ID работы: 13980033

Тайна Мирона Кельми.

Слэш
NC-17
В процессе
2
автор
khoohatt бета
Размер:
планируется Макси, написано 13 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2 Нравится 1 Отзывы 0 В сборник Скачать

«Как обманчива природа», — сказал ёжик, слезая с кактуса.

Настройки текста
Примечания:
Всë пространство, окружающее тебя, спрятано за толстым слоем вязкого, всепоглощающего тумана. Тебе невыносимо трудно дышать, каждая порция воздуха, вдруг ставшего непосильно тяжёлым, нарушая все законы физики и не только, никак не попадает в лёгкие. Лишь тончайшие дуновения кислорода стройными рядками молекул пробиваются через невидимый барьер и не дают полностью отключиться, однако заставляют балансировать между двумя мирами, едва ли находясь в создании — что уж говорить про здравый рассудок. Ещё секунду, а может, и несколько часов назад твоего слуха касались истошные вопли, на периферии мелькали яркие вспышки, но всё это поглощал туман. Ты не мог разобрать слов, как бы ни старался, но мозги плавали жидкой кашицей в черепной коробке, не обременяя себя обязательством постоянной мыслительной деятельности, посему крупицы разума просто тонули во всей этой гремучей смеси, ускользая от тебя. Чьи-то надрывные крики колебали туманную материю то тут, то там, но ты слишком потерялся в пространстве, даже не осознавая своё тело. Ты кажешься себе текучим и бесформенным; впрочем, так и есть. Ты податлив и совершенно беспомощен, но возразить не можешь, ты просто пустая оболочка. Ты плавишься и подставляешься, как пластилин в умелых руках скульптора. Одновременно со всех сторон и из ниоткуда вибрацией проходятся удары, соприкосновения чего-то. Шаги. Они рядом, совсем близко, они в тебе самом, ты проходишь сквозь них. Ты силишься почувствовать своё тело и начинаешь ощущать трескучие горячие покалывания в какой-то из частей твоих растворившихся конечностей. Резким, плотным, сшибающим всё на своëм пути потоком на тебя налетает чувствительность. Ты ощущаешь, как лужица, что когда-то была тобой, сейчас состоящая из молекул чего-то похожего на пар, оседает жидкостью на горизонтальную поверхность под ней, а потом резким толчком возносится вверх, принимая наконец твёрдую оболочку, становясь телом. Пульсирующие покалывания обращаются теплом на твоём широком плече, обтянутом дорогой тканью классического костюма. Белоснежная, почти прозрачная, но слишком мутная ладонь неспешно скользнула вниз по твоей руке, оставляя незримый человеческому взору след, но только не для тебя — ты не человек. После мимолëтного касания по телу распространилась щемящая сладкая нега, успокаивающая настолько, что впору и растаять, но ещё чуть-чуть — и сведет с ума. Сила была на удивление рассчитана тютелька в тютелька, причем без каких-либо усилий, по старой привычке. И это правильно, так и должно быть, само собой разумеющийся процесс. Ты со своей возвышенности оглядываешь разбитые улицы, начинающие показываться сквозь толщу концентрата, после того, как туман начал скапливаться за твоей спиной, принимая форму и образуя сосуд, внутри которого быстро и беспрерывно шатаются, ударяются, летают и колеблются множество различных сгустков сил и энергий — такой мощи, что материальное тело давно бы разорвало. Ты этого не видишь, но чувствуешь. У тебя нет страха, это — твой союзник, ты точно знаешь. Откуда — неизвестно, но эта мысль изначально сидит в твоей голове, ты знал это всегда, не подвергая сомнению, ведь это — аксиома, единственное правильное утверждение. Со всех концов мира летят точки, частички чего-то большего, они несут с собой ноты, каждая — на определённой частоте. По отдельности они — ничего, но вместе это создание убийственно. Всё складывается вместе, чтобы в конечном итоге газообразное нечто за тобой материлизовалось в существо и до твоего уха долетело холодное, но бархатное, щекочащее разум: — У всех есть свои пауки. Но тебе давно не нужен паук. А же буду твоим призраком. Твои мысли совсем путаются, когда нечто прижимается своей ледяной щекой к твоей лопатке. Твои ноги вмиг таят, и ты летишь вниз, пока весь разум зациклился только на словах. Ты думаешь о согласии, и твоё бренное тело, как и весь мир, растирается бледным пальцем маленького художника каплей краски по чистому холсту.

Ты перебираешь пальцами по поверхности деревянного лакированного стола, что сопровождалось характерным звуком. Ожидание утомляет и раздражает, но тебя учили быть терпеливым. Перед ним ты не должен выражать недовольства, проявление каких-либо эмоций для него — слабость. И потому ты терпеливо ждешь, когда он наконец объяснит причину твоего нахождения в его кабинете. — Здравствуй, Кириан, — его голос звучит надменно. Он прекрасно знает тебя, и не менее ясна для него сдерживаемая тобой злость. За это ты его ненавидишь: он читает тебя от и до, не как раскрытую книгу, а как дословную инструкцию к использованию, перечень всех достоинств и недостатков, способов воздействия на слабые места и методов манипуляций. — Отец. Зачем ты звал меня? — Ты чуть склоняешь голову в знак «почтения», продолжая сверлить мужчину, что издевательски ухмыляется тебе из своего кресла во главе стола, взглядом уже давно почерневших глаз и задаёшь вопрос, мучающий тебя последние пятнадцать минут тишины. Говорить первым ты не должен — это своеобразная проверка на прочность. Неожиданно он заходится тяжёлым басистым смехом, давящим на тебя похлеще самых изощрённых оскорблений. Он значит только одно: ты не справился, проиграл, ты — смешон. Ты слабый. — Кириан, когда же ты наконец повзрослеешь? — Отец с усмешкой оглядывает тебя, стоящего перед его столом со сжатыми до побеления костяшками. Ещё немного — и тебя начнёт потряхивать. Мало того, что у тебя была просто ужасная ночь, половину которой ты провёл на очередном задании, а вторую половину отбивался от кучки каких-то отбросов, решивших накинуться на тебя в подворотне целым стадом; потом утренний сон, лишëнный всякого смысла и выбивший из колеи, так теперь ещё это. Меньше всего на этом ëбанном свете тебе хочется находиться в одном помещении с этим ублюдком. — Я уже даже начал сомневаться, что стоит поручать это именно тебе, — и этот сводящий с ума акцент на последнее слово. Последние крупицы терпения медленно, но верно ускользают от тебя. — Всё же среди моих подчинённых найдется идаинец более умелый, чем мой собственный сын. Удивительно, не правда ли? А ведь я столько в тебя вложил. Это провокация чистой воды, ещё одна проверка, ведь первую ты провалил. Ты понимаешь это, ты должен, нет, обязан сейчас же взять себя в руки. В попытке вернуть самообладание ты прикрываешь глаза и медленно, глубоко вдыхаешь. Ты всегда испытывал жгучую неприязнь к вашему домашнему психотерапевту, ведь это один из способов отца следить за тобой, но признаëшь, что время от времени пользуешься его советами, как сейчас, постепенно расслабляя каждую мышцу. Когда в следующий раз ты открыл глаза, твой взгляд уже приобрёл спокойный карий оттенок. Со всем своим внутренним равнодушием и типичным для своего характера холодом ты ответил: — Отец, я думаю, что твоë задание мне по силам. Я самый натренированный из всех живущих в этом доме. После тебя. Снова этот противный короткий смех. Мужчина откидывается на спинку кресла и заинтересовано всматривается в твое лицо, теперь что-то улавливая в нëм. — Тебе не кажется, что ты слишком самоуверен, мальчишка? — непринужденно кидает черноволосый мужчина. — Мне есть в кого. Ответ безмерно порадовал твоего отца, наставника и мучителя, чего-то подобного он и добивался, скрупулёзно доводя тебя до ручки. Он хочет видеть в тебе себя, иначе ты окажешься изгоем, недостойным даже называть свою фамилию вслух, не то что иметь её в документах. Но переходить грань также ни в коем случае нельзя, иначе воспитанием твоей наглости займëтся плеть. К тому же, упомянув ваше родство в таком контексте, ты пошёл на неоправданный риск, но сегодня тебе повезло, он в хорошем расположении духа. — И то верно, Кириан. Что ж, раз так, должен тебе сообщить, что я поручаю тебе мою главную цель. Отправляйся сегодня вечерком в тридцать четвёртую школу и привези-ка мне кое-кого. — Вторая смена? Учитель, работник? — Мирон Маркевич Кельми, шестнадцать лет, двенадцатый класс, светловолосый с серыми глазами, рост сто семьдесят восемь сантиметров. Всю остальную информацию Деля перекинет тебе. Его ответ тебя неимоверно удивил. С каких это пор твоей целью становится школьник, ещё и такой малютка? Зачем твоему отцу может быть нужен какой-то мальчуган? Тебе уже доводилось вести переговоры с подростками, что поделать, ты и сам подросток, но в том-то и дело, что обычно это старшеклассники примерно твоего возраста, а не мелочёвка из средней школы. Но ты лишь сосредоточено киваешь и уже выходишь за дверь, как до тебя долетает: — И будь… нежнее. Он мне нужен целым и невредимым, а не избитым и запуганным. С каждой секундой ситуация становится всё любопытные. Таких случаев ещё не было, и впервые у тебя мелькает мысль, что для успешного выполнения задания тебе требуется напарник.

— «Два Создателя, Две всемогущие сущности. Сложно уживаться на одном свете способным взмахом кисти создать жизнь, придумать мир, подчинить пространство вокруг своим законам. После, казалось, нескончаемых войн пришли Двое к выводу, что чаши весов должны находится на одном уровне. Создатель Дэус Сапф властен, амбициозен, но мудр и справедлив. По его учению все дети его изначально равны друг перед другом. Выделить их, приблизить к совершенству, даровать крупицы власти мог лишь труд, старания и вера в своего Всевышнего. Создательница Дэа Ида же мечтательна и романтична. В её представлении идеала её создания должны иметь всё то, что их душа желает, быть способными к чуду, являться существами возвышенными, бессмертными. Для этого каждому из Первых Великих Детей была дарована в поддержку частица силы самой Владычицы и её благословение. Сапфиды — создания Дэуса — взирали на всесильных идаинцев — детей Дэи — и предавались чувству зависти, желанию свести свой род с их. Конечно, это не было тем, чему их учил Сапф. На прокаженных насылалось проклятие, лишающее их всего, а самое главное — милости Творца. И это являлось самым страшным наказанием. До переломного момента, которым стали считать поступок девы Нисидоры. Когда она смотрела на деяния могучих существ, жизнь в теле сапфиды казалась ей сложной, непосильной её хрупким плечам. Юна и глупа она была в тот момент, когда позволила себе просить несбыточное — ребёнка, в чьём теле бы лилась и теплилась сила рождённого идаинца и что по характеру был бы внимателен, хитëр и не по годам сообразителен. Она мечтала о дитя, судьба которого должна стала бы лёгкой и спокойной. Но и чтобы не забывать о своих корнях, ребенку необходимо жить среди смертных, не зная невзгод идаинцев. Смела дева Нисидора молить чужую Всевышнюю, а не Творца своего. Разъярённый Создатель глубоко оскорбился наглостью сапфиды и вместо обычного наказания приговорил низвергнуть порочную в Небытие. Услыша свой приговор, дева не испугалась, лишь убедилась в том, что её молитвы были услышаны. И стала ещё старательней просить даровать жизнь чаду, ради этого она была готова на все — и не пугала её смерть собственная. Восхищенная умыслом смертной, Ида в дань ушедшей создала голубой цветок, наполненный такой силой, какую она только могла дать другому существу. Когда придет его время, лепестки откроют миру спящего мальчика, идаинца, но помнящего свои корни, смертного, как и его мать. И был он первым смертным созданием Всевышней, первым не существом, а сыном Дэи. Сыном Божьим. Ида не считала страсть женщины подарить своему дитя беззаботную жизнь грехом, но так считал Владыка. Являясь и смертным, и сапфидом, ребенок был проклят Дэусом. Теперь не мог он, как другие идаинцы, сотворить чуда. Мальчик стал пустым сосудом, способным копить в себе магическую энергию других. Сапф желал забрать и спрятать цветок далеко и надолго, скрывая от всех как свой промах, ошибку, что не должна повториться, насылая на голубые лепестки заклятия для его энергетической невидимости для каждого живого существа. Совсем забыв о том, что Дэа своего сына без дара Свыше не отпустит. В будущих руках управление сладостной негой каждого, способности всех тех, кто пополнит его сосуд. Запечатляя Божественную связь с ребёнком, в последний раз перед долгой разлукой взглянув на голубые стебли, Ида дала созданию имя и прошептала последние слова. — Пока это всё, что я могу сделать для тебя, Ади, но не бойся, дитя моё, как предначертано матерью твоей, жизнь твоя будет более чем ценна. Ты поведëшь за собой Великий Переворот. А пока, спи, saccharum мой, услада сердца многих. Когда мы вновь встретимся, я наконец узрею твои очи. Тогда ты всё поймешь — и в глазах твоих двухцветных закипит сила идаинская». — Из сборника мифов и легенд, глава «Первый и последний метис». Максимально приближённый к реальному, но всё же с нотками механического, женский голос вслух бубнил себе под нос с нечеловеческой скоростью очередную из тысяч этой библиотеки книгу. Кажется, она давно прочла — просканировала — всë здесь находящееся, от толстенных романов в огромное количество томов до брошюрок и визитных карточек, используемых в качестве закладок, по несколько кругов, но каждый раз она умудряется найти что-то новое и пополнить свою материнскую плату свежей информацией. Это, конечно, похвально, Нелтон бесконечно восхищëн тем, что его андроид обладает тягой к знаниям и умеет имитировать заинтересованность, но ты бы предпочёл, чтобы она забивала процессор только полезными для работы вещами, а не всякими мифами и бессмысленными номерами телефонов, которыми она потом капает на мозги всей команде и в первую очередь тебе. — Эмити, ты знаешь, где Тлейтон? — Ты скептично рассматриваешь книгу, которой в данный момент увлеклась металлическая девушка, но та, едва услышав обращение к себе, со спокойной душой откинула её куда-то в одну из полок. Так, надо сказать механику, что пора девице подкрутить шестерёнки, хватит же ей ума и другие предметы пошвырять, ты такого не позволишь. Что за своеволие в твоём присутствии?! — Минни занимается садоводством в теплице, — радушно затараторила Эмити с такой скоростью, что ты еле разобрал слова из общего потока звуков. Андроид только и ждал, когда наконец она пригодится кому-нибудь, и, окрыленная, совсем забыла о манерах. Что-то Нелтон совсем её очеловечил. — Что, с каких это пор Маус в огородников записалась? — Ты в насмешливом удивлении приподнимаешь рыжие брови и облокачиваешься на дверной косяк, наблюдая, как железяка послушно уложила руки на механические колени под тканью светлых домашних спортивных штанов и четко слушает твои вопросы. — С тех самых, Господин Кир, когда Дарси заявила ей, что та бесполезна. И потом ещë был проигрыш в карты. Не понимаю, как можно проиграть в такую лёгкую игру, ведь все ходы противника можно заранее просчи… — Я понял, можешь не продолжать.

— Кельми… Хм-м. Хм-м-м-м. Вот сколько я ни смотрю на улицу, всё понять не могу. Зачем дворнику лопата? Зачем ему работа в целом?.. Не возникало ли у него непреодолимого желания бросить гонять и без того бедных — разноцветных, в клеточку, облачко и не только — кошек (между прочим, жертв и без того жестоких игр детишек-идаинцев, чтоб их) и унестись на розовом слоне в дальние дали, только Сапфу известные? Конечно, с розовым слоном могут быть проблемки, тем более у простого человека, тем более занимающего такую, кхм, ну… низкую должность. Хотя чего это я. Сам бы я ни за что в жизни не согласился на высокую должность! Ещё сидеть там где-то в правительстве, в кругу тех, кто ещё называет людей сапфидами. Жуть какая! Говорить на серьёзные темы с представителями круга тех, кому приходится отучать своих детей поганить кошек своими каракулями! Ещё хуже! Да. Да, признаю, я до сих пор до глубины души обижен тем фактом, что не могу творить подобной ереси. Да, я не забыл, как моя бабушка за уши оттаскивала меня с коробкой фломастеров от блохастого кота из нашего двора. У меня детская травма из-за этого! Поэтому теперь я мысленно вымещаю все свои потаённые желания на нашего школьного дворника. Извольте меня извинить, Дядь Вивиан, но я всё так же обижен на вас. Да-да, ещё с прошлой алгебры! Ну, согласитесь, Дядь Вивиан, согласитесь же со мной, что в понедельник у вас была отличная возможность посадить кокосовую пальму в той зелëненькой луже! Что, это была лужа после кислотного дождя? Ну, слушайте, страну же нашу как-то построили под кислотными дождями (хоть они и начались относительно недавно, лет тринадцать назад). Откуда вам взять пальму, находясь в умеренном климате? Ох, захотели бы — нашли, Дядь Вивиан! Ну, в самом деле, Дядь Вивиан, как будто у вас никогда в жизни не было ситуации, когда бабушка, занимаясь в саду под вашей скромной пятиэтажкой посадкой кустов сирени, просит вас сбегать домой — а это на четвертый этаж — за её очками, которые она забыла дома на подлокотнике кресла в гостинной, где она обычно смотрит свои индийские сериалы на Дом Кино, и вот вы бежите-бежите, спотыкаетесь о ступеньку между третьим и четвёртым, летите… И вас подхватывает розовый слон, разноцветный и в горошек, как кошка! Что-что, Дядь Вивиан? В смысле, что я несу?! Я только что решил вашу проблему со слоном! Что?! Как это поможет с пальмами?! Знаете что, Дядь Вивиан, у вас явные признаки нарушения умения строить причинно-следственные связи! Вот возьму и не буду больше с вами разговаривать! Посмотрите на него: где взять пальму, что за слон… И не надо так яростно высказывать мне своё недовольство, размахивая лопатой! — Кельми! Да не машите лопатой, я сказал! И вообще, зачем вам лопата, вы всë равно ничего не умеете, даже подметать. Даже подметать. Хм. Лопата. Подождите. Подождите-ка, у дворников же обычно что-то вроде метлы, не? Назревает вопросик… ТАК ЗАЧЕМ ЕМУ ЛОПАТА?! И ЗАЧЕМ ЕМУ РАБОТА В ЦЕЛОМ?! А-а, нет-нет-нет, мы вернулись в самое начало… Как жаль, что всё циклично. Меня это утомляет. Даже мои мысли цикличны, а ведь я всегда думал, что хоть в своей голове я могу пребеспокойно жить, даже не надеясь встретить там привычную рутину! Но нет же… Это так скучно. Я должен размышлял так, чтобы в один момент просто взять и подумать о чëм-то таком… А может, я просто хочу уже наконец свергнуть того противного короля Авокадо?! Не зря же он мне снится третью ночь подряд! Ничто не помешает мне наяву фантазировать о его сладком проигрыше. Я уже вижу, как я, специально для него и его противнейшего на вкус войска консервированных ананасов и капусты, посоветовавшись с моей правой рукой, генералом Сыром, подготавливаю им в Аду отдельные котлы! С томатным соком, с апельсиновым соком с мякотью, с выветрившейся газированной водой, и, наконец, тем, что достойно истинного дьявола (я про короля Авокадо, разумеется) — целым котлом йогурта с кусочками! Фу, согласен. Гореть им в Аду! Чудики! Да вас едят лишь умалишенные! Ха! Уже слышу, как моё турбо-сырно-луковая армия ликует о победе и бежит в бассейн из Тархуна, покрикивая: «Да! Ми-рон! Ми-рон! Ми-рон! Наш король — Мирон Кельми! Мирон Кельми!!!». Всё громче, громче… кажется, кто-то из подданных подходит ближе, иначе почему звук становится всё гро… — МИРОН КЕЛЬМИ! Вы не соизволите ли случаем посетить своими мыслями наш урок?! Резкий голос врывается в моё сознание, развеивая перед глазами мои кусочки сыра и лука в зелёном газированном бассейне. Ах. Совсем забыл. Ада не существует, только Небытие, а я всё ещё не хочу занимать важную должность, ну какой из меня король?! Столько ответственности, я ещё маленький. Хочу только жвачку Турбо и понять, что, походу, Дядя Вивиан всё же пошёл сажать пальму. (Иначе зачем ему лопата?! Может, он маньяк?! Бедные лопаточки… Ими он точно разрезает трупики маленьких цветных котят! Или ещё хуже… разделывает сыр… Бр-р!) Кхм, точно. Алгебра. Чёрт, как же жизнь циклична! Как алгебра — так пальмы! Что за жизнь… — Ми… — Ельмира Стефоновна, что вы, моё имя не стоит такой огласки! Мне хватает моего турбо-сырно-лукового войска! Они такие шу-умные! — Я действительно искренне улыбаюсь учителю, демонстрируя всем и каждому в этом классе своё сегодняшнее хорошее настроение. Ещё бы оно было плохим, после утренних горячих бутербродов с сыром-то! А знаете, что самое приятное? Я их ещё и сам приготовил! Сам! И что, если ценой моих порезанных пальцев, пары ожогов и горы грязной посуды? Сам. — Вам?.. Что вы… — Да-да! Но, на самом-то деле, это уже в прошлом. Сейчас самое главное — разрушить цикличность этой серой жизни, убить рутину, расчлени… — Не успеваю я толком внятно объяснить моей драгоценной просвятительнице тему своих глубоких дум (конечно, чтобы она не волновалась из-за моей задумчивости и оценила мой план на ближайший час), как она почему-то резко распахивает глаза, втягивая в себя воздух, как пылесос, а одноклассники с соседних парт начинают хихикать. Это надо мной, что ли?! Или из-за пылесоса… Ха, ну да, это смешная шутка, и как они научились мои мысли читать? — КЕЛЬМИ! ЗАМОЛЧИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ! — резкий громкий крик, наполненный истеричными нотками, был ожидаем… наверное, для всех, кроме меня. На меня неожиданно накатила волна печали и возмущения, оставив в замешательстве. Ого, да я сегодня невероятно социально и эмоционально активный! Но всему этому есть причина, и не самая сладкая: меня не поняли и даже не хотят понять! А это значительно бьёт по самолюбию и заставляет еле сдерживать подступающие слёзы… — Что? Но… Почему? Вы даже не спросите, каким образом я хочу осуществить свою мечту?! Но вы же учитель, мой наставник, мой помощник, мой путеводитель во взрослый мир, мой куратор, мой координатор, мой компас, мой глобус, мой… — я говорил это со всей своей честностью, которая во мне только есть. А еë во мне полно, уж поверьте. Я самый честный из всех, кого вы знаете. И это утверждение неподвластно критике и не подлежит сомнениям. Знаете, почему? А всё очень просто. Я даже удивлён, как многие люди любят всё усложнять. Я просто всегда произношу в слух всё то, о чём я думаю. Я прямолинеен, как линейка без сантиметров. Без шкалы, я имею в виду. Ну, вы поняли. — Я сказала: молчать! Вы что, не понимаете, где находитесь и что говорите?! — снова взвизгивает женщина, но к этому я был героически готов. Что-что, но свою точку мировидения и честь я буду отстаивать с пеной у рта, как пёс Фентик у меня во дворе, который, когда мне было десять, охраняя свой ворованный кусок дохлого голубя, бегал за мной по детской площадке, в итоге сорвав с меня штаны, пока я беспомощно висел на турнике, светя на два жилых дома своими причиндалами. Стефановна, готовь трусишки. — Почему же? Я делюсь с вами, как со своим у… — Я было снова хотел помочь многоуважаемой Ельмире вспомнить, кем же она для меня является, но, столкнувшись с её кипящим от ярости взглядом, резко передумал. — Кхм, ну, не важно. Делюсь своими целями! Вот, например, на прошлом уроке я ушёл, на этом же милостиво беседую с вами, как прилежный ученик! — Я решил всё же дать шанс оставить свои трусишки при себе, как самый добрый мальчик на свете. Всё же, как жертва такой довольно смущающей ситуации в прошлом, я, во-первых, признаюсь, немного покраснел и самую малость вспотел, а, во-вторых, готов немного смиловаться. — Цикл разорвать, говоришь? — На её сморщенных временем губах появилась какая-то недобросовестная ухмылка, и тон понизился по подозрительно спокойного… ещё и на «ты» обращается. Мы как-то резко стали ближе! Что-то это меня не впечатляет, видимо, всё же она мои потуги быть хорошим собеседником не оценила. Не к добру это, ой не к добру. Этот факт так и кричит: «Давайте перейдем на «ты», а то мне по морде вам дать неловко». — Беседуешь, говоришь? Тогда я помогу тебе исполнить твою мечту. ВОН ИЗ КЛАССА! ВОН! ВОН! — Ор разнёсся по всему помещению, отражаясь от стен, создавая эхо и мёртвую тишину в классе, пресекая все смешки и шушуканья. — Эй! Что, почему?! — Я чувствую себя оскорблённым до глубины души, абсолютно не понимаю такой подход к обучению! Я вылетаю уже с шестого урока алгебры, а ведь это только вторая неделя учебного года! Я, может, особо и не шарю за всю эту школьную суету, но, как мне кажется, я так основы математического анализа и не пойму… Хотя, вы правы, я совсем не знаю этих ваших практик для успешного изучения предмета, думаю, это одна из них! Выйти прогуляться, дабы наполниться знаниями, ух! Предвкушаю. Но, ради приличия, надо хотя бы поинтересоваться, за что мне такая щедрость. — ВЫМЕТАЙСЯ! — За что?! Что я сделал? По-моему, я ошибся в том месте, где сравнил себя с Фентиком. Пёс здесь далеко не я. И даже не бродяга Фентик. За учительским столом свою территорию охранял настоящий цербер! Клацая зубами и сверкая бешеными глазами, хорошо, что я привит. И в который раз убеждаюсь, что кроме высшего образования нужно иметь хотя бы среднюю сообразительность, ну невозможно вести диалог с этим человеком! Но делать нечего, я быстренько выскочил из класса, утягивая за собой ярко-жёлтый рюкзак. Вещи из него я и не доставал, как я уже говорил, это шестой раз, такой исход можно было предугадать, как бы я ни надеялся на получение новых знаний (а я очень надеялся). Ладно, ещё потому, что то, что лежит у меня в моём любимом рюкзачке, в таком полном предрассудков месте, как школа, лучше вообще не доставать. В противном случае меня бы выгнали ещё на первых минутах урока, как в тот раз, когда я пришёл в своих фиолетовых пижамных штанах и красной шапочке для плавания. Не знаю, дело в том, что она была красная (а у меня есть некоторые подозрения, что наша учительница не уважает этот цвет, иначе не могу объяснить, что заставило её так грозно прожигать её взглядом) или в том, что это была именно резиновая шапочка для плавания, а у нас тогда на уроке присутствовала комиссия? Или это из-за штанов? Никогда её не пойму, женщина-загадка! Но бабушка научила меня одной простой истине: если окружающие считают тебя странным, возможно, это не твоя проблема. А ещё тому, что женщин надо добиваться. Поэтому я её не осуждаю. Ну, с прошлого урока я действительно ушёл самостоятельно, ведь я, как вы, наверное, уже поняли, разрушаю устоявшиеся устои! В моей жизни есть место только для неустоявшихся устоев! А ещё я решил стать более самостоятельным (для шестнадцатилетнего меня это потрясающее решение, я считаю. Во многом потому, что я решил это тоже сам!), и сегодняшний завтрак тому доказательство. В коридоре стоит гробовая тишина, потому громкий хлопок закрывшейся за мной двери, которая, честно, случайно хлопнула, я и мои руки к этому не причастны, с ногами разбираетесь сами, мы с ними не в ладах с тех пор, как они сегодня утром пнули какого-то парня (и что, если в восьмом классе он назвал меня чудиком, это не повод к насилию, но, увы, так считаю я, а не они. Гризельда и Армани довольно непослушные барышни) и убежали, а… О чём я говорил? Э… Короче, лучшим вариантом сейчас является выйти подышать свежим воздухом, прогуляться там, поболтать с Дядей Вивианом по душам. Знаете, школьные стены вызывают ностальгию и даже воспоминания об информации, которую вечно твердят на классных часах. (Но это они только так называются, все знают, что классный здесь только мой рюкзак. Если вы об этом не знали и теперь печалитесь, то не переживайте, вы ещё втянитесь и поймёте все прелести моего мира.) Облупленная штукатурка, трещины на ступеньках… Эх, романтика. Например, в людском мире школ огромное количество, а у идаинцев их всего три, и они постоянно соперничают друг с другом. И их учеников там как-то делят по способностям. Представьте, каково это — учиться среди магов! Главное, их в лицо так не назвать — заплюют ядом. Не особо представляю, что их так в этом слове обижает, но и возможности спросить как-то не было (в жилых районах сапфидов встретить их не так-то просто). Решено! Если в ближайшее время увижу представителя удивительной части населения нашей планеты — обязательно поинтересуюсь. И за кошек спрошу! Отличить идаинца от простолюдина зачастую очень просто — их непременно выдадут глаза, волосы или что-то ещё. Но в основном, конечно, глаза. Сквозь них видно всю внутреннюю силу существа, и чем сильнее в данным момент бурлит его энергия — тем темнее или ярче его радужка. По крайней мере, я так слышал, на свою правоту не претендую. А у меня вот глаза серые. Эх, всегда мечтал о голубых… или розовых? Зелёных, фиолетовых? КРАСНЫХ?! Хотя вы вообще видели, как потрясающе выглядят тёмные глаза?! Но мне бы всё рано больше пошли голубые. Это ещё и мой любимый цвет! И под моë сегодняшнее (и вчерашнее, и завтрашнее, и послезавтрашнее, и после-после…) бледно-синее худи и джинсы (бабушка их называет рваным чумазым куском половой тряпки, не понимаю, о чём она) они бы идеально подошли! Впрочем, куда подошли?.. Кто куда, не знаю, но я подхожу к своему любимейшему охраннику! Подхожу в надежде проскочить мимо тихо и незаметно, как маленькая синенькая мышка, пока пере-мужчина-недо-дед отвернулся хлебнуть доширака (ладно, завысил, это был БигБон) со вкусом говядины, но план оказался никудышным, когда против воли (честное-пречестное) из меня вырвалось: — Здрасте! Мы с вами случайно не из одной школы? Если у вас, как и у нашего замечательного охранника, появились некоторые вопросы ко мне, то я двигаюсь в верном направлении. Я тут на днях почитал парочку статей на тему «как лучше завести разговор». К этому я пришёл после замечания своей бабули о том, что у меня совсем нет друзей. (На самом деле у меня, конечно же, есть друзья. Дядя Вивиан, Ельмира, та девочка, что в шестом классе спросила меня, где кабинет литературы, а я по ошибке отправил её в химию на другом этаже и части школы, и многие другие.) Один из советов звучал так: «Дайте понять, что узнали от коллег / из профиля, что вы с этим человеком увлекаетесь одним и тем же». А мы ещё и в одном месте! Вот на этой общей детали я и решил начать диалог. До этого не было более подходящего момента, к тому же я давно мечтал подружиться с нашим охранником, Николаем. Почти-дедушка медленно выпрямился, отрывая нос от заваренной пластиковой типо китайской лапши, которой в ютубе унитазы чинят (прикиньте, как прикольно, интересно, кто до этого додумался? Жаль, что не я, столько возможностей и просмотров в сети упущено) и уставился на меня непонятливым суровым взглядом поверх прямоугольных очков. Далее он снимает их с лица и прищуривается. Неужели узнал меня? Ого! На его лице точно-точно мелькает тень узнавания! Он запомнил мою красную резиновую шапочку?! Или то, что я всегда без школьной формы?.. Хм, надеюсь, первое. Пере-мужчина вдруг колеблется, придумывая, что ответить, и кое-какая деталь бросается мне в глаза. Я, как благородный неравнодушный, поспешил предупредить об опасности. — Осторожней, вы сейчас очки в два кармана положите! — взволновано проговариваю я, показывая пальцем на его руки, которые держатся прямо за стёкла! Он смотрит вниз, и, тихо выругавшись и как-то не слишком аккуратно отбросив предмет на стол возле лапшички БигБон, уставился на меня отчего-то ещё более злыми глазами. Какие люди неблагодарные! — Чего ты здесь забыл?! Какой у тебя урок? Почему ты не там? — Ну, знаете, я пошёл выполнять сложное задание специально для меня: проверять состав воздуха посредством дыхательной йоги, совмещëнной с акулиной акробатикой и подземным плаванием, чтобы не быть как ёжик. — Какой ещё, к чёрту, ёжик? Где твой классный руководитель, где записка от учителя? — После первого вопроса всё остальное вмиг стало неважным, мои ноги подкосились, а глаза удивленно распахнулись и вскоре, думаю, наполнятся слезами… Это ж надо так, доведут же! В моей голове просто не укладывалось, как… как можно… — Как можно не знать про историю ёжика? — еле выговорил я на выдохе своим самым прискорбным голосом. Следующая догадка поразила моё сердце ещё больше, и я как можно скорее решил её озвучить бледными от ужаса губами: — У вас что, совсем-совсем нет друзей?.. Вам никто никогда не расска… — А ну-ка перестань поясничать, Кельми! Ты меня своим языком без костей каждый день убалтываешь! Ты уже какой год без школьной формы и пропуска здесь гуляешь? Может, тебя давно уже отчислили, а я не в курсе! Да ты, может, вообще никогда здесь не учился! — От такого заявления я впал в ступор, разозлился, обиделся, успокоился, поплакал, отвернувшись, снова взбесился и очень грозно заявил, желая показаться невероятно устрашающим и топнув своей худощавой богатырской ногой: — Ну и пожалуйста! Тогда, раз вы такого мнения обо мне, я никогда вам не расскажу, что ёжик научился попой дышать, сел на пенек и задохнулся! Это тайна будет только моя и моих друзей! — Да, вы верно истолковали значение этой фразы, я уже не горю желанием дружить с этим злым человеком! Я понял, почему за всë это время мы так и не стали чем-то большим, чем охранник и ученик. Он просто недостоин такого доброширокодушного меня! Мужчина тяжеленно вздохнул, потерев переносицу и унимая раздражение, поднял голову, устало заглянул мне в глаза. Это что, стариканская техника гипноза, призывающая совесть?! Нет, я на такое не ведусь! Меня эти ваши слёзные взгляды в душу не проймут! — Эх, Мирон-Мирон, готовые слезы указывают на хитрость, а не на печаль, — и такой мудрый разочарованный взгляд. Ну, только если чуть-чуть. Что-то на душе неспокойно… И глаза снова на мокром месте… Но, как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Николай тот ещё недо-дед-загадка! Ух! Всё же у нас так много общего. Как жаль, что я уже принял самостоятельное решение не дружить с ним. Я бы даже попробовал обойти своё самостоятельное решение, но мои утренние бутерброды с сыром и с нахмуренными бровями настойчиво покачали мне головой в отрицательном ответе и немом осуждении. Эх, что ж, против сырных войск (вообще-то элиты!) не попрëшь. Это как предать родину. Я на такое не способен! Только не бутерброды! Мои красавцы, я всегда на вашей стороне, никакой охранник вам не ровня! — Кхм-кхм, Кельми, я вижу, ты снова замечтался. А я поспешу сообщить тебе, что я каждый чертов день получаю по шее за тебя! Без записки от учителя никуда не пущу, с тобой я пару лет назад забыл о спокойствии и премии, будь добр, отвечай. — Теперь настала моя очередь устало вздыхать и даже, прошу заметить… закатить глаза! Да! Я не буду терпеть. У меня в принципе плохо с усидчивостью, но вести переговоры с сапфидами, которые не могут связать очевидных фактов в голове для не менее очевидного умозаключения, для меня просто то же самое, что добровольно перемалывать свои собственные мозги в мясорубке. Это равносильно не пониманию связи красной резиновой шапочкой, фиолетовых штанов и вторника! Поэтому я принял самостоятельное решение самую малость — буквально чуть-чуть — понаглеть и поизображать умняшку. Но, конечно же, быть предельно честным. — Вообще-то, скажу вам прямо, меня немножечко выгнали с урока и возвращаться просить записку на самом деле немножечко не тактично, да и в целом не является возможным. Понимаете? — Я вдруг осознал, что время медленно поджимает и пора бы закругляться. Я неспешно попятился к выходу, но каким-то образом оказался замечен (как так?). Николай вдруг дёрнулся в мою сторону и от нервов (ну, стрессовая ситуация, сами понимаете, стресс способен на странные штуки) и во имя отвлекающего манёвра (инстинкт самосохранения ещё не атрофирован!) я неожиданно даже для себя кинул: — А вы знаете, что у ëжек — ни головы, ни ножек? — Кельми, а ну стоять! КАКИХ, К ЧЁРТУ, ËЖЕК, ЧТО ТЫ ВЕЧНО НЕСЁШЬ?! — Он грузно и старательно пытается выбраться из плена стола и объятий стула с заевшими колëсиками, с чем я искренне желаю ему удачи (это правда, а то сейчас со психу своим пузом стол проломит, БигБон расплескает, стулу ножки вырвет, и во всём ещё меня обвинит! Не дай Сапф такого! Вы видели цены на лапшу?!), перелезая через турникет. — Хотите анекдот? Встретились Ежик с Медвежонком в лесу: «Здравствуй, ёжик!» — «Здравствуй, медвежонок!». Вот так, слово за слово, шутка за шутку, ёжик и получил по морде. — КЕЛЬМИ! МИРОН! Это так печально: видеть грусть, злость, лапшу в чужих глазах, особенно, если это из-за тебя и твоего поступка. Прям совесть скребет по позвоночнику, вызывая чувство стыда… Как славно, что, в отличие от инстинкта самосохранения, это у меня за столько лет непонимания со стороны окружающих атрофировалось. Ни стыда, ни совести. Ничего лишнего. Со временем у человека развивается невосприимчивость ко всему странному. Итак, я на улице, на свободе. Все мои маленькие турбо-сырно-луковые странности привстали, отвесили поклон и понеслись в хороводе. Я вдыхаю полной грудью, ласковый ветерок витает по школьному дворику, и я лёгким движением руки смахиваю с носа отросшие прядки светлых волос. Типичный августовский денëк: жаркое солнышко, уже начинающее клониться к западу, зелень, ясное небо, школьная тишина… Эх, ну какая всë-таки романтика! Сюда бы девочку какую-нибудь скромненькую (или мальчика умненького), я бы рассказал, что мне снилось сегодня, показал свой рюкзак, с дядей Вивианом бы познакомил. У меня впервые в жизни такое желание, вы представляете?! Никогда и не думал о подобном. Но когда за моей спиной послышался скрип открывающейся двери, мои мечтания пришлось прервать и вспомнить, что от крыльца желательно отбежать на приличное расстояние. И я побежал как можно быстрее (пропуски по физре торжественно машут мне лапкой, подмигивают и шлют воздушный поцелуйчик (сплошные пошлости в голове, да что это со мной?!)) за ближайший угол. Ноги и кроссовочки сами понесли меня в том направлении, там находится железная дверь в каморку нашего любимого дворника. Каморка. Каморка, точно! Какой я тугой! Я же мог просто выйти из запасного выхода, как раз-таки из каморки Дяди Вивиана! Как я мог так оплошать?! Апрель закончился, учебный год закончился, мою память о всех нычках отшибло. Ладно, ладно, зато плюс опыт. — Кельми! Ну что за черт! Всë ему неймëтся! Оглядываюсь по сторонам, рассматривая ближайшие возможные убежища, как почва из-под ног неожиданно исчезает, заставляя почувствовать себя в подвешенном состоянии и глупо размахивать руками, ища спасения, и меня откидывает в стену здания школы. Я даже не понял, что произошло. Пару секунд я недоумëнно моргал, пытаясь сфокусировать поплывший взгляд и усмирить цветные фейерверки, даже успел начать думать, какой же анекдот мне вставить в эту нелепую ситуацию, и припоминая что-то о крокодиле Гене, крысах и тюрьме, но стоило мне только чуть отойти от первоначального шока, резкая и пронзительная боль накрывает всю правую сторону головы, которой я так удачно приложился. Ощущения и дезориентированность такие, будто мне на башку напялили колокол, вокруг поставили всех жителей ближайших районов с кувалдами за пазухой и устроили конкурс с призовым фондом покрупнее: кто быстрее отымеет меня в виде отбивной. Вот и поплывут у меня окончательно жирафики на роликах за ромбики. Нет, подождите, парале… пароне, пароралеграм! Ну, это за географию просто шарить надо. Хи-хи. Чувствуя, как щека и висок пощипывают, я жмурю глаза и только и могу, что тихо ойкнуть и невнятно промямлить: — Да уж, ёжик получил по… С-с-с… по заслугам. — Сука, Кир, ну понежнее!

Вы с Маус неспешно шагаете вдоль школы. Вы пришли раньше окончания уроков, но так даже лучше. Ты рассматриваешь пожухлые осыпающиеся стены, которые не перекрашивали со времён постройки в прошлом веке. И как сапфиды учатся в таких местах? Ты бы не стал рассчитывать на высокий уровень образования в данных условиях. — Тоже думаешь о том, что, Слава Дэи, учишься не здесь? Моя гимназия ВИ такая миленькая. — Минни торопливо перебирает ногами, поспевая за тобой, но это еë никак не трогает. На её реплику и то, что один твой шаг является тремя для неё, ты усмехаешься, отрывая взгляд от её розовеньких ботинок с какими-то наклейками, и продолжаешь вальяжной походкой вышагивать дальше, не вынимая рук из карманов. Тлэйтон традиционно с пяти лет учится в гимназии Ведьменских искусств. Получила письмо, сходила на осмотр (глава учреждения и педсостав проводят «проверочные занятия», оценивают способности и данные возможной будущей ученицы), и вот уже гордость семьи — это же какой престиж! Единственная дочь — и учится в Высшем женском магическом учебном заведении. Кто же знал, что полученные знания и природный дар считывания и изменения эмоций девчонка будет использовать не в добродетели, как учат всех дэльн (так называют учениц гимназии), или, там, в искусстве, допустим, а в отработке манипуляций, отвлекающих манёвров и в развитии восхитительного таланта к краже. Многочисленные ограбления по всему Имиумну неким существом, что звал себя «Маус», в своё время и заинтересовали твоего отца, и в скором времени юная идаинка была приглашена в Тëмный Край, преступную организацию твоего отца. Так эта хрупкая на вид девчушка стала самой младшей в вашем доме и команде в целом, тогда ей было всего четырнадцать лет. Сейчас ей уже шестнадцать, она продолжает быть младшей, но, видимо, ненадолго. Этот… мальчик, что вдруг оказался так неожиданно важен для отца… Дело тут определённо нечистое, лишь вопрос времени, когда ты поймёшь, в чём его тайна. — Давай тут постоим, дальше идти не стоит. — На вопрос напарницы ты не ответил, переводя тему на задание. Обычно ты никогда не работаешь в паре, разве что только на командных вылазках, когда вы все делитесь на группы по два-три идаинца. Но отец и тот объём информации, что скинула на тебя его секретарь — Делани, убедили тебя в серьёзности этого задания. Поэтому, присмирив свою гордость, ты выбрал нежнейшую из девушек Края — Минни Тлэйтон Маус. Общительная невысокая блондинка с розовыми прядями, одеждой с Хеллоу Китти и большими глазами была способна очаровать любого. Кроме тебя, черствого сухаря, что не тает даже перед булочкой с корицей, как постоянно твердила при каждом вашем разговоре сама Минни. Ты чувствуешь некий поток воздуха позади себя и несильный толчок перед тем, как ты в мыслях сразу отбрасываешь неизвестный объект подальше от себя. Прошло всего около секунды, но ты впал в глубокое недоумение. Всегда, абсолютно всегда, на инстинктивном уровне ты чувствуешь приближение чего-либо, но сейчас даже твой потрясающий слух не уловил и шороха. Неужели ты настолько задумался? Чудище, что по инерции от твоего толчка отлетело на несколько метров, что-то промямлило, но ты не обернулся, погружаясь в мысли. Идаинка рядом с тобой обернулась на грохот, получившийся в результате столкновения неизвестного со стеной, что вышло у тебя случайно, но тебе было ничуть не жаль. На лице девушки с полсекунды читался вопрос, пока не мелькнуло осознание, и она, к твоему удивлению, уставилась на тебя с каким-то материнским гневом, будто ты сел за стол с грязными руками. — Сука, Кир, ну понежнее! — Чего?! Нечего на меня нестись! — Её слова, которые накладываются на твоё замешательство, начинали тебя злить. Руки уже не расслабленно лежали в карманах, а напряженно и раздражённо жестикулировали, указывая примерно в пострадавшего у тебя за спиной. — Это он, дубина! Светлые волосы, серые глаза, сам посмотри. Ты вмиг стих, резко оборачиваясь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.