Silence

Тихий стук в дверь разрезает повисшую тяжёлую тишину, отчего Фредерик вздрагивает от неожиданности, хоть он и должен был быть готов к визиту. — Открыто, — произносит он, за несколько мгновений напуская на себя непринуждённый вид, на случай, если гостем окажется не тот, кого Крейбург ждал. — Привет! — Тут же слышится по ту сторону, едва дверь приоткрывается. Через образовавшуюся щель в проёме тут же становится видно взлохмаченную шевелюру, широкую улыбку и радостно прищуренный взгляд. Фредерик бесшумно выдыхает, машинально заправляя светлую прядь волос за ухо. — Здравствуй, Лука. Не стой в проходе, заходи, — тон голоса его за одну секунду становится мягче обычного, а на губах расцветает немного неловкая улыбка. — И я говорил, что тебе можно приходить без стука. — Личное пространство никто не отменял, — Лука только чуть посмеивается добродушно, а затем медленно толкает ступнёй дверцу. Фредерик тут же поднимается со своего места и в пару шагов сокращает между ними расстояние. Только тогда он видит, что у Бальзы руки заняты потёртым временем тёмным подносом, на котором стоят две белые чашки, над которыми ещё кружится полупрозрачный пар кипятка, вазочка с печеньем и две поджаристые булочки. — За это время можно проголодаться, — невозмутимо отвечает Лука на недоумевающий взгляд хозяина комнаты. Фредерик не отвечает на это заявление, только берёт поднос из чужих рук и ставит его на столик у окна. Лука же прикрывает за собой дверь, потягивается, разминая руки, и тут же подвигает к себе скрипучий стул, удобно на нём устраиваясь. — Кого попросил себя подменить? — Спрашивает Бальза, наблюдая за собеседником. — Алису, — отвечает Крейбург, беря в руки чашку. — А ты? — Резник, — также коротко и лаконично отвечает ему Лука. — Какие хорошие в нашем поместье девушки. Ответственные. — Есть такое, — тихо соглашается Фредерик, коротко кивая головой. Несмотря на то, что в поместье этом обязанностей толком нет, только ходи на "игры" по расписанию, а остаток дня занимайся чем хочешь, но даже эта рутина за такой долгий срок пребывания в этом богом забытом месте становится невыносимой. А без перемен жизнь становится тусклой, и мало того, что вдохновение отказывается приходить, порой даже привычные вещи уже не приносят радости. И даже мимолётные перемены из разряда "пропустить очередной запланированный матч", оказывается, хорошо сказываются на настроении. Они оба молчат какое-то время, и тишину нарушает только шорох, да стук посуды. Иногда, чтобы провести время вместе, не обязательно болтать без умолку. Фредерик научился за эти годы наслаждаться тишиной, но, к сожалению немногие могли разделить его эмоции, отчего совместное времяпровождение оставляло не приятный флёр положительных эмоций, а отпечатывалось на подкорках памяти чем-то раздражающим. С Лукой… иначе. Быть может, это оттого, что он страдает вечными головными болями, а может потому что ощущает то же самое, что и сидящий напротив. А может всё разом. И всё же, именно Фредерик позволяет себе нарушить молчание. — Итак. Как прошёл твой день? Лука, в это время сосредоточенно разглядывающий что-то на дне полупустой кружки, тут же отставляет ту в сторону и смотрит на собеседника с искренней теплотой во взгляде. — Ох, вчера весь вечер просидел в мастерской. И, знаешь, господин архитектор даже не ворчал. Прогресс! Но большего прогресса удалось достичь в моей недавней разработке. Хоть здешние ресурсы не позволяют поработать над изобретением, но другие инструменты хороши, и… Фредерик лишь подпирает подбородок ладонью, не сводя с Луки заинтересованного взгляда. Даже несмотря на то, что в речи его слышится множество непонятных научных терминов, что в повествовании своём он сбивается и возвращается назад, чтобы объяснить некоторые моменты, отчего общая картинка путается ещё сильнее, то каким тоном Бальза это произносит. Эта честность, эти настоящие чувства вложенные в каждый слог, это вдохновенная искра, в, казалось бы, потухших серо-зелёных глазах… Это подкупает.. — А у тебя как успехи? Фредерик так задумывается, что не замечает, как Лука подсаживается ближе, и сидит уже не на стуле, а рядышком на жестковатом матрасе. Крейбург только растерянно отводит взгляд и машинально цепляет пальцами несколько тонких длинных прядок волос. Этот вопрос застал его врасплох. — На самом деле я тоже вчера немного поработал, и, знаешь, кажется, мне даже нравится результат… На сей раз настаёт его черед говорить. Неловкость и неуверенность испаряются столь быстро, как и появились. Быть может, при ком-нибудь другом композитор не был бы столь раскрепощён, но Лука для него исключение. Хотя бы потому, что Крейбург уже не раз разговаривал с ним о своём деле, видел заинтересованность в глазах собеседника, и тот никогда не говорил обидных и осуждающих слов, как и не произносил неискренних дежурных фраз лишь бы перевести поскорее тему разговора. Вот и сейчас он слушает очень внимательно, и даже не думает перебивать. Это вновь подкупает. — Но я ещё не закончил. Потом попробую сыграть, когда фортепиано будет свободно, — произносит Фредерик в завершение своей речи. — Позволишь быть твоим слушателем? Губы Бальзы растягиваются в улыбке. Он стягивает со своих рук перчатки и медленно тянется к ладони Фредерика, но замирает, видимо, не решаясь вот так нагло вторгаться в чужое личное пространство. Крейбург намёк понимает , легонько кивая в знак согласия, сам протягивает ему руку, мягко касаясь кончиками пальцев чужих. — Почту за честь. Но при условии, что ты будешь единственный слушателем. — О таком просить должен уже я. Лука улыбается ещё шире, переплетая их пальцы. Тепло. У Бальзы ладони всегда очень тёплые, как и он сам. Вот и сейчас он довольно прикрывает глаза и упирается лбом в чужое плечо, словно большой пушистый кот, выпрашивающий ласки. Фредерик только головой качает и тихонько усмехается, но всё равно свободной рукой сначала мягко проводит сначала по его спине, затем плечу, а после и по волосам. Лука же сидит в таком положении ещё некоторое время, видимо, очень-очень наслаждаясь происходящим, но всё же отстраняется и выпрямляется, потирая затёкшую шею. — Ну что, теперь доволен? — Фредерик прячет улыбку ладонью, и только щурится. — Более чем, — кивает Лука, присаживаясь ещё ближе. Тёмно-зелёное покрывало кровати определённо сбито, но им обоим всё равно, поправят потом – невелика потеря. Тогда уже Фредерик позволяет себе вольности и наклоняется так, чтобы удобно устроить голову на чужом плече. Он делает глубокий вдох, а затем прикрывает глаза. Вновь становится очень тихо, только где-то на краю реальности слышится негромкое тиканье часов, шум листвы на ветру, тихое дыхание Луки. Ещё немного, и Крейбург услышит как мерно и спокойно бьётся его сердце. — Если ты хочешь поспать, я могу уйти, — слышится шёпот Луки прямо над ухом. — Нет, — Фредерик хочет покачать головой, но вовремя понимает, что в таком положении его не увидят, потому только накрывает второй рукой ладонь, которую он так и не отпустил. — Останься ещё ненадолго. Пожалуйста. — Конечно, солнце моё. Сколько угодно. Фредерик не видит, но чувствует, как Лука поворачивает голову. А затем оставляет у него на макушке невесомый поцелуй, да приобнимает его за плечи. Крейбург только вновь прикрывает глаза, и позволяет себе не думать ни о чём, и только насладиться мимолётным счастьем.