***
Астарион никак не мог выкинуть из головы то, что увидел, то, что почувствовал и вкусил. Раз за разом, глядя на Иллиатрэ, он вспоминал, каким выглядит в его глазах. Невероятным. Идеальным. Достойным того, чтобы его полюбили по-настоящему. Вот только это наверняка самовнушение. Та самая похоть, что в таверне внушает пьяным посетителям при взгляде на танцовщицу: вот же она, та, кого ты искал всю жизнь! Астариона мучило смятение. Много кто соблазнялся на его внешность. На его харизму. На саму только мысль о грядущих часах удовольствия с ним. Со временем они превратились для него в смазанную ленту незнакомцев — перемучиться, пережить и выкинуть из головы. Если бы у него был выбор, он никогда бы к ним не подошел. Но сейчас у него был выбор. А Иллиатрэ не был жертвой для Касадора. Хотелось отблагодарить его за кровь, за понимание, за доброту, в конце концов. А еще — хотелось прикоснуться к той страсти, которую Астарион почувствовал, понять, что она такое, раствориться в ней хотя бы ненадолго. Даже если она — просто иллюзия.***
Астарион целовал Иллиатрэ, медленно, со всей нежностью, на которую был способен. Ожидал, что Иллиатрэ тут же воспользуется долгожданной возможностью, но тот не спешил. Его глаза сияли глубинным, мягким светом. Полуобнаженный дроу, дитя тьмы, среди лунной, звездной ночи и черных деревьев. Темная серо-синяя кожа, холодная на вид, будто сталь, но на самом деле под ней столько жара, что хватило бы сжечь весь мир. Расплавленное серебро волос. Усмешка, кривая, манящая, полная предвкушения. Разве может быть зрелище прекрасней? — Чего же ты хочешь? — спросил Астарион с намеком на улыбку, отступая глубже в лес. Иллиатрэ шел за ним шаг в шаг, приминая траву, словно не осознавая, что делает, очарованный и послушный, ведомый обещанием мечты. — Узнать тебя… — выдохнул он. — Хочу тебя понять. Астарион проделывал это сотни раз. Обольстить. Перетерпеть. Отвести к Касадору. Ни малейшего удовольствия уже очень давно… Но сейчас он об этом забыл. Забыл обо всем.***
Прохладные пальцы Астариона мягко, едва уловимо скользили по коже Иллиатрэ, вычерчивая узоры на бедре и животе, поднимаясь до ребер. Иллиатрэ хватанул воздух ртом, едва сдерживаясь, чтобы не выгнуться дугой. С его телом творилось что-то странное: казалось, на малейшее прикосновение оно отзывается как на самую страстную ласку. В голове стучала кровь. Трава маревом трепетала вокруг них, стебли впивались в кожу, обжигая и лаская. Плохая идея. Хорошая идея. Все равно что заливать смертельную жажду вином. Астарион усмехнулся, нежно и хитро одновременно. Наклонился, поцеловал его. Их языки сплелись, губы плотно сомкнулись. — У меня есть кое-что, что тебе понравится, — шепнул он и вытащил нож. Клинок блеснул белым в лунном свете, и Иллиатрэ, задыхаясь, с вожделением уставился на него. — Черт возьми, да, — выдохнул он, так стискивая пальцы, что они погрузились в землю. — Откуда ты?.. Астарион прижал палец к его губам и снова усмехнулся, удовлетворенно и очень, очень похотливо. — Допустим, за время наших странствий я кое-что о тебе узнал. Ни слова больше. Он прижал острие к середине груди Иллиатрэ и слегка надавил. Кожу пронзила боль, Иллиатрэ выгнулся, стиснув зубы, чтобы не застонать, чувствуя, как холодное лезвие медленно скользит вниз, слегка углубляясь, а возбуждение вперемешку с напряжением стучало в висках, билось в каждой мышце, выступало кровавым ручейком в порезе. Астарион остановился. Опустил нож. Скользнул по порезу языком, и Иллиатрэ застонал, выдыхая его имя: — Астарион, Астарион… В ответ раздался довольный смешок. Астарион выпрямился, его глаза блестели, свободная рука скользнула в штаны Иллиатрэ, сжимая и лаская как раз так, как было нужно. Иллиатрэ зажмурился, тяжело задышал, но полный хитрой насмешки голос вернул его к реальности: — Эй, это еще не все. Смотри. Астарион снова поднял нож, дразняще провел по левой стороне его груди, кольнул острием сосок. Иллиатрэ хватанул воздух ртом, по телу будто расползлись холодные жгуты, скручиваясь внизу живота, а Астарион медленно заскользил ножом по его коже, надавливая чуть сильнее, чем в первый раз, и снова припал губами к ране, будоража ее языком, отчего боль пульсировала и горела, шумела возбуждением в ушах. Иллиатрэ запустил пальцы в его волосы, вынуждая прильнуть ближе, и на несколько мгновений потерялся в потрясающей боли и ощущении его близости. — Твое сердце… так бьется… — выдохнул Астарион, нависая над ним, его взгляд подернула поволока, губы влажно блестели от крови и от того, что он часто проводил по ним языком. Он закинул ноги Иллиатрэ себе на плечи и вошел. Иллиатрэ выгнулся дугой, задыхаясь и загребая руками землю, а Астарион мощными толчками приближал его к кульминации. Их животы с влажным хлюпаньем скользили друг по другу, ветер холодил разгоряченную кожу. — Укуси меня… — выдохнул Иллиатрэ. Астарион незамедлительно склонился к его шее, где пульсировала жилка, и впился в нее клыками. Возбуждение пронзило тело, взорвалось под кожей, и весь мир сузился до ощущения двух маленьких сверл, что сладко терзали горло. Кровь, алая жизнь, утекала из ранок в горло Астариона, что двигался не прекращая, сейчас, вот сейчас… Астарион отстранился и обдал его ухо жарким выдохом: — Атрэ… Мир взорвался белым, рассыпался на осколки. Внутрь ударил мощный поток, расползаясь приятным жжением. Иллиатрэ едва не вышвырнуло из собственного тела, сотни солнц запульсировали внутри, а узел внизу живота разошелся потоком на живот Астариона. Несколько мгновений Иллиатрэ лежал неподвижно, широко распахнув глаза. Астарион все так же нависал над ним, тяжело дыша, его лицо блестело от пота, взгляд казался потерянным — не иначе как миг назад испытал те же ощущения. Иллиатрэ притянул его к себе, снова зарывшись пальцами в волосы. Поцеловал, то отстраняясь, то приникая к его губам. Сейчас, когда возбуждение выплеснулось, порезы на груди и ранки на шее пульсировали особенно острой болью. — Потрясающе… — выдохнул Иллиатрэ и хмыкнул, закрыв глаза. — Поражаюсь, как ты… угадываешь мои самые темные желания.***
Иллиатрэ лежал в траве, разгоряченный, беззащитный, все еще тяжело дышащий. Его ресницы трепетали. Астарион дернул углом рта в намеке на усмешку. Он ожидал что, только коснувшись Иллиатрэ, выпадет из реальности, как всегда, предоставив телу повторять заученные действия самому, — но все получилось не так плохо. Он оставался в реальности, поглаживая и целуя Иллиатрэ, вколачиваясь в него, слыша, как Иллиатрэ раз за разом выдыхает его имя, напряженно извиваясь в экстазе. А еще эта игра с ножом… Проклятье, все получилось как-то само собой, словно он на несколько мгновений вырвался из своих цепей. Астарион предпочел не думать об этом. Поднялся. Надел штаны. На горизонте уже разгорался рассвет. Удовольствие угасло огоньком на ветру, и теперь на него накатила усталость, не имевшая ничего общего с усталостью тела. Нет, все-таки это было… утомительно. Уж лучше бы его правда вышибло из реальности, как обычно, хотя это было бы нечестно по отношению к Иллиатрэ. Впрочем, и что с того? — Эй, Иллиатрэ, — бросил Астарион, оборачиваясь. Иллиатрэ все так же лежал на траве, погруженный в дрему, совершенно обнаженный. — У тебя интересное имя. Что оно значит? — М-м?.. — Тот приоткрыл глаза. Заморгал, словно с трудом осознавая, где находится. Посмотрел на Астариона с сожалением, явно желая, чтобы тот снова лег рядом и хотя бы обнял, завершая финальный аккорд, но Астарион не пошевелился. — «Илли» — «подземный», «Атрэ» — «владыка». — Шутишь? — хмыкнул Астарион заинтересованно, поворачиваясь к нему. — Твоя мать, должно быть, очень тебя любила. Иллиатрэ мгновенно сделался мрачнее тучи. — Ха! Как бы не так! Она меня ненавидела. Не знаю, что ей стукнуло в голову, когда она придумывала для меня имя. Думаю, просто хотела поиздеваться. Очевидно, что… почти все называли меня… Илли. Ненавижу это гребаное сокращение! Расслабленное, экстатическое настроение Иллиатрэ сменилось горькой яростью, словно он вспомнил что-то, чего не хотел вспоминать. Проклятье. Астарион повернулся к нему. Без усилия толкнул в грудь, повалил на траву, и навис над ним. Иллиатрэ задышал чаще. Кажется, тяжелые мысли снова вымело из его головы. — «Подземный владыка», значит? Так вот почему ты так отреагировал, когда я назвал тебя… Он прижался губами к уху Иллиатрэ и выдохнул: — Атрэ. Иллиатрэ под ним охнул, закусил губу и подставил шею, когда Астарион выпустил клыки.