Hurt No Comfort
Сознание возвращается с трудом, как после долгого сна, от которого никак не хочешь просыпаться, потому что знаешь, что проснешься и окажешься в ещё большем дерьме, чем невнятные галлюцинации. Под лопаткой — складка покрывала, мешает. Босая ступня упирается в стальной столбик спинки кровати, холодно. Пахнет водой и ржавчиной. — Ну, проснись уже, сколько можно трупаком прикидываться? Голос звучит омерзительно знакомо. И вообще омерзительно. С какой-то испуганной подловатой радостью. — Чего я не утонул-то? — не открывая глаз, спрашивает Денис, прислушиваясь к ощущениям. Ничего нет. Даже чувства, что наглотался воды, даже привкуса крови во рту. — Почему не утонул? — удивляется Макс. — Очень даже. А потом вытащили мы тебя. — А... Ну спасибо, — Денис хочет перевернуться на бок и, может быть, встать с кровати, если не подкатит внезапная тошнота, но сдвинуться не получается. — Это чего, блядь? Если запрокинуть голову, то можно увидеть собственное запястье, перемотанное веревкой. Ноги так легко не рассмотреть, но ими тоже не удается пошевелить. Ощущения приходят запоздало и сразу все. А потом сразу отдаляются, накрытые волной липкой паники. — Развяжи меня. — Я развяжу, развяжу, — очень поспешно обещает Макс. Присаживается рядом на кровати, берет всей ладонью за подбородок, разворачивая на себя, мешая рассмотреть комнату. — Вроде нормально все, да? Ну-ка, сколько пальцев? — Пальцы свои себе засунь... Развяжи меня, — ощущение беспомощности странное. В кино обычно кажется, что вот какая ерунда, веревки, покрутился и выпутался. А в реальной жизни Дениса никогда и не пытались связать. Даже с наручниками в кровати он никогда не забавлялся. — А куда тебе так сильно надо-то? — удивляется Макс. Если собирается мстить, то как-то слишком сильно нервничает. — Ну, допустим, попить. Поссать. Одеться, — холодно в комнате не потому, что правда холодно, а потому что на нём вообще ничего нет. — Вы меня раздели, когда спасали, значит, или после? — После, — растерянно отвечает Макс. — Нахуя? — Одежда же мокрая вся была. Довод оказывается неожиданно логичным. Как-то сходу даже не получается на него ничего возразить. — Ты только не психуй, хорошо? — пальцы Макса съезжают с подбородка на щеку, на скулу, словно хотят погладить, но выражение лица остаётся диким и перепуганным. — Я и не психую, — врёт Денис, стараясь не отстраниться. Веревки на лодыжках, до этого не ощущавшиеся, оказываются очень жёсткими, если попытаться из них вывернуться. С руками хуже — они, закинутые за голову, затекли и не чувствуют толком ничего вообще, кроме мелкого покалывания в основании ладони. — Давай по-быстрому разберемся, да? И пойдем отсюда, — рука Макса спускается вниз, на горло, неожиданно здоровенная лапища, легко давит ладонью на кадык. Денис дёргается несколько раз, так и не сдвинувшись с места. Но и рука тоже не пытается полноценно душить, только придерживает. — Ты головой ебнулся? Чего тебе надо от меня по-быстрому? — всё-таки выговаривает Денис, хотя кажется, что лучше бы лежать и не провоцировать. Но это же Максим, толку-то шугаться от него, трусливого же дерьма кусок. — Сам, блядь, знаешь, — озлобленно шипит на него Макс, но сразу же меняет тон на заискивающий. — Ну не бесись, тебе первый раз что ли? Сделали и забыли, а этот мудак доволен будет и домой нас отпустит. — Куда — домой? — тупо переспрашивает Денис, ощущая, как становится ещё холоднее от страха. Про «не первый раз» это Максим здорово махнул. Но дать ему по ебалу именно в этот момент не получилось бы никак. — К бабе Ане домой, ну. — А... К бабе Ане... Чужие пальцы отпускают его горло, трогают висок, убирая с лица волосы, липкие от пота или воды, обводят контур губ, тычутся глубже, неожиданно встречая препятствие. — Не... Меня глючит просто так стрёмно. Как в тот раз во сне, — объявляет Денис недоумевающе застывшему Максу. — Только в этот раз сон какой-то пидорский. — Сам ты пидорский! — срывается Макс, подскакивает с кровати, заставив ее содрогнуться всеми ржавыми болтами и петлями. — Я тебе помочь хочу! — Помочь? — повторяет за ним Денис. — Ты меня... Ты мне... Помочь? — Да, блядь, помочь, чтоб этот тебя, суку, не угандошил совсем, а то... — Помочь, — не слушая его, ещё раз повторяет Денис. — Это то есть он тебе сказал — меня? А ты и побежал? Как верная собачка? В этот раз Макс не садится рядом, а наклоняется, нависая сверху, очень близко, касаясь щеки дыханием. — А ты не собачка? Не шлюха? Не перед всеми ноги... — Ну, раз ты меня не можешь спокойно отвязать, то не перед всеми, оказывается, да? — Денис поднимает голову, ощущая острую боль в неудобно вывернутых плечах, но ответно касаясь Макса дыханием и почти-почти — губами. — Перед тобой-то точно нет. Макс дёргается назад резко и испуганно. Смешной. Денис начинает смеяться, едва не захлебнувшись воздухом. Заткнуться не получается, видимо, нервное. И понятно самому, что надо заткнуться и как-то тонко уговорить развязать веревки. Но не выходит. Макс пялится на него изумлённо, стоя посреди комнаты и бессильно опустив руки. — Наказывать меня хочет твой начальник, да? За то, что притопил его? — ещё не дав себе досмеяться, Денис с силой дёргает рукой. Ни один из узлов не поддается, но становится больно — веревка запросто сдирает кожу. — Ты откуда этих тросов натаскал, мудак? — Сам ты мудак, — отмирает Макс. — Что? Пожалеть тебя надо? Не ты нас, сука, сюда притащил? — Я тебе не сука, — еле слышно произносит Денис. — И притащился ты сам, потому что говна хотел нарыть... Считай, нарыл. Хоть по уши в нем теперь булькайся... — Я к тебе по-хорошему хотел... — угрожающе начинает Макс, но не договаривает. Снова садится на кровать — одетый. Испуганно вздрагивает, когда Денис ещё раз пытается дёрнуть рукой и всё-таки ударить. Шершавая ладонь ложится на грудь, нерешительно гладит, трогает, словно совершенно не понимая, что ещё предпринять. — Так я не понял, у тебя было по мужикам или нет? — Макс снова склоняется к нему, словно кто-то ещё в комнате может их подслушать. А если может? Денис ведь не видел ее целиком, а только вообразил, что они здесь одни. Он размыкает пересохшие губы, чтобы ответить, но в последний момент решает, что нет. Не заслуживает Макс такого. — У меня, знаешь, — как можно мягче выдыхает он, — были квест-игры. Такое развлекалово, как пейнтбол по выходным, но только для умных. Но вот такого сюжета никогда не было, «Потрахайся или умри», в главной роли восходящая звезда русской журналистики Мак... Ладонь тяжело захлопывает ему рот, хорошо, если не разбивая в кровь губы. Сжимает, фиксируя нижнюю челюсть, не давая двинуть головой. — Ты охуел совсем?! Я тебе «умру». Ты думаешь вообще, о чем шутки шутишь? «Я? Я охуел?!», — хочет произнести Денис, но его продолжают держать. Вторая рука Макса шарит по телу, неприятно, щекотно на рёбрах, слишком близко к горлу на ключицах, грубая, царпающая тонкую кожу мозолями на пальцах. — Давай нормально, без истерики, я же не психопат, да? — пальцы медленно разжимаются, позволяя говорить и дышать. Без истерики явно не выходит. Денис хотел бы врезать ему коленом по лицу, но только бессильно дергается в верёвках, пока одна из них не проезжается по коже особенно чувствительно, точно до кровавых ссадин. Это ощущение, чистое, яркое, резкое, пронзительная, но быстро утихающая боль, вдруг позволяет поверить, что все по-настоящему. — Больно? Сам же виноват, что больно, — заключает Макс. Но не злорадно, а почти сочувственно. — Сиськи что ли пытаешься нащупать? Ты меня со своей Ариной ёбнутой не перепутал? — рассматривая ставшую вдруг слишком интересной трещину на потолке, равнодушно спрашивает Денис. — Сам ты ебанутый, — тычок кулаком приходится под ребра, и это особенно мучительно, потому что невозможно согнуться, скрючиться, обнимая руками пострадавший бок, только хватать ртом воздух. — Больной на голову еблан... Руки всё-таки спускаются ниже и касаются члена. Денис замирает, теперь действительно испуганно. Страшно, что будут делать больно. Не в затянутых веревкой запястьях, а где-то там внизу. — У тебя от таблеток твоих не стоит? Или вообще по жизни импотент? — долгую минуту промучившись с его членом, погладив и помяв его, Макс на удивление для себя быстро приходит к пониманию, что ничего не добьется. — У меня на тебя не стоит. А чего? Просто выебать тебе уже мало стало? Втянулся? Хочется по любви? Тишина воцаряется надолго — весомая, плотная. Обещающая что-то нехорошее, на что Денис даже не может посмотреть, разложенный без подушки под головой и неспособный извернуться и приподняться. Сдержать жалобный испуганный скулеж получается, но слезы все равно катятся из уголка глаза, мокро — не по щеке вниз, а по виску и дальше, щекоча ухо. Макс то ли видит это, то ли сам доходит своими невеликими мозгами до гениального решения, но вместо очередного удара под ребра следует прикосновение губ. Не к губам, внизу, к члену. Такого тоже не было никогда. Девчонки, конечно, сосали, почему нет. Но всегда уже вставший, нормально, обычно, а потом — трахаться. Тоже обычно и без изысков. А этот... Мусолит во рту, словно сам не понимает, что делает. И в комнате холодно, совсем холодно, сквозняк касается мокрого виска и покрытого мелкими каплями пота бедра. А у Макса горячий мокрый рот. Он не сосет толково, как можно было бы делать с отвердевшим членом, а, зажав у основания губами, трогает языком, словно в попытках сдвинуть кожу и обнажить головку, но попытках неудачных, которые не прекращаются и не прекращаются. И это срабатывает. Денис проворачивает запястье в верёвочной петле, ощущая, как ссаживает кожу об узел. Больно. Хорошо. Достаточно больно, чтобы сбить желание. Макс тоже отвлекается на это движение, задирает голову. — Сука, — озвучивает со злостью. — Это откуда у тебя такие логические рассуждения? Ты сосешь, а я — сука? — охрипшим голосом фальшиво удивляется Денис. — Я тебе как лучше хотел. — Лучше бы вы все мне ничего не хотели... Утонул бы спокойно и с концами... Шершавые пальцы снова тычутся ему в рот, одна рука зажимает челюсть, не позволяя вырваться, вторая елозит по языку, вызывая ощущение подкатывающей к горлу тошноты. А потом воцаряется тишина. С полминуты Денис слушает свое дыхание, пытаясь вдоволь наглотаться воздуха, а потом понимает, что ничего не происходит. Макс стоит над ним с недоумевающие выражением лица. Картинно брезгливо отведенные в сторону мокрые пальцы быстро сохнут. — Чего, герой-любовник? Тебе подсказать, куда? Нет, ты мне расскажи, что не так? Кровать короткая? Серьезно? Кровать? Кровать и правда короткая, если лодыжки Дениса примотаны к ее спинке. Там некуда втиснуться между ног, не упёршись в эту злополучную спинку. Денис смеётся. Долго смеётся, уже не боясь очередного удара. Тупо-то как вышло. Мудак-Макс, нихера в жизни нормально сделать не может. По голени что-то коротко небольно стегает, потом ещё раз, и одна лодыжка оказывается на свободе. Пока Макс отвязывает вторую, Денис честно пытается ударить его свободной ногой в лицо. Выходит слабо и по плечу, совсем бестолково. — Тихо ты, блядь. Внезапная свобода не оборачивается ничем хорошим. Десять минут назад столько бы отдал за то, чтобы развязать хотя бы часть веревок — а оказывается, что толку-то в этом чуть. Макс перекатывает его набок, насколько позволяют руки, неудобно заворачивает в пояснице, оказываясь очень тесно сзади. В плечах не повернуться на бок, но колени уже сложены одно на другое. Макс шумно дышит в затылок — противно, и не отодвинуться даже. Шелестит тканью, звучно дёргает молнию на джинсах, словно специально пытается напугать. Или просто в пустой комнате все звуки так хорошо слышны. — А у тебя стоит, да? — из последних сил насмехается Денис. — Это после того, как ты у меня хуй сосал? Напряжённый член и правда елозит между бедер, не находя правильного положения, куда и как надо надавить, чтобы оказаться внутри. С оглушительно резким скрипом открывается входная дверь. Не дожидаясь, пока вошедший подаст голос, Денис изворачивается и бьёт назад голой пяткой, надеясь попасть в колено. Куда-то точно попадает. Идеально было бы хотя бы в кроссовках. Разнести в хлам коленную чашечку, а там уже, как сложится. Пусть хоть убивают. — А чего ты с ним делаешь? — равнодушно вопрошает знакомый голос у матерящегося Макса. — Мы же его только выловили, чего ты его мучаешь? — Развяжите, — просит без надежды Денис, как только в поле зрения появляется лицо Хозяина. — Вот так сразу и развязать? А связывал он тебя зачем? А волшебное слово? — Пожалуйста. Развяжите, пожалуйста. — Развязать тебя? А ты мне в прошлый раз что исполнил, ну-ка скажи? Денис молчит. Макс приходит в себя, снова оказывается за спиной, собирает в горсть отросшие волосы, неуютно тянет и заставляет повернуть голову. Услужливый, сука. Перед лицом оказывается чужая ширинка. — Развяжите, пожалуйста, я домой пойду, — шепотом просит ее Денис. — Далеко пойдешь? Домой-то? — К бабе Ане. — Ну это верно, да. И убегать не будешь? — Не буду, — обещает Денис. Ладонь в волосах сменяется на другую. Макс куда-то шумно отползает. Больно, сейчас должно стать по-настоящему больно, не так, как предполагалось с Максом, чтобы стиснуть зубы и перетерпеть, а действительно больно. — Я больше не буду. Не надо, пожалуйста. Он хлюпает носом, внезапно осознавая, что всё-таки начал плакать. — Смотри. Искупался, какой хороший стал. Послушный. А ты его... Пальцы ерошат волосы. — Так он же это... Он же вас пытался... — жалко мямлит где-то за спиной Максим. — Да мы с ним просто забавлялись. Так сказать, проверяли предел своих возможностей, да, Дениска? — Да, — машинально соглашается Денис. — Ну вот, какой ты у меня теперь, ласковый как котенок. И утопить тебя можно как котенка, да? Ещё и покалечиться успел. Вот как вас одних оставлять? Веревка отпускает руки, напоследок больно царапнув по ссадинам. Но вскочить с постели сразу не получается, тело как будто парализовало прикосновением чужих пальцев. — Замучил тебя этот, да? — бесцветные глазки за стеклами очков смотрят не мигающе. — А может, мы его тогось? Ты как? Хочешь? Я не сильно хочу, но это ведь ты его привез, тебе и решать. — Не надо, — в глупом приступе великодушия отказывается Денис. — Не надо его, я не хочу ничего. Можно я пойду? — Иди-иди, — его треплят за плечо, как невесомую плюшевую игрушку. — Штаны только надень, не совращай бабок, а то святой отец на тебя жалуется. — А вы его разве... — Чего? — Ничего... Он натягивает штаны — свои же собственные, мокрые ещё. Не находит кроссовок и торопливо выходит во двор, оставляя за спиной Макса. Не жалко, если и сдохнет. Пусть сам выбирается. Под ногу попадается мелкий острый камешек, как будто в наказание за злобные мысли.***
Дома — у бабы Ани — Денис внезапно понимает, насколько замёрз. Вроде бы, в спальне уже можно спокойно выдохнуть и натянуть на плечи одеяло. Но одеяло не спасает, как не спасает и теплый свитер. Руки все равно отчаянно трясутся и зубы стучат. — Перепсиховал ты что ли? — спрашивает себя Денис, чтобы услышать собственный голос. Интонации получаются какие-то знакомые. Точно. Сейчас притащится Макс. В лучшем случае, просто злой. — Ну и хуй с ним, — сам себя успокаивает Денис. Укладывается на бок, отчаявшись натянуть короткое одеяло одновременно на голову и на ноги. Никто не приходит. Ни гребанный Макс, ни сама баба Аня. Даже во дворе становится как-то тихо. Или это звуки не могут пробиться сквозь одеяло. Денису снится лес. Скучный, жиденький, подернутый голубоватой дымкой между лысых сосен. Идти по этому лесу не страшно, потому что кажется, что он вот-вот выведет к трассе. Надо только продраться сквозь колючие кусты. А то, что не слышен шум машин — так не слишком часто тут кто-нибудь и проезжает, дорога должна стоять пустая. И гомон птиц тоже не слышен. Вообще ничего, кроме оглушительно хрустящих под ногами веток. Они словно кричат «Вот он! Вот же!». От кого пытается убежать, Денис не помнит, но нужно бежать. Идти хотя бы, отводя от лица колючие ветки. То ярко-желтое впереди — ненастоящее, неживое. Здешний лес не мог бы родить таких красок. Куртка топорщится на плечах, скрывает лицо широким капюшоном. — Вы... Чего здесь? Я же вас там... Оставил... — Ну, то все же мне рыбачить, Денис, надо иногда и лес проверять. Чтоб никто не браконьерил, правда? Денис послушно кивает, делая шаг назад. Как-то разом приходит ощущение, что вовсе и нет впереди никакой трассы. Где-то она есть, но точно не там. — А ты, Денис? — Что я?.. — Не хулиганить вышел в лес? Вроде обещал же, что домой... — Так я домой, — Денис налетает плечом на дерево. Под ногами ломается очередная ветка, оповещая весь лес, что он пытается сбежать. — Я домой пошел... Он делает несколько неуверенных шагов, а потом начинает бежать. Услышать, догоняет ли кто-то — невозможно за собственным сбитым дыханием. В конце концов оно прерывается до жалких хрипов. — Всё, всё-всё, никого, — задыхаясь, утешает себя Денис. И проваливается вниз вместе с комьями земли и ветками.***
— Совсем с катушек съехал?! — Макс отшатывается от него, нелепо сев на задницу на полу. — Я? — заторможенно уточняет Денис. — Ну не я же! Просто спросил, перекись тебе принести? — Зачем?.. — Для руки твоей, идиот. — Подорожник, блядь, принеси, — вместе с координацией возвращается и память. Денис целится ударить Макса пяткой, но тот и правда встаёт и идёт к дверям. — Подорож... Вот ты сука, — наконец доходит и до него. — Ну и хер с тобой. Ссадины на руке почти не болят, если не тревожить их рукавом.***
— А потом они нашли дорогу домой по хлебным крошкам... По мертвым птичкам, блядь, — исправляет он себя, увидев насаженное на сук очередное крошечное тельце. Под синевато-серыми перьями не разглядеть пятен крови, но торчащие из груди деревянные щепки явно свидетельствуют, что птица мертва. Кто может охотиться тут и оставлять добычу в подобном виде? Чего Денис никогда не любил, так это вылазки на природу, так что ответа у него нет. Но уляпанный засохшей кровью пластырь он почему-то опасливо убирает в карман вместо того, чтобы бросить в траву. Лучше не оставлять следов, если неведомый кто-то охотится здесь. Лес не похож на тот, привидевшийся во сне. Нет никакой синеватой дымки, солнечные лучи слабо пробиваются сквозь ветви. Между ветвей растянуты нити паутины, не серебристые, а пыльно-грязные с налипшими сверху хвоинками. И никакого жёлтого пятна впереди. Денис перемахивает через осклизлое, покрытое гнилью и мхом поваленное дерево, вляпавшись в мокрое ладонью. Странный шорох раздается впереди. Но, если остановиться и всмотреться, то между деревьев не увидеть никого. — А ты и не разглядишь, нет, ты так не разглядишь, — голос раздается за самым плечом, заставляя дернуться, почти подскочить на месте. — Так там и нет никого, — слабо возражает Денис, подавив желание обернуться. Ладони ложатся ему на плечи, подталкивая вперёд. — Как же нету? Ты сходи посмотри. Ты в городе-то такого не видел... Эти ладони подталкивают и подталкивают, пока носки кроссовок не оказываются на краю дышащей холодом ямы. Поскользнувшись, Денис валится на бок, случайно, но с облегчением вырываясь из хватки. На дне ямы что-то есть. — А это друг твой помогал поставить. Хех, смотри-ка, хорошая шутка — поставить-то? — Что поставить? Ставить можно капкан, силки или двойку в журнал — честно припоминает Денис бесполезные сведения из далёкого школьного детства. — Колья. Нечто, чего Денис так и не успел разглядеть, конвульсивно вздрагивает на дне ямы. Денис толкается пяткой в мягкую, рыхлую от хвои землю, чтобы отодвинуться от осыпающеглся края. — Макс что ли? Так он же не умеет... — А чего тут уметь? И ты тоже сумеешь... Вот подойди-ка сюда, попробуй...***
Что-то из оставшегося ещё в теле живого, нераздумывающе инстинктивного, подбрасывает Дениса на ноги. Бежать тяжело. Кроссовки вязнут в хвое, под ноги постоянно попадают сухие ветки, норовя рвануть за джинсы. — Дорога, — произносит он, вытирая грязным рукавом пересохший рот. Дорога должна быть совсем близко. Хотя бы залитая солнечным светом, открытое пространство, никаких деревьев и птиц. Позади нет никого. Никогда никого нет позади, а потом ладонь оказывается на плече, словно придавливая к земле. Гуд мотора вдалеке кажется галлюцинацией. Так не бывает. Не может быть такого везения, только не с ним, Денисом. Но серый УАЗик и правда выползает из-за кустов. — Помогите, — кое-как произносит Денис. Даже на утоптанной просёлочной дороге ноги вдруг подгибаются, словно попав в кроличью нору. В машине его, конечно, не слышат, но тяжело не заметить человека, стоящего прямо посреди дороги. И выглядящего, наверняка, как сумасшедший. УАЗик сбавляет ход. Денис слабо покачивается на месте, вглядываясь в лобовое стекло, за которым никак не удается рассмотреть водителя. Только руки на руле. Слишком короткие рукава. — Ну? Помоги ему, попросили же тебя. Вместе с этим голосом уходит из-под ног земля. Сначала кажется, что это машина дала по глазам и врезалась таки, превращая в крошево колени. Но машина стоит на месте. А под щекой оказывается земля. Мелкий острый камешек. — Забирай. Не пешком же ему домой идти, и так уже сомлел... Эх вы, городские, непривычные к нашему лесному воздуху... — Как мне его? — с недоумением уточняет голос Макса. — Да как хочешь. Хоть на заднее сиденье, хоть в багажник. Один черт не помрет. Не помрет ведь, а? Пошутил, не смешно пошутил? Ну что ты хмуришься на меня, поднимай... Чьи-то руки бесцеремонно подхватывают Дениса, поднимают в воздух, окончательно лишив ориентации в пространстве, а потом укладывают на мягкое. — Помоги... — Сам себе помоги, — широкая ладонь захлопывает ему рот. — Колени согни. Не дожидаясь, пока он выполнит указание, его сминают и толкают по сиденью. — Ну и ладненько, а теперь домой, — объявляет голос. Денис закрывает глаза в ожидании, что наступит темнота. Но даже она не наступает.