..как-то на этом моменте мысли пропадают.
понятно, что некоторым особам женского пола в ступор еще вводят их собственные воздыхания в сторону обожаемого ими герцога, но мы сейчас говорим о случае, когда смотрит абсолютно нейтрально относящийся к герцогу человек. и глаза у ризли не то чтобы необычные. вроде как, у многих же людей голубые глаза, ведь так? да, редкость, однако не столь удивительная, как если бы встретился человек с глазами фиолетовыми или изумрудными. и с красным зрачком, чтобы совсем уж из колеи выбить. и если смотреть на человека с голубыми глазами, то сердце не ёкает. а здесь, в случае с герцогом, видимо, кто-то повернул стрелку не туда и поезд не то что уехал в неправильном направлении, он слетел с них полностью в кювет так еще и перевернулся раза три. именно так это ощущается. и вот ты вроде стоишь, не до конца даже осознаешь этот переворот у себя внутри, а уже лезешь разобраться, что здесь не так. наверное, это из-за того, чтобы не успеть почувствовать себя уязвимым и дать воспользоваться такой возможностью герцогу. может, во всем виноваты ярко выраженные разводы в радужке? точно, разводы, нет, кольца вокруг зрачка. да. это все узор на радужке так впечатляет. глаза голубые у всех, а вот выделяющиеся кольца, которые подсвечивают контур зрачка – попробуй найди. хотя, нет, здесь что-то еще. может, свет здесь стоит по-особенному? не как дневной и не как в кабинете в городском офисе.…и все всматриваешься, как загипнотизированный, пытаешься что-то вытянуть, углядеть, но ничего и не находишь. просто смотришь.
и первые секунд пятнадцать мысли еще в голове присутствуют. сначала они мешаются с удивлением, так как мозг упорно продолжает верить, что они необычные, как и их обладатель. ну конечно, необычные, они обязаны быть необычными, он же управляющий крепостью меропид, знатная персона с темным прошлым. ему даже присвоили звание герцога. а каждая важная персона просто не может не иметь тайн за собой. сначала это было обычной закономерностью, затем стереотипом, а сейчас, казалось, превратилось в нерушимое правило, так еще и моральное. занавес, не отвертишься теперь. после этого примешивается любопытство, когда, следуя за порывом удивления, пытаешься эти тайны найти, начиная разглядывать образ мужчины. а мужчина моментом пользуется и своим знанием наизусть обстановки кабинета, потому и встает четко в самое освещенное место, отчего бликов от многочисленных цепочек и металлических вставок появляется больше. и стреляют ведь своим светом тебе в лицо так больно, что до слез. на что же первым делом человек обращает свой взгляд? на чужой. взгляд. здесь то происходит массовый затор. потому что каждому хочется оторвать себе лакомый кусок от пирога, вытянуть какую-то зацепку, которую пустишь потом сплетнями по всему городу. каждый горожанин будет приходит именно к тебе, сначала дивясь тому, как это так вышло, что ты встретился лицом к лицу с герцогом и не в качестве заключённого, а потом уже и тому, что ты нашел какую-то интересную деталь, на которую другие не обращали внимания и о которой не прочитаешь в новом выпуске газеты. но смотря в пустые, холодные и обычные глаза обычного человека, этой детали не находится. и тут уже вступаешь сам с собой в конфликт. (так и до крио глаза бога недалеко) а точнее, с выдуманными самим собой образами и представлениями, ведь, как это так, герцога представляли совершенно не так. он темная и нелюдимая персона, что на свет выходит – так сразу праздник можно назначать. его история – это сенсация, что жила дольше всех других сенсаций. он сам есть тайна, покрытая мраком. не может быть, чтобы все загадки, связанные с управляющим, решились так быстро и безболезненно. но дело в том, что никто не может даже предположить, допустить саму мысль, что загадок, по сути, у него нет. и не было никогда. и в этот момент, хочешь, не хочешь, но в голове звучит забавный диалог, который тешит не личное самолюбие, а, скорее, напротив стоящего, по мнению обладателя головы, в которой диалог звучит, как едкий комментарий ситуации. и? что? о чем думаешь? о странности глаз. и что в них странного? да уже, в общем-то, и ничего. так о чем же думаешь? получается, ни о чем. но так не бывает а ситуация говорит об обратном думаете? да но вы же только что утверждали мне обратное что утверждал? что так не бывает чего не бывает? ах, простите мою бестактность какую бестактность? о чем вы?– вы не утверждали, вы говорили. но сути вопроса это не меняет, вы противоречите сами себе. вы одно сплошное противоречие, которое запуталась в своих противоречивых связях между антонимичными значениями.
– что вы сейчас сказали?
– ничего.
– но мы же разговариваем сейчас с вами.
– вы так уверены?
– да.
– спешу разочаровать.
– в чем же?
– мы стоим друг напротив друга и молча таращимся. если это у вас считается светской беседой, то даже мои жалкие попытки завести разговор о погоде можно считать грубиянством.
ризли смотрит на этих бедолаг и ухмыляется. как крысы подопытные, честное слово. такие забавные. отчасти. он даже ничего не делает. некоторое удовольствие от встречи их разочарования с его настоящим образом он получает. наверное, именно это и разбавляет его монотонные ряды дней в календаре, в котором он дни зачеркивает, чтобы не выпасть в очередной раз из реальности. ради шутки он эту игру в молчанку подхватывает, когда у оппонента мысли в голове твердя наперебой о какой-то только им понятной тревоге. о чем тот думает? лицо его почему-то будто испугалось. чего только, непонятно. ризли молчит даже когда мысли заканчиваются. как чернила в ручке или бумага в автомате. и наступает штиль. тишина. даже оглушает. и бьет пощёчину всем мечтателям, надумавшим слишком много сложного и несуществующего в человеке напротив.…какая досада, но для ризли она с улыбкой на лице.
для него подобные порывы разузнать о себе и вырвать с корнем хотя бы какую-нибудь информацию нерабочего характера, причем, неважно, правда это или ложь, дабы привлечь внимание к себе наверху, в городе, эгоистично. нет, ну в самом деле, наживать репутацию на разведывании чужой, личной информации? и только ради того, чтобы полгорода сбежалось да по«ох»ало, по«ах»ало? бред же. только эго как раз свое тешить. а тайны его только его. на то и слово вывели – личное. чтобы никто не лез без разрешения. только у ризли тайн нет, вот в чем ирония. даже сарказм. ищите, сколько хотите, разнюхивайте, сколько угодно, да только ваш парфюм, что стоит дороже вашего монокля с камнями, за которыми не видно ничего толком, для чего же вы его носите, не даст вам ничего разнюхать, как бы жаргонно не звучало. потому что у ризли тайн нет. у него есть шкафы. а вот в шкафах – скелеты.потому что самый сложный человек – простой, обычный, ничем непримечательный человек.
и когда очередной аристократ с разбитым от огорчения лицом уходит, ризли остается один в своем кабинете. садится в свое кресло у рабочего стола, ловит покатившуюся с края на пол ручку, у которой протекали чернила, кидает ее куда-то в сторону незажженой лампы, дабы разбавить гул тишины звонким стуком. но та, как назло, глухо ударяется, расплескивая чернила только больше на и так замызганом столе. пару клякс оставалось, как ни странно, на полу, а не в документах. отправлять бумаги с такими грубыми помарками ему совесть не позволяла. поэтому в чернилах были его рукава, которые впоследствии он засучивал выше локтя, пальцы и ладони, которые теперь обмотаны темной тканью и в черных перчатках, стол, с которого черные смолянистые ручьи тянулись прямо на пол. там уж как повезет: на ботинки или мимо. где-то левее стоит граммофон с пластинкой на ней. ее сейчас вряд ли послушаешь, ведь все крохотные узоры колец, как на водной глади от прыжка камня, забиты витающим некогда в воздухе мелким мусором. да и игла совсем затупилась. у него в принципе была одна единственная и любимая пластинка, которую он слушал бы бесконечно. некоторых уже тошнит от навязчивых нот ее мелодии, а ризли тошнит от многих, но совершенно других вещей. несправедливости. плохозаваренного чая.все хорошо?
…ризли моргнул в первый раз. потом через секунду второй. третий. глаза начали работать словно на автомате, смачивая засохший белок, оттого со стороны казалось, что он плакал, когда на деле смывал грязь. девочке ответил не герцог, девочке ответил скрипучий и хриплый до безобразия голос, из которого вырвали все гайки, повреждая резьбу. что он там ответил, останется для всех загадкой, но последующие объятия, в которых они просидели непрерывно два часа и семнадцать минут без объяснения причин, не забудут оба. первый такой случай никто из них не обсуждал. никто никому о нем не рассказал. это было тайной ризли, о которой случайно узнала сиджвин. это была тайна, которая происходила каждый октябрь, ноябрь, начало декабря и февраль. изредка приходила в середине лета. но всякий раз, когда ризли приходил к мелюзине, молча и крепко сжимал в объятиях, пряча лицо в ярких детских тканях и рюшах, когда сил хватало только на тихие и глухие, но, к сожалению для ризли, и к счастью для сиджвин, «да» и «нет», они повторяли вдвоём как тихую мантру:– все хорошо?
– нет.
– тебе опять хорошо?
– …
– тебе снова не хорошо, но все хорошо?
– да.
после этого ответа для сиджвин начиналось облегчение от тяжелых мыслей из-за незнания причин о перемене его настроения и карантин, а для ризли – разрушалось все. если быть точнее, то он сам. вся его кропотливо собранная по мельчайшим крупицам, как трава в чайном заварнике, личность. которую он выдумал. которой не существовало. или она есть? но не под тем именем. вор. самозванец. обманщик. лгун. и листья черного чая, что взметнулись в цунами кипятка в чайном заварнике, расщепляясь и утопая в крови и соке друг друга, тому подтверждение – подтверждения разорванной им самим же личности. 1. бессонница. в этот период ризли плохо спал. очень плохо спал. либо он спит пару дней подряд, но раз в месяц, либо не спит вообще. неделю. складывалось ощущение, ритм выбирал не он сам и даже не его усталость, а кто-то свыше. но в его положении – в прямом смысле на дне – фраза «кто-то свыше» имела множество значений. самому себе приходилось совершать пометку в голове, что он говорит сейчас не о горожанах. но в то же время и в богов ризли не верил. точнее, как не верил, верил, конечно. один бог точно существовал, он ему жизнью обязан. скорее, он не верил в тех, что повыше, а именно в их благосклонность. в то, что они заинтересованы в том, что здесь с ними, с муравьями, происходит. это равносильно неблагополучной нищей семье, которое нарожало детей, надеясь на государственные выплаты, или наоборот, что даже хуже, нарожало по неосторожности, в порыве любви, а теперь они им и не нужны. пусть сами разбираются. календарь на столе остается нетронутым уже четыре дня. для ризли сейчас все еще четырнадцатое октября. его мир отстает на половину недели. ризли выпадает. вы-па-да-ет. вы па да ет вниз. точнее в сторону. за тонкую стенку реальности времени и существует относительно своих часов. а его генетические часы сбились еще при заключении. для всех он потерял красный карандаш, которым цифры в месяце вычеркивал, для сиджвин – этим самым карандашом зачеркнул себе глаза, чтобы красный грифель нарисовал и закрыл ему обзор кровавой пеленой лопнувших глазных яблок, дабы не видеть жалости в детских глазах. пф, детских. кто здесь еще ребенок, это вообще отдельная тема для спора и подколов в сторону друг друга, но сейчас сил на это нет никаких. ну не любит ризли жалость к самому себе. ну не нравится. тот факт, что возможно это он сам себя жалеет, мы опустим, потому что он запутался, а вот яркое проявление подобного со стороны ему точно не нужно было. да. не нужно.лампочка. перегорела. надо заменить. лампочку. так как перегорела. лампочка.
лапа или лапочка? или почка?
откуда-то в голове всплывают мудреные термины, значения которых ризли с ходу так не объяснит. зачем только помнит их вообще, если ни разу ими не апеллировал. учил точно для того, чтобы понимать высший свет, а то поначалу совершенно не разбирал, о чем они толкуют. потом понял. а еще понял, что смысла в этом не было никакого. как гнул свою палку про погоду, так и гнет. не стыдится даже почти. почти. амфитеатр. кардебалет.– кардебалет особенно забавный, он щекочет нёбо.
библиофил перпендикуляр галлюциноген эшафот акрибофобия парафирование делинквент– это вообще как второе имя большинства фонтейнцев.
остракизм– тоже им подходит
метемпсихоз– это ему еще зачем в голове? откуда оно здесь?
кенотаф– так он умер. пару лет назад.
эти лета вспоминать не хотелось совсем. но они всплывали всегда, когда шрамы ныли в плохую погоду. особенно тяжело было в момент бессонницы: ты и уснуть не можешь, чтобы проснуться с уже ослабевшей болью, и от шрамов своих изнываешь. почему у ризли болят шрамы, а ощущения, что ему ломают кости? вырывают ключицы и вешают над камином вместо рогов оленя. нитки сине-фиолетовых связок мучительно долго вытягивают аккурат из трех заново вскрытых побледневших полос на шее. ризли туда даже не смотрит, но видит, как кожа расклеивается в стороны, как бегунок на молнии кофты. а вены все ползут, заставляя кожу идти складками, скукоживаться, задевать выпирающие части костей, а после со свистом нагонять упущенный участок под натяжением. вроде мелочь, а больнее удара мизинцем о тумбочку. связки, вены, артерии длинные, крупные, наполненные горячей кровью зверя. под глазами на лице видно, как они двигаются вниз. некоторые завязывают у основания на шейных позвонках скелета, те, что потолще, к ключицам и первой паре ребер. одну тонюсенькую бантиком вяжут под глаз.хруст
это выдернули лучевую кость его руки. пара фаланг мизинцев, три миофибриллы, две на запас, одна на кости – смычок готов. частицей мышц водят по связкам и венам, надеясь заставить их петь, но ничего кроме хрипа и бульканий крови из лопнувших струн почему-то не слышно. где-то на периферии маячит детский плач, который вскоре становится главной солирующей партией и кричит так надрывно, что контузит. чужая рука не выдерживает и бьет по «струнам», рвет, мечет их в куски, и звук идет фальцетом. а ризли может только смотреть. молчать и слушать. молчать и слушать. не двинуться, не вздохнуть, не отвести глаза. он все это чувствует и видит, но ничего с собой не делает. только давится где-то про себя, не смея подавать признаки живого. смотрит вверх, на вытянутые нити, которые ошметками летят ему в лицо. смотрит выше, на лампочку. перегорает. надо заменить. падает со стула. ударяется головой об пол и спинку кресла. жмурится и пыхтит. кажется, все-таки задремал, но снова изменил с демоном сонного паралича. ради чего только проверяет шею, водит пальцами. подносит руку к лицу, слышит запах крови и ее противное капание на пол, но на руке ничего нет. пусто. опускает голову. смотрит на кабинет верх ногами. в голове в принципе мыслей маловато, они только констатируют факт того, что он делает, однако рассматривая каждый предмет по отдельности, ризли все чаще ловит себя на очередном загоне: я могу потрогать стол. могу ударить стенку. и будет больно. можно взять ручку и проколоть себе глаз или сгиб локтя. и либо ослепнуть на один глаз, либо потерять литры собственной крови. по факту ему же никто не запрещает. никто не видит. он волен делать, что угодно. все не выдумалось, все существует, удивительно. однако пару минут (или часов?) назад, когда он пытался ослепнуть от лампочки, ему казалось, что этого попросту не случится, так как ничего из этого не существует. все нарисовано. им же самим. или придумано. а он сам не пойми где сейчас. может, в кенотафе сейчас как раз он и лежит, и на самом деле это не кенотаф, а могила. и умер еще тогда, давно, когда его шею вспороли три раза кусачками.– это не ризли.
– это ты.
– это не я.
– нет, погоди, если это не ты, то ты бы сейчас здесь не стоял, ты бы не родился.
– но этот ребенок – не я. это не ризли.
– что за парадокс убитого дедушки?
– …
– почему ты так уверен, что этот ребенок – не твое детство?
– потому что у меня его не было.
– почему? что случилось?
– я обоих похоронил заживо.
голова затекла лежать на упавшем стуле верх ногами. ризли встает. нужно заменить лампочку. перегорела. но дни в календаре он так и не отмечает. 2. око за око, зуб за зуб. ризли не выдерживает на пятый день, как запечатали ту блядскую воду. не сдерживается он спустя пару часов, как запечатали ту блядскую воду. раскаивается он всю свою жизачем?
знали ли все предыдущие люди на его должности о данном «объекте»? подбирались ли они принципиально? ризли даже с места сдвинулся и сделал круг по кабинету, перебирая варианты, где он мог бы достать дела на предыдущих управляющих. но он не нашел. была ли вероятность, что все управляющие – некровные местные? и что это не случайность, не совпадение, а ключевой фактор? и значит ли это то, что сам ризли – нечистокровный гражданин фонтейна? такие вопросы задавать в ноябре опаснее, чем в октябре. потому что всю ночь, когда напала очередная бессонница, ризли просидел там. вглядывался в свое отражение в металле и видел в своих глазах цвет водяной кислоты, которая погубит каждого фонтейнца, не щадя как аристократов и еще более высших персон, так и накрывая волнами массы простых людей.он слышал крики, перетекающие в предсмертные хрипы у стариков и визги у молодежи. перед глазами проносились волны, город не затапливало, а конкретно смывало, разрушая потоком перламутровых течений башни зданий, мосты с путями аквабусов и ступени восходящих лестниц. люди бежали куда-то выше, кто-то с детьми на руках, кто-то с пожитками, а кто-то пытался унести все свои накопленные драгоценности. в ногах толпы путаются избитые лодыжками обожженные дети сироты. некоторые из них совершенно не понимали, что происходит, так и стоя по колено по пояс в воде и озираясь по сторонам, пытаясь сообразить, сколько времени у них есть, чтобы стащить еду с брошенных ларьков, используя этот момент всеобщей паники. но добежать до ларька не удастся, так как еще до него их растворит в пустоту. некоторым повезет больше – их подберут добрый люди по пути на близстоящую вышку.
ризли стоит на главной площади и смотрит в темно-серое небо, которое плачет таким же ядовитым дождем. интересно, ему сейчас больно? конечно, больно. ему невозможно на это смотреть. оттого сам себя убивает изнутри, заливаясь кислотой и разъедая себе глаза. ризли думает, что это весьма интересный способ самоубийства. ризли думает об этом, а перед ним капли дождя заменяются мертвыми телами, которые поскользнулись на мокрой черепице и стекле, отправляясь в последний полет. как птенцы из гнезда, которых выбрасывают дети кукушки. до герцога долетают только ошметки, которые окрашивают воду в багровые тона, все еще находясь в реакции с кислотой. его кожу на лице уже прожгло. кое-где проглядывают кости скул. когда ризли вспоминает о том, что забыл написать простую, но так радующую ее, мотивирующую записку сиджвин на обрывке листка для заметок, он подкашивается из-за неимения ног. когда ризли вспоминает о невилетте, и как же ему хочется уткнуться в шелковые персидские пряди волос, локти больно вспороли кожу. когда ризли вспоминает, как же сильно он любит, его сердце останавливается, и наступает вечная тишина и мрак.
люк он не открывал. все же не настолько отчаянный. но чтобы узнать правду о себе, способ был действительно только один – нырнуть с головой под этот чертов люк. ризли даже не уверен, а надо ли оно ему. он отрекся от своего прошлого, он не хочет его вспоминать и видеть. он не хочет им жить. у него своя, новая жизнь и судьба, которую ему подарили за убийство, что никак логично не укладывалось в голове.но на подсознательном уровне у ризли щелкает в этом моменте: здесь и сейчас, в крепости меропид, оно ему не надо. он чувствует себя здесь свободно и открыто, он свой. но стоит ему отправиться наверх, казалось бы, просто купить новый чай или сладости для сиджвин, он сразу теряется. испаряется, растворяется. потому что правило новой жизни распространяется только на его автономный район, но не на весь фонтейн в целом. здесь, в городе, он чужак, которого не существует, которого он сам же вырвал с корнем и стер. вычеркнул. удалил. он лишний.
с другой стороны, оно ему надо, потому что он устал. он устал теряться в собственных догадках, в усмешках темных теней, которые ползут по стенам к потолку и связывают шестеренки, которые свешиваются вниз прозрачной темной тюлью и шепчут в уши имена детей на рабском рынке, продавцов и «родителей». а после исчезают, когда проморгаешься. ризли расцарапал все ушные раковины, лишь бы только прекратить их навязчивый шум. он устал пытаться понять, почему на него – обычного человека, который просто хочет выжить в суровой реальности, который понял это еще в два или три года, который повзрослел, когда родился, и стал ребенком, когда вырос – на его плечи передали такой тяжелый груз ответственности, о которой даже не предупредили. он же буквально, получается, в первой группе риска, если шлюзы прорвет. да, его не просили. ему просто показала и приказали следить. строить ковчег – всецело его решение, но что плохого, чтобы пытаться спастись, а, раз можешь позволить, также прихватить за собой несколько десятков таких же душ, которые просто хотят жить. они не выбирали себе роль мученика или спасителя, как и сам ризли не выбирал себе роль главного героя пьесы. он зритель. маленький зритель – ребенок в первом ряду с шоколадным эклером. но никак не ной с его ковчегом. ризли устал. он просто хочет знать, правильно ли себя понимает, осознает ли себя верно, кто он такой и что ему делать. он же, смотря в лицо другим, все разбирает и понимает. даже строит планы наперед, предсказывая будущие действия многих людей одновременно. но почему же это не работает в обратную сторону? почему, познав весь сахар и соль судьбы, прочитав всех людей в окружении, он не может помочь себе? или не хочет? сколько раз он чувствовал, что сценарий, который разыграла ему жизнь – фальшивый, нереальный, несуществующий. так бывает только в сказках, ему не может так повезти. почему удача решила выбрать именно его – самого непристойного? его руки в крови будучи детскими, как можно его простить? как можно считать это справедливым, когда убийц по-хорошему расстреливают на месте их захвата? что тогда он здесь делает? отсиживает свое с получением должности управляющего пожизненное наказание? а может, план состоял в том, чтобы смыть всех грешников разом, заперев в консервной банке и дав возможность прожить оставшийся остаток в полном удовлетворении? нет, это было бы слишком просто.…поэтому они оставили тебя одного у всей власти меропида с тайной, которую нести тебе придется в одиночку, не давая рано умереть и сбросить этот груз, ведь они знают о твоей дружбе с доверием.
и это знание сравнимо с запретным сумерским. вот оно – наказание, за их лозунг, что здесь, в крепости, каждый отрекается от своей прошлой жизни и начинает с самого начала. теперь оно не работает. конкретно теперь не работает только для ризли, ведь только он знает о течении, что в любой момент может уничтожить его детище, которое он вынашивал сначала в голове годами, а потом еле смог превратить в жизнь. ему указали его место. показали его никчёмность, его совершенно крохотную и незначимую роль в этом мире. все железобетонные стены, тщательно возводимые потом и кровью, оказались карточным домиком, заставляя становится верующим и молиться, чтобы ветер забыл о его уединенном уголке мира. ризли снова загнали в ловушку, про которую, как он думал, знал наперед, но по сути его вывернули наизнанку, выставили в самый центр зала в первом ряду, подбирая шикарный обзор, и заставили молчать. ризли потерял смысл слова «доверие». ризли в принципе его потерял.– как по-детски и наивно считать, что ты его потерял, когда ты собственноручно его закопал глубоко на дне, вырывая кусок мозга с информацией об этом месте.
когда вода всё-таки вырвалась, ризли понял, что на самом деле боится. что на самом деле ему оно не надо, он хочет оставить все как есть. видя столп ядовитой воды, в его глазах селится животный страх. проносится жизнь и вспоминается даже прошлое – то, о чем он, как считал ранее, забыл. он лучше устанет как волк, заебется в край, будет походить на ходячий труп, но нет, он не хочет узнавать, кто он такой на самом деле. он будет кривить дурацкие улыбки, от которых всех стошнит, не найдя в них искренности, будет отпускать банальные до безобразия шутки, звать на чай, от запаха которого всех, кроме него воротит, настолько надоело. он хочет верить в личность, которую создал себе на суде в тот самый счастливый день рождения. ему не нужны подтверждения его догадок; даже не взлюбив сладкие коктейли сиджвин, он готов не пережевывая глотать сладкую ложь, в которую поверит больше, чем в правду. его спасает адреналин и жажда жить в сказке, во дворце на облаке. только так он может объяснить свои вздувшиеся ожоги на спине, боку и руке, только так он может объяснить свою выдержку на защите трех ворот льдом. там, глубоко под полами-потолками, прокатываясь под тремя воротами, успешно проскальзывая каждую из них, он видел, как каждая ставила новый шрам поперек трех старых. ризли честно пытался держать себя в руках, не давать повода для беспокойства, говорить ровно и без дрожи, но страх отдавал легкую рябь в его глазах. сил хватило на дурацкую шутку и дрожащий взгляд в спину, когда пришел невилетт, который, как оказалось, тоже не до конца понимал, что здесь происходит.да, возможно, он конченная тварь, раз убил собственных родителей, раз убил самого себя – ребенка, раз убил свое детство и похоронил свое доверие, но на то тварь и божья.
потому что он человек.
сиджвин в кабинет приходит молча и без лишних вопросов жестами просит показать ей его раны. осмотр и последующие лечение проходит в тишине. теперь в настоящей тишине. уши заложило еще час назад, управляющий все еще плохо слышит шорохи. сил на, к сожалению для ризли, и, к счастью для сиджвин, «да» и «нет» больше не хватает. поэтому вместо любых слов и звуков мелюзина чувствует его даже сейчас, при всех обстоятельствах, теплые родные руки, которые вжимают ее ближе к себе. ризли вдыхает запах медикаментов и вспоминает, где находится, пока девочка заплетает короткие косички на его затылке. и каждый день начинался и заканчивался этой процедурой. ризли начинало отпускать. пока на пятый вместо сиджвин он увидел судью. стоит признать, что криков и воплей было достаточно, но невилетт успешно с ними справился. даже зная, что надрывается ризли. на самом деле, он даже рад, что герцог кричит именно на него. только на него он кричит так. не сдерживаясь, прямо, не подбирая мягких слов и выпуская все то, что наклубилось в его голове. судью упрямо отпихивают и бьют кулаками, когда он приближается, чтобы магией залечить ожог на лице. ризли не понимает, почему он говорит все это судье так честно и без задней мысли о последствиях. не понимает, почему не мог высказать это той же стене или выписать в блокнот. не понимает, почему в ярких красках, но грубыми мазками, объясняет причины своей молчанки. как он медленно сходил с ума от того, что у него на плечах просто есть голова, способная думать, ведь, с каждым предложением внутреннего голоса, его мысли плотнее переплетались в петлю, на которой он повесился бесчетное количество раз, да только никак не мог до конца задохнуться. почему кричит почти на фальцете об обезображенных кошмарах из дней в свои пять лет наяву; о танцах теней от предметов при растопленном камине, которые переливались в неоновые лужи и, как вода первозданного моря, прожигали под собой окно из нереального в другой, якобы существующий мир. стекали каплями в пространство, нарушая законы притяжения. почему осипшим голосом он все еще пытается докричаться до невилетта о том, что его банальное желание понять и узнать себя влечет за собой самоубийство. почему тот мальчик, которого он видит уже даже не во снах, а в дреме наяву, который выглядит очень на него похоже, просит умоляет прекратить его муки. тот весь ободранный, в синяках и ранах, волосы всклокочены и висят объемной тучей над головой и лицом, но все ещё улыбается. как под дулом револьвера. как заставили. улыбается и плачет ямочками щек, морщинками под глазами. почему ризли не может как все нормальные люди просто поплакать, просто порыдать в подушку, завывая, отпуская всю накопившуюся боль в душе, которая съедает сердце липкими ладонями. ризли пытался, ризли пытается и будет пытаться, но у него не выходит. в нем все копится, копится, к о п и т с я. ходит по кругу, замыкает змеем уроборосом, не давая времени на передышку. за лицом всегда расслабленного и простодушного человека скрывались страхи, которых боится сам испуг, мысли, о которых не думают сами суждения, эмоции, которых не чувствуют чувства. ризли мучается, потому что не может плакать. не выходит. не получается. внутри него бушует вьюга, которая готова заморозить море, но лишь пара талых капель оставляет соленый след на шраме у глаза. от этого комок паутины, нити которого связывают ребра в затяг и перекручивают легкие с их альвеолами, только сильнее путается и режет плоть. ризли не понимает, почему он не сдерживается именно сейчас и именно при нем. срываться на судью, который сам старается понять себя, по причине непринятия себя. как черный юмор. окончательно его прорывает на словах невилетта о том, что он – ризли – самый человечный, живой и настоящий человек из людей. невилетт стоял близко и шептал так тихо, но так ясно и чисто. как капель весной. его холодные бледные руки едва касались грубых щек, покрывшихся легкой щетиной. его кисти словно мотыльки, слетевшие на огонь, порхают, как бы только не сгореть. удивительно, но всю оглушительную тираду того, что ризли старательно скрывал, вынашивал, комкал глубоко в себе, смог прервать легкий шепот любимых губ. ризли моментально затих. никаких резких движений не было, никаких криков со стороны невилетта. только аккуратные, осторожные касания. но герцог чувствовал, словно ему влепили пощечину. она нужна была ему, необходима, так как других видов ласк он не знает и не воспринимает. и как в вычернкутом когда-то детстве – наконец-то, в нем что-то со звоном падает и крошится в мелкие крошки ослепительного стекла на солнце, кажется, это было его выпутавшееся из паутины сердце – плачет. слеза раз, слеза два, три, четыре. дорожка семь, девять. а потом к вьюге примешался град с зимним ледяным дождем. нет, такого быть не может. не может, чтобы ризли был настоящим, ведь себя он заколотил досками на старом дворе юности, не может, чтобы он плакал. плакал только другой он, которого здесь больше нет. которого больше не было. который пропал, заходя в зал суда. или он все время, всегда был здесь, совсем рядом? тут чего-то не хватает, какого-то объяснения. крохотной детали паззла. и когда невилетт притягивает его к себе, водит нежными подушечками пальцев по спине, бормоча какую-то иноземную песенку про волчка, а ризли прячет голову в основании чужой лебединой шеи, все вроде бы встает на свои места.справедливость существует. никто не обделен и не унижен. за убийство собственной идентичности, за разбитые попытки понять самого себя, за избегание своего прошлого ризли заплатил в полной мере. он не похоронил, а надежно спрятал и бережно хранил, лелея надежду, что кто-нибудь его удержит, и отдал взамен самое дорогое, что только смог сберечь. он отдал свое доверие дракону, который на его казни подарил ему жизнь.