Слёзы

Шаги становятся всё тяжелее и тяжелее, постепенно замедляясь на ровной поверхности. Было такое чувство, будто идущий волок за собой тело, несколько туш, которые, мало того, что превышали его по количеству, так ещё и по массе. Но никаких тел подавно не было. Они все давно остались позади, далеко-далеко в прошлом. Человек медленно, будто никуда не спеша, заворачивает за дерево, выходя из леса, встречая перед собой, ставший родным ему местом, дом. Солнце, как на зло, слепит глаза парня, освещая его лицо, будто пытаясь выставить напоказ то, что на нём было. Винкс жмурится, продолжая идти вперёд, через пару секунд взбираясь по ступенькам и заходя в строение. Скрип досок под ним не раздражал, но лучше бы было тихо. Тихо. Ни единого звука, ни единой души, ни одного человека… За исключением.. — Винкс, твою мать, где тебя носи-, — из соседней комнаты выходит знакомая физиономия приятеля.. или врага… У названного сейчас нет сил на раздумья и уж тем более на разбирательства в себе. Руник затыкается, всматриваясь во внешний вид пришедшего, пока в голову прокрадывается один лишь вопрос с нецензурной лексикой: «какого хуя». — Что за хуйня. Винкс был весь в крови. Его руки, отличающиеся друг от друга цветом кистей, было теперь не различить, лицо украшали красные пятна, а, ещё недавно чистая, одежда вряд ли отстирается, особенно белоснежная рубашка, которая на данный момент была под стать цвета галстука. Рунику оставалось лишь тупить взглядом человека перед ним, сталкиваясь с его глазами, которые сейчас были похожи на сущую бездну необъяснимых эмоций и пустоты. Нет. В неё не хотелось окунуться, от неё хотелось сбежать. Бежать, что есть сил, надеясь, что она не поглотит и тебя. Не заберет в свои объятия навсегда. Но в то же время, она была самим противоречием, наоборот притягивая к себе, так и прося спросить интересующий вопрос. — Винкс, что произошло? — Руник подаёт голос, аккуратно, не спеша, спрашивая без всякого давления или громких тональностей, как он часто любил говорить. Он делает небольшой шаг вперёд, дотягиваясь рукой до щеки слушающего, получая немое согласие, дотрагиваясь. Кровь, будто тяжелое бремя, оставило след на кончике пальца старшего, который всего на мгновение прикоснулся к теплой части тела, через некоторое время уже не боясь прильнуть полностью. — Руник, — Винкс шепчет, не в состоянии полноценно четко говорить. Его голос дрожит, хоть на лице нету ни грамма грусти. — Руник, мне плохо. Парень слушает, болезненно прикусывая губу. — Сердце болит, очень сильно, — говорящий прижимается к руке собеседника, чувствуя, как гора постепенно спадает с его плеч. — Я не знаю, что это значит, Руник. Мне очень больно, — он продолжает. — Я не хотел их трогать, правда. Они спорили со мной, и я не смог сдержать-. Руник неожиданно и резко прижимает Винкса к себе, утыкаясь носом в его русую макушку, пока его руки легонько сжимали родное тело. Он не может больше слышать того, что ему говорили таким тоном, хоть это было недолго. Нет. Это было мучительно долго лично для него. Он знал о главной проблеме Винкса, знал и пошел в пекло, помогая потерявшему эмоции вновь их обрести. При нём Винкс никогда не был чересчур зол, наивен и опечален. Что уж говорить о слезах. Руник сомневался, что его «враг» помнит, что такое горе и в чём оно проявляется. Но сейчас он отчетливо чувствует, как его футболка становится мокрой, а на собственных глазах вырисовывается картина слишком опечаленных, вот-вот готовых заплакать, глаз. Руник прекрасно слышит тихое хныканье, когда они оба опускаются на пол, и Винкс буквально вцепляется мертвой хваткой в собеседника, находя в его скромной компании утешение. Последний не сдерживается, плача тихо, но долго. Старшему не противно. Ему плевать, что его одежда и он сам все запачканы чужой кровью и слезами. Какая ему сейчас разница, если с его близким человеком происходит такое? Он готов сидеть тут столько, сколько потребуется для успокоения Винкса. Он будет легонько поглаживать его спину, отправляя нежный поцелуй в локоны, параллельно вытирая чужие слёзы, заботливо шепча, что всё в норме. Когда всё закончится, он спокойно возьмёт его на руки, уже не вспоминая, что он хотел от него раньше, укладывая в кровать, замечая, как парень уже отключился. Завтра Рунику придётся очень долго объяснять Винксу, как и почему люди плачут. А пока, пусть он сам поймет, почему по его щекам уже какой час сползают слёзы.