Напарники

Вильгельм степенно собирал бумаги с кафедры, наблюдая за тем, как студенты стремительно покидают аудиторию. Уголки губ Твангсте были приподняты в приветливо-деловой улыбке, но янтарные глаза сохраняли при этом холодную отстраненность. Молодых людей сейчас совершенно не интересуют науки. Особенно гуманитарные. Особенно философия. Вильгельм не мог не слышать фразу «и кому это вообще надо?», сопровождаемую страдальческим вздохом, из уст ребят, стоящих в коридоре в ожидании лекции. Вильгельм, при всей своей любви к преподаваемому предмету, и сам понимал, что никому. Всем нужно стать хорошими менеджерами и бизнесменами, чтобы поскорее занять свободные ниши экономики и заработать побольше денег, с которыми сейчас наблюдаются очень большие трудности. Всем нужно научиться жить в новой — с недавних пор объявленной независимой и демократической — России. Всем нужно обрести чувство безопасности и найти какую-то стабильность в царящем вокруг хаосе. А быть философом не нужно никому. Глупо винить студентов в отсутствии интереса — что поделать, время сейчас такое. Тяжелое и непредсказуемое. Нельзя сказать, что Вильгельма устраивало такое положение вещей. Тем не менее он не собирался выражать свое неудовлетворение от сложившейся ситуации и продолжал вести лекции с самым невозмутимым видом. Твангсте поплотнее запахнул пальто (импортное, между прочим), выходя из института. На этом его относительно мирный и спокойный день научного сотрудника заканчивался. Теперь ему предстоит вторая смена: работа на подпольную контору. Если честно, Вильгельм не очень понимал, чем вообще занимается эта компания. Хотя ему не нужно было понимать. Его задача заключалась в том, чтобы выбивать деньги из тех, кто должен шефу. Конечно, замкнутый и погруженный в себя профессор философии не отличался физической силой и не мог в прямом смысле выбить что-то из кого-то — зато воздействовать психологически умел мастерски. К тому же работал он не один: на случай особой несговорчивости со стороны должника, у Твангсте был напарник по имени Гриша Волжский — высокий, широкоплечий и грозно выглядящий. И вот он как раз мог и об пол приложить пару раз, и рожу отделать так, что мать родная не узнает. Вильгельма обычно считали хорошим копом, а Гришу — плохим. На деле это разделение было крайне условным. Твангсте было плевать на судьбы людей, с которыми он говорил. Он мог надавить на самые больные точки, пройтись по самым уязвимым местам и не почувствовать при этом особых угрызений совести. Тогда как Волжский, несмотря на свое устрашающее обличие, без необходимости и мухи не обидит. Для Вильгельма вообще было загадкой, почему тот устроился на подобную работу… Размышления Твангсте прервались, когда он дошел до адреса, где ему с Гришей предстоит «обработать» очередного должника. Волжский уже стоял около подъезда. Взгляд его карих глаз ничего не выражал. По ощущениям, Гриша смотрел куда-то внутрь себя, а на внешний мир ему было совершенно наплевать. Вильгельм бросил мимолетный взгляд на наручные часы. — Ты, как всегда, заранее, — усмехнулся Твангсте, подходя поближе к напарнику, — Угостишь огоньком? Он принялся копаться в кармане в поисках сигарет. Вытащив одну из трех оставшихся папирос, Вильгельм зажал ее между чуть пожелтевших зубов и наклонился к столь любезно предложенной зажигалке. Гриша чуть оживился с приходом Твангсте. — Спасибо, — Вильгельм выпустил первые клубы дыма, игнорируя осуждающий взгляд Волжского, — Шеф говорил, что этот тип довольно агрессивный, поэтому сегодня я на тебя рассчитываю. Гриша кивнул. Его челюсти едва заметно сжались, выдавая внутреннее напряжение. Твангсте продолжал курить, исподтишка поглядывая на Гришу. Вильгельма всегда интересовал его напарник, ведь Волжский — личность, сотканная из противоречий. Настоящая загадка. — А что это вы тут стоите? Я вас тут раньше не видала, — раздался незнакомый дребезжащий голос. Твангсте опустил глаза и увидел перед собой старушку, с подозрением глядящую на нестандартную парочку. Вильгельм лучезарно улыбнулся. — А мы, бабушка, пришли в гости к нашему другу. К Леше Донскому, знаете такого? Старушка приняла еще более враждебный вид. Гриша с сочувствием глянул на нее, а затем пристыженно опустил глаза. — Знаю, как не знать. Опять дебош будете устраивать? Вечно от этого Донского проблемы… Знайте, что я вас запомнила! Буду участковому жаловаться на вас, понятно? — Ну что вы, что вы! — Твангсте махнул рукой, — Какой дебош? Мы просто поболтать пришли, чаю попить! — Ну смотрите мне. А то я вас опишу милиции, будут вас искать… Старушка покачала головой и стала медленно отходить от двери подъезда, направляясь куда-то по своим делам. Волжский сделал было шаг вперед, явно намереваясь помочь с трудом передвигающейся старушке, но потом нерешительно замер. Вильгельм тихо хмыкнул, кинул сигарету на влажный асфальт и затушил ее носком ботинка. — Ну что, пошли? — он кивнул на железную дверь. Гриша, ни слова не говоря, вошел в подъезд первым. Твангсте проследовал за ним, оглянувшись и убедившись, что ничего и никого подозрительного вокруг нет. Лестничный пролет. Второй. Третий. Четвертый. Вильгельм все еще стоял сзади, когда Волжский позвонил в дверь. — Отойди. Он тебе не откроет. Гриша лишь пожал плечами и отошел влево, уступая дорогу напарнику. Твангсте встал перед дверью и принялся теребить рукав пальто, изображая нервозность. За дверью довольно долго не слышалось никакого шевеления, однако в конце концов раздался голос: — Кто там? — Простите, а Любочка дома? — Вильгельм начал выкручивать пальцы и переминаться с ноги на ногу. — Кто-кто? — Любочка… Я обещал ей занести конспекты, — смущенно бормотал Твангсте, — Мы говорили по телефону, она назвала свой адрес, и вот я… Раздался заветный щелчок замка, дверь приоткрылась и из-за нее показалась кудрявая голова. «Повелся. Вот придурок». — Слыш, студентик, ты перепутал квартиру. Нет здесь никакой Любочки. В этот момент Гриша материализовался как из ниоткуда и резко распахнул дверь шире. Лицо Вильгельма стало вновь привычно холодным.   — Зато вы здесь есть, правильно, Алексей Петрович? Тот отшатнулся. Волжский воспользовался моментом и вошел в квартиру, отрезая должнику путь к отступлению. Твангсте степенно переступил порог и закрыл дверь на замок. — Это что еще за нахуй?! — выкрикнул Леша, все еще отступая вглубь квартиры, однако, в общем, не выказывая сильного страха. — Не пугайтесь, мы пришли просто поговорить, — проговорил Вильгельм, выходя из-за Гришиной спины. — Ну как от сердца отлегло! — сощурился Донской, — Если вы просто поболтать, к чему был весь этот спектакль? — Как зачем, Алексей Петрович? Чтобы вы могли оценить мое актерское мастерство. — А ты забавный парень, — оскалился Леша, — но хлебало у тебя больно серьезное. Говори, зачем пришли, и катитесь! — Мы пришли обсудить с вами весьма щепетильный вопрос. Михаил Юрьевич очень переживает по поводу сроков выплаты долга, и потому… Донской рассмеялся, как только услышал имя. — Московский нанял циркачей, чтоб требовать бабки? Ну теперь хотя бы понятно, что к чему. Передайте этому уроду, что все будет как только, так сразу. — Мы не спрашивать пришли, — отрезал Вильгельм, — Либо вы сейчас отдаете нам двадцать пять процентов от общей суммы с обещанием выплатить остальное через неделю, любо привозите всю сумму целиком через 3 дня. Леша снова рассмеялся, выслушав условия. Он вальяжно оперся на этажерку и сложил руки на груди. — Ребят, у меня есть предложение получше. Вы сейчас идете на все четыре стороны и сохраняете все свои внутренние органы целыми, а я сам разберусь с Московским, идет? — Не прокатит, — усмехнулся Твангсте, — Рекомендую соглашаться на вариант с процентами. — Вот ведь упертые! — недовольно воскликнул Донской. Он резко вытащил из-за спины пистолет и направил его в лицо Вильгельму. — У вас все еще есть шанс съебаться, — прошипел Леша, — Мне так не хочется оттирать ваши мозги с обоев… — Алексей Петрович, ну зачем же так горячиться, — Вильгельм медленно поднял руки и сделал шаг назад. — Я считаю до пяти. Раз. Твангсте продолжал плавно отдаляться от Донского. — Два. Три. Чет… В этот момент Лешин пистолет был выбит одним резким движением. Гриша вмазал Донскому по лицу и тут же повалил его на пол, заломив руки до хруста суставов. Леша был полностью обездвижен. Сконцентрировавшись на Вильгельме, Донской совсем забыл о его напарнике. — Ублюдок! — завопил он, тщетно пытаясь выкрутить запястья из мертвой хватки Волжского, — Да я тебя прикончу, тварь! — Ох, не хотелось нам этого делать, Алексей Петрович, но придется, раз вы иначе не понимаете, — Вильгельм жутковато улыбнулся и присел на корточки перед Лешей. Гриша схватил Донского за волосы и приподнял его голову, заставляя того смотреть прямо в глаза Твангсте. — Вы знаете, Алексей Петрович, я всегда завидовал людям, у которых есть семья. Вы ведь любите своего братика, правда? — Ах ты сволочь! — взревел Леша, — Не смей Дарена трогать! Он тут вообще не причем! Вильгельм продолжал как ни в чем ни бывало, лишь ухмылка на его лице стала чуть шире. — Дарен — прекрасный мальчик. В университете учится, по вечерам подрабатывает, ну просто золото. Таким, как он, весь мир открыт. — Не смей! Не смей даже думать об этом! — глаза Донского налились кровью. Он дернулся с такой силой, что почти скинул Гришу с себя. Волжский тут же ударил Донского головой об пол, а затем сменил позицию и прижал Лешины лопатки коленом, надавливая посильнее. — А какие у него перспективы! Как будет печально, если ему подрежут крылья… — Три дня! Через три дня будут ваши сраные бабки! — прокричал Донской, оставляя попытки вырваться, — Только не трогайте Дарена! — Сразу бы так, Алексей Петрович. Вильгельм поднялся, стряхнул невидимые пылинки с плеча и кивнул Грише. Тот с силой ударил по виску Донского. Лешино тело обмякло. — Вырубился? Волжский кивнул и поднялся на ноги. С работой на сегодня покончено. Напарники быстро вышли из квартиры, прикрыв за собой дверь. Оказавшись на воздухе, Твангсте облегченно вздохнул. — Вот есть же любители усложнять, — он устало потер переносицу и обернулся к Грише, — Ты как, цел? — Я в порядке, — коротко ответил Волжский. Его взгляд блуждал. Выглядело это так, словно какая-то беспокойная мысль засела в Гришиной голове, но он все никак не решался озвучить ее. — Вильгельм, — обратился он наконец к напарнику. — Да? — Тебе не кажется, что это было… Слишком жестоко? — Что именно ты имеешь в виду? — То, что ты сказал сегодня. — Что есть жестокость, Гриша? Об этом рассуждали Гомер, Фома Аквинский, Гегель и Маркс. И что же? Единой трактовки этого понятия все еще нет и быть не может. Большинство людей понимает жестокость как безнравственность и насилие. Насилие я к нему не применял, это по твоей части. Вопрос безнравственности более интересный. Насколько нравственно брать деньги в долг и не возвращать? Да ни насколько. Так почему же требование вернуть долго является безнравственным, если оно направлено на восстановление справедливости? Почему ты называешь жестоким меня, а не его? Волжский ненадолго замолчал, обдумывая слова Вильгельма. Твангсте наблюдал за сосредоточенным лицом Гриши. Он находился в предвкушении. После этого разговора ему точно будет, что добавить в «досье» Волжского. — То, что ты говоришь, может быть, очень логично и рационально. Но в твоих словах нет ни капли человечности. Ты человек без души, Вильгельм, и поэтому ты жестокий. В попытке ответить на глобальные вопросы ты потерял умение сочувствовать. Люди для тебя — объект наблюдений, считай, подопытные крысы. А на чувства подопытных крыс можно и не обращать внимания. Но люди вокруг тебя не крысы. У них есть эмоции, есть прошлое, есть семья. И это не предмет для насмешек, тебе стоит об этом помнить. Вильгельм ошеломленно смотрел на Гришу. Отнюдь не этого он ждал в ответ. Между напарниками воцарилась тишина. Они шли по оживленным вечерним улочкам, со стороны походя, скорее всего, на пару друзей. Дойдя до одного из перекрестков, Волжский притормозил. В этом месте их с Твангсте пути расходились. — До свидания, Вильгельм. — До свидания, — запоздало бросил Твангсте. След Гриши уже простыл, а Вильгельм все так же продолжал стоять на месте, не в силах справиться с потрясением.