Асканель. Часть первая. Глава вторая — «Подготовка к долгой дороге»
17 день первого месяца бога Солнца Ангаира.
«Все великие путешественники начинали с окрестностей своих поселений,
и лишь после прокладывали пути через три Великих моря, хребты Небесной горы и горы Нуира.» — Записи из первого дневника Альхорона.
Генрих открыл глаза. Тяжелые веки обещали вновь погрузить в сон, если мужчина позволит себе ещё хотя бы на пару секунд прикрыть их. Комната уже во всю была залита теплым светом утреннего солнца. Приятный сквозняк колыхал кропотливо сшитые занавески из тонко выделанной шерсти Снежных барсов. Генрих привез их в прошлом году с Юга, из города царя Шерона. Мужчина поднял свинцовое тело, свесив ноги с кровати и опустив лицо в ладони. Он тяжело выдохнул через рот, вспоминая вчерашний вечер. Сегодня, будто бы в противовес вчерашнему ужасу, за окном ярко рассветало солнце, пели птицы и смеялась ребятня. А если прислушаться, то вдали раздавался и звон металла — Распор уже начал свою работу. Генриху, широко раскрывшему глаза, стало дурно. На ладони, расползаясь и по тыльной стороне кисти, жирными, черными линиями проявились ведьминские символы. Плотно сжатые зубы уже гудели, когда от мужчины отступила немая ярость и злость на самого себя. Он обреченно выдохнул, поднимаясь с кровати. Стоять на ногах было тяжело — сказывался визит к ведьме и долгие путешествия по болотам. Генри был вымотан до ужаса сильно, а сейчас ему предстояло отправиться в новое, тяжёлое путешествие. И ведь он даже не знал, куда их направит ведьма. Мужчина бегло оглядел комнату, раскрыл занавески, подставляя лицо на встречу утренней прохладе. Генриху хотелось содрать с себя кожу, отрубить ужасную кисть. Но вместо слепой ярости рыцарь предпочёл смирение. Он успокаивал себя тем, что так было нужно и новый день принесет с собой хорошие вести. Но хорошие вести не прилетели голубем к его окну, не встретили его на пустой кухне, где раньше всегда суетилась мать и не появились даже на улице, когда Генри крепко затягивался трубкой. В комнату к Розалии он заходить побоялся. Его кинуло в дрожь от одной только мысли о том, что в нос снова ударит, и без того въевшийся в стены дома, запах гнили. Оставалось ждать лишь вестей от Аски. Уж эта ведьма про договор точно не забыла бы. И рыцарь оказался прав. Вчерашний наглый кот чёрной тенью проскочил вдоль забора, потом под ногами Генриха и, наконец, остановился в паре метров. Мужчина долго наблюдал за Котом и ему даже показалось, что он перепутал обычную животину с ведьминским демонёнком. Уж больно натурально кот вылизывал сначала живот, потом яйца, довольно мурлыкая. Но, когда животина заговорила, то Генриху захотелось снять тяжёлый сапог и швырнуть в эту наглую рожу. — Добр-рое утр-ро, Ге-енри-и. — Кот омерзительно-довольно поднял желтющие глаза на рыцаря. — Как спалось? Генрих сдержал в себе порыв шугануть животное и ответил. — Неплохо спалось. Как после похода к ведьме. — Мужчина легко пожал плечами, стараясь скрыть ехидную ухмылку за клубьями дыма от трубки. Кот довольно прищурился, подмечая про себя все саркастичные нотки в мужчине. — Это хорошо. — Он прикрыл глазки, отворачивая морду от света солнца. — Я с посланием для тебя. — Генрих отодвинул от лица трубку и перевел очень заинтересованный взгляд на кота. — Аска просила передать, что бы ты был готов сегодня к последним лучам солнца. — Голос его звучал завораживающе, волшебно. Словно эхом разносился в сознании голос и самой Аски. Генрих осознал, что это и есть одно из преимуществ связи с ведьмой. Он слышит её. — С собой нужно взять провизии, которой хватит на три дня, так же хорошего лучника и двух мечников. Рыцарь задумался, прикидывая успеет ли он подготовиться до конца дня. Если начнет сейчас, то получить разрешение Короля на поход ему не составит труда. Взять во внимание ситуацию рыцаря и его теплые отношения с Королем, то и проблем не возникнет даже с Королевской палатой. А там сидят очень противные старики, которым палец в рот не клади — нужно знать абсолютно все. В который раз за последнее время Генрих поблагодарил бога удачи за своё положение первого рыцаря при Короле. Но, было все-таки одно условие, которое мужчина не смог бы выполнить — это хороший лучник. Да, в королевстве есть обученные мечники, которые лихо управляются с баллистами, пушками. Но они все же мечники и сломаю тонкий лук при первой же попытке выстрелить. Грёбанная политика военных — все, что легче пушечного ядра не может принести хорошего результата на войне. Генрих прикусил губу, опуская взгляд на животное. — Мечников найду, есть хорошая парочка знакомых. А вот лучников у нас в королевстве нет. — Он приподнял одну бровь. — Да и зачем они нам в походе? Кот замер. Словно очарованный он смотрел сквозь рыцаря долгих десять секунд. А после, как будто отойдя от наваждения, хитро сощурился. — Значит, путь будет чуть дольше. Нам пр-р-идется зайти за лучником. — Генрих насторожился, вновь будто бы услышав голос самой ведьмы. — На войне все средства хороши. Не так ли, Генрих?***
Генри провел ладонью по вычесанным волосам, чуть взъерошил их кончиками пальцев и выдохнул. Величественные своды дворца Короля восхищали своими размерами. Высокие башни, три из которых были треугольными шпилями, ещё две заканчивались часовнями, а оставшиеся три служили убежищем для магов и придворных лекарей. Стены были выстроены из массивных, обточенных камней, по которым, кстати, было бы очень легко забраться к витражным окнам дворцовых комнат. Дворец, серый и по сути своей, лишь унылая крепость для мнимой защиты Короля, был ярко выряжен в багровые флаги Асканеля. Дополняли образ дворца и сами часовни, увенчанные под самым небом хрустальной работой лучших механиков Асканеля — мощными часами, циферблат которых, выбеленный до состояния полной луны, сейчас очень ярко бликовал. Генрих всегда с опасением относился к башням-часовням, постоянно сравнивая их с маяком для вражеской армии. В действительности Асканель был огорожен от внешнего мира непролазным Вороньим лесом, в котором обитали как орки, так и прочие из иного мира. Орки, в силу своего нежелания получать по лещам в очередной раз, редко теперь нападали на город и даже готовились к мирному соглашению, в котором обязывались быть вторыми, кто встанет на защиту города от пехоты вражеских королевств. Первой, что не странно, была возведенная ещё пару веков назад стена, получившая грозное название «стена Фельврана», который являлся одним из правителей прошлых лет. Остальная же нечесть, подверженная авторитету Лесных орков, так же теперь меньше буйствовала и лишь раз в пару месяцев глупые и юные гоблины, сбившись в толпу, позволяли себе напасть на проезжающий из города и в город караван. Но, в таком случае группировка оказывалась быстро схвачена и демонстративно подвешена на еловых ветвях на входе и выходе из леса. Собственно говоря в честь этого тропа и обрела свое название — Гоблинова тропа. А тем временем в реальности Генрих уже гордо вышагивал по длинным лабиринтам дворца. Генри широко, но очень сдержанно улыбался дворцовой прислуге, страже и знати. Они же склоняли в почтении головы и робко отводили взгляд. Все знали, что ещё пару лет и Генрих будет одним из самых молодых генералов в истории Асканеля. В свои тридцать рыцарь добился слишком многого путем через тернии и с помощью ясного ума. Но, была и обратная сторона медали, где Генри являлся сыном Короля. И ведь не докажешь большей половине сплетников, что Король и Рыцарь отказались от кровных уз прежде, чем Генрих стал сыном правителя. Но сейчас эта связь могла очень сильно помочь мужчине организовать, для начала, поход, на возможность осуществления которого нужно было получить соглашение, как Короля, так и Палаты. Хоть второе было и не обязательно, все же являлось достаточно важным организационным моментом. Пользуясь волей судьбы и удачей случая, Генри намеревался получить оба одобрения как можно скорее. Первое препятствие встретило его уже у главных дверей в тронный зал. Очередь, состоящая из пяти человекоподобных существ, стояла группкой возле массивных, увенчанных на самой верхушке головой льва, дверей. Рыцарь протер глаза, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел во дворце хоть кого-то из Города Падших. Это было года три назад, когда на город стали слишком часто набегать гоблины, а местные воины-доходяги мало что могли сделать в защиту населения. Этим местом, Городом Падших, последние лет десять жуть как пренебрегали и даже старались лишний раз не вспоминать о нем. Ведь именно он в свое время стал первым, кого разбомбили в начале второй войны. Люди оттуда быстро переметнулись на вражескую сторону, обретя новый, нечеловеческий вид. И пусть изгнать после удалось чуть меньше половины, ещё незначительной части населения демонстративно пообрубали головы военные, конечно же в целях воспитания и не больше — город остался стоять на руинах, как напоминание о том, как не следует делать на войне. В будущем городок даже хотели отдать под опорный пункт орков, как только те явятся для подписания Мирного договора. Рыцарь откашлялся, возвращая лицу прежнюю невозмутимость. — Эй, народ! Пропустите вперед, у меня срочное дело к Королю Бэкстергергу. Конвой у ворот, зевавший и не обративший внимания на Генриха, округлил глаза. — Сказано же: пропустите рыцаря Генриха Бэкстергерга! А-ну, расступились! — Конвой, явно коривший себя за невнимательность, сейчас смешно дергал закрученными на кончиках усами и пытался разогнать толпу. Человекоподобные расступились, смерив Рыцаря взглядом полным ненависти и злобы. Это были старые жильцы, которых пощадили, оставив в живых, что бы они рассказывали детям о том, что бывает, если пойти против Короля. Их серые, исчерченные глубокими бороздами морщин лица выражали яркое желание закидать рыцаря грязными словами. Но они знали, что так было не положено, да что уж там — это было запрещено. За оскорбление рыцарей, военных и всей королевской свиты, тебя могли запросто подвести к эшафоту. Был среди толпы и вполне молодой парень. Генриху бросился в глаза его шрам на лбу и глубокие, выразительно-рубиновые радужки. Комплекцией он был худощав, высок настолько, что Генри макушкой доставал ему лишь до начала шеи, но широк в плечах и неплохо слажен. Осанка у тёмного эльфа, лицо которого наполовину скрывала тканевая, грязная и местами даже подранная повязка, держалась ровно. В его взгляде не было жгучей ненависти, лишь, как казалось Генри, холодное уважение. Двери без шума разошлись в разные стороны и мужчина смог зайти в тронный зал. Высокие, каменные своды под потолком, держали на себе ярко красные балдахины. Ткань, шершавая и очень жесткая на ощупь, закручивалась на массивных колоннах и была подвязана в самом низу золотыми лентами. Окна, выросшие от самого пола и до темных углов потолка, были витражными и пропускали через себя лучи солнца самыми разными оттенками. В воздухе витали пылинки, которые поднимались каждый раз, когда открывались двери. И, возможно, даже не успевали вновь осесть, ведь приём у Бэкстергерга длился не более двух минут. По истечению времени особо непослушных из зала выпроваживали военные, разодетые в белую форму. Когда-то и Генриху было предложено стать щитом короля, носить белоснежную форму с черными круглыми пуговками и изумрудными запонками на манжетах, высокие кожаные сапоги, которые выдавали каждый шаг их владельца из-за металлических набоек. Генрих же, в силу свободолюбия и нахождения какого-то азарта в сражениях с местной живностью и различного рода заданий на передовой, остался за стенами дворца. Ему по душе были больше сражения, меч и лязг стали. А ещё он очень любил своего жеребца Ламеля. А во дворце разве много наездишь верхом? Двое мужчин, лица которых были обычно серьёзны, стоявшие по обе стороны от короля, сейчас просияли от радости. Генрих всегда был тем самым островком радости в этом безмятежном замке и всегда приносил порцию новых историй, чем несомненно коротал время на службе. Но, раз уж служба, то и вся светлость с лиц Аайрика и Стефана пропала быстрее, чем её успел заметить скучающий Король. Он грозной тучей восседал на пестрящем самоцветами троне, выделанном чёрным бархатом. Усы его и борода, кажется, скоро готовы были поцеловать пол. Но, старого, закаленного жизнью короля это не смущало и он продолжал накручивать на палец то одну сторону усищ, то вторую. Седина уже давно тронула его голову, гордо украшенную золотой, тяжёлой короной. Создавалось впечатление, будто бы под ней уже образовалась вмятина. Но, увидеть бы этого все равно никто не смог, ведь Король снимал её только в своей комнате, наглухо закрытой от посторонних глаза. А сам он об этом не рассказывал. Глаза его, раскосые и потускневшие от возраста, мудро и непоколебимо взирали на каждого, кто заходил в этот зал. И пусть Король, в силу скрываемой преданности, до сих пор с трепетом и любовью дрожал от появления в зале прошлой его семьи — лицо старика оставалось невозмутимым. Он даже бровью не повел при виде своей гордости. Сына, который не ровен час, заменит действующего главнокомандующего армией. Пусть сын и выбрал другой, более тернистый путь, отец никогда не упрекнул его даже в своей голове и лишь мог молиться темными вечерами богу удачи. Генри припал на одно колено, опуская взгляд в пол. — Доброго здравия, ваше высочество король Бэкстергерг. — Голосом, полным уважения проговорил рыцарь на одном дыхании. Все эти формальности нужны были лишь для того, что бы лишний раз уведомить противную Палату в том, что Генрих и Король более не имеют родственных связей. Самого же Генри это иногда забавляло. Видеть смятение на лицах Щита короля каждый раз, когда Генрих вот так вот припадал на одно колено — было самым забавным в его жизни. И лишь крысёныш-писарь, что таился в самом неприметном углу тронного зала, всегда на этот жест хмыкал носом. Задачей его основной было документировать любое действие, любое слово и любой жест, что бы в дальнейшем это было перенесено в архив и попало в лапы Палаты. А вот второй его задачей было следить за королями и всенепременно докладывать любую мелочь, показавшуюся странной. Убирать его Король не имел абсолютно никакого желания, каждый раз слушая новые и новые сплети. Он мог лишь хмуро качать головой и ждать момента, когда отчистит Палату от дряблых стариков, которым лишь бы языками сплестись. На замену им он планировал привести молодых и только окончивших Академию Права и Порядка Королевского Устава политиков и экономистов. Разочаровывал ли самого Генриха факт того, что приходится кланяться отцу? Нет. Он глубоко уважал его и как родителя, и как правителя. Мудрого и совестного правителя. Король погладил себя по усам, скрывая улыбку шершавой ладонью, державшей в руке не один десяток мечей. — Встань с колен, Генрих Бэкстергерг. Тебе ни к чему этот фарс! — Он говорил так каждый раз, но каждый последующий Генрих продолжал вставать на одно колено и покорно опускал взгляд. Писарь в очередной раз громко хрюкнул и принялся записывать слова Короля. — Что привело тебя на этот раз? Король прекрасно знал ответ, но лишь очередной раз разыгрывал спектакль. Он прекрасно знал о состоянии родной дочери, но не мог ничего с этим поделать. И терялся в догадках кто, за что и каким образом смог заразить его дочь. Все придворные маги будто бы разом разучились магии. И вот уже с неделю Бэкстергерг ломал голову о том, что мог сделать. Сейчас же его возможности ограничивались лишь поддержанием её жизненных сил и гонением придворных лекарей от одного рассадника трав к другому. Генрих медленно поднялся, набирая полную грудь воздуха. А после, когда он смог четко проговорить это в своей голове, он произнес и в слух. — Я требую личной аудиенции Ваше высочество. — Мужчина помялся, заметив, как дрогнули Белые щиты Короля, насторожившись. — Максимально личной, если это возможно. — уже чуть подумав, добавил громче, что бы осточертевший писарь захлебнулся своими соплями. — И в кротчайшие сроки. Желательно сегодня. Прямо сейчас. — Голос его не дрогнул и разу, уверенная, расслабленная позиция не заставляла усомниться в том, насколько серьёзен был сейчас Генрих. Стефан и Аайрик переглянулись между собой, хмуря брови. Да, несомненно, все знали о родстве этих двоих, знали о том, что Генрих Бэкстергерг занимает важную роль в Асканелевской армии и носит звание Рыцаря Света… но что бы он мог позволить себе такое? Даже сам главнокомандующий армией рыцарь Менсинкс не позволял себе такой дерзости. Впервые в жизни они видели то, как настойчивы были глаза Генриха. Сам же мужчина, опустив веки, ждал ответа от Короля. Первым тишину разрушил Аайрик. Он посмотрел на Генриха с такой тоской, что последнему захотелось провалить сквозь землю. — Ваше высочество! Мы, Белые щиты Короля Бэксергерга, ни за что не оставим Вас, ваше святейшество, без защиты! — голос его, натренированный и поставленный, точно командирский, отразился от каменных стен и огненной стрелой пронесся в сознании Генриха. «Вот же, товарищ-командир Белых щитов! Тьфу, предатель!» — думал Генрих, смотря на Аайрика так, словно сожрал с мешок отборного дерьма. При этом рыцарь продолжал ждать ответа Короля молча. Старый Бэкстергерг холодно повернул голову к Аайрику. У последнего от тяжёлого взгляд из-под грузных век, защекотало ниже поясницы. Король выдохнул и заговорил очень чётко. — Убирайтесь все, кроме Генриха! — Стефан, молодой и только недавно заступивший на службу, неловко дёрнулся и тут же получил уничтожающий взгляд от Аайрика. Командир хотел что-то возразить, но Король, сжав руку в плотный кулак, громко объявил. — Я Король или не Король? Убираемся, живо! — Белые щиты, сверля леденящим взглядом Генриха, поспешили спустить по лестнице вниз и теперь они уже были на одном уровне с ним. Король свёл на переносице широкие, густые брови и бросил колкий взгляд через плечо в темный угол за своим троном. — И ты, писарь сраный, тоже пошёл вон! Генрих еле сдержал победную улыбку, смотря на скрюченного жизнью писаря, торопливо семенившего потёртыми туфлями. Вид его, то есть писаря, был злобным, сварливым и он словно из сказки вылез! По крайней мере Генрих именно так и думал про него каждый раз, когда видел эти крысиные черные глаза, на которых совсем не росли ресницы, а линия бровей уже давным-давно стала лысой. Он шёл к выходу, стреляя тусклыми глазками в Генриха и противно улыбался тонкими губами. Вид его, донельзя чистый и опрятный, совсем не вязался с общими чертами внешности, чем-то отдалённо напоминавшими гоблина. Наконец, дверь бесшумно закрылась. В тронном зале стало тихо. Сейчас можно было услышать, только если сильно напрячь уши, то, как под потолком звенят кольца люстр. И как тихо журчит магия в линиях её передачи по дворцу. Генрих затаил дыхание, когда, казалось щуплый старик на троне, встал. Отец его, потомки которого были атлетами, встал на обе ноги, сбрасывая на трон свою синюю, пушистую мантию. Плечи старика широко развернулись, от чего он свободнее даже задышал, мощные руки и ноги показались из-под обтягивающих кожаных брюк и белой, точь в точь размера Короля, рубашки с серебряными пуговицами. На шее, свисая до самой груди, на которой из-под рубашки виднелась густая растительность угольно-черного цвета, свисал массивный золотой медальон. Король выпрямился, прохрустывая каждым затекшим позвонком на шее. Вид его стал ещё более внушительным, а если учесть и высоту, на которой Король находился, то и вовсе — устрашающим. Король, опираясь на мраморные поручни, быстро зашагал вниз к сыну. Крепкие, мужские объятья, спустя столько лет «разлуки» растрогали обоих. Сердце Короля, ноющее за своих детей, запрыгало в груди ещё чаще. Генрих, чаще задышал, улавливая знакомые нотки в запахе отца. Они простояли так с пол минуты точно, пытаясь через объятья передать всю свою тоску и безграничную любовь. Губы Бэгстергерга задрожали, когда он отстранился, но он не перестал держать сына за плечи. — Сын мой, я так тобой горжусь! Генрих широко улыбнулся, обнажая ряд желтоватых зубов с явно выраженными клыками, — Да ладно тебе, батька! — Но радость его от близости отца вмиг растворилась. — Я к тебе за очень важным делом. Тут и к отцу и к королю вопрос. Король приложил указательный палец к губам, а потом очертил им круг возле своего уха, как бы обозначая, что здесь и у стен уши есть. Стоит говорить потише. — Слушаю тебя, рыцарь Генрих. — Из-за его лукавого прищура вокруг глаз проступили тонкие складки морщин, сетью оплетавшие крупные ноздри и широкий лоб. Генрих сглотнул, снова мысленно вернувшись в комнату Розалии, — Розалия… — Он замешкался, ища поддержки в отце. А может и в мудром Короле. Последний понимающе кивнул. — Мне нужно разрешение на поход. Ориентировочно шестьдесят-семьдесят дней. — левую кисть неприятно зажгло в напоминание о том, что Аска тоже играет большую роль в походе. Он замялся ещё больше, опуская взгляд в пол. — Дело в том, что помощи я просил у Аски… Возникшая тишина между мужчинами болью отозвалась в груди Генриха. Он знал, что чего-то подобного отец не одобрил бы, исходя из своего положения. Но, на удивление черты его были все так же мягки, а голос пропитан любовью. — Сын мой, расскажи подробнее. И Генрих, будто снова ставшись молодым юношей, совсем ещё зеленым, начал рассказ. — Я приехал, а там Розалия. Мать сказала идти за Высокий холм… — он сглотнул волнение. — Я последовал её совету. И вышло это, — Генри, сжимая зубы от болезненных ощущений, стянул перчатку с левой кисти. Символы становились понятнее, оплетая каждый из пальцев мужчины и преобразуясь в татуировку. — Мы заключили договор, в котором она помогает излечить Рози, а я… я восстанавливаю её в Королевской Палате. Король плотно поджал губы, о чем-то задумавшись и отведя серьёзный взгляд от сына к окнам. Высокое дерево, что все время норовилось выбить пару стёкол, сейчас шкрябало тонкими ветвями по стенам и окнам дворца. Создавался противный звук, режущий слух. Но, на него никто из присутствующих в зале не обратил внимания. Генрих, наконец, собрав всю волю в кулак, поднял лицо к отцу и хотел было что-то сказать, но Король заговорил первым: -Генрих, скажи-ка мне, знаешь ли ты хоть что-то о предателях королевства и почему их клеймили? — Вид его был отстраненным, даже слегка мрачным. Толстая складка залегла между бровей старика. Рыцарь в изумлении покачал головой, — Лишь самую малость, что при Первой Столетней Войне все, кого уличили в измене королю Аминуилу, клеймили и изгнали из дворца. Но, ведьмам, особо выдающимся ведьмам, оставили право не уходить с Асканельских земель. В свою очередь те могли быть призваны вновь на службу, только если произойдут те же военные события, что и почти пол века назад. — Он пожал плечами, почему-то только сейчас задумавшись над тем, сколько же на самом дела Аске лет? Выглядела она на двадцать пять, а по легенде обосновалась в городе ещё пару столетий назад. Рыцаря пробрала дрожь от того, сколько её голова носила в себе информации. — Верно рыцарь Генрих говоришь. — Король согласно качнул головой, а в лице его появилось какая-то хитринка. Старик набрал побольше воздуха в лёгкие и заорал, что есть силы, — Стража! Писарь! Генри ощетинился, почему-то приготовившись отбиваться от стражников. Неужели отец его настолько отрекся от семьи, что теперь и родного сына уличит в измене и отправит на эшафот?! Но, Генри никто не схватил, лишь пялились удивленными глазами, держа руки на тонких игольчатых мечах. Король, снова ссутулившись, тихо побрел к своему трону. Писарь, облизывая пересохшие губы тонким, змеевидным языком, хитро стрелял глазами в рыцаря, а после взобрался на свое место с неприсущей ему скоростью. — Писарь, указ Короля! — хриплым, старческим голосом начал старик Генриха. У последнего застрекотали кузнечики в желудке. — Пишешь, крыса библиотечная? — Белые щиты усмехнулись, глядя на обиженного в очередной раз своим прозвищем Писаря. — Властью данной мне народом и Королевской Палатой приказываю — дать рыцарю Света Генриху Бэксергергу разрешение на путешествие с небольшим отрядом в лицах… — Король вопрошающе посмотрел на сына. Генрих, не дурак, сразу сообразил, что от него хотят. — Даная Сульфх-Аара, Женьевы Светлой и Аски ведьмы Высокого Холма, ваше Святейшество. — Эй, крыса, ты записал? — громом раздался Король, глядя за плечо. А там сидел посиневший от ужаса услышанного Писарь и громко заикался. — Ты слышал, что я у тебя спросил, Писарь?! — Ваше превосходительство! — разом вскрикнули три голоса, один из которых, до жути скрипучий и сухой, принадлежал Писарю. — Как мы можем доверить хоть какое-то задание этой ведьме? — продолжал шипеть из-за спины короля Писец. — Что скажут в Палате?! — Я король, чёрт тебя дери, или кто я?! — Бэгстергерг звонко хлопнул кулаком по подлокотнику, заставляя бедного вжаться в свое место. — Записал? — голос Короля эхом разносился по всему залу, и бил по ушам. Генрих поморщился. — Пиши дальше! Так же даю добро на длительность похода в семьдесят дней. Последнее, Писарь, подчеркни! — после короткой паузы, где слышно было, как скрипит перо о пергамент, Король продолжил — Даю указ снабдить поход рыцаря Генриха всем необходимым, а именно: выделить трёх лучших жеребцов королевской конюшни, повозку, снаряжение, которое Генрих сам посчитает нужным и провизию на четыре дня! Так же выделить из бюджета Асканеля две тысячи золотых и три тысячи серебряных монет. Монеты под запись, снаряжение под запись, животину и провизию под запись. Вычтем из твоего жалования, Генрих, если вдруг не вернешь обратно. — Король вновь посмотрел через плечо на старательно пишущего Писаря. Вид у старика был грозный и не терпящий возражений. Но, Генрих была даже рад такому раскладу, ведь жалование у него неплохое, а все живое и неживое он вернет в целости и сохранности. — Указ Короля принят единолично и в одобрение Палаты не нуждается! Это, крыса, тоже запиши.***
Когда Генрих выходил из тронного зала, то жизнь, как ему казалось, заиграла новыми красками. Вокруг все стало будто бы живее и ярче. По крайней мере ему так казалось ровно до того момента, пока он не переступил ворота дворца. Наглый кот сидел прямо напротив, так же по человечьи раскинув задние лапы перед собой, а передними упираясь в теплую дорогу позади себя. Кот игриво свернул глазами и его уши припали к голове. Генрих сплюнул, вызвав усмешку на морде кота. — Чего тебе, пакость внеземная? — Тон его, полный пренебрежения, показался животине даже каким-то забавным. — Да так, захотел прогуляться с тобой. Посмот-р-реть на товарищей путешественников, которых ты выбрал. Рыцарь, устало прикрыв глаза, вяло ответил. — Под ногами только не путайся и ходи как-нибудь по кошачьи. Смотреть будут. — В его теплых глазах сверкнули молнии. Кот послушался Генриха и шёл по левую сторону, гордо задрав хвост к небу. Шли они по узеньким, сырым улицам Асканеля молча, каждый задумавшись о своём. В какой-то момент мужчине даже показалось, что назойливого кота и след простыл. Но, стоило опустить взгляд вниз, как раздражение появилось само собой и проявилось в виде недовольного цоканья. Кот же в свою очередь смотрел на рыцаря очень хитро, будто бы уже зная, куда они идут. Думалось рыцарю, что наглая животина и в тронном зале присутствовала. Что-то в сознании точно было уверенно в этом. Одноэтажный дом, с косой красной крышей встретил их совсем не радужно. Выстроенный из кольев, обтянутых шипастой леской, забор в некоторых местах покосился. Окна, выбитые, так никто и не вставил. Хозяйке дома было попросту некогда этим заниматься — слишком много заданий от Короля ей приходилось выполнять. Генрих свистнул оглушительно громко, пытаясь привлечь хоть чьё-то внимание. И, на удивление, сработало с первого раза. Из дырки в стене, которая должна была быть окном, показалась заспанная, хмурая смуглянка. Волосы её, коротко остриженные, колючим ёжиком встали дыбом, от чего вид девушки казался ещё более комичным. Наконец, она сообразила, кто посмел её разбудить, разулыбалась и стрелой пронеслась к Генриху босиком. Глаза, круглые и большие, точь в точь коровьи, были обрамлены опалёнными на солнце, густыми ресницами и смотрели на рыцаря с такой щенячьей радостью, что его самого разобрало на улыбку. Одета девушка была совсем по простому: босые ноги, чуть покрытые светлыми волосками, потрепанные жизнью широкие штаны грязно-коричневого цвета и какая-то мятая серая рубаха, застегнутая лишь на половину. Сама по себе девушка была сложена хорошо, форма её была подтянута и аккуратна. А сочные, чувственные губы всегда были чуть приоткрыты. Кожа её, пестрящая боевыми шрамами, в некоторых местах была слишком опалена солнцем, от чего казалось, будто девушка покрылась чуть синими пятнами. Она сладко зевнула, закончила рассматривать давнего товарища и, взвизгнув, бросилась к нему на шею. — Женьева Светлая, да вы, товарищ-командир третьего поста стены Фельврана, чуть подросли! — Генрих с самой мальчишеской улыбкой на лице мерил рост девушки, накрыв её макушку своей ладонью. Светлая, как говорится, была ростом с горошину и если сравнивать с Генри, то едва ли доставала ему до плеч. Каждый раз она морщила нос-пуговку и строила обиженную моську, но всегда отвечала примерно одинаково. — Это вы, товарищ Первый Рыцарь Света, Генрих Бэксергерг, слишком великан! — И глаза её, цвета утреннего неба, такие безмятежные и спокойные, всегда заливались детским азартом.***
В этом году солнце садилось раньше обычного. А может причиной тому стали вновь собиравшиеся дождевые облака. Урожай к концу сезона обещал, в случае частых дождей, быть хорошим. Не то, что было в прошлые года, когда земля, выжженная до черноты войной, все не могла прийти в норму и очень скудно плодоносила. Генрих и Светлая шли уже по широкой мостовой к дому ещё одного давнего товарища. Сэр Данай Сульфх-Аар, офицер Дальнего рубежа, сейчас скорее всего отсиживался на берегу реки, протекающей в самом сердце Асканеля. Спину, широкую, как два Генриха, друзья увидели ещё издалека. Мужчина, покрытый густой растительностью, обладатель шикарных локонов угольно-черных волос длинной до плеч, сидел полураздетый на берегу, закапавшись ногами в гальку. Вид его, как впрочем и всегда, был угрюмым и отстраненным от мира. Кожа, загорелая на солнце, казалось вот-вот лопнет от груды мыщц, что покоились под ней. Несмотря на свой рост, который чуть превосходил два метра и общие габариты, мужчина был очень гибким и пластичным мечником. Сила его, правда, позволяла и без оружия переламывать человеческие кости. Генрих ловко перепрыгнул через ограждение, уверенно встал на ноги и максимально тихо, на сколько это позволяла галька, подошёл к Данаю со спины. Мужчина сидел неподвижно, смотря куда-то на другой берег. Генрих, поймавший порцию молодости, бросился на товарища, перехватывая его обеими руками за шею. Сульфх-Аар, обескураженный, взревел от неожиданности, крепкими пальцами хватаясь за руки Генриха. Он ловко прогнулся к земле, перекидывая нарушителя спокойствия через себя. У Генриха, от достаточно мощного удара оземь, перебило дыхание. Глаза рыцаря от боли широко раскрылись и он заскулил: — А вы, офицер Дальнего рубежа сэр Данай Сульфх-Аар, не теряете силушку свою великанскую! — прохрипел Генрих, подтягиваясь на бок. Он жадно хватал ртом воздух, прикрыв один глаз, а вторым внимательно наблюдал за тем, как вытягивается от удивления лицо Даная. Светлая, заливаясь громким смехом, скатилась вниз по гальке, раскидывая руки в стороны для равновесия. Вид её, счастливый и без того, стал ещё более живым. И если бы не затвердевшие от ветра соски на небольшой, аккуратной груди, просвечивающие из-под рубашки, то мужчины бы всерьёз восприняли её просто очень женственным парнем. Данай обернулся, раскрывая миндальные глаза ещё шире. В лице его просияла радость встречи с давними товарищами. Генрих, сгорая от боли в рёбрах, уселся-таки на задницу, раскидывая ноги в разные стороны. Боковым зрением он заметил и то, как лениво к ним спускался с дороги черный Кот. Рыцарь фыркнул, закатывая глаза. А после, когда все уже собрались в небольшом кругу, достал из-за пазухи свиток, аккуратно залитый восковой печать Короля. Он, под любопытный взгляд товарищей, сломал печать и развернул свиток. Повернул его письменами к лицам друзей и широко улыбнулся. — Указ Короля. Выезжаем сегодня после заката. Кот до этого просто наблюдавший, подал голос. — Не после заката, Ген-р-и-х, а с последними лучами солнца. — Он, кажется, будто бы улыбнулся, увидев, как Генри раздраженно нахмурил брови, а друзья его, совсем опешившие от удивления, с большими глазами разглядывали его. Первой к столь чудному явлению обратилась Светлая, — Ух ты! Кот! Говорящий! — Женьева, словно ребенок, напрочь забыв про Указ и бросилась озорным ребенком к коту. Последний в свою очередь, испугавшись человеческих рук, с громком воплем подскочил. Шерсть кота вздыбилась, а взгляд совсем диким стал. Женьева, упёртая и очень норовистая, все же не побоялась ухватиться за его лапы и, крепко удерживая кота, плюхнулась на попу. Чёрный пытался мяукать и даже царапаться, но толстокожей девушке все было нипочем и с широкой улыбкой она говорила, — Да ну, такая диковинка! Брось кусаться! — Светлая нахмурилась и под одобряющий взгляд Генриха шлёпнула кота по моське. Рыцарь же, блаженно выдохнув и почувствовав облегчение от того, каким жалобным мяуканьем просил помощи Кот, продолжил говорить. — Товарищи, мне нужна ваша помощь. Бумажка — это так, формальность. Мрачным, утробным голосом Данай перебил Генриха. — А что насчет Аски? Светлая подняла серьёзный взгляд, мгновенно забыв про кота, — Да, что насчет ведьмы? Ладно Король, тут понятно почему он согласился. А как это одобрила Палата? Генрих развел руки, пожимая плечами. — Тут же написано: «Указ принят единолично и в одобрении Палаты не нуждается!». Взрослые люди, военные, а какую-то ведьму стороной обходите. Женьева нахмурила светлые брови. — Скорее не ведьму, а Королевскую Палату! — она сплюнула. — Но раз Король сам дал добро, да и указ уже подтвержден его печатью, то деваться некуда! — она вновь широко улыбнулась, а молчавший Данай коротко и согласно кивнул. — Куда идём-то хоть? И надо же снаряжение получить. — она суетливо забегала глазами, выпуская помятого Кота из рук и вставая на обе ноги. Мужчины последовав её примеру, так же быстро поднялись на ноги. Вместе они, под разговоры о том, куда, зачем и почему, шли во дворцовые оружейные комнаты. Генрих делился переживаниями, рассказывал про поход к Ведьме и даже показал кисть, которая, к слову, уже не так сильно жгла. Кот же, на удивление тихий и спокойный, мягко шагал по левую сторону от Генриха. Под ногами он не путался, даже не вставлял каких-то язвительных фразочек. Сульфх-Аар тоже молча выслушивал, покачивая головой на особо эмоциональных моментах, а вот Светлая, словно птица-говорун, не упускала возможности вставить неуместный вопрос или выразить всё своё недовольство парой грубых фраз. Город, озаренный багрово-серым небом, постепенно поглощали сумерки. В воздухе начинало пахнуть дождем, воздух становился более разряженным. Потихоньку разыгрывался ветер, поднимая рябь на реке и лужах. Улицы постепенно редели, а те, кто остался старались поскорее закрыть окна снаружи на засовы и свернуть лавочные шатры. Асканель готовился ко сну. А вот группа из трех человек, наоборот, готовилась к бессонной ночи. Генрих и его товарищи громко шагали по дорогам, ведущем во дворец, привлекая косые взгляды. Давным-давно уже Асканельцы не видели эту троицу вместе. Их разлучили сразу после войны, раздав каждому звания и закинув по разным частям границ. Наконец, пройдя всю центральную улицу, пестрящую разноцветными крышами и двухэтажными домами, Генри вновь вернулся во дворец. Сейчас он, словно напитавшись мрачностью неба, выглядел не так, как днем — грандиозным и внушительным, а походил больше на мертвую крепость. Живая нежить часто строила подобные в своих отдалённых от мира землях и каждый кто там оказывался, старался побыстрее убраться из гнилых топей. Высоки башни-часовни заволокло густыми облаками, от чего казалось, буто кто-то обрезал их ровно на половину. Четверка обогнула стражу и тыкала в лицо буквально всем постам Указом Короля. Зад дворца делился на несколько частей, где в первой носились лекари и маги, срывая с каждого кустика цветастых трав по листику; вторая представляла военный плац, на котором сейчас маршировали зеленые юнцы, а за ними наблюдал издалека весь состав придворных командиров Белых щитов; а третья часть, огороженная невысокими стенами, была отдана под конюшни и оружейные. Кот, заприметив в кустах бабочек, ловко шмыгнул туда. Белый рыцарь выдохнул от исчезновения раздражающей животины и поплелся к оружейнику. Старый добрый знакомый встретил компанию радушно улыбнувшись. Оружейник, тщательно следившей за всей амуницией для военных, буквально сдувал каждую пылинку с натертых до блеска доспех, выточенных мечей и клинков. Запах терпких курильных трав врезался в сознание троицы, стоило только переступить порог открытой части оружейной. Это был внутренний дворик, густо поросший вдоль тропинок травой и мелкими ягодами. Как ни странно, но в углу между деревянной лестницей и цельной каменной платформы, на которой и стояла оружейная, расположилась кроличья нора. — Здравствуй, Белый рыцарь! — куривший крепкую трубку оружейник приветливо кивнул, протягивая мазолистую, сухую ладонь для пожатия. Генрих перехватил руку бывшего офицера и заговорил. — Здравствуйте, Эдгар! мы тут с Указом Короля… — Да знаю я, уже шепчутся крысята в Палате, — он тяжко выдохнул, прикрывая впалые круглые глаза. — Ну, проходите, товарищи военные, осматривайтесь. Эдгар пропустил троицу вперед, а сам стряхнул с трубки остатки уже горькой смолы и так же зашёл во внутрь. Он похлопал по стене, рядом со входом, нашёл рычаг и поднял вверх. Мгновенно под потолком зажглись магические кристаллы, соединённые между собой тонкими, серебряными нитями передачи магии. Глазам троицы открылся уже знакомый вид на деревянные полки, которые гордо держали на себе всю самую лучшую броню Асканеля. Белый, жёлтый и серый металл отражал в себе лица всех присутствующих, искажая их отражения до неузнаваемости. Светлая даже посмеялась, глядя на то, как забавно были выпучены её глаза и вытянута нижняя челюсть в отражении. — Выбирайте что-то легкое, — Ласково промурлыкал кот, обтираясь головой об ноги оружейника. Тот в свою очередь ласково погладил кота за ушами. Женьева даже от такого нахальства надула губы и резко отвернулась, — Не на войну собираетесь. — А куда, в таком случае? — прохрипел раскатистым басом Данай, оглядывая белые нагрудные доспехи. К ним в комплекте шли ещё налокотники, медная кольчуга, как раз в размер самого Дананя, и блестящие наколенники, окантованные черным металлом, а в центре увенчанные острыми шипами. Спину же эти доспехи обещали закрывать трапециевидным щитом, на котором золотом был выгравирован двуглавый Лев. Щит представлял собой один пласт металла и к нагрудной защите крепился двумя кожаными ремнями сверху и двумя цепями снизу. В добавок к железу, Данай приглядел своего размера костюм, состоящий из широких, плотных штанов и куртки из кожи. — В пару соседних земель на поиски того, кто очернил бедную Розалию. — Как-то неестественно ласково проурчал Кот. В желудке Генриха неприятно заурчало, он сжал челюсти, пытаясь сдержать себя от того, что бы не пнуть животное. — Вон оно как, — задумчиво протянула Светлая, оглядывая приглянувшиеся доспехи. Раз уж они собирались не на войну, а всего лишь на вылазку в пару недалеких королевств, то глаз женщины упал на приятно блестящую в свете кристаллов броню, белого цвета. По краям она была выделана чистым золотом, которое интересной резьбой продолжало виться по всему периметру нагрудной пластины, оплетая чуть выпуклую грудь и спускаясь посередине. На спине так же был выгравирован двуглавый лев с открытой пастью, а между собой две части соединялись новинкой — шестью карабинами, которые очень хитро захлопывались между собой восьмёркой, а поверх, для надежности, скреплялись изумрудными муфтами. Женщина с улыбкой поглаживала гладкие наколенники и налокотники, которые были не просто восьмиугольной формы, а хитро соединялись между собой ещё с двумя вытянутыми пластинами, служившими для поддержания мышц, связующих суставы. В дополнение к ним шли брюки из кожи крокодилов, очень прочной, но лёгкой в носке и куртке на заклепках из той же, чёрной кожи. Генрих же, полностью доверяя свою защиту лишь Распору, подобрал в оружейной набор клинков и новую пару высоких узких сапог с жёсткой подошвой. Черные, наполированные они сразу приглянулись ему, как только они зашли. А вот клинки было подобрать чуть сложнее. Не каждый из них удобно лежал в поясных сумках на лодыжках и ляжках, то и дело задевая. И только минут через десять блужданий вдоль длинных стеллажей, он остановился возле набора из четырёх, средней длинны клинков. В руке они лежали замечательно, а попробовав их на мишени — Генрих улыбнулся ещё шире. Летали они, кажется ещё лучше, чем лежали в сумках. Приглянулись ему и красные камушки, которые аккуратно были вмонтированы в рукояти набора. — Ну-ка, дайте запишу! — командным тоном заявил Эдгар. — Что тут у нас? А, хорошая броня, Светлая! Легка, но крепкая! — бурчал себе под нос старый оружейник, хваля выбор каждого из команды и записывая что-то в свою книжку. — Генрих, а ты к Распору? — после согласного кивка, оружейник втянул щёки, причмокивая. — Ну и когда этот балбес решит пополнить ряды дворцовых кузнецов? Не собирается же он всю жизнь оставшуюся только на тебя талант растрачивать?! — Жалование у них тут мизерное! — бойко заметила Женьева, раздеваясь за одной из деревянных перегородок. — Я б тоже на его месте и ноздрю сюда свою не сунула! — Так зато на благо королевства! — Эдгар поднял перо вверх, как учитель. — Данай, а ты у нас решил, что потяжелее выбрать? — старик по доброму приподнял уголки губ, рассматривая секиру, которая с другой стороны заканчивалась молотом. — Так вы ж не на войду, молодняк. Куда ж тебе такое? Сульфх-Аар ответил в свойственной ему манере, очень коротко и сухо. — Ей удобнее всего головы рубить. Вдруг придется, кто его знает? Оружейник согласно закивал. — Пошли коней выбирать. — Все уже стояли возле него, переодетые в броню. Они вышли во двор и старик, указав рукой направление, протарахтел. — Повозку, не серчайте, отдам только вон ту. — Взглядом ребята подметили крытую повозку, которая по идее крепилась к лошадям с помощью двух тяжёлых цепей. Имела она, не много ни мало, два метра в высоту, два в ширину и где-то метр с половиной в длину. Колёса у нее, как по заказу, были железными и по кругу оснащены средними шипами. Генрих ещё раз напомнил, что им не для сражений и, махнув рукой, пошёл дальше в конюшни. Запах, горький и неприятный, встречал их ещё в паре метров от конюшен. Ржание лошадей слышно было, кажется, даже в самом дворце. Статные, с горящими живыми глазами жеребцы стояли — один другого краше. Шеи они изгибали изящным полукругом, широко раздувая большие ноздри и выдыхая тёплый воздух. Команда уже знала, какие жеребцы им нужны, по этому здесь много времени они не пробыли. Дольше ждали, пока ленивые коневоды снарядят животину нужной амуницией. Данай теперь сидел на высоком и мясистом вороном жеребце с горящими красными радужками. Копыта его, звонко бьющие подковами по каменным дорожкам, были размером больше лица Женьевы. Кот, до того, как жеребца вывели, ходивший лениво и без опасений, сейчас отошел на безопасное расстояние и был готов отпрыгнуть в любой момент. Сама же Светлая запрыгнула верхом на резво танцующего золотого Дэкара. Он постоянно жевал железяку и все время пытался рвануть вперед. Приходилось держать поводья крепче, ощутимо растягивая рот жеребца. Генрих даже заскучал и чуть не проронил слезу, когда ему пришлось сесть верхом на Сильвера, кристально белого, почти блестящего жеребца, которого выделили для Аски. Статный, с длинными изящными ногами, он гордо поднял голову, сверкая голубыми топазами из-под длинных ресниц. По истине великолепный и очень сдержанный жеребец, приводящий любого обратно к дому. Считалось, что чёрная звезда у него на лбу была дарована самим Ангаиром при рождении. А это был очень хороший для любого знак. Повозку закидали нужными вещами так же достаточно быстро. Теперь в ней мирно покоились вяленое мясо, три мешка с крупой, стеклянные банки с готовым мясом, плотно закрытые крышками облитыми воском. Пара котелков, плащи для дождя и четыре спальных набора, в которые входили: перьевая подушка, покрывало и подстилка из шкуры барсов. Между собой комплект был перевязан жгутовыми веревками и плотно сжат до небольшого размера. Эдгар, растрогавшись от вида троицы, похлопал по крупу Дэкара и проговорил, — Ну, удачи вам, молодняк!***
Повозка с шумом катилась по дорогам Асканеля, привлекая внимание детей. Трое всадников уступали своей величественностью разве что только Королю. Вид их был настолько завораживающим и привлекательным, что дети невольно хотели быть такими же. Служить во благо Асканеля и его земель. Так же, через много лет, сидеть верхом на прекрасных жеребцах и ловить попутный ветер. Что бы лица их были так же суровы, как у Даная, серьёзны, как у Женьева и безмятежны, как у Генриха. Быть живой стеной перед лицом врага. Трое, что смогли вернуться живыми с войны. Несомненно, они были не единственными такими, были и другие, занявшие почётные места, те о ком слагали песни и стихи. Но, эти трое вернулись живыми, оставив сотни душ погибших товарищей за спиной. Генрих затормозил Сильвера. Жеребец повиновался, стоило трензелю чуть тронуть его губ. Белый рыцарь спешился, отдавай команде отмашку и обозначив, что скоро будет. Первым делом он забежал в дом. Матери не оказалось не возле камина, ни на кухне. Вариант оставался только один. Генрих, тяжело задышал, когда не смог провернуть ручку на двери сестринской комнаты. После свежего, разряженного перед дождем воздуха, дышать затхлым запахом в доме становилось почти невозможно. Коленки задрожали, подводя мужчину. Медлить было нельзя и рыцарь прекрасно это понимал, но не смог сдвинуться с места. «Заходи, стоит попрощаться.» — Голос ведьмы прозвучал в голове слишком неожиданно, от чего Генри дернулся и завертел головой. Левая кисть зажглась, озаряя пространство вокруг слабым чуть синеватым светом. — «Вдруг ты видишь их в последний раз?» Глаза его, уставшие и опухшие от напряжения, округлились. Становилось теперь не дурно от тошнотворного запаха, а злостно на самого себя и свою трусость. — Гребаная ведьма! Везде достанет теперь. — рыкнул Генрих в пустой коридор. Смех ее, девичий и совсем беззлобный эхом разнесся в сознании, от чего Генриха даже подкинуло на месте. Уж этого он точно не ожидал. — Хватит сидеть в моей голове! Сам того не ожидая он резко и с силой провернул ручку, буквально вваливаясь в комнату сестры. Мать медленно подняла на него свое состаренное, печальное лицо. Искорка надежды промелькнула в глазах старушки, когда она смотрела на сына. Или ему показалось, что смотрят на него? Он внимательно проследил за взглядом матери и обернулся. В дверях, точно фарфоровая кукла, стояла Аска. Она скинула глубокий капюшон черной мантии, оголяя перед присутствующими своё лицо. Выражение у ведьмы было спокойным, даже слегка серьёзным. Собранные в тугие косы волосы мирно покоились за плечами девушки. Генрих нахмурился, помрачнел. — Уж не думал, что сама заявишься. — грубо бросил он в сторону ведьмы. Аска промолчала, даже не удостоив рыцаря взглядом и прошла к постели Розалии. За спиной её тянулась слабая, голубая дымка. Точно в такой же она растворилась и вчера, оставив Генриха одного на дороге. Матушка прислонила ладони ко рту, скрывая тяжёлые всхлипы и дрожащие губы. Глаза её наполнились надеждой, а лицо просияло. За окном, словно как по заказу, зашумел дождь. Не закрытое до конца окно звонко ударилось о стену, занавески разошлись в разные стороны. Повеяло холодным сквозняком. — Эй! — вскрикнул Генрих, когда Аска склонилась к Розалии и приложила ладони к её щекам. Он дёрнулся в их сторону, но что-то, или кто-то, не дали сделать и шагу больше. Он ошарашенно опустил лицо, тщетно пытаясь двинуть ногой. Ведьма, став в миг очень суровой, взмахнула правой рукой и что-то шепнула. Взгляд её, гневный и раздражённый бросился в сторону Генриха. Глаза, слепые и пустые, смотрели прямо на него. — Молчи, чёртов идиот! Мне нужно сосредоточиться. Ты же не хочешь, что бы она сдохла до того, как мы сможем снять проклятье? Сердце рыцаря заколотилось с новой силой, когда ведьма одним рывком опрокинула одеяло на пол. Гнойный запах мигом распространился по комнате, но она даже не поморщилась. Будто бы и не чувствовала его! А вот самого рыцаря чуть не вывернуло от вида. За ночь проклятье распространилось сильнее, охватывая теперь уже ноги Розалии полностью. Ноги, красивые и стройные, были полностью обтянуты чёрной, будто бы обугленной в огне, кожей. Местами открылись раны и из них сочилась черная смола. Кровью эту жижу было сложно назвать. Генриха бросило в пот. Желудок наполнился желчью, явно ощутимой в глотке. Аска повернулась к нему. — Коня седлай, идиот. — Почти прошипела, указательным пальцем нарисовав круг в воздухе. С ног Генриха спали тяжёлые оковы колдовства и он рывком бросился к выходу. Дикость. Он, видевший, как его товарищей заживу рвут на части — блевал от вида сестры. Генрих, возглавивший целый взвод из сотни воинов, когда они остались без командования, брошенные на смерть Менсинксом — рыдал, сплёвывая с губ желчь и остатки яблок. Генрих, который самолично выпотрошил не одного монстра — рыдал, не зная, что делать. Ему было страшно. Розалия, что была ему больше, чем сестра, больше, чем родственник и поддержка — могла умереть в страшных муках. Он любил её, каждый раз помогая заново встать на ноги или каждый раз наставляя тумаков парням, что посмели довести её до слез. Он дрожал не от холодных порывов ветра, а от накатившей истерики. Даже сейчас, когда окна озарили улицу ярким, синим светом, он не знал чего ожидать. Не знал, что задумал ведьма и куда поведет их. Чёрный кот, подкравшись совсем бесшумно, заговорил. — Аска наложила чары забвения. Они чуть приостановят процесс разложения и почти обезболят её муки. — Он говорил без присущего ему сарказма и издёвки. — Стоит торопиться, Генрих. — мужчина перевёл стеклянный взгляд на животное. — Вставай и седлай Ламеля, Генрих! — уже более напористо добавил Кот. Генрих крепко зажмурился, до неприятного жжения начав растирать веки. — Ты прав. — Он печально усмехнулся, поднимаясь по стенке на ноги.***
Дозорный, мирно задремавший под крышей возле тусклой лампы, встрепенулся. Перестук копыт и скрежет метала о камень заставил его бодро открыть глаза. Он потянулся, зевая широко открыв рот. Перегнувшись через выступ, он прищурился. — Стой! Кто идет? — От увиденной картины он аж воздухом подавился. Указ Короля уже дошел до дозорных ворот, но они не думали, что Генрих будет выдвигаться поздним вечером, так еще и в дождь. Женский, до жути знакомый голос, заставил проснуться и его напарника. — Я вам, отребье, жалованье урежу! А-ну проснулись, крысы! — Лицо её, выражавшее крайнюю нетерпимость, показывалось из-под глубокого капюшона плаща лишь наполовину, но и этого вполне хватало для нужного эффекта. Теперь уже оба дозорных, тряслись на стене и смотрели на Светлую с нескрываемым страхом. Быстрее всего сообразил первый дозорный. — Поднять ворота! — рявкнул мужчина и поднес рожок к губам. Протяжный вой разбудил почти половину Асканеля и дошёл даже до встрепенувшегося во сне Короля. Четверо всадников выехали за ворота, гордо задрав подбородки.