Предлог

      Ночь. Звезды мерно мерцают под черным куполом. Еле слышно скрипят цикады свой ноктюрн. Легкий, едва ощутимый ветер колышет занавески, тонкие и прозрачные, как слеза, невесомые, как парча.       Из сна его вырывает укол тревоги. Сердце бьется так громко, что перекрывает звон ночной песни.       Предчувствие.       Что-то не так. Гор ощущает чье-то присутствие. Он осматривается, но никого не видит в своих покоях. Лишь белизна постели в лунном свете, робкое движение ткани на ветру… И тихий шорох.       Как знакомо… такое уже было однажды. Сейчас вспыхнут свечи, и…       – Кто здесь?       Тишина. Обманулся – в покоях темно. Гор усмехнулся сам себе. Сегодня интуиция, кажется, дала сбой.       Шорох не прекращается. Становится громче. Звучит так по-особенному, что его не спутать ни с одним другим на свете. Неуловимо знакомый, как старый мотив, щекотный, глумливый. Неужели…       Сердце екнуло и пропустило удар. В молочном свете луны он разглядел зыбкий силуэт, словно сотканный из тьмы.       Так вот что это был за шорох. Песок.       Силуэт обретает контуры. Обрастает белой кожей, мускулами, остроносой маской. Гор качает головой, не веря в свой морок, но не в силах отвести взгляда. Родной образ пришел над ним измываться даже во сне.       – Дядя?..       Сухие твердые пальцы касаются его плеча и сжимают, толчком укладывая обратно на простыни. Под маской сверкает усмешка, когда чужое колено становится на край кровати. Гор чувствует его вес. Как реалистично.       С глухим стуком падает черная маска, обнажая до замирания сердца знакомое лицо. Оно приближается, и багровые в темноте длинные волосы касаются груди Гора. Щекотно. Хочется дотронуться, но… можно ли коснуться сна?       Голос как шелест, как струи песка, обжигает ухо зноем пустыни:       – Я должен извиниться…       Дежа вю. Бледная ладонь на смуглой груди как отпечаток луны, сжимает кожу и самовольно скользит вниз. Дыхание сбивается.       – Я был так несправедлив к тебе. Ты заслуживал лучшего отношения.       Шепот почти обжигает, когда юркий язык касается уха.       – Д…       Жесткий палец толкнул приоткрытые губы.       – Молчи.       Проводит ладонью по подбородку, спускается ниже и берет за горло. Почти нежно.       Голос звучит расплавленным свинцом над самым ухом:       – Ты от меня так настрадался, мой птенчик.       Еле слышимый скрип кровати – и вот на бедрах Гора тяжесть чужого тела. Белые колени продавливают постель по обе стороны от смуглого тела, когда он наклоняется к лицу и медленно проводит языком по скуле снизу вверх. Влажно и горячо. Низ живота наливается тягучим жаром от одного прикосновения. Пухлые губы ухмыляются в ответ на реакцию тела и прижимаются к чужим – властно, по-хозяйски целуя, словно имея абсолютное право вторгаться внутрь. И Гор это позволяет, внутренне замерев – лишь бы не останавливался.       Но руки сами ползут по белым бедрам, задирая черную ткань набедренной повязки выше, но их тут же обжигает шлепком. Поцелуй превратился в укус. Во рту Гор почувствовал привкус железа. Пальцы на шее сомкнулись жестче и вдавили голову в постель. Это безмолвный приказ, предельно ясный.       Смотрит пристально, впиваясь в глаза. Даже в темноте видно кровавые отблески. Это так похоже на сон. Но если это сон, почему все так явственно?...       Он садится сверху и нарочно прижимается плотнее, двигаясь бедрами плавно и мучительно медленно. Каждое прикосновение, каждое тесное трение заставляет тело гореть и изнывать от недоступного удовольствия и предвкушения. Белая клыкастая улыбка – он смотрит за реакцией, ловит каждый вздох, губы в дразнящей близости от рта. Повинуйся, малыш. Будь послушным, и этот сон не растворится во тьме. Будь благодарным, мой птенчик, будь…       – Будь послушным, я ведь могу и передумать.       Ладонь продолжает свой путь и скрывается в самом низу, между тел, и когда пальцы смыкаются у основания, слабый вздох срывается с губ Гора. Хищная улыбка, короткий, невинный поцелуй в уголок губ, язык собирает выступившую после укуса каплю крови.       Шепот:       – Чувствую, тебе много и не нужно… Как славно.       Гибкое белое тело распрямилось, поднявшись над пригвожденным к постели Гором. В неверном свете луны кожа Бога Войны казалась белее лотоса, на дне зрачков плескалась кровь сотен тысяч убитых им людей – Гор был уверен, что где-то там, в глубине, есть капли его алой жидкости, отданной добровольно. Если бы он мог, он отдал бы еще сколько нужно своей крови, лишь бы этот взгляд никогда не смотрел так на кого-то еще, а рука продолжала…       Насмешливый рот, изогнутый в усмешке, шелк пламенных волос, стекающий по плечам и груди. Гор скользит взглядом по недоступному к другим прикосновениям телу вниз, жадно запечатлевая в памяти образ и отчетливый бугорок под темной тканью схенти, молясь, чтобы ее поскорее не стало. Прикасаться к запретному вновь он не решался.       Бог Войны спустился ниже, сев на смуглые бедра. Уверенные пальцы проскользили по всей длине, собрав влагу с головки, распределив ее по всему стволу до основания, и снова заскользили выше. Мягкие подушечки прошлись по набухшим венам. Гор выдохнул, еле сдержав стон, мысленно умоляя, чтобы эта тягучая пытка наслаждением не заканчивалась. Ощущать на себе ласку смертоносной руки, привыкшей рубить, было необычно и так… правильно.       Сет снова приподнялся, переместив вес на колени, и вновь приблизился к лицу Гора. На смуглом лице расцвел почти невинный румянец, глаза влажно блестели во тьме, глядя с неверием и нетерпением. Ему нравилось видеть смущение и замешательство племянника, которое росло вместе с движениями руки вверх и вниз, и чувствовать, как он тает от прикосновений, боится спугнуть его и развеять в ночь, потому действительно слушается. Такой большой и такой покорный. Глупый птенчик. Совсем ручной.       – Зачем вы… Дядя… – хрипло прошептал Гор, полупьяно вглядываясь в лицо напротив и судорожно дыша, – вы не обяз…       – Ты ведь именно этого хотел. А я хочу показать тебе свою благодарность.       Сет вновь прижался губами к приоткрытому рту Гора, собирая хриплый стон удовольствия в поцелуй. Его рука скользила быстро от основания к головке, влажно хлюпая от смазки, и даже сам звук процесса заставлял тело мелко дрожать от предвкушения.       Сет прижался к нему сверху, целуя глубже и жестче. Гор почувствовал тепло кожи и каплю чужой влаги на животе. Не только ему нравилось происходящее. Он простонал в поцелуй, не в силах больше сдерживать свой напор и желание, отчаянно отвечая на ласки, но стальная хватка держала его за шею, не позволяя слишком много вольности. Хотелось прикоснуться к чужой плоти, сделать так же приятно, как было ему, но он понимал, что ему это не позволено – и сейчас он полностью во власти своего единственного Бога, которому готов поклоняться. Если так угодно его Богу, он готов довериться и покориться.       С влажным звуком разомкнув поцелуй, Сет припал горячим лбом ко лбу Гора. Горячее дыхание пустыни обжигало влажные губы, блестящие от слюны. Он приподнял бедра выше и, неотрывно глядя в глаза, толкнул ладонью твердый член между белых ягодиц под схенти. Плавно опустил бедра, плотно потираясь о сочащуюся смазкой головку, и в багровых глазах явно промелькнула насмешка. Ему нравилось искушать и смотреть за нетерпением в голубых глазах, наблюдать, как румянец заливает правильное лицо племянника, как он изводится от нетерпения получить желаемое. Гор закусил губу, ощутив жар и давление тела, и почти беспомощно посмотрел на дядю. Сет усмехнулся и, взяв ладонью за край лица, прошептал, задевая губы своими:       – Ты единственный, кто меня принял... И ты будешь единственным, кого приму я… Бедра плавно опустились, острые ногти оцарапали смуглую грудь. Сет вздрогнул и поджал губы, медленно выдохнув, и насадился до конца, заставив Гора простонать от жара и тесноты внутри тела.       – А ты большой мальчик, – проговорил Сет, снова приподнимаясь и опускаясь с тихим шлепком, – больше, чем я ожидал...       Движения бедер ускорялись, влажные шлепки становились громче и чаще. Покои наполнились терпким ароматом мускуса, еле слышными хриплыми стонами и жарким и быстрым шепотом.       Внезапно Сет остановился, сел удобнее, поерзав бедрами по кругу, и посмотрел с подозрительной нежностью на Гора. Тот, распаленный, в замешательстве от остановки, попытался было коснуться его колена, но колено отдернулось в сторону. Сет предупреждающе покачал головой и поцокал языком, не отводя взгляда от покрасневшего лица Гора. Не время.       Гор покорно убрал руку и сжал в пальцах простыню. Горячая, смятая. Он впился пальцами в белую ткань так, как мог бы впиться в такое же белое тело, будь оно немного доступнее и сговорчивее. Но оно сияло своей чистотой – ни единой царапины, ни единого синяка, ничего… Ни одного следа его присутствия.       По пухлым губам скользнул юркий язык. Сет одарил Гора взглядом сверху вниз и, глядя ему в глаза, опустился вниз. Ягодицы звучно шлепнулись о пах. Гор хрипло застонал и сжал в простынь еще сильнее, невольно толкнувшись бедрами навстречу. Сет убрал руку с шеи племянника, провел ладонью вниз по влажной от пота коже, и одним движением сорвал с себя остатки одежды.       Гор сглотнул. Во рту пересохло, и он удивился, что его сердце все еще бьется – казалось, в нем уже не должно остаться крови. На нем сидел обнаженный, бесстыдный Бог, на котором остались только золотые серьги и абсолютная власть над ним.       – Тебе нравится? – прошипел он сверху, распрямляясь и, словно давая рассмотреть всего себя, свою твердую, напряженную плоть с каплей смазки на конце. Развел колени в стороны, поднимаясь и снова насаживаясь на член.       “Это точно сон”, – подумал Гор, – “это не может не быть им”.       Сет откинулся назад, опершись ладонями на кровать, вновь скакнул бедрами вверх на весу, и Гор понял, что теперь ему видно все. Ему видно удовольствие и твердое возбуждение Сета, видно как собственный член пронзает его при каждом новом движении, как покрасневшее от трения колечко мышц судорожно сжимается, принимая в себя толщину, как блестит от смазки кожа вокруг и на месте соприкосновения их раскаленных тел. Сет смотрел на него неотрывно, явно играясь с ним, как со своей игрушкой. Он наслаждался каждым стоном, облизывал и кусал пересохшие губы, неустанно скользя вверх и вниз, держа баланс, и наблюдал за реакцией единственного зрителя на своем спектакле. Он впитывал каждый вздох, каждый взгляд Гора, брошенный на его лицо – и стонал громче, почти выкрикивая его имя как провокацию. Движения бедер ускорились, шлепки кожи о кожу стали еще звучнее. Сет запрокинул голову назад в удовольствии, вдалбливая в себя член племянника с развратными стонами, и развел ноги еще шире.       Толчок, еще один, еще, – Сет прогнулся и застонал по-особенному сладко, подавшись вперед, и снова пронзительно и насмешливо посмотрел на Гора, умудряясь сохранять остатки самообладания в таком виде. Вот только у племянника его уже не осталось.       “Раз уж это сон”, – подумал он, – “то я могу делать все, что захочу. Все, что было во сне, остается во сне”.       Рывок – и Гор уже возвышается между разведенных белых ног. Сильные руки схватили бедра и рванули их вниз, насаживая до упора. Сет вскрикнул от неожиданности и упал на локоть, потеряв равновесие. Самодовольную усмешку сменило удивление.       Пальцы впились в белую плоть ягодиц. Прежний темп, плавный и непостоянный, прерывистый, сменился на четкий, безжалостный, выбивающий всхлипы и ругательства. Сет подался вперед, пытаясь сохранить равновесие в бешеном ритме. Он схватился за волосы Гора и дернул назад его голову, но одурманенный страстью племянник впился в его губы настойчивым, жадным поцелуем.       – Ч-черт, ты… – успел простонать в губы Сет, сотрясаясь всем телом от сумасшедших движений Гора, – ты что… Стой!       Тело пронзило дрожью. Казалось, внутри сошла сокрушительная волна, сносящая все на своем пути. Впившись со всей силы в жесткие волосы на затылке, Сет протяжно и почти жалобно застонал в поцелуй. По животу Гора разбрызгалась теплая липкая влага. Теперь его чувствительность обострилась. Каждое движение внутри раздавалось глухим острым гулом по всему телу, словно его пронзали сотни маленьких игл, но Гор и не думал останавливаться, выбивая из него все новые стоны.       Сет дернул его за волосы еще раз, стремясь привести в чувство, но внезапно новый, по-особенному чувствительный толчок заставил его прогнуться и судорожно застонать. Он сдавленно пробормотал:       – Все, хватит. Отпусти…       Гор остановился. Внутри Сета все пульсировало, и ему пришлось собрать остатки воли, чтобы не излиться в него следом. Придерживая за бедра, чтобы не уронить, он обнял широкой ладонью его лицо и провел большим пальцем по губам, убирая прилипшие мокрые пряди пламенных волос.       Он тяжело дышал, обхватив Гора за плечи. Его била мелкая дрожь. Тонкие пальцы цепко держали пряди на затылке, словно мстя за то неудобство, что испытал их хозяин. Багряные глаза хаотично и пьяно от возбуждения скользили по смуглому лицу, между сведенных бровей залегла складка, на влажных горячих губах проступали следы зубов. Гор припал к губам напротив – они не сопротивлялись, позволив раскрыть себя и толкнуться в рот языком. Влажно, жарко и тесно.       Это был настоящий, долгий поцелуй. Недовольные пальцы ослабили хватку и опустились на шею, разгоряченное тело прижалось ближе.       Губы оторвались друг от друга. Раздался хриплый шепот Гора:       – Простите, дядя, не могу. Вы сами ко мне пришли.       Мгновение – и Сет ощутил щекой простыню, а сверху давящую тяжесть мускулистого тела. Кровавые волосы закрыли лицо и распались на пряди, лишив обзора. Он изогнулся и изо попытался пихнуть локтем под ребра, но просунутая под ним рука крепко ухватила предплечье, прижав его к телу. Неподъемная гора мышц плотно придавила его конечности. Теперь уже он был в западне и в чужой власти.       Сет зло и возбужденно зарычал, когда наглая рука, прижатая сверху животом, развела липкие от влаги ягодицы. Из него вырвалось ругательство, переходящее в стон, когда его стенки мышц снова разошлись под давлением чужого члена, почти без сопротивления принимая его в свое нутро. Он завел зажатую руку назад и изо всех сил сжал темнокожее бедро, впившись до крови в кожу.       Гор вошел в тело под собой одним махом – горячее, хлюпающее смазкой, растянутое для него и им, всего лишь пару мгновений назад казавшееся недоступным и неприступным. Он ликовал, получив возможность раз за разом вторгаться внутрь и вдалбливать его в собственную постель. Получить наконец то, чего так долго хотел. И пусть это всего лишь сон – отныне это самый прекрасный сон за всю долгую жизнь полубога.       Шлепки вновь ускорились, разносясь по покоям и отражаясь от голых стен. Дядя почти перестал сдерживать свой голос, и стоны заполнили ночное пространство, и кто-нибудь любопытный мог бы услышать, но это было уже не важно. В этот раз для него все ощущалось совсем иначе.       Несмотря на сопротивление, которое он оказывал, ему нравился этот напор. Нравилось, до какого животного состояния он сумел довести своего племянника, послушного и смирного. Нравились горячие поцелуи по всему телу, тяжелое дыхание в волосы. Нравилось, как кожа горела от укусов и следов от засосов. Ему нравилась боль, с которой до каменного состояния затвердели соски, нравилось, как Гор взял и поднял его бедро, согнув в колене, чтобы войти глубже – и он толкнулся сам ему навстречу, подставив бедра, словно просил большего. Ему нравилось, что это делал с ним Гор.       Дыхание сбивалось, горло саднило от непрекращающихся стонов, опухшие губы болели от сотен жадных, впивающихся поцелуев. Сет лежал на спине с широко разведенными ногами, обхватив склоненного над ним Гора за плечи, и едва слышно скулил от плавных движений внутри себя. Ногти впились в широкую, исполосанную красными линиями спину. Даже в темноте и бледном свете предрассветного часа можно было разглядеть синяки на внутренних сторонах бедер.       Скользить по собственному семени было еще легче. Каждое движение выбивало капли на промокшую простыню. Ему не хотелось покидать ставшее таким покорным и благодарным тело под собой, с усталым трепетом льнувшее к нему. Сет притянул лицо Гора, обняв его ладонью. Кончиком тонкого носа по уткнулся в щеку, и тихо прошептал в губы:       – Ноги затекли… Хватит уже…       На лице Гора дрогнула понимающая улыбка. Он уткнулся лбом в мокрый лоб дяди, к которому прилипли красные пряди, и, толкнувшись последний раз, как бы ставя точку, замер, снова целуя распухшие губы.       Он лег рядом, притянув к себе изнуренного ночным марафоном дядю. Тот не сопротивлялся и уткнулся носом в шею, горячую и влажную от пота. Гор обнял своего изможденного Бога, бледная кожа которого теперь была похожа на поле битвы, усеянная следами произошедшего.       Внезапно осознав, что его сон подходит к концу, а он не использовал все его возможности безнаказанно, он прижался губами к переносице Сета и зашептал:       – Дядя, я вас…       Суровый палец снова лег на его губы. Сет открыл уставшие глаза и посмотрел на неугомонного племянника.       – Тшш. Я тоже.       Гор поцеловал подушечку пальца в ответ.       Этого ему было достаточно.       Звезды побледнели. Небо потеряло свой насыщенный черный цвет, облачившись в розоватую дымку. Наступало утро.

***

       –Гор! Го-о-ор!! Уже день! Сколько можно спать?       В покои ворвалась Исида, имевшая право по самому древнему материнскому обычаю беспрепятственно заходить к своему ребенку когда сама того пожелает. Ее громкий голос жестоко вырвал Гора из сна, пронзив мозг. Солнечный свет ослепил его, и он закрыл глаза рукой, с сожалением отметив, что тот прекрасный сон, что он пережил, не дал ему сил.       Он вскочил в постели и рывком натянул на себя тонкое одеяло, в следующий момент улизнувшее обратно с еще большей силой. Гор недоуменно хлопнул плохо раскрывшимися глазами.       – Блять, да кто вопит?       Гор перевел сонный взгляд на место рядом с собой и мгновенно проснулся. Окончательно и бесповоротно.       Подле него лежал красноволосый дядюшка, покрытый синяками и укусами. Он недовольно морщился от шума и света и кутался в отобранный кусок одеяла, норовя забрать еще больше себе, отчаянно стремясь доспать столько, сколько хотел.       Исиду затрясло. Она завопила еще громче, дрожащим пальцем указывая на своего брата в постели собственного сына.       – Что он тут делает?? Гор!!       Сет сел в постели и потер жесткой ладонью лицо, пытаясь снять с себя остатки сна. Мрачно посмотрев на сестру, он буркнул:       – А, это ты. Доброе утро, Исида.       И, окончательно отобрав одеяло у изумленного Гора, он отвернулся от обоих, проваливаясь в заслуженный сон.