Испания

Банально, но Испания — место, где всегда найдётся повод вести себя чуть более свободно и развязно. Леон Скотт Кеннеди на заданиях так не считает. Он привыкает за годы службы на правительство, за месяцы обучения в спецназе, за долгие вечера, которые посвящает усердным тренировкам. Его личная жизнь, как таковая, давно перестаёт существовать, и Леону не слишком это важно. Главное, что он может кому-то помочь. Может спасти людей. На самом деле он спасает свою душу, изъеденную виной, тем, что помогает людям взамен тех, кому когда-то не сумел. Может быть, это мелочно, но ему и деть себя некуда. Редкими вечерами — алкоголь, чаще — тренировки на базе, ещё чаще — миссии, после которых ещё миссии, а за ними тоже миссии. Кеннеди давным-давно не принадлежит сам себе. Поэтому, когда испанская полиция везёт его в непонятную деревню на своей машине, он не понимает их речей. Ему не до флирта, шуток и эмоций. У Леона есть задание — спасти президентскую дочь, доставить её домой, в Штаты, в целости и сохранности. Преступников ликвидируют уже позднее, он выполняет задание поважнее будничных убийств каких-то чокнутых. Хоть это и солнечная и тёплая Испания, в конце октября Кеннеди не ощущает ничего, кроме неприятного осеннего холода и желания всё на свете послать по известному адресу нецензурными словами. Однако делу время, потехе час, а собственным мыслям хуй. Леон чертыхается и вспоминает Раккун Сити, который враз меняет его жизнь и превращает её в кошмар. Он не говорит об этом вслух, считая, что его не поймут. Никому нет дела до угрюмого бывшего копа, которого завербовали в правительственную программу шантажом. И когда Леон выходит из машины, ощущая кожей холодный ветер, он размышляет о том, что никакой страсти и влечения у него дурацкая Испания не вызывает. Скорее, порыв закутаться в тёплую куртку получше и вернуться на аэродром. Однако впереди у него миссия особой важности. Президентских дочерей не то, чтобы часто воровали. Почему для этого дела выбрали именно кандидатуру Кеннеди, история умалчивает. Он специалист по ликвидации биооружия и борьбе с ним, а не личный телохранитель президента. Но мистер Грэм решает по-своему. Видимо, Леон просто с годами заслуживает большой кредит доверия со стороны президентской семьи, и непонятно, насколько это хорошо. Он очень скоро понимает суть своей работы. Местные фанатики добывают нечто вроде паразита и желают заразить им всех, кто стоит на их пути, а кто окажется слишком стойким — убить без раздумий. По всей видимости, агент Кеннеди именно такой человек. Его бьют, пытаются застрелить, поджечь, насадить на вилы или разрезать бензопилой пополам. И всякий раз он выживает, включая всё своё внимание и попросту оказываясь быстрее и ловчее. Президентской дочке явно не хватает этого, но оно и не удивляет — гражданская. И гражданский по имени Луис Серра, спрятанный в мешке в подвал, не удивляет. Шокирует лишь то, что более сильные и неповоротливые всё же находят на Леона управу и заражают тем же вирусом, что распространяется по организму очень быстро. Его знобит, бросает в дрожь, сознание спутывается, а в груди огненным цветком распускается боль. Кеннеди понимает, что права на ошибку у него нет и быть не может. "Это Испания!" — вспоминаются ему слова агентов из той же сферы. Тут же можно отдыхать, кадрить красавиц, пить и выполнять задание на расслабоне, говорят они. Как же. Единственный расслабон, который Леон может себе позволить — это бессознательное состояние, когда его кто-то или что-то вырубает. Он видит, как Луис пытается ему помочь, кем бы он ни был. Сознание медленно его подводит, голова раскалывается, и ощущения хуже, чем мигрень. Серра дожидается, пока он в себя приходит, а потом прячется с ним в каком-то закутке и целует горячо, со вкусом сигаретного дыма, с ароматом пороха, пота и страсти. Леон лишь изумлённо голубыми глазами хлопает после этого и рот открывает, как рыба на песке. А Луис, будь он неладен, с улыбкой говорит, как ни в чем не бывало: — Это здорово отвлекает от боли, не так ли? — а Леон вдруг понимает, что она в самом деле отступила. И соображать как-то легче было бы, если бы не шок, испытанный от того, что его впервые в жизни целует мужик на задании. Не так. Что его вообще впервые в жизни целует мужик. Хотя Луис на мужика в привычном понимании Леона, выросшего сначала среди полицейских и сержантов матёрых, а потом среди спецназа, не похож вовсе. Он красивее. И в нём безумным, невозможным образом сочетаются все те ассоциации об Испании, о которых говорили другие агенты. Он продвигается дальше, с Эшли или без, и не прекращает думать о Луисе. Серра всегда возникает, как черт из табакерки, и всегда помочь старается. Он стягивает с Кеннеди тактическую перчатку, видя глубокий порез, сочащийся кровью, и помогает его обработать, чтобы Леон не помер от здешней антисанитарии. И тот вроде не мальчик маленький, но желание помочь понимает и странно принимает, округлив глаза лишь на моменте, когда Луис дует на порез и аккуратно целует запястье. — Можешь надевать перчатку обратно, Санчо, моя работа здесь закончена, — ухмыляется он и снова уходит. Мысленно Леон клянётся в том, что Серра ещё вернётся. Он не может не вернуться. Луис приходит, чтобы вместе с Леоном расстрелять и подорвать двух мутировавших гигантов, которые норовят убить их. Он постоянно что-то говорит, и от этой болтовни можно устать, однако Кеннеди не произносит ничего, чтобы остановить его, и это всё кажется неожиданно очень правильным. Серра не затыкается, Леон таким не страдает — и они отлично дополняют друг друга, пока идёт бой. Кажется, у Леона просто не остаётся времени на страдания, в каком виде они бы ни проявлялись. Луис странный. Вот он смеётся над какой-то одному ему понятной шуткой, вот отдаёт ингибитор для Леона, зная, что он всё равно не потратит его на себя, вот помогает драться с кучей озверевших заражённых под контролем Саддлера. А вот он целуется, и целуется так, что сердце дрожит после этого, голова не соображает, а руки сами к нему тянутся. И Кеннеди не уверен, что это просто действие вируса. Чёртов Луис и чëртова Испания слишком западают в душу. Леон обещает себе всякий раз на миссии никого не потерять, а наоборот: всех спасти и всем помочь. Вместе с чувством вины соседствуют огромная справедливость и чувство долга. Кеннеди уверен, что сможет на этот раз оградить всех от страданий и горя, убережёт от смерти, которая дышит в затылок постоянно. В случае с Луисом это происходит буквально. Его убивают со спины, подло, отвратительно, и потерявший голову от ужаса и злобы Леон дерётся с Краузером, как одержимый, как дорвавшийся, как сумасшедший. Он мстит за Луиса, за Эшли и за боль, которая расцветет многим позже в моменты одиночества в каком-нибудь задолбавшем прокуренном баре. Он мстит и знает, что его жестокость оправдана. Такие, как Краузер и Саддлер, не имеют права ходить по земле спокойно, и если их нельзя арестовать навсегда, то лучше им уйти. Из жизни. Леон бросается к Луису, когда тот отвлекает Краузера и мешает ему добить Кеннеди. Он хватает его за руку и в ужасе заглядывает в серые глаза, уже подернувшиеся безжизненной поволокой. Он узнаёт стеклянный блеск, Луис умирает, и его уже не спасти. Хотя если можно было бы, Кеннеди бы старался до последнего, пожертвовав даже собой. Серра пытается подкурить последнюю сигарету, и у него не получается. Леон делает это за него и смотрит долго-долго, желая в последний раз Луиса поцеловать. Он вообще-то и не представляет, с какого это перепугу, просто уверен, что так надо и всё. Вкус сигаретного дыма и крови остаётся у Кеннеди на языке. Испания ассоциируется у него исключительно с болью. С досадой. С ненавистью. С тяжестью в груди. С желанием повернуть время вспять. И с любовью, которая неизменно заканчивается смертью одного.