Случайные течения

По классике началось всё за здравие, а закончилось… ну как обычно всё заканчивалось у Арсения в последнее время, то есть со слезами, чувством собственной ненужности и желанием залезть под одеяло и не вылезать оттуда примерно никогда. Он поддался на, в общем-то, рациональные увещевания Серёжи, что жизнь на месте не стоит, слезами горю не поможешь и пора прекращать театр одного актёра. Весь этот набор устойчивых выражений Арсению, правда, не шибко помог, а слово «театр» и вовсе вызвало очередной приступ самобичевания — корочка театрального училища пылилась где-то в коробке на шкафу. Но из речи Серёжи можно было вычленить одну полезную мысль: надо было отвлечься. — Член членом выбивают, так же говорят? — бодро заявил Серёжа, даже зачем-то демонстрируя большие пальцы обеих рук. Арсений в любое другое время его попытку утешить и развеселить оценил бы, но не в этот раз. — Фу, блядь, Серёж, никто так не говорит. — А зря. Всё, давай это, кончай морально разлагаться, хуже от старого доброго «потрахаться» ещё никому не становилось. С этим утверждением Арсений бы поспорил, но не стал в силу бесполезности занятия — Серёжа вообще по жизни подходил к проблемам куда легче и переживал их без особых душевных треволнений. Арсений совсем капельку завидует. В итоге в очередной вечер пятницы он заваливается на диван в своей гостиной, включает на фоне уже сто раз пересмотренных «Друзей», берёт бутылку красного вина и ведро мороженого и открывает «Тиндер». Со своего профиля приходится стряхнуть фигуральную пыль, потому что последний раз Арсений им пользовался года три назад. Когда ещё не сошёлся с Никитой. А пару месяцев спустя, уже в отношениях, они, помнится, заходили в «Тиндер», просто чтобы поржать с чужих смешных фоток и поспорить, чей дебильный подкат сработает быстрее. Тогда Арсений блеснул неоригинальным «Твои родители случайно не пекари?» и умудрился склеить мужика, которого Никита в шутку прозвал Райаном Гослингом на минималках, — благо Арсению Рейнолдс всегда нравился больше. Воспоминания делу не помогают, а вызывают очередной приступ жалости к себе, который Арсений поспешно заедает порцией ванильного мороженого. Глоток сухого красного сверху слегка успокаивает расшатанные нервы, и руки уже не так дрожат, когда он лезет выбирать новые фотки для профиля. А вот открывать галерею на телефоне — явно ошибка, потому что следующие полчаса уходят на то, чтобы с ностальгическими чувствами пересмотреть альбом из последнего совместного отпуска в Карелии. Где-то на видео с прогулкой по местному заповеднику Арсений приходит в себя, с трудом находит пару сносных фотографий, стараясь не думать, что делал их как раз Никита, и радуясь тому, что обработкой заниматься не надо — Арсений-из-прошлого уже этот вопрос решил. Глядя на себя шестимесячной давности — счастливого и полного сил, — Арсений тяжело вздыхает. Если ему повезёт и удастся кого-то подцепить, этого «кого-то» при личной встрече ждёт неприятный сюрприз: Арсений нынешний похож на помесь приведения и бомжа. Что, впрочем, не мешает ему подходить к отбору профилей в «Тиндере» с придирчивостью зажравшегося человека: у этого нос слишком большой, другой одет как школьник, третий безработный, а четвёртый вообще по гороскопу Скорпион. И если с внешним видом и отсутствием работы ещё можно было смириться — в конце концов, не под венец идти, — то со Скорпионом? Увольте. В какой-то момент Арсений понимает, что просматривает профили незнакомых мужчин и парней без всякого интереса, автоматически подмечая даже незначительные недостатки, которые по большей части сводятся к предательскому «А вот Никита…». И, хотя умом Арсений понимает, что идеализирует бывшего исключительно потому, что он бывший, дурацкому сердцу не прикажешь. Но, видимо, надежда умирает последней, потому что это самое сердце делает кульбит в груди, когда Арсений натыкается на очередной профиль. Удивительно то, что ни в фотографиях, ни в описании нет ничего из ряда вон выходящего, но что-то Арсения цепляет сразу — то ли искренняя простота явно не обработанных фоток, по которым сразу читается отсутствие желания пустить пыль в глаза, то ли совершенно дебильное «Ты, конечно, не дело, но я бы тебя возбудил ;)». Таинственный «Антон, 27 лет» намекает, что работает в каких-то правоохранительных органах, не уточняя, правда, в каких именно. На одной из фотографий на нём даже есть форма, но качество фотки такое, что разглядеть сложно, и Арсений со смешком назначает Антона стриптизёром. Пальцы уже сами собой набирают сообщение, и Арсений отправляет его, прихлёбывая вина прямо из бутылки. Арсений [21:37] А вы точно полицейский? Тогда почему вы так преступно красивы? Он, в общем-то, даже не лукавит — на тех фотографиях, где хорошо видно лицо, и впрямь очень привлекательный молодой человек. Но пишет ему Арсений без задней мысли, особенно ни на что не рассчитывая, — большая часть диалогов в «Тиндере» отбивала всяческое желание общаться за пределами приложения. На ответ Арсений не рассчитывает, но оказывается приятно удивлён, когда спустя десяток минут телефон тренькает уведомлением. Антон [21:48] Это отдел «Тиндеробезопасности», вы арестованы за кражу сердечек! Арсений хмыкает, отправляя в рот очередную ложку мороженого. Арсений [21:49] Это не моё, мне подкинули! Антон [21:49] Расскажете об этом в суде! Арсений [21:50] А наручники будут? Некоторое время телефон молчит, и Арсений, не сильно скорбя по этому поводу, пожимает плечами. Он даже не продолжает листать профили в «Тиндере», отвлёкшись на момент, где Рейчел и Росс в очередной раз разбегаются, хотя и видел его уже бессчётное количество раз. Но потом в диалоге всё-таки появляется новое сообщение. Антон [22:03] Это всё ещё шутка? Потому что если сильно надо, я могу взять с собой «Куда взять?» — озадаченно выдаёт слегка пьяный мозг Арсений. Ему кажется, что в разговоре он пропустил какой-то важный этап, но потом лезет ещё раз просмотреть профиль Антона — может быть, он, кстати, и не Антон вовсе, а шифруется, — и видит то, что не заметил сразу: предательские три буквы. В целом, в красноречивой приписке «только ONS» нет ничего криминального (ха!). Да и Арсений в «Тиндер» лез, чтобы отвлечься и развлечься, а не искать себе любовь на всю жизнь. В конце концов, с Никитой он тоже думал, что там — на всю жизнь. Но теперь хотя бы становится понятна готовность Антона — Антона ли? — выезжать куда-либо «вот прям щас». Спустя минуту-другую Арсений вдруг осознаёт, что всерьёз рассматривает этот вариант. Он совсем чуть-чуть опьянён, не чуть-чуть одинок, у него свободный вечер пятницы, а Антон, по крайней мере, не вызывает отторжения. Это если фотографии в профиле действительно принадлежат ему, а не спизжены из интернета. Звать к себе домой незнакомого мужика из «Тиндера» — идея из разряда откровенно плохих, но хорошие к Арсению вообще редко приходят. Впрочем, последние остатки разума вопят, что просить приковывать себя наручниками к кровати первого встречного — вообще уже финиш, поэтому он лезет в диалог и отвечает: Арсений [22:10] Не, не надо. Даю слово, что не буду оказывать сопротивление. Арсений [22:11] Как насчёт сегодня и сейчас? Я живу в центре. Антон [22:12] Адрес? *** Спустя сорок минут Арсений, как ни странно, даже не испытывает волнения, только лёгкий мандраж, больше подстёгивающий, чем пугающий. В рекордные сроки он прибирается в квартире — благо он в принципе чистоплотный, и надо только закинуть вещи в шкаф и загрузить посудомойку, — и приводит себя в порядок. Хотя из отражения в зеркале на него всё ещё смотрит явно заёбанный жизнью тридцатипятилетний мужик, он уже больше походит на уставшего трудоголика, а не бездомного. Напоследок Арсений перепроверяет тумбочку на предмет смазки и презервативов, к своему ужасу понимает, что с последними напряг, — три года стабильных отношений отучили его от таких покупок, так что остаётся надеяться, что из них двоих Антон будет лучше подготовлен к незапланированному свиданию. Это вообще можно так называть? Если да, то что это говорит об Арсении, готовом на первом же «свидании» запрыгнуть в койку? Долгое самобичевание прерывается, к счастью, толком и не успев начавшись, — раздаётся звонок в дверь, и Арсений спешит открывать. Он по привычке опускает глаза, ожидая увидеть человека ниже себя, но упирается взглядом в чужую грудь и удивлённо приподнимает брови. — Блин, я был уверен, что фотки фейковые, — со смешком произносит Антон, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Рад ошибиться. Арсений позволяет себе его поразглядывать и думает о том, что Антоновы фотки тоже оказались не фейком. Даже наоборот — если природа его чем-то и обделила, так это талантом к фотографии, потому что в жизни он непостижимым образом оказывается привлекательнее. Наверное, дело в улыбке, затрагивающей даже глаза, или в спадающих на лоб кудрях. Когда Арсений отступает в сторону, и Антон проходит мимо него в квартиру, остаётся только добавить к этому списку рост, потому что — ого. У Арсения ещё не было партнёров выше него. — Ты сказал, что пьёшь что угодно, поэтому я взял всего понемногу, — тем временем произносит Антон, демонстрируя пакет из «Красного и Белого». С трудом Арсений заставляет себя отмереть и начинает суетиться — показывает, где ванная, разгружает покупки, пока Антон моет руки, достаёт ещё один бокал и наливает вина, хотя себе, скорее, подливает. Они располагаются на кухне, будто бы на нейтральной территории, — Антон разглядывает обстановку с вежливым интересом. Арсений разглядывает его и подозревает, что вежливости в его интересе примерно ноль. Не то чтобы у него был определённый типаж, он ориентировался больше на какую-то необъяснимую внутреннюю чуйку — вроде как смотришь на человека, на его маннеризмы, внешний вид, прислушиваешься к речи и делаешь выводы: твоё или нет. Пока, конечно, судить сильно рано, но ориентирующийся на интуицию Арсений не разочарован. — Если честно, я вообще понятия не имею, что делают в таких ситуациях, — признаётся он, решив, что искренность здесь — лучший путь. Антон смеётся, чуть запрокинув голову, и пренебрежительно отмахивается. — Ой, да брось, тут никаких инструкций. Делай, что хочешь, и не делай, чего не хочешь. — Это звучит как раз как инструкция, — хмыкает Арсений. — Прости, служебная привычка, — слегка пристыженно отзывается Антон. — А ты, ну… реально мент? Прикусить язык Арсений не успевает — классная, конечно, тактика. «Менты» вроде бы жутко не любили, когда их называли «ментами». — Нет, — с улыбкой качает головой Антон. — Но правда работаю в органах. — Каких? — Тебе реально это интересно? Прежде, чем ответить, Арсений делает глоток вина — он, к сожалению, успел протрезветь и теперь начинает загоняться. Что, если Антон решит, что он тут пытается вызнать про него всю подноготную, и это его спугнёт? А действительно ли Арсений хочет знать или тут лучше остаться в блаженном неведении? — Да? — неуверенно отвечает он. — Я просто боюсь лезть не в своё дело. — Давай равноценный обмен, — без малейшего раздражения произносит Антон. — Ты правда писатель? Не стоило это, наверное, указывать в профиле в «Тиндере». — Да, но пишу под псевдонимом, так что ты меня не нагуглишь. — А что пишешь? Ну, в каком жанре? Звучит, в целом, безобидно, как искреннее желание узнать получше или поддержать светскую беседу, но Арсений вспоминает о врождённом кокетстве и загадочно улыбается в ответ. — Это уже второй вопрос. Так где ты работаешь? Антон пожимает плечами и почти равнодушно отвечает: — ФСБ. На всякий случай Арсений делает ещё один глоток вина, чтобы дать себе времени переварить информацию. — Серьёзно? — После утвердительного кивка он, не сдержавшись, заинтересованно добавляет: — А, ну… кем? В конце концов, даже в органах работали секретари, водители и уборщики. — Оперуполномоченный. С тем, как спокойно и почти равнодушно это произносит Антон, Арсений почти верит в его искренность. Почти. — Гонишь, — фыркает он. — В смысле? — со смешливым возмущением отзывается Антон. — У меня даже в профиле есть фотка в форме! — Ага, а форма сшита кривыми нитками и разрывается на части лёгким движением руки. Судя по всему, до Антона не сразу доходит, о чём речь, но, когда доходит, возмущение становится почти искренним. — Ты на что намекаешь вообще? — Ни на что, — непринуждённо пожимает плечами Арсений. — Я понимаю, что «Тиндер» — не то место, где о себе рассказывают правду. Ты хоть реально Антон? — А ты реально Арсений? Хотя погоди, слишком ебанутое имя, чтобы его выдумывать. Теперь уже возмущённо пыхтит Арсений — нормальное у него имя, красивое и благородное. — Имя настоящее, но назовёшь меня «Сеней» — и никакого секса не будет. — Он всё-таки планируется? А то ощущение, что мы просто попиздеть собрались. «Какой восхитительный говнюк», — с неприкрытым восторгом думает Арсений и поднимается на ноги. — А Антон выйдет? А скиньте потрахаться, — писклявым голоском произносит он, подходя к холодильнику. Когда Арсений оборачивается с добычей в руке — охлаждавшейся бутылкой вина, — то неожиданно сталкивается с Антоном лицом к лицу — тот как-то совершенно бесшумно приблизился. Лопатками Арсений упирается в холодильник, вдоль спины обдаёт дрожью, и не поймёшь — то ли от предсказуемо холодной поверхности дверцы, то ли от неожиданно серьёзного взгляда напротив. — Если у тебя есть какие-то категоричные табу, самое время об этом сказать, — непринуждённо произносит Антон, наклоняясь ближе и укладывая руки на талию Арсения. — Э-э, — глубокомысленно отзывается тот, пытаясь собрать в кучу лихорадочно разбегающиеся мысли. — Если мы о стандартных ванильных практиках, то вроде нет? Только с презервативом. — Обижаешь, — хмыкает Антон. О том, что его сейчас поцелуют, Арсений догадывается — по-другому истолковать красноречивый жадный взгляд сложно, — но всё равно от неожиданности издаёт что-то вроде сдавленного стона. Бутылка в одной руке мешает, но отрываться Арсений не планирует, поэтому отстраняет её в сторону, а свободную руку укладывает Антону на шею, притягивая к себе ближе и углубляя поцелуй. Горячие ладони забираются к нему под футболку, мягко, но уверенно оглаживают спину и поясницу, а затем также сноровисто опускаются на ягодицы. Арсений подаётся навстречу, прижимаясь бёдрами, и чувствует, как приятно кружится голова, — то ли от нагнавшего хмельной безрассудности вина, то ли от поцелуев. Бутылку всё-таки приходится оставить на столе, а, когда Антон принимается вести его спиной вперёд, не разжимая объятий, Арсений ловко уводит их из коридора в гостиную — приглашать едва знакомого мужика в спальню кажется кощунством. Дойти даже до дивана оказывается непростой задачей — Арсений упирается спиной в книжный шкаф, мысленно делая пометку, что, кажется, у Антона пунктик. Но в момент, когда тот спускается влажными поцелуями на его шею и прижимается вплотную, просовывая между ног колено, Арсений готов простить ему какие угодно загоны. Поэтому, когда Антон вдруг замирает, Арсений требовательно мычит и пытается за волосы вернуть его обратно к увлекательному процессу, но тот почему-то упирается. — Что? — недовольно пыхтит в ответ Арсений, открывая глаза. Антон озадаченно и даже слегка настороженно смотрит ему через плечо на книжную полку. Ещё даже не обернувшись, Арсений запоздало вспоминает, что там. — Э-э… ты же никому не изменяешь со мной? — осторожно интересует Антон и потихоньку отстраняется. Арсений поспешно перехватывает его за руки, пытаясь удержать на месте. Вот ведь блин — он мимо этого шкафа ходит каждый день и уже даже не обращает внимания на выставленные там фото в рамках. На одном из которых они с Никитой красноречиво сосутся на фоне Эйфелевой башни. — Нет, это бывший, — выпаливает Арсений, сам понимая, как жалко это звучит. — Честно, мы расстались месяц назад. Антон явно не выглядит убеждённым, и Арсений решает в прямом смысле брать дело в свои руки — притягивает его обратно в поцелуй, внутренне ликуя, когда Антон, помедлив, всё-таки поддаётся. А после, решив не оттягивать процесс, принимается стягивать с него одежду. В какой-то момент Антон перехватывает инициативу — Арсений покорно позволяет, — доводит их обоих до дивана, куда они не слишком грациозно падают. Видимо, Антон не в первый раз приезжает на «one night stand», потому что в его движениях чувствуются и опытность, и уверенность, и какая-то обескураживающая непринуждённость, будто с едва знакомыми людьми он занимается сексом чуть ли не каждый день. Обычно это Арсения возбуждает — в смысле, не блядство, а опытность и уверенность, — но сейчас он чувствует, как, несмотря на блуждающие по его телу горячие ладони, никак не может сосредоточиться. Перед глазами маячит та самая проклятая фотография с горящими огнями Парижа на заднем плане, в голову сами собой лезут воспоминания из той поездки: они тогда ехали праздновать первую годовщину отношений, и оба пропитались романтикой, практически не отлипая друг от друга. Краем сознания Арсений понимает, что обнимающие его сейчас руки — не те, и поцелуи не от того, и вообще всё — не то и не так. Думает только, что сумеет скрыть бурю в собственных мыслях, но понимает, что с треском провалился, когда Антон отстраняется и смотрит на него с явным беспокойством. — Арсений? Что случилось? Я что-то сделал не так? — Нет, — отвечает Арсений. — Всё хорошо, правда. — Тогда почему ты плачешь? Он удивлённо моргает, чувствует, как щиплет глаза и неприятно стягивает горло, и оказывается вынужден признать, — блин, и правда плачет. Стыд-то какой. — Это от счастья, — не слишком убедительно врёт Арсений и пытается растянуть губы в улыбке. Выходит, видимо, так жалко, что Антон со вздохом отстраняется. Арсений садится на диване следом за ним и виновато отводит взгляд. — Ладно, прости, это какой-то пиздец, сам не знаю, что на меня нашло, — признаёт он и, когда Антон протягивает ему снятую футболку, надевает её обратно — какой уж тут «one night stand». — Это из-за… ну? — Антон красноречиво кивает в сторону фотографий и одевается сам. Кажется, он не выглядит ни злым, ни раздражённым, что уже хорошо. Возбуждённым, впрочем, тоже, но тут Арсений его не винит. — Наверное? — беспомощно отзывается он. — Я вообще-то хотел, наоборот, отвлечься. Ну, выбить… — он осекается и решает всё-таки не использовать лексикон Серёжи, — клин клином, так сказать. — Но всё ещё загоняешься? — понимающе хмыкает Антон и, когда Арсений пристыженно кивает, продолжает: — Да, знакомая тема. Я сам вот только на одноразовые встречи и хожу, на что-то другое ни сил, ни времени нет. Арсений вытирает ладонями лицо, радуясь, что слёзы не переросли в полноценную истерику. Разочарование и стыд сменяются уже набившей оскомину усталостью, теперь уже не хочется даже секса. Причём даже грусти как таковой нет, есть только какая-то вселенская апатия — Арсений чувствует, будто заебал сам себя. И это, наверное, очень паршиво, потому что от себя, как ни крути, никуда не денешься. — Прости, — повторяет он виновато, — только время твоё потратил. — Ничего, — утешительно и, кажется, вполне искренне отвечает Антон. — Ты, это… держись, ладно? Время лечит, и всё такое. — Ага, — вяло отзывается Арсений. В своей голове он уже представил, как выпроваживает Антона, неловко прощаясь, а потом остаётся один со своими мыслями в пустой, мертвенно тихой квартире. От этой перспективы на душе становится совсем уж погано. Антон, тем временем, выходит в коридор, в темноте пытается нашарить выключатель, негромко матерится под нос и, в целом, не выглядит раздражённым, скорее растерянным. Но уж чего Арсений не ожидает, так это того, что его неудавшийся секс-партнёр, уже стоя в дверях, глянет на него как-то больно сочувственно и вдруг спросит: — А, может, кино посмотрим? Раз уж я всё равно приехал. Арсений, кажется, впервые в жизни чувствует такой прилив благодарности к практически незнакомому человеку. — Да, давай. А то ты столько пива притащил, а я его вообще не пью. — А говорил «всё, что угодно»! — возмущается Антон, стягивая кроссовки обратно. — Вот жук. — Я вообще пиздун по жизни, — легкомысленно отзывается Арсений и всё-таки идёт за бутылкой вина, забытой на кухне. — Мне по профессии положено. *** Как так получается, что домой Антон уезжает в шесть утра, Арсений искренне не понимает. Сперва они, как и задумывалось, действительно садятся на диван с вином и пивом — Антон в порыве искренности признаётся, что вообще-то вино не очень любит, — и смотрят телевизор. Желания выбирать фильм у Арсения нет, а Антон с лёгкостью соглашается посмотреть «Друзей», даже если серии идут вразнобой, потому что он сам их видел уже не раз. А потом «Друзья» остаются где-то на фоне, и Арсений, видимо, почуявший благодарного слушателя, подсаживается на чужие уши. Сначала как будто бы ни о чём, но наболевшее коварно вылезает на передний план, и спустя пару часов он уже изливает душу едва знакомому человеку. Поначалу говорить о Никите тяжело, будто бередишь едва зажившую рану, но с каждой минутой слова даются всё легче — то ли давно пора было прорвать эту плотину, то ли Антон как-то невольно располагает к откровенности. В какой-то момент, кажется, где-то около трёх часов ночи, Арсений, наконец, позволяет себе выдохнуть и просит сменить тему на что-нибудь более прозаичное и лёгкое. Они обсуждают фильмы и сериалы, потом незаметно перескакивают на музыку, а оттуда — на путешествия. Антон сетует, что он из-за работы невыездной, Арсений не верит ни единому слову, но благодушно делится своими собственными впечатлениями из многочисленных поездок — как раз его работа позволяет находиться в любой точке мира в любое время. К пяти утра уже кажется, будто они знакомы не несколько часов, а как минимум пару лет, и чем объяснить эту странную связь, Арсений не имеет ни малейшего понятия. Антон, потягиваясь и зевая, выходит на балкон, чтобы покурить, и Арсений, подхватив с кресла плед, идёт следом. За окном уже фактически утро, восходящее солнце выкрашивает небо в оттенки серого, фиолетового и нежно-розового. На улице стоит жуткая, оглушительная тишина, и ощущение это странное — когда мир на грани пробуждения. Что-то вроде лиминального, переходного пространства, про существование которого подозреваешь, но редко видишь вживую. Арсений разглядывает своего неожиданного компаньона с искренним интересом и уже без грамма стеснения — дело то ли в алкоголе, то ли в рассветной сонливости, снимавшей надуманные ограничители в голове. В блёклом утреннем свете Антон кажется неотъемлемой частью этого момента — таким же нереальным, как будто существовать его не должно, но он почему-то вопреки всему — существует. Когда Антон, видимо, почувствовав на себе взгляд, поворачивается к нему, Арсений не отводит глаза, только приподнимает губы в чуть виноватой улыбке, мол, поймал на горячем, пялюсь совершенно бессовестно. Вместо возмущений или стеснения Антон только поправляет на нём плед, съехавший с одного плеча, и делает очередную затяжку. — Дай себе время, Арс, — негромко произносит он, и Арсений только спустя пару мгновений понимает, о чём речь. — Тебе нужно научиться быть одному и не чувствовать дискомфорта наедине с самим собой. По крайней мере, мне в своё время это помогло. У Антона за плечами тоже тяжёлое расставание, правда, уже двухгодичной давности, но в отношениях он был со школьных лет и по его же словам этот разрыв он пережил с титаническим трудом. Но пережил, иначе не стоял бы здесь, сейчас, на балконе с видом на рассветную Москву. Сложно поверить, что у Арсения это тоже получится, хотя рациональной частью мозга он и понимает: конечно, получится, куда он денется. Но сейчас саднящее, неугомонное сердце не даёт покоя, и засевшая глубокой занозой в груди тревога кажется вечной. Со вздохом Арсений прижимается ближе, обхватывает Антона одной рукой, утыкаясь лбом в его плечо и чувствуя, как его приобнимают в ответ. — Всё пройдёт, — также тихо продолжает Антон. — Как говорится, так устроен мир. И хотя потом — завтра, послезавтра, на следующей неделе, — стылое чувство безысходности вернётся, в моменте Арсений чувствует, как оно отступает, и поверить человеку, уже не ощущающемуся незнакомцем, оказывается удивительно легко. *** По всем законам мироздания они должны были разойтись и больше никогда друг о друге не вспоминать, но напоследок они обмениваются номерами. Уже где-то спустя неделю Арсений понимает, что скучает, — вопреки логике и здравому смыслу скучает по человеку, которого знает так недолго. Вместо того, чтобы насторожить, это только вызывает желание узнать поближе. К счастью, Антон отвечает на незамысловатое сообщение в Телеграме так, как будто он тоже скучает, и появившаяся было у Арсения мысль о собственных назойливости и навязчивости растворяется, толком и не закрепившись. Одна переписка превращается в две, в три, и вот уже они общаются каждый день, и Арсений с трудом может представить себе время, когда не знал Антона. Дружить с ним оказывается легко, — это из тех отношений, к которым не надо прикладывать усилий, которые выстраиваются сами собой. Может быть, дело в том, что Арсений уже и так выложил о себе самое страшное и болезненное, будто и скрывать друг от друга уже нечего. Частой темой их общения становится неизменный «Тиндер», потому что «Разговоры разговорами, Арсений, а секс по расписанию». В одну из встреч в кофейне, которую они довольно быстро нарекают «своей», Арсений пролистывает кучу профилей с телефона Антона и буквально своими руками выбирает, к кому тот поедет в пятницу вечером. Где-то на моменте, когда они смешливо комментируют фотки очередного альфа-самца, Арсений ловит себя на мысли, что последний раз так комфортно себя чувствовал… ну, с бывшим. Загнаться по этому поводу он не успевает — Антон вовремя подмечает перемену настроения, прячет телефон в карман и переводит тему с ловкостью фокусника. Спустя пару месяцев Арсений даже находит в себе силы сходить на свидание. Правда, обходится без «Тиндера» — не то чтобы он уже ищет себе партнёра на долгосрочную перспективу, но и Антонова политика «one night stand» его не особенно прельщает, поэтому на выручку приходят друзья друзей. Те в лучших традициях сердобольных наседок налетают со всех сторон, видимо, воодушевлённые тем, что Арсений наконец-то перестал выглядеть и вести себя как зомби, поэтому список потенциальных кандидатов оказывается неожиданно длинным. Ни один из них, правда, не оказывается «тем самым» — кто-то вызывает скуку уже в первые десять минут диалога, кто-то явно не совпадает в интересах, а кто-то просто не цепляет. После, кажется, пятого такого свидания Арсений прощается с очередным неудавшимся героем-любовником, выходит из бара и решает прогуляться до дома пешком по ночной Москве, а по пути по привычке набирает уже выученный наизусть номер. — Что в этот раз не так? — вместо приветствия спрашивает Антон. Устало, но явно с улыбкой в голосе. — Да… ничего? — растерянно отзывается Арсений. — Всё нормально прошло. Но, наверное, дело в том, что «нормально», а не «хорошо». — Ну так ты этого человека первый раз в жизни видишь, Арс, — хмыкает Антон. — Откуда этому «хорошо» взяться так быстро? В трубке на фоне слышно негромкий стук клавиш ноутбука — видимо, опять работает допоздна. — С тобой же взялось, — недовольно бурчит в ответ Арсений. Стук клавиш стихает. — И чем это закончилось? — с сухой насмешкой в голосе интересуется Антон. — Крепкой мужской дружбой. — Я предпочитаю более традиционные способы заводить друзей. Арсений на это не отвечает, вышагивая по освещённой фонарями улице. Ощущения лиминальности в этот раз не возникает — центр Москвы гудит даже ночью. — Ты не дома ещё, что ли? — вдруг спрашивает Антон с чётко слышимыми беспокойными интонациями в голосе. — Ну да, пешком иду, — бодро отзывается Арсений. — Погода хорошая, чего бы не прогуляться. — Арс, ты больной? Час ночи! От такого накала Арсений даже опешивает и вопреки логике замедляет шаг. — И чего? Я по центру города иду, не по подворотне же в Мытищах. — Ты думаешь, тебя в центре не попытаются ограбить? — Да с чего бы… — начинает было Арсений, осекается и уже слегка раздражённо добавляет: — Антон, я взрослый здоровый мужик, кто ко мне полезет? — Это не гарантия безопасности. — Ну, бля, тогда приезжай, забирай меня, великий спаситель. Он пытается выдать это саркастично и даже чуточку издевательски, но вопреки его ожиданиям Антон с готовностью отзывается: — Где ты сейчас? Я приеду. Со смесью ужаса и веселья Арсений понимает, что это, кажется, не шутки, тут всё серьёзно. — А мне просто встать на месте и ждать тебя? Минут двадцать-тридцать, одному на улице? В трубке слышно недовольное пыхтение. — Закажи такси. — И приедет таксист-маньяк. — Арс! Не выдержав, Арсений смеётся и прибавляет шагу — не потому что боится, а потому что домой действительно уже давно пора. — Что за паранойя, Антох? Антон на том проводе явно недовольно бурчит себе что-то под нос и, в конце концов, произносит: — Профессиональная. — А-а, ты всё-таки продолжаешь настаивать, что ты реально фээсбэшник? В этот раз тяжёлый вздох с той стороны раздаётся такой громкий, что Арсений отводит трубку в сторону, чтобы не оглохнуть. — Мы сто раз это обсуждали, я не стриптизёр. — Да-да, конечно, товарищ сержант. На этот раз Арсений отводит трубку, чтобы не оглохнуть уже от ора. — Я старший лейтенант! Он выдерживает театральную паузу, ожидая, пока Антон на том конце провода успокоится, и только после этого добивает: — Мальчик молодой? — Ой, сука, блядь, уебан, пошёл ты нахуй. Арсений ржёт так, что пугает встречную парочку молодых девчонок, — уж они-то точно приняли его за маньяка, — и не обижается, когда Антон бросает трубку. Во-первых, Арсений объективно заслужил, во-вторых, он знает, что уже минут через десять беспокойство съест Шастуна, и он перезвонит, чтобы узнать, добрался ли Арсений до дома. *** Не то чтобы во всех этих шутках есть правда. Ну, разве что действительно доля, но Арсений не думает всерьёз, что Антон стриптизёр. Поддерживает историю, просто чтобы выводить того из себя, не более. Поэтому когда представляется шанс увидеть всё воочию, Арсений оказывается несколько обескуражен. С утра ничего не предвещает беды, настроение приподнятое — квартира убрана, пара километров набегана, в недавно начатом романе выстраивается неплохой сюжет. Где-то в обеденное время Арсений по привычке отправляет Антону смешное видео из Тиктока, и, когда тот не отвечает час-два-три, пишет больше ради проформы: «Ты живой?». Вместо ответа текстом Антон присылает голосовое: мол, прости, я не сплю вторые сутки, не жру примерно столько же, работы дохрена, если умру, на моих похоронах вруби Кровосток. Всё бы ничего, но день вообще-то субботний. А ещё голос у Антона такой, как будто похороны придётся организовать вот буквально в ближайшее время, — низкий, хриплый и очень, очень уставший. Арсений двигается на автомате: по-быстрому одевается, приводит себя в порядок и уже из машины просит скинуть адрес. Уговаривать долго не приходится — видимо, на споры у Антона просто нет сил, поэтому он просто скидывает точку локации. По пути Арсений выискивает ближайшую более-менее сносную кофейню и к назначенному месту подходит во всеоружии: с кофе в одной руке и пакетом с парой сэндвичей в другой. «Назначенное место» оказывается внутренним двором не очень примечательного четырёхэтажного здания. Проезд перекрыт шлагбаумом, но Арсений оставил машину на соседней улице — будь проклята Москва с её дефицитом парковочных мест, — поэтому просто огибает специфическое ограждение и оказывается на внутренней территории. Скинув короткое «я на месте» в Телеграме, он принимается ждать и сразу чует подвох. На здании нет никаких примечательных вывесок, потому что это явно чёрный вход, но взгляд сразу цепляется за стоящие тут автомобили с красноречивыми номерами «ХКХ» — такие, кажется, даже купить нельзя, можно только получить по блату. А спустя минуту-другую из здания выходит троица мужчин, на которых весьма характерная форма. Один из них, махнув рукой коллегам, отделяется и приближается. Озадаченно нахмурив брови, Арсений запоздало узнаёт в нём Антона. — Это мне? — удивлённо спрашивает Шастун, протягивая руку за стаканчиком с кофе. — Охуеть, вот это от души, конечно, спасибо. Признаться честно, вблизи форма не выглядит липовой — наоборот, сидит, как влитая. Да и погоны похожи на настоящие. Возможно, потому что они и есть настоящие, — с тремя красноречивыми звёздами. — Рот прикрой, муха залетит, — со смешком комментирует Антон, отхлёбывая кофе. Арсений медленно моргает, наконец, встречается с ним взглядом и возмущённо шипит: — Так ты реально фээсбэшник? — Я даже не буду отвечать на этот вопрос. Тут остаётся только признать поражение. Можно было бы, наверное, даже извиниться, но Арсений слишком занят тем, что пытается принять в себе внезапно появившийся кинк на военную форму. Антон кивает головой чуть в сторону, приближается к припаркованной рядом машине и, поставив стаканчик с кофе на крышу, достаёт из кармана пачку сигарет. Выглядит он так, как будто действительно давно не спал — под глазами круги почти чёрные, само лицо посерело, в позе заметны напряжение и усталость. — Ты почему в субботу работаешь? — спрашивает Арсений, с трудом вынырнув из зыбкого болота неприличных фантазий. — Дел накопилось, — вздыхает Антон. — А разгребать надо. Мы тут впятером ночевали сегодня. Арсений кивает. Осуждать за такое он не намерен: во-первых, Антон — большой мальчик, и сам разберётся, сколько и когда ему работать; во-вторых, со стороны Арсения, иногда засиживавшегося за очередным черновиком до самого утра, это было бы лицемерно. Поэтому он просто пристраивает сэндвичи рядом с кофе на крыше машины и, стараясь убрать из голоса интонации мамочки, бубнит: — Поешь хоть, а то лица на тебе нет. — Спасибо, — вздыхает Антон. — Я чёт так замотался, что даже не вспомнил про еду. Вообще-то Арсению жутко интересно порасспрашивать, что там за дела, которые заставляют работать сутками, — наверняка что-то увлекательное, что отлично бы легло в основу нового детективного сюжета. Но интуиция подсказывает, что во время короткого перерыва хочется разговаривать о чём угодно, кроме работы, поэтому Арсений прикусывает язык и решает отложить расспросы на потом. Антон, видимо, придерживается того же мнения, потому что неожиданно серьёзно спрашивает: — Ну что, сейчас поговорим про твою историю поиска или потом? Лихорадочно перебрав в голове все свои самые странные запросы, Арсений приходит к выводу, что вряд ли Антона бы смутила покупка анальных пробок. А вот кое-какие другие запросы… — Честное слово, я гуглил, сколько растворяется тело в кислоте, исключительно в писательских целях. Антон смеряет его цепким взглядом с головы до ног. Если он также осматривает подозреваемых, удивительно, как они сразу не сознаются во всех грехах. — И где купить кислоту, тоже? — Я пишу детективы! — возмущённо отзывается Арсений. — Криминальные! Антон вместо ответа только хмыкает, мол, кого ты тут наёбываешь, Арсений Сергеич, я читал твои порнороманы, в которых от детектива только одна загадка — «загадка дыры». Но звучит, вообще-то, реально стрёмно — а вдруг и правда?.. — Ты же шутишь, да? — настороженно спрашивает Арсений. Антон в очередной раз тяжело вздыхает. — Конечно. Не смотрел я твою историю поиска, я вообще этого никогда не делаю и не знаю, как. У нас для этого есть специалисты. Он подхватывает свой стаканчик, делает ещё один большой глоток, сразу после затягивается сигаретой — ну прямо идеальный рацион для самоубийства. — Да даже если бы знал, не стал бы. Это же твоя личная жизнь, я что, долбоёб, чтобы в неё без спросу лезть? — Удивительно, но далеко не все разделяют твои прогрессивные взгляды. — То есть ты бы полез? От такого наглого наезда Арсений даже теряет дар речи. Возможно, потому что Антон, сам того не зная, бьёт по-больному: такие мысли у Арсения появлялись. Не в историю поиска залезть, конечно, а в переписки. В тот памятный вечер он, правда, всё-таки удержался, невероятным усилием воли задавив свою ревность. А через месяц они с Никитой расстались. — В твою историю поиска? — наигранно пренебрежительно спрашивает Арсений. — А там есть что-то интереснее, чем «сколько варить пельмени»? Вместо ответа Антон только загадочно улыбается — не хватает бросить взгляд в мексиканской шляпе как завещали мемы. — Я пошёл, — провозглашает он, притягивая Арсения к себе для объятий. — Ещё раз спасибо, ты меня просто спас. От Антона резко пахнет кофе и сигаретами, но Арсений охотно поддаётся, ныряет носом ему в плечо и кладёт руки на поясницу под пиджаком — тепло кожи хорошо ощущается через тонкую рубашку. — Не за что, — совершенно искренне отзывается он. — Удачи тебе в твоих фээсбэшных делах. Антон отстраняется, хмыкает как-то не слишком весело — видимо, перспектива вернуться к работе его не слишком прельщает, — подхватывает с крыши машины свой обед и, махнув на прощание рукой, удаляется обратно в сторону здания. Арсений ещё пару минут стоит на месте, приходя в себя, рассеянно бросает взгляд в салон стоящего рядом автомобиля и замечает на переднем сидении знакомую розовую толстовку. Вообще, конечно, логично, что Антон так фривольно обращался со своей машиной, а не с чужой. И то, что эта машина, — чёрный внедорожник, тоже, другие автомобили почему-то к нему и не вяжутся. Но для одного дня многовато открытий, и Арсений уходит обратно в смешанных чувствах. *** То, что в любой работе бывают взлёты и падения, — вещь достаточно очевидная. Правда, предполагается, что и какая-то золотая середина тоже должна быть, но, видимо, в жизни Арсения середине было не место. Свой творческий путь он бы охарактеризовал двумя возможными состояниями: либо не пишется вообще ничего и никак, либо льётся, как из ведра. К счастью, в моменты первого состояния можно было занимать себя рутинной работой вычитки и редактуры, поэтому в целом рабочий процесс был отлажен. После тяжело перенесённого расставания Арсений предсказуемо ловит писательский блок, причём сам этот факт принимает спокойно — себя он знает хорошо, как и свои перепады настроения, поэтому ничего непредсказуемого и неожиданного не происходит. Было бы, конечно, замечательно, если бы он, как поэт, лучше всего писал в депрессии и печали, но, к несчастью, душа лежит только к прозе, с рифмами Арсений дружит посредственно. Зато непосредственно дружит с Антоном, и на творчество Арсения эта дружба влияет самым благоприятным образом. Когда ты пишешь детективные романы, а под рукой у тебя буквально ходячий справочник по криминальным вопросам и интересным кейсам, грех этим не воспользоваться. Арсений пользуется безжалостно: заваливает вопросами, просит рассказывать подробности и переадресовывает свои запросы про кислоту из гугла лично профессионалу. Кажется, что в какой-то момент Антона это достанет, и он всё-таки пошлёт его нахуй, но пока этого не случается, и Арсений выжимает из ситуации все соки. Правда, упоминать места преступлений Антон перестаёт после того, как Арсений пытается залезть в речной коллектор, где парой недель до этого выловили труп, — матерится Шастун долго, сочно и громко, после чего всю выдаваемую информацию тщательно фильтрует. Это, впрочем, не мешает Арсению искать такие места самостоятельно. Он всегда предпочитал живой опыт — такой лучше всего способствовал вдохновению и реалистичности повествования. На мольбы Антона прекратить подвергать свою жизнь опасности Арсений только легкомысленно отмахивается — ничего страшного же не случилось. Пока однажды не случается. Не то чтобы это прям «страшно». Так, скорее, слегка «нервно». Можно даже сказать «волнительно». По крайней мере, именно это пытается Арсений втолковать Серёже, когда их везут в ближайшее отделение полиции после того, как поймали на закрытой территории. Ну, в самом деле, кто же знал, что на заброшенной военной базе ещё ловят нарушителей пропускного режима? До отделения их довозят уже почти ночью, ещё два часа маринуют — то ли пытаются припугнуть, то ли просто ленятся разбираться сразу. Когда дают возможность сделать звонок адвокату, Арсений ей, естественно, пользуется. — У тебя что, есть адвокат? — озадаченно интересуется Серёжа. — Лучше, — почти радостно отзывается Арсений. «У меня есть рисунок адвоката», — добавляет часть мозга, способная генерировать подходящие мемы даже во сне. Антон отвечает почти мгновенно, и, услышав его воодушевлённый голос, Арсений чувствует отчётливый укол вины. Но деваться некуда, сидеть в отделении до утра ему совсем не хочется, — это хорошо, если только до утра. Разговор выходит коротким — Антон просто просит адрес и говорит, что будет через полчаса. Проходит фактически около часа, точнее сказать сложно, потому что телефон у Арсения снова отбирают, и время с Серёжей они проводят, играя в города. Как раз когда они вяло спорят, насколько честно использовать Готэм, камера открывается. На пороге стоит мрачный, как туча, Шастун, а за ним один из полицейских. Из отделения они втроём выходят молча, тяжёлая входная дверь за их спинами закрывается с оглушительным грохотом. Антон, всё также не говоря ни слова, сразу двигается в сторону парковки, где издалека видно чёрный внедорожник с номерами «ХКХ». — Ну рассказывайте, — сурово начинает Антон, прислоняясь спиной к капоту и закуривая. — Как вы докатились до жизни такой. Наверное, примерно таким голосом он проводит допросы — звучит внушительно, но не очень приятно оказаться в качестве принимающей стороны. Старательно отогнав в сторону мысли про «принимающие стороны», Арсений встряхивается. — Да мы ничего такого не делали, — произносит он, зябко поводя плечами. Ночка выдалась прохладной, а на нём одна только тонкая футболка, он не рассчитывал так сильно задержаться. — А что вы забыли на военной базе? — Заброшенной военной базе, — поправляет Арсений. Серёжа, предатель, пристыженно молчит. — На ней написано было, что она заброшена? — приподняв брови, непринуждённо интересуется Антон. — Прямо чёрным по белому: «Заброшенная база, Арсений, заходи»? — Ну не прямо так, конечно. — Бубнёж выходит совсем уж неубедительным. — В интернете написано, что заброшена. — В интернете дохуя всего написано, — резко бросает Шастун. — Это не просто охраняемый объект, это военка, Арс. Арест на пятнадцать суток захотелось? — А нас арестуют? — наконец подаёт взволнованный голос Серёжа. Антон переводит на него взгляд, и Матвиенко, который и так сильно ниже, вжимает голову в плечи. — Нет, но мне это дорогого стоило, — холодно отвечает Антон. — Я в принципе корочкой светить не люблю, а с ментами у нас, мягко говоря, напряжённые отношения. Они когда ксиву мою увидели, скривили такие рожи, что пиздец. Теперь уже Арсений пристыженно вжимает голову в плечи и вообще пытается показаться меньше, чем он есть. Шастун на мгновение меняется в лице, будто бы смягчившись, и протягивает Серёже руку. — Я Антон, кстати. — Я догадался, — слабым голосом отзывается Матвиенко, пожимая протянутую ладонь. — Арсений про тебя много рассказывал. Серёжа. В любой другой ситуации Арсений бы смутился и пнул чересчур разговорчивого друга куда-нибудь под коленку, но сейчас даже не особо реагирует. Не так он планировал их знакомить, ой не так. К счастью, чего Серёже не занимать, так это наблюдательности. Быстро оглядев их обоих, он неловко прочищает горло и произносит: — Ну, это, спасибо? Если от меня что-то нужно, деньги там или помочь как, ты свяжись через Арса. Я поехал? — Езжай, — кивает Антон и поворачивается к Арсению с пристальным взглядом. Приятно, конечно, быть объектом такого внимания. Но, как говорится, есть нюансы. Серёжа поспешно уходит к проезжей части, по пути заказывая себе такси. Тишина после этого стоит неуютная и колючая, такая же холодная, как температура на улице. На язык просятся и слова благодарности, и извинения, но ни то, ни другое в фактические слова так и не облачается. Неуместная гордость берёт за горло и не отпускает. — Садись в машину, — докурив, бросает Антон. По крайней мере, на то, чтобы пререкаться, сил у Арсения нет, поэтому он только безропотно забирается на пассажирское сидение. Антон устраивается рядом на водительском и неторопливо, демонстративно спокойно выруливает со стоянки отделения. Добрый десяток минут проходит всё в той же томительной тишине, не играет даже радио. Пейзаж за окном смазывается и не откладывается в памяти, Арсений даже не особо фиксирует, куда они едут. — Пообещай мне, — спустя, кажется, вечность произносит Антон голосом, звенящим от напряжения, — пообещай, что больше не полезешь, куда не просят. — Прости, что доставил тебе неудобства, — отзывается Арсений, сам не понимая, откуда в его интонациях эта язвительность. Он заставляет себя выдохнуть и уже куда более искренне добавляет: — Правда, я не хотел пользоваться твоим положением, просто мне телефон дали, и я как-то сразу на автомате тебе набрал. Честно, в следующий раз я не буду тебя дёргать. — Да дело не в этом! — взрывается Антон, но тут же явно пытается успокоиться. Судя по быстро вздымающейся грудной клетке, выходит так себе. — Дело не в неудобствах. Если надо, я всегда тебе помогу, Арс. — Тогда в чём? Честно говоря, понимание происходящего начинает медленно, но верно от Арсения ускользать. Пауза, которую берёт Антон, тяжёлая и томительная, но он всё-таки произносит неохотно: — Я по долгу службы видел кучу трупов. Поэтому я, блядь, очень хорошо могу представить, что могло случиться с тобой. Не на этой заброшке, так на другой, где ты упадёшь и разобьёшь себе голову, или наткнёшься на наркоманов, которые не постесняются тебя пырнуть ножом. — Но ведь ничего не случилось. — А нахуя вообще рисковать?! Антон медленно выдыхает, сжимая пальцы на руле до побелевших костяшек и явно пытаясь совладать с эмоциями. — Я волнуюсь за тебя, понимаешь? Я и так с ума схожу каждый раз, когда ты где-то шляешься по сомнительным местам. Знаю, что тебе сейчас это нахуй не упало, и не хочу на тебя давить, потому что мы друзья, а это всё больше похоже на помесь ревности и собственничества… Да это оно и есть, если честно. Но, блядь, Арсений, пожалуйста, пожалей мои нервы. Арсений удивлённо приподнимает брови. И признание, и непривычный тон — злой, низкий, почти на грани с угрозой, — бьют прямо в цель. Волна возбуждения оказывается неожиданной и, в то же время, очень предсказуемой, но такой резкой, что в глазах темнеет. А в следующее мгновение он понимает, что без лишних церемоний уже кладёт ладонь на колено Антона и ведёт вверх, рефлекторно сжимая пальцы. — Арс? — В голосе Антона слышится удивление напополам с волнением. — Ты чего? Он поворачивается лицом, и в любое другое время Арсений бы возмутился, что смотреть за рулём надо только на дорогу. Но сейчас мозг коротит, и все рациональные мысли надолго не задерживаются. И, видимо, взгляд у Арсения настолько поплывший, что Антон мигом соображает, что к чему. Только вместо того, чтобы подыграть, он явно с усилием сжимает челюсти, перехватывает руку Арсения и убирает подальше от себя. — Давай-ка без необдуманных поступков обойдёмся, — с терпением святого цедит Шастун. Очень хочется сказать, что Арсений и необдуманные поступки идут по жизни рука об руку, но сейчас это явно будет лишним. Поэтому он покорно смиреет, переводит взгляд в окно и старается мысленно досчитать до десяти, чтобы унять возбуждение. С удивлением он начинает узнавать проносящиеся мимо постройки — Антон везёт его домой. Через ещё десяток минут он паркует машину во дворе прямо на тротуаре. То ли не планирует надолго задерживаться, то ли можно не опасаться эвакуатора, когда у тебя такие номера. Арсений негнущимися пальцами с трудом отстёгивает ремень безопасности и уже было тянется к ручке двери, но Антон перехватывает его в последний момент. — Подожди, мне надо тебе кое-что сказать. Арсений ожидает увидеть на его лице остатки злости, напряжение, недовольство, но вместо этого видит только нервозность и волнение. Антон открывает рот, закрывает, мотает головой, будто пытается скинуть наваждение, и рвано бросает: — Давай лучше выйдем. Не дождавшись реакции, он сам выбирается из машины и огибает её по кругу, замирая с правой стороны. Арсений медленно, будто боится спугнуть, вылезает сам. — Слушай, — явно собравшись с духом, начинает Антон, — я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но молчать я уже не могу, поэтому хочу, чтобы ты знал. Ты мне нравишься. Во всех возможных смыслах, романтическом тоже. Но я знаю, что тебе нужно время, поэтому я готов подождать. Не могу обещать, что вечно, но… столько, сколько получится. Ага. Вот как. Почему-то Арсений чувствует всё, что угодно, кроме удивления. — Мне нужно время для… чего? — Для отношений, — серьёзно отзывается Антон. — Потому что я не хочу интрижек несмотря на то, как у нас всё началось. Точнее… у нас ничего и не началось ещё. Ну, ты понял, о чём я. Окей, никаких интрижек. Это хорошо. Хорошо же? Паника начинает потихоньку расползаться по всему телу, оседая неприятным осадком где-то в районе солнечного сплетения. Видимо, всё это красочно отражается на лице Арсения, потому что Антон поспешно выпаливает: — Я ничего от тебя не требую, если что! Ни сейчас, ни вообще, ты можешь взять и послать меня нахуй, если хочешь. С титаническим трудом Арсений осознаёт, откуда эта паника взялась. Не потому что признание его напугало — как раз оно вызвало совершенно другие эмоции, — а потому что оно означало, что можно и даже нужно признаться в ответ. Желательно прямо сейчас, чтобы не тратить им обоим нервы. Вот только выдавить из себя это самое признание оказывается неожиданно трудно. — Я всё похерил, да? — убитым тоном продолжает Антон. — Блядь, ну кто меня за язык вообще тянул, зачем… — Помолчи, пожалуйста, — резковато перебивает Арсений, пытаясь выровнять дыхание. — Сейчас, подожди, я соберусь. Старательно контролируя дыхание, Арсений всё-таки наскребает остатки мужественности, хватает Антона за полы куртки и, зажмурившись для надёжности, притягивает к себе для поцелуя. Каким-то чудом даже попадает в губы с первого раза. Поцелуй у них технически не первый, но почему-то ощущается таковым — по крайней мере, волнуется Арсений куда больше, чем в ту ночь с неудавшимся одноразовым сексом. На несколько секунд Антон замирает столбом, видимо, приходя в себя от шока, а потом отмирает и, сжав ладони на талии Арсения, припирает того к боку машины. Нет, у него точно пунктик. Но жаловаться, когда его так упоительно целуют, Арсению кажется как минимум неуместным. Он пытается отвечать, с трудом сгребая в кучу мысли из нестройного хоровода отрывков в духе «охуеть» и «ну наконец-то», и выходит, видимо, даже неплохо, потому что Антон как-то вымученно стонет ему в рот и наваливается всем телом, вжимая в холодный металл автомобиля. Когда он отстраняется, чтобы перейти поцелуями на шею, Арсений довольно притирается бёдрами и смешливо шепчет: — Это пистолет или ты так рад меня видеть? К сожалению, Антон замирает, отстраняется с виноватым видом и, одной рукой откинув полу куртки, демонстрирует… кобуру. — Бля, забыл табельное сдать. Вид оружия должен вызывать у Арсения рациональный страх, а не возбуждение. Ключевое слово — «рациональный». — Он заряженный? — вяло шевелящимся языком спрашивает он. — Конечно, заряженный, я с пустой обоймой буду ходить, что ли? То ли темнота на улице густая, то ли у Антона и самого сейчас мозги слегка набекрень, но эмоции на лице Арсения он считывает явно неправильно. — Блин, ты не бойся, ладно? Он на предохранителе. Я обычно не такой безголовый, всегда оставляю, но тут надо было быстро приехать… — Антон. — А? — Заткнись и поцелуй меня. *** Ресторан оказывается роскошным именно той дороговизной, которая не стремится пускать пыль в глаза, так сказать, «old money» — когда ничего никому не нужно доказывать. Стильный, но простой неброский интерьер, вежливые без лести официанты, не слишком обширное меню, правда, всё равно вызывавшее лёгкий шок ценами даже на воду. Не то чтобы Арсению тут не нравится, он вообще быстро подстраивается под обстановку, да и может себе хоть и изредка, но всё-таки позволить побывать в дорогих ресторанах. Но с кем местная атмосфера не вяжется совсем, так это с Антоном, хотя, вообще-то, это он предложил сходить сюда на свидание. Сидящий за столиком напротив Антон тем временем с крайне сложным лицом читает меню и даже шевелит губами, видимо, пытаясь выговорить зубодробительные французские названия блюд. Арсений посмеивается себе под нос и делает глоток шампанского — которое прям настоящее шампанское, а не то, что им обычно называют в супермаркетах. Со стороны, наверное, неловкость и скованность не слишком заметны — они оба в костюмах и выглядят как естественный контингент заведения, но напряжение в ссутуленных плечах Антона Арсений подмечает с лёгкостью. Подошедший расторопный официант забирает у них заказ, желает приятного вечера и на время оставляет в покое. Арсений усаживается на стуле поудобнее, с трудом сохраняет равнодушие на лице, когда острое удовольствие прошивает поясницу, и, заметив, что Антон с нахмуренным лицом что-то строчит в телефоне, решает не дёргать, — это явно по работе. Чтобы хоть как-то себя занять, он осматривает ресторан и его посетителей. Мозг невольно подмечает мелкие детали: вот этот пожилой мужчина похож на главу криминального семейства в духе итальянской мафии; эта молодая девчонка — на капризную любовницу богатого папика; эти двое — явно родные братья судя по схожести, — ожесточённо обсуждают бизнес, издалека долетают обрывки разговора: «поставка задерживается», «они нам бабок должны» и таинственное «ну как мы договаривались»; а эта дама в возрасте с цепким, внимательным взглядом похожа на влиятельную бордель-маман. Вряд ли, конечно, последнее наблюдение совпадает с реальностью, но Арсению неинтересна реальность, его гораздо больше привлекают образы потенциальных персонажей. Он сам не замечает, как уже принимается в заметках в телефоне записывать отрывочные идеи, прототипы и завязки сюжетов. Ему для текущего романа как раз не хватало такой выборки — богатых, успешных людей, не стесняющихся сорить деньгами. Как удачно, что они сюда зашли, Антон как в воду глядел. На этой мысли Арсений замирает, закрывает заметки, откладывает телефон в сторону и, скрестив руки в замок перед собой, пристально осматривает всё ещё ни о чём не подозревающего Шастуна. Он ведь ему жаловался недавно, мол, как-то сюжетная линия застопорилась на моменте, где главный герой приходит на званый ужин среди сливок высшего общества. — Антон, — не выдержав, всё-таки зовёт Арсений и, дождавшись, пока на него поднимут взгляд, продолжает, — почему мы сюда пришли? Непонимающе похлопав глазами, Антон убирает телефон в карман и озадаченно отвечает: — На свидание? — Непонимание на его лице сменяется волнением. — Тебе не нравится? Блин, Арс, так бы и сказал, мы бы другое место выбрали… — Это тебе не нравится, — с улыбкой, чтобы смягчить слова, отзывается Арсений. — И, раз так, зачем ты предложил сюда прийти? — Так, это… — Антон неловко отводит взгляд в сторону. — Ты же говорил, что тебе там для книги надо посмотреть. И, если честно, лучше такие живые впечатления для вдохновения, чем очередная вылазка на недостроенную многоэтажку. — На многоэтажку я лез, чтобы пофоткаться, там с крыши классный вид. — Ага, это всё кардинально меняет, — язвит Антон. — Фотограф же, как известно, бессмертный. Арсений прыскает, но оставляет этот пассаж без комментариев, тем более им как раз приносят заказ — какое-то замысловатое блюдо и салат, явно не стоящий своих денег. Пока они с переменным удовольствием поглощают еду, Антон просит рассказать, что же там всё-таки с сюжетом. И, хотя Арсений обычно не делится ни с кем своими черновиками, суеверно боясь сглазить, в этот раз даже хочется поделиться, тем более, что Антон с самой их первой встречи зарекомендовал себя как хороший слушатель. Когда с основными блюдами покончено и официант приносит десерт, Арсений, неторопливо поедая тирамису и поглядывая в сторону увлечённо рассказывающего о работе Антона, чувствует себя на своём месте. Не в дорогущем ресторане в центре Москвы, а рядом с конкретным человеком. Это ощущение комфорта не ново, оно начало формироваться буквально сразу, а со временем только окрепло, но сейчас Арсений его как будто заново переосмысляет, как переосмысляет их отношения. Странное, конечно, чувство. Как будто вы с лучшим другом договорились пожениться, если к сорока годам никого не найдёте, только вы, в общем-то, никого и не искали, а просто ждали друг друга. Не то чтобы Антона неинтересно слушать — вообще-то рассказывает он и правда увлекательно, — но мысли Арсения медленно, но верно утекают в направлении куда более приземлённом. — И я ему говорю, зачем всё так усложнять, пускай следаки этим занимаются, это вообще-то их работа. А он мне… Антон осекается на полуслове, опускает глаза вниз, неловко елозит на стуле. Арсений, подперев голову ладонью, удовлетворённо улыбается, мол, ты продолжай-продолжай. — А он мне: да вот ещё мы этим следакам свои дела отдавать будем, не много ли чести… Арсений, что ты делаешь? — А разве непонятно? Несмотря на возмущённое лицо, правую руку Антон опускает под стол, перехватывает за лодыжку ногу Арсения — в одном носке, одинокий ботинок лежит где-то на полу, — и прижимает ближе к внутренней стороне своего бедра. — Мы же хотели не торопиться, — обвинительно бормочет Антон. — Это ты хотел не торопиться, я уже заебался ждать, если честно, — парирует Арсений. — Да и вообще, тут ресторан такой пафосный, что грех не осквернить местную уборную. — Чем ты её осквернять собрался? Стараясь не скрипеть стулом по полу, Арсений подвигается ближе, ступнёй мягко надавливает на чужой пах, и лицо Антона приобретает совершенно восхитительное выражение — что-то между мукой и удовольствием. — Сексом, конечно, — невозмутимо произносит Арсений. — У тебя есть возражения? Судя по быстро меняющимся эмоциям в Антоне борются страх быть пойманным, смущение и возбуждение. Последнее, видимо, и так перевешивает — зрачки как у наркомана, дыхание сбитое, ступнёй Арсений чувствует, как едва заметно покачиваются его бёдра, — но не подлить масла в огонь сейчас кажется преступлением. Как хорошо, что у него в органах связи, в скором времени обещающие стать половыми. Арсений наклоняется ближе, ногу приходится всё-таки убрать и вслепую вставить обратно в обувь, рукой подманивает Антона ближе — тот поддаётся, словно загипнотизированный. — Предположим, у меня с собой смазка и презервативы, а во мне всё это время была пробка. Так что тебе нужно будет просто вытащить её и вставить… На ноги Антон поднимается с таким грохотанием стула, что люди за соседними столиками беспокойно оглядываются, но, не обратив на это никакого внимания, Шастун быстрым шагом, не говоря больше ни слова, направляется вглубь ресторана — кажется, как раз в сторону туалетов. Последние остатки терпения Арсения уходят на то, чтобы чинно допить вино и выложить на стол пару купюр, с лихвой перекрывавших их чек, — чтобы персонал не решил, что они решили свинтить, не заплатив. По-хорошему стоило бы выдержать паузу подольше, чтобы не вызывать подозрений, но Арсений не святой, а ещё он перманентно возбуждён с момента, как вставил в себя пару часов назад эту проклятую пробку. Поэтому, вежливо улыбнувшись слегка ошарашенной даме за соседним столом, он поднимается на ноги и отправляется следом. Едва только дверь за ним закрывается, Антон прижимает его к стене — предсказуемо, к этому Арсений был готов. К судорожно шарящим по его телу рукам и лихорадочным поцелуям — уже меньше, к этому он, кажется, никогда не привыкнет. — Я с тобой точно когда-нибудь ёбнусь, — сокровенным шёпотом произносит Антон куда-то ему в шею, оставляя влажные поцелуи. Определиться между тем, нужно тут возмутиться или пошутить «будем два сапога пара — оба ёбнутые», невероятно сложно, когда в голове такой туман, поэтому Арсений решает вообще никак не отвечать, вместо этого сноровисто расстёгивая чужой ремень. Краем глаза он подмечает, что туалет тут, конечно, под стать интерьеру ресторана — стильно и дорого. Настроение даже не портит совсем неуместная музыка из плейлиста «для расслабления и медитации», потому что ещё тут обнаруживается встроенная в удобную каменную тумбу раковина, а за ней — огромное зеркало в металлической резной раме. Решение о том, как и в какой позе трахаться, приходит мгновенно. С трудом Арсению удаётся их передвинуть ближе к раковине, опереться бёдрами на тумбу — к этому моменту он уже успевает запустить руку Антону под бельё и обхватить ладонью член, в несколько быстрых движений доводя его до полноценного стояка. Антон глухо стонет ему на ухо, явно стараясь сдерживаться и не шуметь, и Арсений бы попытался это исправить, но боится убить свои колени об твёрдый холодный кафель пола, поэтому откладывает эту идею до лучших времён. Примерно до того момента, как они вернутся домой, например. В небольшом помещении становится жарко, и, отстранившись, Арсений быстро стягивает с себя пиджак, небрежно бросает его на тумбу рядом. Дальше раздеваться он не собирается, но Антон расстёгивает на нём рубашку почти до конца, горячими ладонями оглаживает открывшуюся кожу, тяжело, хрипло выдыхает, будто дорвался. Он явно намеревается спуститься поцелуями ниже и даже успевает дойти до ключиц, прежде чем Арсений бесцеремонно перехватывает его за волосы и тянет обратно. — Потом, — сипло шепчет он Антону в губы, — сейчас по-быстрому. От мысли, что это самое «потом» у них будет и неоднократно, кружит голову. Арсений поспешно разворачивается, упирается руками в тумбу, чтобы удержать равновесие, и бормочет лихорадочно: — Внутренний карман в пиджаке. Антон кивает, и пока он возится, Арсений опускает голову и тщетно пытается выровнять дыхание. Руки подрагивают, а любое движение отзывается острой волной удовольствия вдоль позвоночника — пробка в текущем положении упирается чётко в простату. Когда Антон возвращается и прижимается сзади вплотную, Арсений стонет от облегчения. Сил на то, чтобы помочь расправиться с брюками, у него нет, поэтому он только наблюдает, как Антон вслепую расстёгивает на нём ширинку с пуговицей и приспускает штаны вместе с бельём. Следом Арсению мягко, но настойчиво давят между лопаток, и, с трудом соображая, что от него требуется, он наклоняется, скользя руками по холодному камню тумбы. — Боже блядский, — задушенно хрипит Антон и, судя по ощущениям, осторожно надавливает рукой на стоппер. Из горла Арсения вырывается что-то сродни хрипу. Вторую руку Антон запускает под его расстёгнутую рубашку, оглаживает спину и рёбра, прижимается поцелуем к шее. Вскинуть глаза оказывается ошибкой — из отражения на Арсения смотрит его взлохмаченная, покрасневшая и будто бы пьяная копия. Копия Антона, тем временем, целует его беспорядочно за ухом, в щёку, в висок, словно всё равно — куда, лишь бы касаться. В зеркале, конечно, не видно то, что происходит ниже пояса, но Арсений чувствует, как медленно и осторожно из него извлекают пробку, а следом заменяют сразу двумя пальцами. В любое другое время многочисленные похождения Антона по профилям из «Тиндера» Арсения побешивают, но конкретно в этот момент на его богатый опыт он готов молиться, потому что Шастун будто виртуозно играет по нотам — знает, куда надавить, где приласкать, как поцеловать так, чтобы задрожали ноги. — Антон, — вымученно выдавливает Арсений. В отражении на его лице появляется совершенно бесстыжее выражение. — Пожалуйста, не тяни, давай… Где-то сзади шуршит упаковка презерватива, слышен щелчок тюбика смазки, и всё это сопровождается неизменной «музыкой для расслабления», которая предсказуемо совсем не помогает расслабиться. Антон встречает его взгляд в зеркале — у обоих глаза полубезумно блестящие, — и входит медленно, но неумолимо. Промелькнувший было дискомфорт сменяется чувством наполненности, Арсений в режиме реального времени наблюдает, как у него приоткрывается рот и распахиваются глаза в немом восторге. Антон вторит его громкому стону, явно забыв о конспирации. Терпения на неторопливый, размеренный темп сейчас нет вообще, но Арсению даже не приходится об этом говорить, — Антон раскачивается пару-тройку раз, давая привыкнуть, а следом вцепляется в бёдра Арсения железной хваткой и не даёт даже рыпнуться. Остаётся только принимать, что дают, но, судя по выражению лица у отражения, никаких претензий по этому поводу не предвидится. От сильных, ритмичных толчков вспотевшие руки Арсения съезжают по каменной поверхности тумбы, и приходится почти грудью лечь на раковину, но сейчас он даже не ощущает неудобства, только привстаёт на носочки — от этого меняется угол проникновения, и становится хорошо до звёзд перед глазами. Кажется, севшим голосом он пытается позвать Антона по имени, но сбивается каждый раз. Поднимает голову, чтобы посмотреть в зеркало, заранее зная, что его это добьёт, и не ошибается — взгляд Антона забирается в самую душу, брови вымученно надломлены, и вид его — полностью одетый, в хорошо сидящем костюме, — сносит Арсению крышу. Он едва успевает опустить руку, пару раз провести ладонью по своему члену, после чего с задушенным вскриком кончает, на несколько долгих мгновений теряя зрение и дар речи одновременно. Антон его не жалеет — забирает своё, кажется, вообще не обращая внимания на жалостные стоны Арсения, сходящего с ума от переизбытка стимуляции. В последний момент он явно с силой закусывает губу, чтобы не простонать слишком уж громко, что, по мнению Арсения, страшное упущение — их и так уже услышали, если могли. Ну ничего, это он наверстает потом, в тишине и уединении своей квартиры. После оргазма к Антону возвращается привычная заботливость — он помогает привести себя в порядок, умыться и одеться, пока Арсений переводит дух и надеется, что улыбается не совсем уж по-дебильному. — Ты чего так суетишься? — пыхтит он, мягко отводя руки Антона и самостоятельно застёгивая на себе брюки — Надо было тебя остановить, нас наверняка весь ресторан слышал. Теперь чувствую себя как будто виноватым, — смущённо признаётся Антон, пытаясь привести в порядок волосы. Выходит посредственно — растрёпанные кудри категорически не хотят укладываться. — Ты виновен разве что в краже моего сердечка, — вяло шутит Арсений. — Как ты там говорил, «мне подкинули»? — А ты взял и подобрал. Убедившись в безуспешности своей идеи, Антон оставляет в покое волосы и поворачивается к нему. — Получается, что так, — с усталой усмешкой произносит он, притягивая Арсения к себе в объятия. — Получается, — вторит ему Арсений, требовательно поднимая лицо для поцелуя. Антон почти целомудренно чмокает его в губы. — Поехали домой, смотреть «Друзей»? Со вздохом Арсений отстраняется, утешаясь мыслью, что ненадолго. — И искать дурацкие профили в «Тиндере»? — с надеждой спрашивает он. — Я удалил уже, — пожимает плечами Антон, — но можно. Он, кажется, не совсем понимает, какой эффект оказывает — заговорщически подмигивает и выходит из уборной первым, мужественно встречая возможные косые взгляды. Арсений, глядя ему вслед, думает, что надо всё-таки попросить привезти в следующий раз наручники — теперь он готов разрешить приковать себя хоть к кровати, хоть к батарее, хоть за руку к самому Антону и желательно навсегда.