дальше ты сам.

      у инцидента в сибуе было две характеристики — весело и кроваво. кроваво вполне подходило под определение «весело» в глазах махито, поэтому характеристика была одна. а какая паника поднялась сразу после снятия завесы! как смешно было с обезумевшей от горя толпы, так смешно, как не было от щекотки и так прикольно, как не было от пузырьков в сладкой газировке! полное чувство полного удовлетворения… …быстро переросло в смертельную скуку. мерзкое чувство забиралось маленькими шажками под человеческую оболочку, закрадывалось противной апатичной слякотью в уши и отдавалось гулким эхом в грудной клетке. кто из этих смешных паршивцев посмел дотронуться до души проклятья?       кто-то улыбался перед своей смертью. кто-то сражался так, словно хотел почувствовать что-то кроме своей скуки. кто-то… кто-то был до жути на него, махито, похож, но был по ту сторону того, что люди называют «моральным компасом»       они бы хорошо сражались вместе.       всё становится хуже, когда махито начинает видеть сны. какие сны у гребанного олицетворенного куска ненависти? их кружок по интересам имени хтони, что захватила тело покойного гето сугуру, засмеёт за попытку начать об этом разговор. поэтому махито ничего об этом не говорит.       ничего не говорит ни о спокойном лице, ни о приглушенном смехе, и о пронзительном взгляде душа в душу он тоже ничего не говорит. блядь, теперь он понимает, почему этот офисный клерк носил дурацкие очки.       поэтому, махито начинает думать. думать о том, кем они могли бы стать, если бы он был не проклятьем, порождённым низменной стороной человеческой души. а если смешной шаман оказался бы таким же проклятьем?       отдал бы он своё существование на возможность разговаривать с тем, кого сам и убил?