Король Горы

11. На севере только и делают, что говорят о зиме, думает Теон. Ни свет ни заря просыпаясь люди всё судачат, что ещё вот-вот — ещё вот пару дней и солнце точно станет тусклым, как тарелка. Потом, конечно, они все умываются, а потом уже следует завтрак, обед и ужин — и тогда, за едой, старые матёрые солдаты заливают всем о мясе. Дескать, наедаться надо уже сейчас, подчеркнуто шумно набивая животы, потому что «скоро помрут и кабаны, и птицы, и тогда уж точно вы поймёте, как сейчас тепло, легко и-» бла-бла-бла. Перед сном, прям ему под ухо, Старая Нэн без умолку трещит костями о Долгой Ночи, а потом она уходит и Теон, отворачиваясь к стене, видит гобелен, целиком расшитый пряжей белой (как бы снег) и голубой (олицетворяя, как бы, лёд). И вот так у него пропадает сначала сон, а потом ещё и аппетит, когда Робб Старк говорит о своём отце. Щенку хочется посильнее врезать — да так, чтоб он носом прошелся по дну блюдца с картофельной похлёбкой, — потому что любой разговор о лорде Севера, в конце концов, приводит к героической готовности каждого Старка помереть хоть прям щас (Джон молчит, но, очевидно, полностью поддерживает Робба). Санса кривит своё румяное лицо: подружке симпатичен её брат. «Как думаешь, я ему понравлюсь?» — говорит она и Теон злобно смеётся себе под нос. Не хочется её огорчать, маленькую красоту, но северяне на свет приходят, чтоб подохнуть где-нибудь в сугробе, и живут, чтоб говорить о том, как их предка в этом же сугробе и нашли. Обязательно героически. И с тяжелыми доспехами. И приплести туда великанов. Ни о какой любви и девчонках речи быть не может, а Робб ведь так всё себе и представляет. Если подумать, он слишком радуется, когда говорит о смерти и лупасит Джона деревянным мечом. Хотя Грейджой, может, тоже бы с радостью кого-нибудь отлупасил, но необязательно же каждому мужчине прямо жаждать отбросить кони? Теон вот, например, очень хочет жить. Точнее, он хочет побеждать — а хер кого ты победишь, когда одной ногой в могиле. Но Робб! Нет. Он слишком благороден, мал и глуп. Спорить с ним бессмысленно, к нему не подойдешь ни прямыми, ни окольными путями: он ерепенится, как маленький злой волк, и шерсть сразу встаёт дыбом — дрянным характером мальчишка пошел в мать. Глазами в своего отца. Раньше казалось, что лорд Старк затмевал солнце — таким большим он был, — и в этой тени, которой он закрылся, его серые-серые глаза по-старчески блестели как у немного уставшего, уже немолодого зверя. Рядом с его парой глаз в фантазиях Теона сверкали ещё трое — Робб и Санса Старки, и Джон Сноу. Джон всегда был за хвостом у брата, а Робб рвался вперед батьки в пекло, как дурак. Теон всё никак не мог понять, что сильнее его вымораживает — старший твердолобый сын, бесхребетный бастард или промозглый ветер, продувающий ему мозги. Единственной отрадой была… Санса. Волосы у неё блестели вместо солнца. Он смотрел на них и думал, как же хорошо, что она не взяла от Севера ровным счетом ничего, кроме скучной бедной одёжки и даже пахла, как настоящий аленький цветок. По крайней мере вот так он представлял потом запах каждого цветка на юге. Так, как пахнет Санса. За окном ветер кричит, а не поёт. Иногда этот крик Теон путает с совсем чаячьим и во сне ему мерещится море, а в этом море, незнамо куда, всё плывёт и плывёт маленький серый волк… И над ним стаями кружат чайки.