У Жизневского огромный

«У Жизневского огромный!» Слышит Ваня, и давится воздухом. Жмурится неуверенно, уши прочищает. Горло тоже, на всякий случай. Прислушивается. Девчонки смеются громко, чай пьют, копошатся подушками. Ваня стучит в комнату осторожно. Улыбается невинно, ресницами хлопает. Как будто не давился секунду назад воздухом от брошенной из ниоткуда фразы. Гены, ну вы понимаете. По ладоням проходит дрожь. Девчонки зазывают его к себе, сладости в руки пихают, чашку остывшего чая. Он откусывает печенье, и складывает ноги под себя. Уютно, и почти свободно. Почти весь состав новобранцев деревни «Топи». Только героя-любовника не хватает. Да и к лучшему. - Что на повестке? – Ваня пожимает плечами в зеленом свитере, строит тотально критическую неосведомленность. Девчонки хихикают, переглядываясь. Прячутся за чашками, ловят взгляды, скатываются в безудержный смех. Катя держится крепче всех. Улыбку за строгостью прячет, докладывает уверенно. - Мирзоев в город поехал, Суханов спит, мы пьем, и не только чай…- смех сам по себе вырывается из горла. – у Жизневского огромный. Янковский театрально давится напитком. Кашляет в рукав, смеется с девчонками. Совершенно не палится в дрогнувших на секунду пальцах. Улыбается искренне. Хоть душу продавай в обмен на зубную щетку. Это ж Ванечка. Оскалом доведет до пропасти и не поморщится. Он волосы поправляет, отмахивается от залетевшего на тепло комара: - А последнюю инфу откуда взяли? Что, пали перед бешеной красотой Кольцова и проверили? - Зачем? – Настя запускает в рот виноградину. – мы все у Доронина узнали. Янковский давится чаем по-настоящему. - Чего? - Ну а чего. Сам отказался вчера с ними в баню идти. А они пошли. Скопом целым. И Игорь с ними, и Антон, и Дима… Под горлом у Ванечки сосет невысказанная пустота. Стадо кошек проходит по груди, царапая. Крови будто и нет, а скулит, ноет что-то под кадыком. Не рвет, а скребется противненько. Сплюнуть бы. Он кивает понимающе. - Ага. Мне спать так хотелось. Вот и не пошел со всеми. - Вот теперь будешь знать, что упустил, - Катька смеется в голос. – мы теперь вообще все знаем! У кого как и что! - И не говори, - Соня падает ей на плечо, - чем на опыте проверять – заранее знать будем, к кому идти, к кому нет! Настя поднимает руку. - Чур я к Жизневскому первая! Он, конечно, не в моем вкусе, но… Они снова заливаются смехом. Ваня фыркает и отворачивается. Идут пусть куда хотят. Хоть к Жизневскому, хоть… Хотя да, в любом случае цель одинакова. Обладатели разные могут быть. Холод проходит по спине, и Ваня замирает, ловя себя новых в ощущениях. Что-то изнутри рвется, тянет. Кажется, комната плывет перед глазами. Кажется, и Катя, и Настя, и все – уже не такие близкие и свои. Что-то падает внутри с грохотом, давит тяжестью выдуманных цепей. Что – Ваня не знает. Выходит на улицу, сигаретой затягивается. А может, оно и к лучшему. Хоть его размеры не трогают. «У Жизневского огромный!» Ловит он краем уха, и замирает на месте. Нет, ну ладно девчонки-то, но остальные-то куда… Ощущение, что вся съемочная площадка уже в курсе. Завтра во всех газетах центральной надписью: мы, конечно, не проверяли, но говорят… И баснословные цифры красным флагом. Где-то под сердцем укалывает то ли завистью, то ли обидой, то ли ревностью… Вот фиг разберешь, честное слово, Ваня уже пытался. Распутать клубок истерики вообще не выходит, только фырчит в груди что-то большое, противное и скользкое. Ваня устал от этого уже, честное слово. Он сплевывает на землю и уходит. Даже знать не хочет, кто это все произносил. Суханов. За руку он с ним на следующий день не здоровается. «У Жизневского огромный» Нет, ну второй раз за день – перебор. И Ваня уже злится. Кипит кислотным кипятком под ребрами, пихает в зубы пятую за час сигарету. Бормочет себе под нос неразборчиво тысячу и одну молитву-проклятие. Черт бы побрал этого Тихона. Стоит вон, улыбается во все 29. На Ваню смотрит ласково. Аж удушить хочется. Янковский криво улыбается в ответ. - Между прочим, я из его трейлера стоны вчера слышал. Говорил вам – никаких любовных связей на площадке! Мирзоев выхватывает из его рук пачку, и он даже возмутиться не успевает. - Да чего мы-то?! Ванька краснеет кончиками ушей, улыбку скрывает в рукаве. - Понял, понял. Никого водить не будем. - Да к тебе-то претензий и нет, - режиссер отмахивается. - Не приводил я никого, честно, - Жизневский руками разводит и ресницами хлопает. Хоть сдохни в этих омутах, доверчиво шагая на глубину 185 километров. Ванька и сам почти верит. - Конечно, - кивает Мирзоев. – ты б хоть вид сделал, что стыдно. - Стыдно, - послушно опускает взгляд, стреляет хитрыми искрами исподлобья прямо в Ваню. Три-шесть-восемь. Убит. - Заглянешь вечером? - Говорят, у Тихона огромный, - по-дружески делится с ним Лиза, приехавшая в Беларусь чисто погостить к подруге. Ваня замирает. Дышит секунду, две, три… Успокаивается. Считает до пяти и обратно. Подумаешь, и Лиза тоже… Подумаешь, твоя сестра…. привезенная Лизой коробка с подарками трещит в руках, он закрывает глаза, и лавина падает с прикрытых ресниц, как снег в июле месяце. Даже голос, кажется, шипит. Он хватает сестру за руку: - Ты издеваешься?! Сестра невинно отпивает чай и пожимает плечами. - А что? У вас тут все, кажется, только об этом и говорят. - А ты решила сплетни пособирать?! За этим приехала? - Ванька, ты чего? Перед сестрой держать маску оказывается невозможно. Ему кажется, что все. Белокаменная стена, надежно выстроенная внутри, сейчас с грохотом рухнет и обнажит кровавой пастелью весь спектр чувств, что бурлят грязной пылью под легкими. Он даже начинает кашлять. - Достали все! Эти глупые – только и могут чужие письки обсуждать, и ты туда же! - Э-э… - Не э-кай! Нашли тему для разговора! Идите еще, с линейкой походите, посравнивайте! А че нет-то?! - Братец, ты что завидуешь? - Ой, да пошла ты. Он бессильно махает рукой, смотрит в дурацкий чай на дне кружки, выдыхает устало. Стена внутри оказывается слишком крепкой. Не то что Лизе. Самому не пробить. И зверь под грудью воет тихо и безнадежно. В горле встает ком. А перед сестрой приходится потом извиняться. Ну да. Рявкнул ни за что. Устал просто. Люблю. Отпиши, как доедешь. - У Жизневского огромный! Глаз почти не дергается. Он кивает сухо в ответ на информацию не первой свежести. Слышит очередной шепот. - У Жизневского огромный! И это уже даже не смешно. «Да знаю я, блять!» - думает про себя Ваня, и подушку на стул осторожно подкладывает. Не то, чтобы он жалуется. Губу прикусывает, когда опускается медленно. Привыкнуть, конечно, надо. А так-то по факту все. Огромный. Еще до ваших сплетен все проверили.