Как приручить оборотня

Эта история началась через неделю после трагической смерти Поттеров и невероятного исчезновения Тёмного Лорда, после заключения Сириуса Блэка навечно в Азкабане и посмертного награждения званием героя Питера Петтигрю. Каждый получил в этой истории по заслугам, насладился минутой славы, был очернён или возвеличен, но, вот незадача, все забыли об одном несчастном оборотне, который остался жив, но враз стал сиротой. Никому не было дела, как он справлялся со случившемся, а справлялся он плохо. Ремус нашел отдушину, мифическое спасение в избавлении от каких-либо чувств вовсе. Он из раза в раз смешивал ингредиенты, чтобы сварить зелье, которое помогло бы ему забыться. Добавив однажды измельчённые мятные веточки и случайно передержав зелье на мощном огне, Ремус обнаружил, что зелье не только помогает ему отключится от реальности, но так же вызывает галлюцинации, а это было его мечтой, тайным запретным желанием. Он был ужасным зельеваром, но для этого зелья выкладывался во всю силу своих способностей, тайно лелея мечту, случайно умереть от собственных корявых рук. В первый раз, когда масса превратилась в густое желе, которое пришлось отскребать от стенок, к нему пришёл Сириус или ему казалось это, да и было неважно, а важным становилось лишь то, что человек, который предал его, его друзей и разбил ему сердце, находился с ним в одной комнате. Сириус гладил его плечи, как в беззаботные нежные вечера в спальне мальчиков, пока за окном бушевала непогода, стуча каплями дождя в дребезжащие окна. Ремус плакал в крепкое плечо, пока Сириус шептал глупости, как он делал это всегда, дожидаясь, пока возлюбленный успокоится и последние слезы высохнут на лице. Сириус стойко терпел все обвинения, которые непрерывным потоком лились из каждой клеточки тела Ремуса – он кричал, требовал, умолял и просил прощения за свой гнев, который он, кажется, никогда не выпускал таким образом. И Сириус со скорбным лицом шептал извинения, а после сжимал в крепких объятьях, защищая от жестокости окружающего мира. И Ремус опять плакал, крушил, обвинял, слушал извинения и принимал горячие поцелуи. И эта примирительная встреча, которую Ремус из раза в раз воспроизводил в своей голове, заканчивалась просто ужасно. Ремуса рвало, его бил озноб, а конечности не слушались, но физическое состояние было несравнимо с болезненным пониманием того, что встреча была лишь галлюцинацией его уставшего мозга. Ремус потерял сознание на полу между диваном, до которого ему не удалось добраться, и столом, с которого непослушными руками он снёс вазу, и та разбилась вдребезги. После очередной такой ночи Ремус очнулся, когда солнце уже заглядывало в маленькое мутное окошко и слепило глаза, проникая под веки. Невероятно, но он лежал на диване, а не как обычно, где придётся, он был укрыт толстым пледом, который впервые на его памяти не вонял псиной. На секунду сердце забилось чаще, ведь Ремус позволил себе решить, что это Сириус вернулся в их маленькую квартирку в старом районе города, которая теперь полностью принадлежала Люпину. Тихий стон прорезал тишину комнаты – не только, потому что Ремус попытался открыть глаза, отчего голову пронзили тонкие иглы боли, но и осознание того, что, конечно, Сириуса здесь быть не могло – он теперь был заключён в Азкабане и ему предстояло встретить свои последнии дни среди обезумевших преступников и последователей Тёмного Лорда. Хотя, к прискорбью к чувствам Ремуса, Сириус тоже оказался преступником, возможно, более ужасным и коварным, чем иные. И, кажется, у Ремуса больше не было друзей – в могиле или уничтожены, ничего, кроме пальца, – а значит, некому было уложить его тело на старый диван и постирать плед. Необходимо было защищаться, но как, если открыть глаза для Ремуса – это уже за гранью возможного? Он медленно провёл рукой по обивке дивана, надеясь, что палочка находилась близ тела, но – увы, только затёртая ткань под подушечками пальцев. И уж если его собрались убить, то почему не сделали это, когда он был в беспамятстве? Что сейчас осталось преступнику – отравить его еду? – Собираешься вставать или планируешь до конца своих дней проваляться на этом диване как живой труп? – прерывал его страдание недовольный скрипучий голос. К сожалению для Ремуса, знакомый голос. Очень знакомый голос. И найти палочку захотелось ещё сильнее. Он в панике открыл глаза и тут же со стоном закрыл обратно, чувствуя лёгкие позывы к рвоте, вызванные словно самим светом. – Пей, – в губы ткнулась чашка, но Ремус медлил, боясь, что при повиновении его могли отравить, а он даже не сопротивлялся. – Это зелье облегчит симптомы твоего состояния, ну, или, по крайне мере, позволит тебе наконец-то открыть глаза. И чашка вновь настойчиво ткнулась в сомкнутые губы. Зелье отдавало васильками и пшеницей, за вкусом которых пришла возможность вздохнуть полной грудью и открыть глаза, ощущая, как боль медленно покидает тело. Свет бил слишком резко в глаза, вызывая тихие стоны, а тёмная фигура с длинным носом выделялась большим пятном. Несколько прыщей блестели на высоком лбу, землистого цвета кожа, чёрные угольные глаза, смотрящие в упор и словно держащие сердце в тисках, тонкие обветренные неухоженные губы – перед ним был типичный Снейп. Он хмурился, отчего на лбу появилась вертикальная морщинка, но рук от чашки, из которой пил Ремус, не отнимал. – Спасибо, – благодарно протянул Ремус, когда горло наконец-то перестало першить, а в носу прошла невыносимая сухость. На это Снейп лишь сморщился, отчего его и без того тонкая кожа стала похожа на использованный пергамент. – Что ты тут устроил? – злобно прошептал он и склонился прямо к самому лицу Ремуса, обдавая неприятным запахом изо рта. – Ох, мамочка, оставь меня в покое, – гнусаво произнёс Ремус, имитируя детский голосок, но затем продолжил безжизненно и устало: – Я не нуждаюсь в нравоучениях. К горлу подкатил ком, когда он только задумался о том, чтобы объяснить Снейпу, что он сейчас переживал. Вот – ещё с неделю назад у него были друзья, его названная семья, был любящий человек, в объятиях которого можно было быть хрупким, а вот – он совершенно один, с друзьями в могиле, брошенный и преданный тем, кому, казалось, мог доверить своё сердце. Зря, очевидно. Ещё и со всякими сомнительными личностями, которые моются раз в несколько недель, судя по блеску жира на тонких волосах, в собственной квартире. – Когда планируешь настрадаться и снова стать человеком? – продолжил в назидательном тоне Снейп. – Никогда, – в подушку сказал Ремус, уткнув лицо поглубже в мягкий пух, чтобы скрыть подкатывающие слезы в уголках глаз. – Чего вообще пришёл? Уходи. Его шёпот был на грани слышимости и, судя по всему, Снейп зачем-то прикладывал усилие, чтобы услышать эти слова, сказанные в подушку. – Если бы я только мог, – хмыкнул Северус. – Но, увы, я принадлежу себе лишь наполовину. Ремус промолчал, надеясь, что, не получив достаточный интерес к такому загадочному заявлению, Снейп оскорбится невниманием к себе и уйдет – желательно навсегда. Кажется, Ремус ожидал, что Снейп будет вести себя так же, как Сириус – он должен был гордо вздёрнуть подбородок и уйти в другой угол комнаты дуться на такое оскорбительное поведение, ожидая, пока Ремус сам придёт с извинениями – в случае с Северусом не придёт. Глупо было ожидать от кого-то поведение Сириуса, но как же хотелось, чтобы были ещё какие-то доказательства его существования, кроме воспоминаний Ремуса, маленького выжившего мальчика и трёх смертей. Но, к великому сожалению, Северус не желал оставлять его одного в горе, а, выдержав паузу, спокойно продолжил: – Дамблдор дал мне новое задание. Словно смерть Тёмного Лорда не является причиной роспуска Ордена Феникса, – Ремус слышал недовольство в голосе говорящего и это заставляло его чуть дёрнуть уголком губ в попытке улыбнуться впервые за эту неделю – не он один попал в западню. – Рассказывай уже, – поторопил Ремус, желая, чтобы гость выговорился и наконец-то ушёл. – Я буду… точнее я должен приглядывать за тобой. Так, к прискорбию, хочет Дамблдор, – ответил Снейп, и не подумав скрыть досаду в голосе. Ремус скорчил в ответ такое же мученическое лицо, в отместку не скрывая свои истинные чувства. Разве в своих рассуждениях Снейп был неправ – если главный враг был повержен, то теперь все участники Ордена могли разойтись в разные стороны и забыть друг о друге? Ремус мечтал бы, чтобы о нём забыли все и он смог бы продолжить проводить вечера, разлагаясь на диване и считая трещины на потолке, которые были плохо видны из-за слёз. Но Дамблдор, видимо, считал, что заботиться друг о друге нужно даже в худшие времена, которые, вообще-то, должны стать лучшими. Ремус слышал изо дня в день песни победы и благодарности Мальчику-который-выжил – даже на окраине с энтузиазмом отмечали падение Тёмного Лорда. Никому не было дела до разбитого и раздавленного собственными чувствами Ремуса. Никому, кроме седовласого старика. И эта мысль всего на секунду, но приятно грела. – Так что он хочет? – хрипло спросил Ремус и даже сел, закутавшись в плед. – Чтобы ты пришёл в норму. На это заявление Ремус лишь хмыкнул – словно это было так просто. Так легко было залечить раны, которые рекой боли текли из каждой клеточки его тела. Ремус скорбел, так почему его не оставляли в покое? И, словно прочитав мысли, Снейп сказал: – Ты в таком состоянии уже достаточно долго и, вместо того чтобы возвращаться к нормальной жизни, ты лишь усугубляешь свое состояние, видимо, находя это невероятно увлекательным, – он кивком головы указал за спинку дивана, в ту часть комнаты, где должен был стоять котёл с запрещённым варевом. – Я не нуждаюсь в спасении, – лишь ответил Ремус, игнорируя саркастический тон, неприязнь в тёмных глазах и собственный стыд. – Я здесь не для того, чтобы спасти тебя. Тебе нужно плечо, на которое ты сможешь опереться в сложный для себя момент… по крайней мере, так считает Дамблдор. Ремус благодарно принял очередную дымящуюся чашку из холодных пальцев, но произнёс лишь: – Я был бы рад, если бы ты ушёл. Так и можешь передать Дамблдору. Но Снейп не уходил. Сначала он удостоверился, что настой со вкусом малины и легким ароматом мимозы выпит, Ремуса больше не лихорадит и он может самостоятельно справляться со своей жизнедеятельностью, а после ушёл, тихо прикрыв дверь за собой. Ремус ещё с несколько минут смотрел в тёмный коридор, ожидая, что Снейп вернётся и пытка продолжится, но в квартире стояла тишина, лишь вода медленно капала из крана. И, оставшись один, Ремус мог осмотреться, проверяя не было ли украдено что-нибудь (словно было что) у него. Но неожиданно для себя обнаружил, что захламлённая за это время квартира сейчас выглядела очень чисто: мусор и пустые коробки волшебным образом исчезли, рассыпанные порошки навсегда стёрлись с поверхностей, одежда не лежала на полу, грязная посуда не копилась в раковине – наоборот, всё сияло чистотой и даже появился горшок с цветком на подоконнике. Ремус, конечно, мог это сделать в беспамятстве, но все его вчерашние грёзы были о Сириусе, а не об очищающем заклинании для засохшего жира на плите. Видимо Снейп убрался, пока Ремус валялся тут в забытье и лил слезы от любви. Сколько же он видел? Ремус прикрыл глаза лишь бы не видеть, а значит, не сталкиваться с собственным стыдом, пригревающим затылок. Странно было думать, что человек, который моется раз в несколько недель, а одежду стирает и то реже, мог так аккуратно убрать беспорядок, который они устроили с Сириусом, а потом и один Ремус. Даже серебряная статуэтка всадника на лошади блестит как новая, и Ремус не уверен, что видел её когда-нибудь такой чистой. Ремус допил настойку, и со стоном лёг обратно на диван, накрываясь пледом с головой. Нужно было переспать со своим стыдом и неожиданно открывшейся любовью к чистоте Снейпа. Последнего, Ремус надеялся, он больше никогда не увидит. Как же он ошибался. Ремус вновь варил зелье, лишь слегка опасаясь, что Снейп после посетит его со своими нравоучениями под ручку. Конечно, мысль о том, что хоть кто-то о нём помнил, грела истосковавшееся по теплу тело, и от того, что это был Дамблдор, так мягко помогавший ему все эти годы, становилось ещё лучше. Но всё-таки зачем было подсылать именно Снейпа – человека, с которым они не были даже в приятельских отношениях и это, если опустить момент, когда Ремус его случайно чуть не убил по воле жестокой шутки Сириуса? Как оказалось, Сириус был во многом жесток. Но, несмотря на это, Ремусу хотелось увидеть Сириуса ещё раз и он варил зелье, приносящее ему желанный мираж, вновь и вновь. Он старался не думать, о реальном Сириусе, заточённом в Азкабане до конца своих дней, когда его придавливало к дивану, на потолке начинали мелькать яркие всполохи, а после смазанный знакомый силуэт появлялся рядом. Думать о Сириусе-предателе было больно, наслаждаться их совместным прошлым, где Ремус сильно доверял и чувствовал чужую поддержку, было приятно, хотя теперь с налётом скорби по упущенной жизни. А на следующие утра, его боль снимали ледяные пальцы на висках, запах васильков и малины. Помимо того что Северус прилежно убирал всю квартиру, которую Ремус успевал превратить в гадюшник между их вынужденными встречами, он постепенно взял на себя ещё одну очень важную функцию – теперь Ремус наслаждался запеканками и сырниками, от этого, к сожалению, хотелось видеться чаще. Было приятно, что кто-то о нём заботился, даже если этот человек просто прилежно исполнял приказ, которого не мог ослушаться. Но это был Снейп, что означало, что это было не молчаливое принятие и аккуратная поддержка, а постоянно презрительно сжатые губы, колкие комментарии и невозможность удержаться от соблазна дать непрошенный совет по поводу того, куда катится жизнь Ремуса и что с этим делать. По итогу Ремус был несчастным, не только потому что он потерял все точки опоры, но и потому что его вечно не могли оставить в покое, засовывая длинный нос и сальные волосы в каждую маломальскую прореху в его жизни в попытке дать ценный совет, без которого он бы и так отлично прожил. Всё-таки Северус Снейп был невыносим, но готовил очень вкусно. – Когда последний раз ты был на улице или ты считаешь, что эти хоромы, – Снейп расставил руки в стороны в квартире два на два, вмещающей в себе спальню, кухню и ванную комнату, – и есть весь мир? Ты сильно заблуждаешься. – Я никуда не пойду, – сразу расставил акценты Ремус, не желая выслушивать оду, которую Снейп, наверное, писал всю ночь, чтобы продекламировать здесь среди одного горшка с колючим цветком, свежеприготовленной запеканкой с брокколи и только что очищенным от рвоты ковром. – Конечно, ты же упрямец, каких поискать. Лучше продолжать сидеть здесь, варить это гадкое зелье, подрывающее твоё здоровье и наслаждаться жалостью к себе, – сказал Снейп, сморщив лоб с новым прыщом. – Я всегда говорил, что гриффиндорцы только мнят себя сильными мира сего, а на деле не могут справится ни с чем. – Осмелюсь сказать, что мои друзья были варварски убиты в собственном доме, человек, с которым я был в отношениях, предал их и предал меня, он убил их не собственноручно, но убил, и превратил в пыль ещё одного моего друга. А маленький ребёнок остался сиротой. Если для тебя это ничто, то не хочу знать, какие страшные события имели для тебя вес. Ремус подлил себе молока, игнорируя, почти пустую кружку собеседника, и накинулся на ещё один кусок запеканки. Конечно, никакие аргументы не могли остановить Снейпа, если он сел на своего любимого конька нравоучений, но благо это их не первая встреча и Ремус уже умел превращать поток бесконечных слов в белый шум. Он думал о том, что Снейп преследовал благородные цели, что само по себе казалось фарсом, но делал это как-то совсем странно. Сначала Ремус мечтал, чтобы Снейп больше никогда не появился в его квартире, потом ему было интересно, что тот сделает в следующий раз, сейчас же он был согласен на компанию Северуса, если бы тот молчал. Но, судя по всему, это было невозможно – если у Снейпа появлялся маломальский шанс самоутвердиться за счёт другого человека, он не упускал такую возможность. – Я ходил на улицу, хорошо? – прервал мощный поток нравоучений Ремус. – У меня кончился бальзам чемерицы и мне пришлось выйти, чтобы его купить. Я даже разговаривал с людьми, доволен? Снейп лишь хмыкнул, но наконец-то замолчал и последний кусок Ремус доел в тишине. К сожалению, Снейп был прав, пора было бы уже начать собирать себя по кусочкам и что-то делать, но пока Ремус мог лишь жалеть себя. В следующий раз, когда вкус пшеницы привёл его в чувство и руки Сириуса на его плечах стремительно стирались из памяти, его ждал банановый пирог, который Ремус ел вилкой, не отрезая ни кусочка. – Сириус никогда мне не готовил, – зачем-то пробормотал Ремус, отправляя в рот очередной кусочек воздушного теста. – Оказывается, это приятно. – Ну, Блэк всегда специализировался на другом, – спокойно ответил Снейп, впервые на памяти Ремуса не сморщив лицо в пергаментную бумагу при упоминании ненавистного имени. – Да, обычно он будил меня минетами, – продолжил Ремус и только после произнесенных слов осознал, кому же он это сказал. – Ну, если это быстрее приведёт тебя в человеческий вид, то буду рад служить, – так же спокойно сказал Снейп, пока Ремус отчаянно боролся с удушающим смущением. И голос его звучал обещающее, чем оскорбленно, или Ремусу всё это казалось, потому что он хотел принимать желаемое за действительное. И это было странно, ведь Снейп никогда не входил в категорию "желаемого" для Ремуса. Господи, как же он отчаялся. Хотя, наверное, Снейпу уже осточертело – из раза в раз приходить в дом к зависимому человеку, приводить его в божеский вид, убирать рвоту, грязную посуду, пустые пачки из-под еды быстрого приготовления, готовить нормальную еду, выхаживать отварами, чтобы через несколько дней вернуться и опять делать то же самое. – Извини, – пробормотал тихо Ремус, но продолжил увереннее, – хотя мне не за что извиняться, ведь я не просил тебя помогать мне. Это всё Дамблдор, так потребуй от него письменных извинений. Хотя, смею напомнить, ты ему не принадлежишь и тут тебя никто не держит. Собственная грубость пугала Ремуса, но ему так хотелось защитить себя от мыслей, которые без спроса лезли в его голову. И он вёл себя так же неприятно, как Снейп, но последнему почему-то не нравилось отношение, которым он одаривал окружающих без разбора. И Снейп оставил его в гордом одиночестве, а это значило, что Ремус мог спать целый день, чтобы заняться вечером излюбленным делом, а на утро оказаться с грубияном в одной комнате. В очередное тяжёлое утро Снейп неожиданно спросил: – Ты же знаешь, что мир изобрёл Волчье противоядие? Ремус кивнул. Он слышал о том, что какой-то безумец придумал смешать волчий аконит с волшебными травами и получил зелье, которое якобы сохраняет разум в период полнолуния. Сам он, конечно, не опробовал это на себе, потому что ингредиенты были труднодоступны, и, что немаловажно, он был просто ужасен в зельях, а умереть от собственных неловких рук совсем не хотелось, по крайней мере тогда. – Не думал попробовать? – Если бы у меня была возможность поставить эксперимент над своей волчьей частью, то я бы этим обязательно воспользовался, – ответил Ремус. – Я слышал, что оно не до конца проработано и вылезают ужасные побочные эффекты, но тебя, очевидно, храбреца, это не пугает, – фыркнул Снейп в свою чашку чая. – Если я могу облегчить жизнь других оборотней, то почему нет? К тому же сейчас у меня так мало смыслов… – под конец предложения Ремус стал всё тише и тише. Глупо было доверять свои душевные раны столь чёрствому человеку, но Северус был постоянно рядом и это давало иллюзию защищённости и его заинтересованности. И с каждым новым лимонным тартом или шарлоткой Ремус мучительно долго уговаривал себя вспомнить, что заинтересованность Снейпа была не в нём самом, а в желании хорошо выполнить поручение, которое дал ему Дамблдор. – Я могу сварить, – сказал Снейп и упрямо не смотрел в сторону Ремуса. – Это дорого и не имеет значения для тебя. Я не посмел бы обрекать тебя на такие страдания, – спокойно ответил Ремус, игнорируя то, как сильно забилось его сердце. Конечно, ему хотелось, чтобы Снейп сделал это. Искусный зельевар сам предлагал свои услуги и в качестве его работы можно было не сомневаться, (конечно, если изначально тот не планировал отравить Ремуса), но не было ни одной причины, почему Снейпу захотелось бы это сделать. – Ты не будешь мне ничего должен, – продолжил Снейп, словно Ремусу и так было легко ему отказать. Снейп смотрел так проникновенно и открыто, что у Ремуса в животе разливалось тепло, но, игнорируя это ощущение, он лишь вновь покачал головой. – Разве это не шанс повлиять на жизнь будущих оборотней? – продолжил давить Снейп. – Пожалуйста, прекрати, – взмолился Ремус, – у меня и так раскалывается голова, и одна мысль о грядущем полнолунии приводит меня в ужас, а тут ты, сидишь и предлагаешь таблетку от проблем. Мне тяжело отказать, но ты и так достаточно сделал. На этом они закончили обсуждение, и Снейп вернулся к своему обычному шипению о слабостях и недостатках Ремуса. Очередной день ускользнул меж его пальцев. Ремус зажег палочкой огонь под маленьким старым котлом, надеясь, что дно его не истончилось до дыр. Он насыпал на кончике ножа истолченный корень асфоделя, добавил несколько стеблей ложечницы, пару капель бальзама чемерицы и сушëнные листья шалфея предсказателей. Огонь разгорался всё сильнее, а в котле бурлило зелье. Ремус снял котёл с огня и наскоро собрал ложкой липкую массу и даже соскреб остатки со стенок. Он опустил ложку с содержимым в стакан, полный настоявшихся головок снотворного мака, и активно размешал дрожащей рукой. На вкус варево было отвратительное – горькое и неприятно оседающее на слизистых, но на эффект всё ещё хорошо. Конечно, хуже, чем раньше, когда Ремус впервые собрал ингредиенты вместе в попытке забыться или умереть, в принципе не особо важно. Но вот вкус, к сожалению, ни на йоту не изменился – такой же омерзительный и гадкий – лучше бы так было с эффектом, который притупился со временем и вынуждал увеличивать ингредиенты из раза в раз, чем, судя по-всему, вызывал зависимость и лишнюю ломоту в теле. Ремус допил бокал, содрогнулся последний раз всем телом и подошел к зеркалу. Там его встретил хмурый мужчина с щетиной, мешками под глазами, впалыми щеками и серой кожей. Возможно, Снейп был прав и на улицу стоило выходить чаще, но кто он такой, чтобы слушать чьё-то мнение. Стакан выпал из ослабевших пальцев и звонко шлепнулся на ковёр, чудом не разбившись, укатился в сторону стола, а следом за ним упал и сам Ремус, больно ударяясь коленями. В этот раз Сириус не приходил долго, а, придя, исчез слишком быстро, и Ремус остался на полу с мокрыми щеками. Всё, случающееся с ним под воздействием зелья, стало меркнуть с каждым разом больше и больше. Сириус больше не извинялся, не касался его, а просто сидел рядом, мерцая время от времени, ему больше не были интересны душевные муки Ремуса и он не хотел их облегчить. Эйфория, приносящая с собой радость и помогающая спать без кошмаров, тоже притупилась и теперь была похожа лишь на отголоски счастья. Большее удовлетворение приносил с собой Снейп со своей чистоплотностью и запеканками. А последнее время он даже перестал так много брюзжать на тему прокрастинации Ремуса перед жизнью, и эти часы, проведённые вместе, были больше похожи на дружеские посиделки, ну или хотя бы на состязание умов. Снейп заботливо подливал в пустеющую чашку ещё настоя, восстанавливающего жизненные силы, подкладывал очередной кусок пирога, закрывал маленькую форточку, чтобы Ремуса не трясло в ознобе и даже накидывал на костлявые плечи тёплый плед, что характерно, чистый и пахнущий лавандой. Ремус крепко спал, укутавшись в него. – Сколько ты ещё будешь сюда ходить? – в один из вечеров, спросил Ремус, передавая закуску из припущенных виноградных листьев Снейпу. – Пока ты не прекратишь варить ту дрянь, – Снейп кивнул в сторону заляпанного грязно-зелёными пятнами котла в тёмном углу комнаты. И почему-то Ремусу, который время от времени возвращался к мысли о прекращении своего ежевечернего ритуала, не приносящего уже почти никакого удовлетворения, захотелось продолжить делать то, что он делает. Ведь только это заставляло Снейпа приходить сюда. Так пусть же так и будет. Иначе Ремусу опять пришлось бы остаться одному, что в нынешних реалиях выглядело совсем печально. А со Снейпом у него, кажется, действительно появлялось желание вернуться хотя бы к намёку на прежнюю жизнь, где он, как минимум, покидал дом не только ради покупки недостающих ингредиентов. – Я проживаю утрату, как могу. Что в этом плохого? – Лишь то, что ты избрал путь труса, который боится посмотреть реальности в лицо и признать её, – ответил Снейп. – А ведь ты должен быть храбрецом, нет? – Тебе легко рассуждать, – печально фыркнул Ремус. – Кто-то, кого ты любишь, умер? А, может быть, их было сразу несколько? Поделись впечатлениями, как ты прожил этот момент. – Ты прав. Тот, кто мне важен, жив, – спокойно сказал Снейп, смотря прямо в глаза Ремусу. И почему-то Ремус покраснел. Снейп ушёл с последним лучом солнца. Ремус было потянулся к головкам мака, которые нужно было распотрошить, немножко придавать плоской стороной ножа и только после залить неразбавленным спиртом. Для зелья так много нужно было сделать, но впервые за это время Ремус подумал, что было бы неплохо почитать книгу, например, или выйти посмотреть, как иней лежит на зеленой траве или, может быть, написать письмо Дамблдору. Он остановился на последнем варианте. Ремус написал несколько невзрачных строк, которые можно было сложить в неумелую благодарность, перечеркнул и вновь написал то же самое. За совой пришлось идти в совятник. Вечер был морозным и влажным. Деревья уже были наги и лишь изредка то там, то тут можно было заметить храбрый жёлтый лист, державшийся из последних сил на тонкой ветке. Ремус надеялся, что он, как этот сильный лист – держится из последних сил, но он, скорее, был тем жухлым жёлтым листом, ломающимся под ногами. Совы недовольно встретили его в эту морозную ночь, они ухали и раздраженно шевелили своими большими жёлтыми глазами. Ни одна птица не захотела взять его письмо, зато кто-то клюнул его в руку порядка трёх раз. "Оставь птиц в покое, парень. Ночью они заняты охотой и своими перьями. Иди спать", – шепеляво проговорил старик, лёжа на тонкой картонке в дальнем углу. Если Ремус продолжит жить только ради ночей с ненастоящим Сириусом, то очень скоро он окажется рядом с этим стариком – обездоленным и поношенным. Он, последовав совету, оставил сов в покое и вернулся домой, валясь от усталости. Снейп пришёл в пять утра, когда солнце первыми лучами касалось горизонта. Ремус сначала даже не проснулся, поглощённый сном, которым смог забыться всего несколько часов назад. Его разбудили прохладные прикосновения к щеке, нежные касания пальцев к коже, к которым почему-то хотелось подставить и другую щеку. – Так ты трезв? – без обвиняков сказал Снейп, поспешно убирая руку, когда Ремус открыл глаза. – Надеялся найти меня в собственной рвоте на полу? – с усмешкой спросил в ответ Ремус. – Ну, к такому твоему виду я привык больше, – произнёс Снейп, пожав плечами. – Так что же сподвигло тебя к трезвому образу жизни? – Не хочу увеличивать степень твоего самодовольства, но, может быть, ты оказался прав. Мне пора продолжать жить, как бы мне этого ни хотелось. Снейп на это лишь усмехнулся и высказал своё полное согласие с тем, что он, кончено же, всегда во всём прав, тем более в таких простых вещах, как жизнь Ремуса. Он принёс с собой морковный пирог, который застенчиво поставил на стол. Наверное, проще было всё это делать, когда Ремус находился в отключке, а не спокойно следил за каждым действием. – Ну что ж, выходит, моя работа здесь закончена, – сказал Снейп, когда они, закутавшись в пледы сели друг напротив друга с кусками пирогов в предрассветной тишине. И почему-то Ремусу нестерпимо после этих слов захотелось сварить зелья, увеличив дозу каждого ингредиента в несколько раз. – Разве всего один прецедент говорит о стабильном прогрессе состояния? – спросил Ремус, всеми способами ища причину, чтобы задержать гостя, видеть которого он яро не хотел несколько недель назад. – Да, как бы мне ни хотелось говорить это, но ты абсолютно прав. Воля гриффиндорцев слишком слаба, чтобы верить всего лишь одному случаю, – как будто с облегчением выдохнул Снейп и всего на секунду, и Ремусу хотелось верить, что ему это не почудилось. – Сколько, думаешь, нужно подтверждений? – спросил он, задержав дыхание. – С десяток… С десяток дней ещё Снейп будет появляется в его квартире. И это, к удивлению Ремуса, звучало хорошо. Приятно, что он будет приносить свои вкусные пироги, брюзжать (это уже скорее успокаивало) и иногда в качестве исключения можно будет начать обсуждать что-то действительно важное, а не потерянную жизнь Ремуса. Иметь собеседника, пусть и не самого доброжелательного, было приятно. – Я хотел отправить письмо Дамблдору, – сказал Ремус, меняя тему, чтобы Снейп не увидел его розовых щёк. Снейп лишь поднял брови и неуверенно заерзал на диване, и Ремус принял эти знаки как заинтересованность в продолжении. – Написал сентиментальную записку с благодарностями, – невинно сказал Ремус, зная, какую реакцию получит на такое откровение. Но Снейп не фыркнул, не высказал своё презрение к чувствам Ремуса, только нахмурился сильнее. Его брови резко сошлись к переносице, Снейп грыз ноготь на указательном пальце правой руки и нервно забегал глазами. Эта была совсем не та реакция, которую ждал Ремус. – Дамблдора нет в Лондоне сейчас, – наконец сказал Снейп, и Ремус не понял, что же так заставило его волноваться. – Я встречаюсь с ним в ближайшие дни, если, конечно, ты благородно позволишь мне, не упившись своим гадким зельем. Так что ты можешь отдать письмо мне и я передам ему. – Хочешь побыть моей личной совой? Ремус заметил, как дёрнулся Снейп на слове обозначающем принадлежность, точно так же дёрнулся и сам Ремус, и их колени случайно соприкоснулись. И это было чудесно. Ремус не чувствовал тепло чужого тела с последней ночи с Сириусом, когда он ещё считал его преданным другом и любимым человеком. Хоть Снейп и был ядовитой змеёй, плюющейся своим ядом во все стороны, тело его было теплокровным. Так они и замерли, неуклюже соприкасаясь коленями. – Так ты действительно передашь письмо Дамблдору? – прервал тишину Ремус. И магия между ними рассеялась. Ремус неловко отодвинулся. – Нет, я прочту его и оставлю себе. Надеюсь, ты подписал его как-то типа "с любовью" или "с благодарностями" или какие-то ещё сентиментальные чувства, которых у тебя полно. Ведь я нуждаюсь в твоих чувствах, – Снейп хотел добавить что-то ещё, но, заметив вытянувшееся лицо напротив, лишь раздражённо сжал переносицу. – Конечно передам. Зачем мне твоё письмо? – Ты только что сказал, чтобы оставить мои чувства у себя, – поддел его Ремус. – И мы оба поняли, что ты ничего не понимаешь в хороших шутках. Эта шутка не была хорошая, думал Ремус, но ничего не ответил. Снейпу как всегда было проще обвинить всех вокруг в своих провалах, чем признать, что это он плохой шутник, ну, или то, что сказанные слова были правдой, во что Ремусу почему-то хотелось верить, но верилось с трудом. К тому же, Ремус был Мародером и он действительно разбирался в хороших шутках, но он не стал упоминать эту деталь, позволяя Снейпу мнить, что он выбрался из этой ситуации сухим. В следующий раз они встретились вечером, когда Ремус соскребал с грязных стенок котла только что сваренную массу. И это было неожиданно, ведь Снейп раньше не позволял себе приходить в этом время, всегда появляясь после и разгребая последствия. Что собирался он сделать – силой или скорее магией заставить Ремуса не принять зелье, а значит, не встретится с Сириусом? Если это и была ревность, то она была смешной. Ведь у Снейпа была возможность находиться с ним в реальности, касаться его и всё такое. Наверное, пары зелья тоже были галлюциногены, иначе почему мысли Ремуса вообще оказались в точке, где Снейп может быть им заинтересован. Дамблдор заставил его всё это сделать, быть милым, насколько это было в характере Снейпа, и терпеливым. Ремус, кажется, закричал от досады, когда котёл за секунду очистился и всё, сваренное в нём, превратилось в ничто. Он набросился на Снейпа, как самый последний магл, игнорируя возможность магической дуэли, потому что злость была столь сильна, что должна была выйти с кулаками. Ремус ударил в скулу и Снейп тихо охнул, откидываясь назад. Они катались по ковру, целясь кулаками друг в друга, пока Ремус не сёл сверху на Снейпа, прижимая того к полу. – Думаешь, что можешь лезть в мою жизнь и указывать, как я должен жить? – кричал в бледное прыщавое лицо Ремус. – Разве я давал тебе на это право?! – Словно мне доставляет удовольствие смотреть, как ты губишь себя, поддаваясь печали и позволяя ей одержать вверх над тобой! – кричал в ответ Снейп, сжимая костлявые пальцы на предплечьях Ремуса. – Так не смотри! Что делаешь здесь? Я не держу! – Ремус дёрнулся, но хватка на плечах стала лишь сильнее. – Не хочу, чтобы ты разлагался здесь, теряя себя в жалости и мыслях, что ты никому не нужен. – Так и есть – я никому не нужен! – Ремус опять кричал, но с кулаками больше не лез, скованный чужими руками. Северус на это заявление лишь хмыкнул, будто Ремус должен был разгадать какую-то простую загадку, но никак не мог подобрать верный ответ. Руки Снейпа причиняли боль и, скорее всего, на коже должны были остаться синяки, но давно уже никто не сжимал его плечи столь яростно. Ремус ещё раз дёрнулся и, наконец, был свободен. Он поднялся и вернулся на диван, опуская голову в раскрытые ладони. Диван прогнулся и тихо скрипнул, а на плечи опустился мягкий плед – Снейп вновь был рядом. – Я знаю, что не в лучшей форме, – проговорил в свои ладони Ремус. – Но разве у меня нет права так вести себя? – Всему есть своё время, – впервые без ноток нравоучения говорил Снейп, – но близится полнолуние… – Я проведу его так же, как всегда, – прервал его Ремус, не поднимая лица. – Только в прошлые разы у тебя был Блэк, – Снейп буквально выплюнул фамилию врага изо рта, чем заставил Ремуса усмехнуться. Он был прав. Раньше с Ремусом был верный пёс, а ещё олень и маленькая крыса, которые спасали волка от передряг, теперь же ему предстояло носится по лесам в одиночестве, не контролируя, кому он может навредить. Но вариантов всё равно было немного, точнее их не было. Его природа брала своё каждый месяц, не обращая внимания на желания слабого человека. – Пора позаботиться о себе лучше, чем вводить себя в транс, который выбивает тебя из стабильного состояния, а им ты и так не можешь похвастаться с самого дня трагедии, – вернул себе нравоучительный тон Снейп. Ремусу пришлось оторваться от рассматривания ладоней, чтобы взглянуть, чем шуршит Снейп. На столе стоял бокал с дымящимся голубым напитком. И никогда не видевший его в живую Ремус знал, что за зелье перед ним. – Я помню, что отказался от щедрого предложения, – сказал он, не сводя глаз с желанного напитка. – Я ведь исследователь, – сказал спокойно Снейп, – и мне очень интересно посмотреть на эффект. – Я не соглашусь, – упрямо повторил Ремус. – Конечно, ведь я потратил своё время, нашёл эти редкие ингредиенты, разбирался в рецепте и прочее, и прочее. Но это не имеет значение в сравнении с твоей упрямостью. Ведь важен только ты и твоя независимость. Голос Снейпа был очень раздраженным, наверное, расстраивался, что его помощь не принимали с благодарностью. А собственно, почему Снейп ему помогал? Варя зелье, так легко добавить дополнительный ингредиент, который может вызвать смерть, но разве сейчас Ремус действительно был против умереть? А если Снейп всё выполнил надлежащим образом, то зелье должно помочь ему. И Ремус решился – залпом опрокинул в себя горькое зелье и закашлялся от отвратительного вкуса. – Едва ли Дамблдор просил тебя и об этой услуге тоже, – прокашлявшись, пробормотал Ремус, вытирая рот рукавом. – Как и о других, – прошептал Снейп на грани слышимости, но Ремус, конечно же, услышал. Если это была ещё одна несмешная шутка, тот это было даже как-то нелепо, но вот, если это было признание в собственных пороках, то у Ремуса чуть потягивало в животе от этой мысли… Ремус было хотел спросить, но догадывался, чем обернётся такой вопрос – полнейшим отрицанием и злостью со стороны Снейпа, словно не он сам заварил всю эту кашу. Но он всё ещё был зол, потому что Снейп позволил себе вмешаться в его планы на этот вечер, поэтому Ремус решил, что может позволить себе надавить сильнее и получить желаемое. Одна его часть желала увидеть Сириуса, хоть всё это и оказалось бы в будущем иллюзией, не помогающей его настоящей жизни. Чего желала другая часть, Ремус понять не мог, но жаждал узнать и, ведомый чувством, выбрал наступательную тактику. – Так ты передал письмо или прочёл его и забрал… – Твои чувства и благодарности? – прервал его Снейп и решительно посмотрел в лицо. – Да, да. И весь его вид кричал: "И что ты мне сделаешь? Ну давай же, сделай хоть что-нибудь". Ремус лишь пораженно выдохнул, начиная впервые за эти недели осознавать, куда движется кривая линия. Он чуть сдвинулся, соприкасаясь коленями со Снейпом, и тот лишь вздрогнул в ответ, но, кажется, подвинулся ближе. – Так говоришь, Дамблдор тебя вынудил приглядывать за мной? – спросил Ремус, кладя руки на тонкую шею. – Безусловно, – парировал Снейп, опуская свою ладонь на талию Ремуса. – Тогда он должен получить мою благодарность, – произнёс Ремус, склоняясь ближе к лицу, на правой щеке которого сверкал прыщик с гнойной головкой. – Согласен, – хрипло прошептал Снейп, впиваясь своими чёрными бусинками глаз в лицо Ремуса. Они сидели так ещё с минуту, пока Ремус не решился поцеловать Снейпа, ведь из них двоих только у него одного было достаточно храбрости. И губы Снейпа были холодными.