Сексом дружбу не испортишь

      – Ненавижу тебя! – прокричал он и громко хлопнул входной дверью.       Послышались удаляющиеся шаги и звук открывающегося зонта. Дождь начал идти сильнее, ударяя по закрытым окнам.       Франциск так и остался стоять посередине освещённой комнаты ничего не понимая. Где он провинился, где был не прав. Это оставалось загадкой, ответ на которую знал только Артур.       В основном их ссоры были нейтральными, если так можно выразиться. Киркленд мог без повода начать конфликт, у него это мастерски получалось. Франциска поражало это. Хотя и он был не без греха. Мог ворчать на англичанина по поводу и без. Частенько дело доходило и до драки, на этом обычно всё останавливалось. Но чтоб Артур так взъелся, и схватив с собой только зонт да плащ, ушёл неизвестно куда, хлопнув дверью, в первый раз. Самое главное, что причина ссоры Бонфуа была не известна.       Но к счастью или сожалению, Франциск не из тех людей, кто после скандала с любимым будет сидеть в уголке и плакать. Он решил, что это будет идеальный повод позвать на ночёвку друзей. Напиться так, что утром с трудом вспомнишь как тебя зовут. Хорошенько обсудить Артура, какой он не хороший, чтобы потом было стыдно смотреть ему в глаза, вспоминая какими словами его наделил.       Долго не медля Бонфуа схватил телефон и набрал два, выученных наизусть, номера, обладатели которых чудесным образом этим вечером свободны как ветер (впрочем, как и всегда, для вечеринок они постоянно свободны).       Ничего не обычного. Просто трое друзей решили отдохнуть после тяжёлой недельки и посидеть дома у одного из них. Сегодня как раз пятница. Эта туса в доме Франциска не была чем-то особенным. Они с Гилбертом и Антонио частенько собирались отметить праздник или просто пообщаться за кружечкой пива или бокалом вина. Только обычно они собирались в каком-нибудь баре или кафе, так как у каждого дома есть некто, кто будет против дружеской попойки. В доме Фернандеса – это Романо, который терпеть не мог друзей бывшего босса и нынешнего парня. В доме Гилберта – это Людвиг, который в начале вежливо просил уйти и не мешать работать, а после со злобными немецкими криками выгонял братца и его непутёвых друзей из дома. Ну а в доме Франциска – это Артур, он мог ничего не говорить, а просто так посмотреть на Бонфуа, что самому хотелось уйти подольше. Но сейчас Киркленда нет, сейчас весь дом в распоряжении Бонфуа, Карьедо и Байльшмидта. Можно делать всё, что захочется.       Долго ждать не пришлось. Несмотря на сильный дождь, через час Гилберт и Антонио уже стояли на пороге дома с пакетами алкоголя, закуски они не брали поскольку Франциск пообещал приготовить их сам. Достав бокалы, тарелки и всё необходимое друзья разложились на большом дубовом столе, перед оливковым диваном в гостиной. Пиво, ром, взятый из частной коллекции Артура, коньяк, джин, самбука, вино, ликёр и ещё бог знает что. Гостиная Франциска превратилась в настоящий алкомаркет. Всего было уж через чур много! Слишком.       Множество разного алкоголя и его не самое правильное смешивание своё дело сделали. Все трое уже были пьяные.       – В общем, Артур самый настоящий… – Франциск завис, – я даже слова такого не знаю, которое бы описало его!       Бонфуа отпил сухого красного вина, с привкусом коньяка, который он пил один бокал назад.       – Да-а-а-а, – протянул Фернандес окуная сухарик в рюмку с ликёром.       Гилберт лишь молча слушал диалог, пока не вмешиваясь, потягивая пиво из банки.       – А мы ведь в эти выходные планировали с ним заняться чем-нибудь интересненьким, – Бонфуа тяжко выдохнул.       – Например? – не удержался и поинтересовался Байльшмидт.       – Ну как чем! Разве не понятно? – француз растянул губы в улыбке. – Хотели сексом заняться.       – Конечно, совсем забыл, – Гилберт закатил глаза, – у тебя ведь ничего другого интересненького и быть не может.       – Ой, Гил, да ты просто завидуешь мне, – Франциск залпом допил вино из бокала.       – Чему он завидует? – спросил Антонио.       – Тому, что у меня есть человек, с кем я могу заниматься этим в любой момент.       – Пх, – усмехнулся альбинос, – если бы в любой, мы бы сейчас тут не сидели.       Все замолчали. Только с колонки доносилась спокойная музыка.       – Похоже ты прав… – подытожил Бонфуа и откинулся на спинку дивана, – но всё равно по тебе видно, что не хватает личной жизни.       «Чего там ему по мне видно!» – возмутился Гилберт, но не стал озвучивать свои мысли вслух, дабы не начать новую перепалку с другом.       – Когда у тебя вообще в последний раз был? – не унимался Бонфуа.       – У меня давно, – сказал Фернандес как ни в чём не бывало, – Романо всё время ворчит…       – Тони, я не у тебя спрашивал, – не дал договорить фразу блондин, – ну так Гил.       – Да вот недавно, с одной очень милой девушкой!       – Ну конечно, – Франциск попытался сделать максимально убедительный тон, – врёшь, как дышишь! Хотя ладно, не важно, я хотел вам кое что предложить.       – Что? – синхронно спросили Байльшмидт и Карьедо. – У нас с вами частенько бывают сложные моменты, когда просто нужно отвлечься и расслабиться, алкоголь – это хорошо, но слишком банально, поэтому я предлагаю секс по дружбе.       Франциск довольно улыбнулся,  у Гилберта отвисла челюсть а Антонио так о остался сидеть с сухарём, тщательно вымоченным в ликёре, во рту. Какого чёрта он предлагает им это?!       – Аааа… это как-то слишком, не думаешь? – аккуратно спросил Байльшмидт.       – Да нет здесь ничего такого, мы с вами давно знакомы и можем себе это позволить.       – А это не будет считаться за измену? – поинтересовался Фернандес.       – Нет, это же по-дружески.       – Ну не знаю … – Гилберт недоверчиво зыркнул на француза с испанцем.       ”Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе„       Так и с Гилбертом, нужно брать его на слабо, это всегда работало.       – Боишься, – Бонфуа наклонился к пруссаку.       – Пфф, я? Нет.       – Это правильно, – Франциск провёл тыльной стороной руки по щеке друга, – это не больно, а наоборот - приятно, тем более это всего на одну ночь.       – Ну… если только н-на одну, – замялся Байльшмидт смотря в голубые глаза Франциска, затуманенные пеленой желания, возбуждения и алкоголя.       Бонфуа слишком хорошо знал своего друга и точки, на которые следует надавить, чтоб тот поддался. Тем более сейчас Гилберт был пьян и уломать его не составляло труда. Да и если быть честным, Франциск видел те взгляды, которые украдкой бросал пруссак на него.       – Здесь не идёт речи о любви, чисто секс без обязательств. Всего лишь дружеский тройничок.       Француз медленно облизнул пухлые розовые губы, которые так и манили, блестя. Хотелось жадно припасть к ним и властно поцеловать, сплетая языки в порыве страсти.       – Для первого раза я дам тебе выбор в какой позиции ты хочешь быть. Сверху или снизу? –Бонфуа провёл рукой по торсу Гилберта, скрытого чёрной кофтой, к паху.       – Сверху конечно! – пруссак приободрился. – Стоп, для первого?       – Почему-то я не сомневался в твоём ответе, ну ладно, – второй вопрос француз проигнорировал.       – Вы там про меня не забыли? – немного обиженным тоном полюбопытствовал Карьедо, сдвинув брови к переносице. – У нас же вроде как тройничок.       – Конечно, сладкий, присоединяйся, – мужчина посильнее прогнулся в спине.       Испанец, придвинувшись со спины,  положил руки на бёдра Франциска и повёл ими вверх под рубашку. Сосчитав горячими пальцами все рёбра Антонио поднялся к соскам и слегка погладил их. Ласковые руки мягко легли на чувствительные розовые бугорки.       – Вау, ты такой тёплый! – искренне удивился Фернандес и добавил. – Как молоко…       Байльшмидт тоже не медлил. Он прошёлся по талии блондина и, отодвинув пояс штанов на спине, забрался пальцами под него.       Алкоголь кружил голову и туманил разум. Любые прикосновения к разгорячённой плоти чувствовались вдвойне.       – А почему ты ему не дал выбора позиции? – поинтересовался Гилберт.       – Это и так понятно.       Как бы Франциск (и все остальные) не хотел признавать, что хочет чтоб его взяли прям на этом диване, тело предательски реагировало на каждое прикосновение и томный вздох, волнами возбуждения проходя по каждой клеточке организма и собираясь где-то внизу живота, формируя натянутый, как струна, узел, который, казалось, мог в любой момент лопнуть.       – А мы можем целоваться? – снова подал голос Антонио.       – Конечно, мы можем делать всё как при обычном сексе, только втроём, – пояснил Бонфуа.       – Значит, я могу сделать так, – Гилберт не выдержал и припал прохладными губами к открытой шее Франциска, проходясь языком от ключиц к краю уха.       – Ага-а-ах, – сорвался на последней гласной блондин.       Хоть и простые ласки, но в четыре руки они вызывали волну мурашек. Тело уже слегка потряхивало, а коленки сами расползались в стороны.       – Давай, Тони, – Бонфуа отодвинул расстёгнутый воротник, оголяя плечо.       Фернандес не стал ждать и так же приник жгучими устами к предплечью друга оставляя алеющие засосы, словно розы расцветающие на белоснежной коже Франциска.       Поцелуи Антонио были страстными и горячими, опаляющее дыхание рядом с ухом, тихий шепот милых комплементов, тёплые пальцы покручивающие затвердевшие от возбуждения соски и вырисовывающие на теле странные, витиеватые узоры, понятные лишь обладателю этих рук. Поцелуи же Гилберта были властными и напористыми, прохладные губы скользящие хаотично по шее, ледяные пальцы на бёдрах и голос с хрипотцой. От этого контраста между мягкими и тёплыми прикосновениями Фернандеса и развязным и холодным Гилбертом можно было сойти с ума. Франциску давно не было так хорошо. А может это просто вино, со смесью рома и коньяка, делало своё дело. Кто знает…       Бонфуа тоже не медлил, он забрался руками под кофту пруссака, поглаживая пресс и грудь. Его же рубашка почти полностью была расстёгнута, благодаря совместным усилиям Антонио и Гилберта.       Так вдвойне горячо и опьяняюще. Восхитительно!       Байльшмидт решил сделать перерыв. Отодвинувшись от Франциска он голодным взглядом пробежался по наливающимися кровью засосам. Как француз собирается прятать их не понятно. Но сейчас это не должно волновать Гилберта, да и после тоже.       Воспользовавшись замешательством товарища, Карьедо развернул голову Бонфуа к себе и поцеловал. Скользнув языком по нижней губе, Антонио тут же углубил поцелуй проникая им уже внутрь рта. Губы испанца отдавали сладким ягодным ликёром, что так приятно дополнял поцелуй.        А оказывается Фернандес хорошо целуется, так горячо и страстно. В один миг все мысли из головы вылетели стоило влажному языку пройтись по нёбу Бонфуа. В руках Карьедо тело обмякло и отдалось под его власть.        В какой-то степени Франциск даже завидовал Романо, ведь он мог наслаждаться этим в любой момент. Таким добрым, милым и одновременно страстным парнем. Но нельзя сказать, что Артур хуже.       Пока Антонио ловил еле слышные стоны Бонфуа, Гилберт понял, что всё происходящее его вполне устраивает и даже начинает нравится. Глубоко в душе Байльшмидт признавал, что француз сексуален и притягателен. Идеальное тело так и манило прикоснуться, скользнуть ладонью туда, куда был закрыт доступ посторонним. Они с Франциском хорошие друзья и Гилберт мог спокойно к нему прикасаться, но некие рамки всё равно оставались. А сейчас они напрочь стёрты и можно делать всё, что пожелаешь.         Двое друзей, наконец-то, оторвались друг от друга.       – Вау, Тони, ты… так круто целуешься, – тяжело дыша сказал Франциск, убирая остаток слюны большим пальцем с уголка губ, – я даже начал сомневаться в своих способностях.       – Спасибо, но ты всё равно лучше.       – Та-а-ак, – протянул Гилберт, – теперь моя очередь показывать как я круто целуюсь.       – Не обижайся, Гил, сейчас и ты…       Франциск не успел договорить, поскольку Байльшмидт потянул за воротник Антонио и через плечо француза припал к его губам, а не блондина.       Это было сделано чисто из вредности.       – Чур в следующий раз, Гилберт, ты будешь снизу, – улыбнувшись произнёс Бонфуа.       – Эй! Мы на один раз договаривались! – завопил пруссак оторвавшись от ничего не понимающего Фернандеса.       – Вдруг мы распробуем, я не смогу устоять перед твоей шикарной задницей, – Франциск слегка шлёпнул альбиноса по ягодице.       Тот отскочил как ошпаренный к краю дивана.       – Не распускай руки, бородач! – ещё сильнее вжимался в мебель Байльшмидт.       – Значит вам меня лапать можно, а мне вас нельзя? – Бонфуа, медленно приближался, словно хищник к жертве.       Гилберт уже настроился, на то, что у него сегодня будет ведущая роль и отдавать её просто так он не собирался. В конце концов Франциск сам дал ему выбор.       – Ты сам был не против! – ещё громче начал пруссак.         – Ребята давайте не будем ссориться, – попытался успокоить их Антонио.       Он потянул француза за плечи на себя и тот, из-за большого количества выпитого, не удержался и упал на грудь Карьедо.       – Ладно, – как-то обречённо сказал Бонфуа, – тогда уж потерпите и растение меня хорошенько, смазка в верхнем ящике.       Франциск указал на небольшую деревянную тумбочку, стоявшую у стены, неподалеку от дивана, на котором они находились. Гилберт был ближе к краю, да и на Антонио сейчас вальяжно лежал Бонфуа, поэтому он, соскочив с дивана, взял смазку.       – У вас по всему дому они разложены? – обращаясь к французу спросил Байльшмидт намекая на лубрикант.       – Не преувеличивай, – Франциск сполз чуть ниже, – всякое бывает, хуже не будет.       – Да, хуже уж точно некуда, – закатив глаза Гилберт вернулся к друзьям.       Байльшмидт стянул с француза штаны вместе с трусами, откидывая их куда-то в сторону.       – Я смотрю у кого-то уже стоит? – Гилберт провёл кончиком пальца по всей длине, задержавшись у головки.       Со стороны Бонфуа послышался тяжёлый вздох и усмешка.       – У самого то каменный стояк, – Франциск расплылся в ехидной улыбке, –  Тони, тебя это тоже касается, я всё прекрасно чувствую.       – Ну если уже у всех стоит, то почему у меня не может?! – немного покраснев возмутился Фернандес.       – Короче! Если уже у всех, то не будем медлить, – Гилберт положил ноги Бонфуа себе на плечи и нанёс немного холодной смазки на пальцы.       Не церемонясь он ввел первый палец. Пока пруссак неспешно, как просил Франциск, растягивал горячие стенки, подготавливая француза к дальнейшим действиям, Карьедо же решил снова вернуться к терзанию розовых сосков. Сначала медленно покручивая их, а потом сильно сжимая, так, что Бонфуа дёргался, то ли от боли, то ли от удовольствия. Хотя все же от второго. Француз любил одевать тонкие, обтягивающие вещи, сквозь которые, когда он распалялся, были предательски видны затвердевшие соски. Порой казалось, что Франциск не общается с тобой, а заигрывает. Плавные движения, томные взгляды, манящие губы, нижнюю из которых он постоянно прикусывал или облизывал, не двусмысленные фразы и действия, которые словно так и кричали о том, что Бонфуа хочет чтоб ты взял его прям тут. Но это была его привычная манера общения, со всеми. И лишь с Артуром она была особенно глубокой и через чур запутанной, чтобы никто не догадался       Эти трое знали друг друга если не всю жизнь, то большую её часть уж точно. Они выучили все привычки друг друга, а иногда казалось, что  могли рассказать о другом больше, чем он сам знал о себе. Но всё же что-то в их жизни оставалось загадкой. То, какие они в постели. По рассказам тяжело судить однозначно. Лучше почувствовать самому.       Нормальные друзья сказали бы, что им не сильно интересно или они не хотят знать про интимную жизнь друг друга, но только не эти трое. Бонфуа порой сгорал от алчного желание знать всё в подробностях (но и сам не брезговал ими делиться). Сейчас выдалась идеальная возможность.       Через какое-то время, уже казалось, безуспешные поиски Гилберта чувствительного комочка внутри Франциска, увенчались успехом. Пальцы согнулись чуть сильнее обычного и упёрлись в простату. Бонфуа до хруста костей прогнулся в спине и простонал.       – Ах… Да, Гилберт, т-там! – короткие ногти француза впились в обивку дивана.       – Не против если я тоже присоединюсь? – прошептал на ухо Антонио переплетая пальцы руки с рукой Франциска.       Бонфуа одобрительно качнул головой.       Карьедо, оставив левую руку у соска, правой рукой провёл по разгорячённому телу и спустился к Байльшмидту.       К двум пальцам Гилберта присоединились два пальца Фернандеса. Теперь они вдвоем растягивали податливые стенки, теперь четыре пальца ласкали простату, доводя Бонфуа до исступления. Ему было так хорошо. Вожделение захлестнуло его с головой. Франциск уже давно хотел попробовать секс втроём, но всё боялся предложить Киркленду, мало ли что он подумает.       Свободная рука Антонио продолжала покручивать ноющий от боли, уже красноватый, сосок. Свободная рука Гилберта поглаживала бёдра и ногу француза, сжимая мягкую кожу, попутно целуя и слегка покусывая нижнюю часть бедра.       Бонфуа уже не знал куда себя деть. Так Приятно. Так Возбуждающе. Так Горячо. Он был готов с ума сойти. Казалось, что обивка дивана, которую Франциск так рьяно сжимал, порвётся вместе с ним. Его друзья, очевидно, добавили ещё пару пальцев. Колечко мышц сильно пульсировало, сжимаясь вокруг n-ого количества пальцев.       – Ты уже весь извёлся, хотя мы просто растягиваем тебя, – Гилберт злобно улыбнулся и посильнее надавил на простату.       – Гил, прекращай язвить! Ты сам на диване елозишь и трёшься об меня-а-а… мх, – Бонфуа попытался ответить пруссаку.       – Ладно, я думаю уже достаточно, – Антонио вытащил пыльцы за которыми потянулась тонкая нить вязкой смазки.       – Да, – подтвердил слова друга Байльшмидт и так же убрал пальцы.       Послышался недовольный выдох Франциска.       Сняв оставшуюся абсолютно не нужную одежду, друзья, сменив позу, устроились обратно на диван.       Карьедо решил, что в этот раз он будет лицом к Бонфуа. Фернандес сел на диван, а Франциск ему на колени. Гилберт пока что сидел в сторонке, положив ногу на ногу.       Ну вот, ещё немного и его лучший друг оседлает уже давно стоявший член, плотно сжимая его горячими стенками. Если бы Антонио из прошлого узнал об этом, то не сильно удивился. Между ним и французом всегда была какая-то непонятная связь, объяснить которую сложно. Фернандес даже как-то целовался в детстве с Бонфуа, но это было очень давно да и вроде как на спор.       Антонио видел Франциска в различных состояниях, но такого никогда. Его глаза так и горели вожделением. Он хочет его. Глубоко, жёстко и долго.       – Давай, Франциск, опускайся, – уже не выдерживал Антонио, надавливая на бёдра заставляя опуститься ниже.       – Сейчас, секундочку!       Немного помогая себе рукой, Бонфуа медленно опустился. Орган легко проскользнул внутрь, длительная растяжка в две руки сделала своё дело. По правде говоря, если бы было немного больно, то он не расстроился. Хоть француз и выглядел нежно, но все его знакомые (кому не лень слушать его бесконечный озабоченный бред) знали, что он любит пожёстче.       Диван был большой поэтому позволял вытворять всё, что захочется. Немного подождав Франциск сделал пару пробных движений. Член приятно давил на простату внутри, но совсем не доставлял ощущения полной наполненности.       – Гилберт, – Бонфуа повернул голову к сидящему рядом другу, – я думаю, ты можешь присоединиться.       – Хорошо, – Байльшмидт подошёл сзади блондина и опёрся руками о спинку дивана, – только чур не жалуйся потом, что у тебя кое-что болит. – прошептал пруссак на ухо и сжал ягодицу.       – Не буду, – Франциск попытался сдержать стон, – честно.       Гилберт особо не церемонился. Немного сильнее надавив на спину он одним резким толчком вошёл до упора.       Это было слишком неожиданно. Бонфуа закрыл рот рукой, чтобы хоть как-то сдержать крик. В уголках глаз образовались слезинки, что горячей каплей скатились по щекам.       Антонио заметил это. Он слизал капельки с лица друга и тихо прошептал в губы:       – Потерпи чуть-чуть, сейчас станет легче.       Сначала движения шли в разнобой. Боль остро ощущалась во всём теле: бёдра уже устали, руки затекли, а засосы на шее словно вспыхнули пламенем. Но постепенно толчки стали выравниваться, они словно синхронизировались и теперь двигались в одном темпе. Боль постепенно смешивалась с удовольствием, а потом и вовсе уступила место неге.       Вдвойне приятно. Сразу два члена тёрлись о горячие стенки, раздвигая их ещё шире. Франциск никогда не испытывал таких ощущений. Возможно, это было слишком. Завтра точно будет болеть поясница и всё ниже неё, Бонфуа ещё долго не сможет ровно сидеть. Но его это совсем не волновало. Казалось, что сердце сейчас выскочит из груди а сам он задохнётся в океане наслаждения. Франциск действительно не успевал ловить воздух ртом в коротких перерывах между стонами и поцелуями. Ноги пробивала дрожь от каждого чёткого попадания по чувствительной точке, а попадали туда в два раза чаще. Следующий раз наверняка покажется французу не таким потрясающим.       Гилберт самозабвенно целовал друга где-то между лопаток. Из-за алкоголя и сторонних признаков в виде Бонфуа голова соображала плохо. Очень плохо. Поэтому чётко представить лицо Франциска в этот момент у Байльшмидта не получалось. На его щеках наверняка красовался алый румянец, а светлые волосы растрепались и лезли во все стороны. Губы, что издавали такие приятные для слуха Гилберта звуки, скорее всего, покраснели от поцелуев. Брови сведены к переносице, влажные ресницы опущены или вовсе закрыты, а глаза точно затянуты тёмной, мутной пеленой страсти. Но если уж пруссаку достался вид сзади, то стоит сделать упор на ощущения и звуки, и сконцентрировать на них всё своё внимание.       Стенки пульсировали и плотно сжимали органы внутри. Стонать хотелось уже в полный голос. Разрядка была очень близка. Ещё немного, ещё пару точных, резких толчков, ещё пару смазанных поцелуев. И вот Франциск стонет в последний раз слишком сильно сжавшись так, что ни Антонио, ни Гилберт выйти не успевают. Все трое кончают почти одновременно. Белая, густая жидкость заполняет оставшееся пространство, обволакивая его.       Тяжёлое горячее дыхание. Сердце, что словно по инерции продолжает бешено биться. Разноцветные круги и звёзды в глазах, что ещё не успели исчезнуть. Друзья без сил падают на мягкий диван с чувством выполненного долга.       – Капец, мы после этого ещё друзья? – немного встревожено спросил Гилберт.       Бонфуа с трудом посмотрел на него и секунд десять молчал, затем его губы растянулись в улыбке и он засмеялся.       – Что ты ржёшь? – не унимался Байльшмидт. – Я серьёзно!       – Конечно! – через смех проговорил блондин. – Мы только друзья, просто с привилегиями.       – Ох, я так устал, – зевнул Фернандес, – сколько вообще времени?       – Поздно уже, спать давайте, – пруссак взглянул на часы, спокойно висевшие на стене.       – Потяни там за ручку, – Бонфуа указал на край мебели, – диван раскладывается, до кровати мы не дойдём.

***

      Утро начинается не с кофе, а с боли в спине. С трудом разлепив сонные глаза, Франциск попытался потянуться в кровати, но у него не получилось. Что-то тёплое с двух сторон помешало ему. Волосы все спутались. Рука онемела из-за тела, что нагло лежало на ней всю ночь. Голова плохо соображала, поэтому воспоминания всплывали по кадрам. Вот Бонфуа берёт телефон и звонит друзьям, вот они хорошо проводят время выпивая бог знает какой бокал алкоголя, вот они завели диалог о сексе, вот они уже во всю целуются, а вот… Франциск с трудом поднимается пихая Гилберт в бок, чтобы тот подвинулся в сторону. Он с трудом фокусирует взгляд на своём телефоне, мирно покоящимся на захламлённом столе. Дотягиваясь до гаджета блондин видит, что они проспали всё что только можно, а на экране виднеется уведомление об одном пропущенном звонке. Это Артур звонил. Бонфуа потирает висок и окидывает взглядом спящих друзей. Мда… ну и натворили они вчера. Киркленду либо придётся долго объяснять откуда на теле странные красноватые следы и почему болит поясница, либо молчать и прятать, до тех пор, пока они не исчезнут сами. Жалеет ли Франциск о том, что было? Безусловно нет.