоносец без рога», — глумится Иккинг, разглядывая голого себя в зеркало после душа. «Три недели тело без дела, как будто оно совсем ослабело», — напевает он себе вслух спустя минут семь самолюбования. И правда: снова эти угловатые плечи, кожа на руках стала натянутой; пястья сильно выглядывают и напоминают струны гитары, которые вот-вот порвутся. Волосы чуть потускнели, но остались по-прежнему чисты и пышны. Кожа лица слегка побледнела, остатки веснушек, кажется, окончательно пропали. Амброзия как отрава ещё не до конца вышла из организма, всему своё время. На туалетном столике, в красивом крафтовом пакетике, лежит экстракт центеллы. Вроде старость ещё далека, но реалии таковы, что и лекарства могут стать хорошими подарками для молодых людей… В дверь кто-то тихо стучится. По щелчку пальца суккуб одевается и спешит узнать, кто же к нему хочет зайти.
Трое: близняшки и… Астрид. Лакиша с Юникой в магических наручниках, с опущенными головами; заплаканные, с размазанной по щекам тушью. Иккинг никак не ожидал такого развития событий. Молча пропускает дам внутрь своей комнаты; усаживает близняшек на свою кровать, Астрид же удостаивается сесть на компьютерный стул. Сам суккуб плюхается в небольшой пуф около окна, намеренно уложившись так, чтобы напомнить сёстрам Сваэл, как он лежал в ночь нападения; только не вниз лицом, а вверх. Предварительная очная ставка, не иначе.
— Хастус, дела обстоят так, — начинает Астрид официальным обращением, чем несколько сбивает Иккинга с толку; «наверное так надо», — приговаривает внутренний голос, — что в показаниях задержанных, как мне кажется, есть существенные противоречия. Поэтому я хочу узнать подробности у вас напрямую.
— Хорошо, мэм, что именно?
— Вспомните день, когда задержанные проверяли аллергические реакции на вашем теле. Был ли между вами и сёстрами Сваэл какой-то конфликт?
— Ну, они пригласили меня к себе на ужин, я и пошёл… В итоге напоили и стали экспериментировать со мной. Я был очень пьян… Сам виноват, — заключает суккуб, невольно причмокнув губами; внимательно наблюдает за реакцией сестёр, но они молчат и даже не двигаются.
— Половое сношение было?
— О да, конечно! Я за этим и шёл! Только вот не знал, что со мной так обойдутся. Хорошо болячками своими не заразили, и на том спасибо…
— Значит это было по обоюдному согласию?
— Да. — кивает Иккинг.
— В тот день у вас ничего не пропало из личных вещей?
— Да вроде нет… Бижутерию я не ношу, кошелёк был дома.
— Дело в том, что они признались в краже золотого кольца с вашего указательного пальца, пока вы недолго дремали после, — Астрид слегка прокашливается, — удовлетворения сексуальных потребностей.
— Я точно помню, что в тот день не носил украшений, — хмурится молодой человек, складывая руки на груди; молчит с минуту и затем резко встаёт с места. Его потянуло к туалетному столику, где в небольшом отсеке лежит коробочка с бижутерией и золотыми кольцами. Украшения звонко ударяются о деревянную поверхность, крутятся от падения. Иккинг быстро пересчитывает кольца, — нет, ничего не пропало. Ровно двенадцать, ни больше ни меньше.
— Сваэл, зачем вы опять наговорили на самих себя? — строго говорит Астрид. — Вы же знаете, что за дачу ложных показаний вам точно от срока не отвертеться!
— Я бы посмотрела, что вы наговорили при таком волнении и недосыпе, — бурчит Лакиша, не поднимая головы.
— Ну попизди мне ещё тут! — вдруг громко ругнулась хранительница и вскочила с места, — Я даже при смерти не мямлила, в отличие от некоторых!
— Мэм, спокойно, — Иккинг быстренько подходит к Астрид и нежно трогает её за плечи, просит присесть на место движением головы, — а то ещё наговорят на вас гадостей…
— Пусть только попробуют, я им такую характеристику напишу!.. Хастус, вы не поверите, но они, оказывается, больны ещё и оборотничеством! Мы с вами идём по одному делу как жертвы, но так как я хранительница, то ещё и помогаю следствию! — признаётся в сердцах Астрид, пристально смотря в лицо Иккинга. Молодой человек хлопает глазами и пытается осмыслить услышанное. — Я не могу просто уже нормально с ними разговаривать! То молчат, то бубнят, то хуйни всякой наговорят и потом сиди и думай, правда это или очередная уловка, чтобы выйти на улицу подышать! Вот сейчас (спасибо вам!) я выяснила, что они опять соврали. И прибавили лишний год к своему предполагаемому сроку… А сюда попросились, наверное, чтобы в последний раз поглазеть на красавчика.
— Я другого и не ожидал, — посмеивается Иккинг, чуть помотав головой; невольно ставит руки на бока, обращаясь к сёстрам напрямую, — может мне раздеться, а, девчат?
— Не надо, — говорит Юника, подняв наконец глаза.
— Ну вы не расстраивайтесь, из тюрьмы вроде как можно запрашивать фотографии. Буду присылать вам фотки ног, — ёрничает суккуб с милой улыбочкой и прищуром, — за бесплатно… Все мои деньги потратили?
— Больше половины, — отвечает Астрид за его спиной; потирает указательными пальцами виски.
— Ну и отлично. Как раз не знал, куда их деть. Надеюсь вы хорошо себя порадовали. Я не издеваюсь, я правда так хочу, — уверяет Иккинг, прикладывая правую руку к сердцу, — чтобы вы были рады. Но куда уж тут…
— Раз мы всё выяснили… Сваэл, на выход. Второй раз повторять не буду, — Астрид мрачно зыркает на близняшек. Те резко встают и спешат пройти к двери, — Хастус, спасибо за содействие.
— Не за что, мэм! — миленько говорит Иккинг, — На свой день рождения ждите меня к себе, я приготовил вам подарок!
Астрид тут же мягчеет и даже улыбается, правда слегка смущённо; глаза чуть сверкнули каким-то странным блеском. «Уж не себя ли ты подаришь?» — так и спрашивают они. Игривый левый глаз подмигивает: «Смотря в каком ты будешь настроении… И впустишь ли ты меня вообще к себе». Так и разошлись, переговорив одними взглядами. Ждать осталось недолго, какой-то день. За это время надо привести себя в порядок. Внутренний голос вопит: «Да ты и так охуенно выглядишь, братан, куда ещё лучше-то?!» А как же треснутый рог? Пятно на шее от укола, которое по ночам саднит, не давая уснуть? Да и надо бы побегать, установить новый график тренировок… Отчим присылает сто тысяч крон со словами: «Уезжаю на Север. Береги себя!» Прекрасный тайминг. На них можно купить хорошего вина и золотой шоколад на закусь. Хотя пить алкоголь после интоксикации не следует; но чуточку можно. Расслабит тело, установит между собеседниками более плотный контакт. Суккуб так и делает: покупает тианское вино и золотой шоколад с миндалём. И коричневый резиновый скотч, чтобы замотать рог. Вряд ли пантокрин чудесным образом заставит эпителий наружной оболочки рога зарасти за сутки; если уже прошло две недели, а он так и не помог… Потом выбор одежды для похода в гости: попроще или всё-таки поэкстравагантнее? Рука сначала потянулась к тёмным кожаным джинсам, но в ту же секунду молодой человек передумал. Это уже слишком избито. Да и кожа… А вот тёмные джинсы клёш он не надевал ни разу; висят пылятся, пора бы и надеть; тем более длина ног позволяет! А на верх можно и простую красную водолазку. Красный ему идёт, Иккинг знает; да и сразу не кажется таким бледным на первый взгляд. Решено: обычный наряд без всяких эпатажных приколов. Да и не на дело же идёт. Но привычка выглядеть хорошо всегда и везде никуда не уходила.
Наступает день рождения Астрид… С последней пары Иккинг отпрашивается по причине якобы плохого самочувствия, и его отпускают без особых проблем. Пишет конспекты, читает какие-то монографии. Ближе к восьми вечера суккуб одевается как задумал днём ранее; тщательно проверяет упаковку, сам подарок; берёт в руку бутылку вина и коробочку с шоколадом и выходит из своей комнаты. В общежитии начинает темнеть раньше положенного… Нужный коридор Иккинг находит уже почти в потёмках. Стучится пару раз в нужную дверь, ждёт секунд пятнадцать. Наконец она отворяется. Астрид одета по-домашнему: синяя футболка, под которой точно нет бюстгальтера, спортивные штаны, чёрные резиновые шлёпки. Высокий конский хвостик, ни грамма макияжа. Иккинг ещё раз убедился в правильности выбора своего облика: на её фоне он точно бы выглядел как проститут, который только вернулся с ночного клуба и перед этим чпокнул парочку грязных щёлок. Хотя так и бывает… временами. Хранительница движением руки приглашает суккуба пройти внутрь её комнаты. Она больше обычной комнатушки студента «Деларосы» в полтора раза точно, имеет свой санузел; без душа. Этакая элитная однушка. Добротная двуспальная кровать, небольшой шифоньер из дуба, два стола: один письменный, другой чисто для работы за компьютером. Письменный стол как раз был пододвинут ближе к кровати; на нём стоят тарелки с конфетами и булками, стеклянный чайничек с фарфоровыми чашечками. Молодой человек усаживается на стул, который ему любезно подставила хозяйка. Сама же она присаживается на край кровати. Всё это происходит в тишине, при свете яркого красного ночника на компьютерном столе.
— Я к тебе, конечно, с вином пришёл, — ухмыляется Иккинг, ставя чёрно-бордовую бутылку под стол, — но раз тут чаёк, то попью его.
— О-о-о, золотой шоколад, — тянет Астрид, — дорогой деликатес.
— К чаю самое милое дело. Держи.
— Спасибо… Вся мне? — улыбается девушка, глаза хитро щурятся.
— Да, ты же именинница!.. Это ещё не всё, — суккуб начинает шуршать крафтовой упаковкой, роется руками в ней и достаёт баночку странной формы, — Вот.
— Это?.. — хранительница принимает её из рук молодого человека и внимательно разглядывает; лицо сразу стало серьёзным, будто это не подарок, а улика.
— Экстракт центеллы. Панацея от всех болезней, но тут она в гранулах, — Астрид как раз трясёт баночку и слышит дребезжание сухих шариков размером с горошину, — для лечения кожных заболеваний.
— «Готу кола», — читает вслух она, кивая, — спасибо, очень полезный подарок… Ты, кажется, держал её в руке, когда тебя нашли…
— Ну да, — левый глаз непроизвольно дёрнулся, но улыбка показывает, что Иккинг спокоен, — это поэтому ты так сразу напряглась?
— Да у меня уже на всё триггер, — закатывает глаза Астрид с цоканьем, — с этими двумя… пёздами и на своё отражение без злобы не взглянешь. Все мозги вытрахали просто.
— Расследование ещё не закончилось?
— Нет. Всплыли ещё другие преступления. По части самой академии, — невольно кривит ртом хранительница, — думаешь куда девались деньги из бюджета?.. Недаром же слухи ходят… Не академия, а шарашкина контора, — Иккинг кивает с пониманием, обращая пристальное внимание на руки девушки; белые полосы, ярко-красные следы укусов… Всё потихоньку заживает, но шрамы всё же могут остаться, причём поверх других. Астрид замечает интерес в глазах Иккинга и потому невольно скрещивает руки на груди так, чтобы ладонями можно было прикрыть предплечья; миленько улыбается, явно ожидая смены темы.
— Что за чай ты заварила? Прикольно выглядит…
— Клитория тройчатая, — вспоминает Астрид.
— Ве-ли-ко-леп-но, — выговаривает по слогам суккуб, томно облизнувшись, — это мы пьём, — и тут же тянется к чашке и чайничку, чтобы поскорее налить и попробовать на вкус этот экзотический чай. Недаром же он созвучен…
— Я сахар не добавляла, — бормочет хранительница, чуть покраснев. Её несколько смутила реакция гостя.
— Да и не надо. Люблю натуральный вкус, — и молодой человек тут же залпом выпивает чашку чая, сильно запрокинув голову; причмокивает губами и щёлкает языком, — А что в нём ещё такого особенного?
— В нём нет кофеина, — поясняет Астрид.
— Вон как… Вкусный. На восточном рынке брала небось?
— Да. Мне сказали, что он успокаивает нервную систему при перегрузках.
— А меня жмыхнуло с него. Значит для кого как, — пожимает плечами Иккинг.
Молчат с добрую минуту, разглядывая друг дружку. Миленько улыбаются, строят глазки. Неокортекс звонко гогочет: «Глянь, он даже рог заклеил! Он явно хочет понравиться. А как одет… Я слышал, что суккубы по природе своей метросексуальны!» Рептилий перебивает: «Городской пидор». Лимб шепчет меж двух братьев: «Что плохого в том, что суккуб следит за собой? Может быть у него так в семье принято?» Конечно это так. Ещё с малых лет суккубёнка приучали к выбору комфортной, красивой глазу одежды. Грамотное сочетание цветов, материалов. Женщины любят глазами, потом ушами, а там уж как выйдет. Он был похож на куколку; таковой и остался, просто во взрослом обличии. Вообще, к суккубам всегда предъявлялось много требований, особенно по части красоты. Иккинг не самый идеальный представитель своей расы, как и не самый уродливый. Для кого-то он сродни богу, для кого-то он… да тот же самый педераст. У всех свои вкусы.
Астрид же он понравился практически сразу. Она никогда не видела суккубов вблизи, тем более ни разу с ними не общалась. Буквально загадка. Но Иккинг так быстро раскрыл карты, что богиня Севера даже растерялась. Так просто? Это какая-то умелая манипуляция. Подцепить откровением, чтобы приблизить. Предварительный просмотр перед заказом товара. Затем видеообзор, непосредственная проверка покупки… Брать или не брать? Нет, надо ещё посмотреть, пощупать. А то вдруг возврат будет платный. Раз за разом поедает глазами… Когда она в последний раз вот так смотрела на любого молодого человека? Кажется, никогда. Обычно хватало взгляда в две секунды на какого-то парня, чтобы можно было понять: не-а. А тут сразу: да. Почему? Надо объяснить самой себе почему. То ли потому, что открытый, то ли потому, что помог ей, то ли потому, что суккуб — неизведанное существо бестиария. Или просто потому, что красивый. Да, что далеко идти. Не каждый день увидишь худосочного красавчика… Вообще многим девочкам Севера он приглянулся. В их краях такие мальчики необычайная редкость. Ализа как-то предположила, что её и других землячек в Иккинге привлекает толика какой-то женственности (особенно когда любуется собой). Но больше всего подкупает, что он уверен в себе и обходителен с противоположным полом. И кажется понимает многие глубинные процессы женской психологии. Недаром же он рос среди женщин… Вот чёрт!
— У тебя много клиенток вообще?
— Ну, для типичного представителя суккубов… У меня ещё небольшой послужной список. Да и мой тип бизнеса не кодируется в рангах суккубов.
— У вас есть ранги? — недоумевает Астрид.
— Да, просто они не афишируются… Дело в том, что я так-то не чистокровный суккуб. Да и партнёрш своих до помешательства не довожу. И… больше не испытываю плотского голода.
— Из-за ухода?
— Угу, — кивает Иккинг, — я переборол его. Отчим дал мне часть своей силы, но даже после этого я не вернулся к истокам. Хотя всё к этому шло.
— А ты помнишь вообще это состояние? Хотя бы приблизительно?
— Надо подумать, — смотрит в потолок Иккинг, отмечая про себя, какая всё-таки красивая люстра висит над его головой; прямо как корона, — это как… состояние перед обмороком. Или может даже перед смертью. Ну, так мне казалось.
— А так если подумать, вы вообще можете умереть от голода?
— В основном от него умирают мужские особи… Но это индивидуально, конечно. Генетика, сопутствующие болячки… В этом плане я здоров как бык. Хотя мне отец говорил, что я был недоношен. По мне видно. Гончей породы, — суккуб слегка усмехается. — Буду с нетерпением ждать старости. Интересно узнать, вырастет ли у меня живот или нет.
— Как жизнь устроишь, — хмыкает Астрид, отпивая немного чаю, — кстати, куда планируешь потом?
— Да хер знает. Может быть дальше в науку пойду… Мне нравится творчество Мираля Формьера, хочу изучить что-нибудь по нему.
— Это круто, — улыбается хранительница, кивая, — я писала диссертацию по философии Харона Джефферса.
— Погоди, тебе сколько лет? — суккуб резко наклоняется ближе к столу, прищуриваясь.
— Двадцать два.
— Разве диссертации не в тридцать лет защищают?
— Я… экстерном, — натягивает лыбу Астрид.
— Вау, — лишь выговаривает с улыбкой Иккинг. Хранительнице жутко льстит спокойная реакция гостя на эту новость. Обычно после этого все начинают перед ней заискивать и сразу спрашивать, почему она так решила поступить. Но тут другое развитие событий. Обыкновенное принятие факта.
— Даже не спросишь почему? — посмеивается девушка, отламывая дольку золотого шоколада.
— Если кто-то спрашивает человека, который что-то сдал экстерном, почему он экстерн… Я считаю это глупостью. Тут вопрос «почему» как-то не к месту, не знаю, — признаётся молодой человек, тоже взяв дольку шоколада, — Это тоже самое, что спросить у человека без отца почему у него нет отца.
— Ха, интересная ассоциация.
— Рад, что ты оценила.
Они болтали ещё минут сорок об учёбе и работе в «Деларосе». О смешных и не очень историях. Шоколад съеден, чай выпит. Приходит время красного вина. Зря стоит под столом что ли… Нужных бокалов у Астрид, конечно же, не оказалось, поэтому пили прямо из чашек, в которых до этого пили чай. Разговор перешёл на более личный уровень, чем был до этого. Отношения между особями разных видов, тонкости семейной жизни. Астрид внимательно слушает рассказы Иккинга о том, как он помимо работы блядуном был ещё и консультантом у некоторых парочек. Молодой человек в итоге свёл все свои наблюдения к универсальной формуле: всё идёт из семьи. В этом есть лишь доля правды. Потому что иногда дети выходят из семей совсем не такими, какими их ожидали увидеть посторонние. А Иккинг как вышел?.. Астрид росла в благополучной семье, полной любви и заботы. Это потом, ближе к двенадцати годам, начались военные походы; они нисколько не сломали юную богиню, а наоборот закалили. Все существа в жизненной ситуации лёгкого упадка испытывают тревогу. Это нормально: временами быть слабее себя обычного. Нужно накопить энергию на восстановление, обрести прежнее спокойствие… Шрамы зачесались на руках. Лишь одна проблема; единственная тревога, то гаснущая, то разгорающаяся с новой силой. Чёртовы близняшки. Всё же было нормально! Иккинг чешет шею, куда ему сделали укол амброзии. Чёрное отверстие размером с кончик шариковой ручки. Маленькая червоточина в прекрасном космосе… Интересно, как выглядит космос под красной плёнкой?
— Уже поздно, — отмечает Иккинг, глядя на часы в своём телефоне; встаёт с места и ставит руки на бока, оглядываясь, — может будем закругляться?
— Как хочешь, — Астрид встаёт следом, — я тебя не гоню.
— Свет вырубили совсем… У меня на этаже даже аварийки перестали работать, — хранительница тихо подходит к Иккингу сбоку, пока он говорит, — но у меня телефон разряжен и фонарик не включится… И для магии огня ещё слаб…
Суккуб чувствует горячие ладони на своих плечах и невольно дёргается. Поворачивает голову в сторону и миленько улыбается. Голубые глаза мерцают тем самым загадочным огоньком. Иккинг его знает. Вожделение. Но немного не такое. За ним есть хоть какой-то бэкграунд. Оба узнали друг друга чуточку получше. Уже есть доверие. Небольшое, но всё же. Всё к этому и шло. Всегда всё заканчивается этим. Это тоже нормально. Особенно после чаепития; и винопития. Иккинг и Астрид крепко обнимаются; грудь к груди, бедро к бедру. Тепло, хорошо. Неокортекс шуршит: «Извини, что влезаю, но… Ты не чуешь?» Ещё как. Обыкновенная физиология. Плюс и минус, пестик и ступка. Рептилий хихикает: «Абордаж?» Конечно. Она и не планировала его отпускать. А он и не противится… Астрид целует Иккинга с некоторым напором, обнимая ладонями худую шею; будто целуешь куклу. Губы горячие, пахнут вином и немножко шоколадом… Суккуб не шебуршит руками, лишь прижимает их к лопаткам хранительницы. Он тут не в активной позиции. Заказ не оформлен.
От звука тихих причмокиваний у девушки мурашки бегут по коже; давно она подобного не испытывала. Зона ниже пояса тоже полыхает, словно наливается лавой. Иккинг отстраняется первым и слегка облизывается. Причём делает это не томно-сексуально, а скорее обыкновенно. Точно нужно убрать крошки с уголков рта. Или как котик, объевшийся мясного паштета. Астрид кажется это до ужаса забавным и потому не может сдержать лёгкого смешка. Снова целует, но лишь кончиками губ. Пальцы тянутся к краям водолазки. Неокортекс призадумался: «А как? Он же с рогами». Но у Иккинга есть туз в рукаве: щёлкает пальцами, и водолазка тут же исчезает. Метка кровавой розы с чёрными лозами у сердца. Пальцы хранительницы проходятся по ней… Нет, это не шрам, а скорее татуировка. Аккуратная, небольшая, красивая, со смыслом. Символ женского начала. Метафора-напоминание о том, кому обязан своим рождением и чему служит. Как говорил Хиар Лерой: «Где родился, там и пригодился». Лимб шепчет испуганно: «Это проклятье!» Рептилий цокает языком: «Это штрих-код, который нужно сканировать перед заказом… Тебе вообще хватит на него денег?»
— Мне же не придётся?.. — не смеет договорить Астрид, кусая губы. Иккинг с улыбкой щурит глаза.
— Так хочешь потратить подаренные деньги?..
— Не то что бы, — усмехается именинница, щупая руками то плечи, то талию суккуба; проверка перед допросом. — Просто ты же бизнесмен.
— У меня есть подарочные сертификаты.
— Охуеть, — неожиданно выпаливает Астрид и сама с себя смеётся.
— Я пошутил, — коротко смеётся Иккинг, но затем расслабляется, — Я не настолько прожжённый.
— Успокоил, — с облегчением выдыхает хранительница. Рептилий звонко смеётся: «Отлично, даст за бесплатно! Блядская суббота, тотальный дискаунт!»
Теперь очередь Иккинга целовать её первым, но немножко, без напора. Хочет взять Астрид на руки и положить на кровать, но… Она его опережает и сама берёт на руки. Рогатый красавчик весом в четыре мешка сахара по десять килограмм. Иккинг не ожидал подобного, потому слегка прикрикнул от испуга. Да, это определённо абордаж. Хранительница кидает его на кровать как мягкую игрушку; матрас мягкий, без пружин, постельное бельё пахнет свежестью. Астрид нависает над Иккингом, лапает горячими ладонями его грудь, живот; и затем целует. Суккуб улыбается, думая про себя: «В кой-то веки такое мне… действительно нравится». Обычно он просит клиенток не вытворять из себя наездниц. Последний такой раз стоил ему поясницы. Но именинница, кажется, не из тяжеловесов, да и не намерена целенаправленно его мучить. Звенит пряжка на поясе джинс. Космос ощупан, дело за его туманностями. Иккинг тихо смеётся, наблюдая, с каким остервенением Астрид пытается расстегнуть пуговицу на его джинсах; а она неровная, даже режет пальцы. Суккуб любезно избавляет богиню от мучений и с силой приспускает с себя штаны вместе с трусами. А чего медлить? У Астрид прямо глаза горят, лицо пышет жаром…
Ей всё очень нравится. Рептилий присвистывает: «Теперь понятно, откуда такие расценочки». Неокортекс кивает: «Да, нынче чистота дорого стоит». Натуралистически-гипнотическая картинка проецируется перед девушкой. Ей самой с себя смешно: «Будто никогда мужиков голых не видала! Почему я так реагирую?» Может быть, дело кроется именно в уникальности партнёра. Приятное дополнение к образу ментальному. Рептилий кашляет: «Ты так и будешь глазеть на его хуй или уже сделаешь что-нибудь?» Иккинг подкладывает себе под голову правую руку; ненадолго прикрывает глаза и левой рукой трогает себя за рог с трещиной, будто пытаясь настроить какую-то антенну… Влажный поцелуй в грудь теплом отзывается в зоне ниже пояса, и так пылающей. Богиня нащупала его туманности. Губы, грудь, живот. Она хотела было уже ублажить член суккуба ртом, но он шепнул: «Не надо». Астрид даже обиделась, но затем простила. Потому что следом Иккинг вежливо спросил: «Можно теперь я немножко тебя… полюблю?» Нет, он не брезгует. Скорее всего не привык, чтобы его ласкали первым, и потому захотел на время поменяться позициями. Астрид пожимает плечами и ложится рядом. До сих пор в одежде… Сначала снимается футболка, под которой и так соски торчком стоят. По каждому пару раз проходится прохладный влажный язык. Небольшой массаж грудей ладонями; раскалёнными, но не до ожога. На животе есть старые шрамы, большие и маленькие. Каждому изъяну достаётся по небольшому, но чувственному поцелую. В том числе и тем, что на руках, где мерцают ещё свежие болячки. Своего рода признание: «И вас я тоже люблю». Поцелуй — пожелание стать целым.
Вдруг Астрид резко отпихивает Иккинга от себя и снова нависает над ним, не давая опомниться. «Моя территория, моя кровать, значит будь добр играть и по моим правилам тоже!» — так и говорит ухмылка на губах девушки. Суккуб молча принимает условия; снова прикрывает глаза на долю секунд и следом ощущает, как по стволу члена проходится кончик языка. По седалищу невольно идёт волна жара. Забытое неделями ощущение. Как головку нежно целуют и чуть пропускают в горячий рот, как вверх и вниз плавают влажные губы, оставляя за собой тёплую слюну. А ладони лежат на горячем животе; кончики пальцев постукивают какие-то такты по коже. Такого исполнения минета Иккинг ещё никогда не видел и даже невольно раскраснелся от мысли, что будто бы именно сейчас ему впервые в жизни сосут член; глупо до ужаса, да, но и это чувство имеет право на жизнь. Девушка не обходит стороной и яички, на что суккуб реагирует шумным вдохом рта как от испуга, но больше от восторга. Когда в последний раз вообще такое было? Хочется рассмеяться и одновременно… ударить себя по лицу от предчувствия эйфории. Расслабиться раньше времени, чтобы потом ждать перезарядки ещё полчаса? Нет уж…
Но тут всё прерывается. Астрид снимает с себя штаны с трусиками. Иккинг опытным глазом замечает, что смазка в принципе не понадобится. А вот презерватив очень даже. Хранительница как услышала его мысли, потому ловко спрыгивает с кровати и идёт к своей сумке, висящей на компьютерном стуле. Суккуб немного приподнимается, чтобы глянуть, куда же пошла его партнёрша. И любуется, любуется… Шрамы на спине и аккуратных ягодицах напоминают пятна на самках леопардов. Страшно красиво… Богиня возвращается в постель; распускает свои роскошные золотые волосы; точно очеловеченная хищница из рода кошачьих. Иккинг всё для себя понял. Ещё бы ему, барану, права качать в подобной ситуации… В природе дружба охотника и добычи крайне редка… Вот почему он так нравится богиням Севера. Они инстинктивно желают больше добычу, чем самца. Потому и нападают…
Астрид легонько толкает Иккинга в грудь ладонью, чтобы улёгся на спину полностью. Суккуб широко улыбается, обнажая белоснежные зубы. Он всегда счастлив видеть довольных собой, цветущих красотой девушек. А именинница так и вообще!.. Отдельные локоны золотых волос прикрывают груди, оставляя красивую ложбинку. «Я намерена тебя оседлать. Ты же суккуб», — шепчет Астрид, игриво подмигивая. Иккинг тут же прекратил улыбаться. Хлопает глазами и не может сказать ни слова; напряжённо о чём-то думает. Девушка за время раздумий партнёра успевает надеть презерватив, предварительно ещё раз хорошенько обработав ствол плоским языком. Молодой человек выходит из оцепенения лишь тогда, когда богиня плавно присаживается на член, аккуратно придерживая его пальцами. Астрид не издаёт ни звука, лишь шумно выдыхает носом. По телу пробежались мурашки… Она не из вокалисток, и это заметно по реакции. Зачем все эти показные стоны до звона в ушах, когда порой ты ничего не чувствуешь внутри себя?.. Зачем врать? Но справедливости ради стоит отметить, что ощущение внутри всё-таки есть; и очень даже приятное. Это всё потому, что партнёр у неё суккуб. А рогатые блядуны совсем по-другому ощущаются. Девочки предупреждали… Иккинг тихо мычит и недолго жмурится от удовольствия. Он поднимает ладони, желая положить их хотя бы на бёдра Астрид, и та кивком даёт согласие; даже сама кладёт свои руки на его, как бы показывая, что ей нравится эта близость между ними. Отчасти наглая, но всё-таки элемент деликатности есть. Оба не спешат вытрахать друг другу мозги и причинные места, нет. Приглушённые свет, умеренная тишина (жужжание компьютера в спящем режиме где-то позади), любование друг другом. Астрид плавно покачивает тазом, буквально гипнотизируя Иккинга. В памяти так некстати всплывают кадры абордажа Юники; буквальное забивание гвоздя в стенку, причём стенкой. Аж глаз невольно дёргается. Но это быстро проходит. Горячие мужские ладони аккуратно скользят к красивой талии. Кончиками пальцев можно ощупать шрамы, уровень их ухода под кожу… И снова на бёдра, чтобы не смущать. «Всё излечимо, — напоминает сам себе Иккинг, — да и я центеллу принёс».
Богиня ненадолго останавливается, будто переводит дух. И после отдыха начинает слегка приподниматься и опускаться. Дрожь прокатывается по телу от подобных движений, вздохи тоже звучат отрывисто. Партнёр тоже ведёт себя тихо… Девушка достойна быть обласканной такой, какая она есть. Это Иккинг, ведя бизнес с разными девицами, и стонал до криков, и скулил от боли. И всё же его естественное поведение в сексе (в данном случае стоны) далеко от идеала мокрых мечтаний некоторых дев. Потому что голод исчез. А с ним исчезла та страстность именно из глубин; когда хочется громко стонать и рвать одежду на партнёрше, например. Приходится играть. Кто в жизни не играет роли?.. Но Астрид так близка к тому уровню естественности Иккинга, что и прикидываться не приходится; да и зачем. Грудь слегка подпрыгивает вместе с девушкой, отчего хочется её как-то пощупать ладонями, может даже подержать немного. Богиня замечает взгляд суккуба на своей груди, буквально считывает его мысли и сама кладёт его ладони себе на грудь, чтобы он не мучился думами. Кончики пальцев легонько потирают соски; далее обе ладони просто лежат сверху грудей и массируют их то по часовой, то против часовой стрелки. В голове звенит предчувствие развязки. Иккинг невольно жмурится и поджимает губы. Он старается не подать виду, что почему-то в данный момент ему даже… больно. Может это от того, что амброзия из организма ещё не вышла. Астрид вздыхает чуть громче и шумнее, чем обычно, на долю секунд замирает… Дрожит сильнее и поднимает голову к потолку. Небольшая пауза, и она поднимается. Суккуб даже не сразу понял за болью, что всё завершилось. Даже не осознал, что кончил. Получился какой-то скомканный, неудачный финал.
Хранительница снимает презерватив с члена суккуба и уходит в санузел; шуршит там чем-то. Иккинг слегка приподнимается и видит перед глазами жёлтые круги, будто он теряет сознание. Пальцы холодеют, пот проступает на лбу. Дрожь в теле пугает молодого человека. Да, это остаточная реакция от амброзии. В ушах не звенит, да и мир не намерен дальше чернеть. Нужно срочно укрыться и съесть чего-нибудь сладкого. Когда Астрид возвращается, она видит, что Иккинг весь побледнел как поганка, и сразу же начала атаковать его расспросами. А суккуб не может ничего сказать, потому что зубы друг о дружку стучат и рот как-то странно потяжелел. Хранительница сумела понять, что партнёру нужно что-то сладкое и тёплое. Укрыла плотным одеялом и убежала… в коридор. Голышом. В кромешную темноту. Иккинг с ужасом прикрывает глаза, представляя, как ей страшно должно быть сейчас. Но ей не страшно больше. То была временная слабость. Астрид наконец прибегает с бокалом воды и принимается сыпать в него сахар… И затем помогает Иккингу приподняться, упереться спиной к стене и непременно выпить немного сладкого напитка, потому что руки у суккуба дрожат так, словно секс до этого был очень даже бурный. «Ебанашки Сваэл», — недовольно бурчит хранительница, кажется, осознав окончательно, почему молодому человеку стало плохо. Тот кивает. Молчат долго, пока мандраж в теле не проходит полностью.
— Прости.
— За что? — недоумевает Астрид, сидящая напротив Иккинга бочком. Тот горько ухмыляется.
— Ну, что тебе пришлось сейчас в коридор выходить.
— Если ты про темноту, то… Я потихоньку привыкаю. Да и это было быстро… Я помню, как ты успокаивал меня, пока я спала.
— Да? — зелёные глаза на секунду мелькнули блеском.
— Угу, ты сначала по ляжке меня погладил, — девушка демонстрирует это на бедре Иккинга своей ладонью, как бы пытаясь доказать правдивость своих слов, — а потом в плечо поцеловал, — и повторяет этот лёгкий поцелуй в левое плечо. Суккуб, кажется, даже краснеет, широко улыбаясь.
— Я просто не знал как ещё по-другому сделать… Знаешь, я хотел у тебя кое-что попросить.
— Денег? — вскидывает бровью хранительница, не улыбаясь при этом.
— Не-е-е-ет, у меня их полно, — Иккинг берёт в свои ладони правую руку Астрид, — я хотел попросить у тебя немного… времени. Мы, конечно, пропустили пару стадий, все дела, просто… Мне кажется, что у нас с тобой что-нибудь получится.
— Имеешь в виду отношения?
— Да почему бы и нет… Я так-то в этом не специалист, но постараюсь. Просто попробуем, ладно?
— Я согласна, — кивает со слабой улыбкой Астрид, — тем более я всем подряд не даю, так что…
— Я не буду вести бизнес, — тут же заявляет Иккинг, — денег у меня хватает, сам ещё не здоров, да и тебе будет неприятно…
— Иккинг, всё нормально. Я не ставлю условия. Поступай как знаешь, — спокойно отвечает девушка, освобождая свою руку из ладоней молодого человека, и ложится рядом с ним под одеяло; он как полусидит, упершись в стену, так и продолжает; смотрит внимательным, полным нежности взглядом. Наверное, это он и хотел услышать. Но всё же решил для себя (на данный момент), что стоит забыть о бизнес-плане. Иккинг чуть опускается и плотнее прижимает к телу одеяло; из-за рогов будет дискомфорт в положении в обнимку. Астрид приобнимает суккуба ладонью за бок, голова её лежит на уровне чуть ниже плеч; самый оптимальный вариант.
Стоит ли говорить, что утром молодой человек почувствовал себя ещё хуже, чем когда ему поплохело перед оргазмом… Астрид сразу же направила Иккинга в больницу. Результаты экспертизы оказался весьма непредсказуемым: у суккуба подтвердилась агрессивная аллергическая реакция на синий чай. Вот что значит родиться недоношенным плебейчиком-суккубчиком… Иккинг долго ещё лежал на койке в процедурной и смеялся (причём до слёз) со всей произошедшей ситуации. Он уже подумал грешным делом, что это голод к нему вернулся, но нет. Астрид же пришлось вернуться на работу. Надо готовиться к суду над близняшками Сваэл…
Так как потерпевший ещё не здоров, дело решили отложить до его выздоровления; да и близняшки собираются в третий раз менять адвоката, им это на руку. Оберон Сваэл решил экстренно сложить свои полномочия декана в связи с разбирательством в отношении дочек, и на его место встал Захария Бортмор — доктор филологических наук, выходец из Юга. Первый директор из этой стороны света за сорок лет существования академии «Делароса». Теперь учебное заведение точно встанет на новые рельсы…
Через месяц Иккинг решает в тайне от Астрид тщательно обследоваться в частной клинике, куда ему посоветовал записаться отчим. Его жутко беспокоит аллергия в целом. Да и надо бы выяснить сколько их всего (если такое вообще возможно). Оказалось, что возможно. Помимо четырёх уже известных источников аллергии (плевел, амброзия, полынь и клитория) выявилось ещё четыре: папайя, клюква, фенхель и каштан. «Спасибо мамаше снизу», — закатывает глаза Иккинг, когда ему показывают анализы. Худшее его ждало впереди. Оказывается, что после вкалывания амброзии регенерация организма сошла практически на ноль. И чтобы её восстановить, придётся сидеть на стимуляторах; несколько лет точно. «Не переживайте, раньше пятидесяти не скопытитесь», — утешает врач. Спустя ещё некоторое время Иккинг пошёл к урологу, чтобы обследоваться непосредственно по половой части. Мужичок сказал следующее: «В принципе всё хорошо, но боюсь, что раз прописали стимуляторы, то скорее всего у вас будет дискомфорт при эякуляции. Стерпеть можно, но вы же суккуб…» Молодой человек принял эту новость с улыбкой. Снова воздержание во благо. Только вот поймёт ли Астрид… Но, к счастью, богиня Севера отреагировала спокойно, с пониманием. Она ведь согласилась быть вместе с Иккингом не только потому, что он в постели хорош. Да и есть другие методы достижения оргазма… Может через несколько лет всё пройдёт и снова суккуб будет здоров; надо просто подождать.