In the shallows/На мелководье

— Мне надо, — сдвиг, — поспать, — галька клацает под водой, — где-нибудь в сухом месте. Солнце давно село, луна медленно заходила на его место. Ночь превратила уединенную пещеру в черную яму, поблескивающие камни, края и рябь в мелком бассейне - последние остатки света. Устроившись на одной из крутых стен, яркий красный сиял рядом с разложенной бронзовой кожей, одна голова была откинута назад, а другая свернута на широкой груди. — Ты такой нуждающийся, — ворчал тот. Эндрю щелкнул его по уху. Прижавшись к его коже, Нил улыбнулся. Он также не двигался, что было проблемой, так как из-за хвоста над лодыжками, Эндрю не мог двигаться. (Или мог бы, но - это не актуально.) (Он скользнул рукой по ребрам Нила, опускаясь вниз, чтобы провести по тонким жабрам. Под его рукой они трепетали. Едва слышное дыхание Нила сбилось.) — О чем ты думал? — Корабль. — Это довольно далеко. — Мне надоело сидеть на камнях, и я не буду спать в грязи в мокрой одежде. — Твоя рубашка практически сухая. — Мы все равно должны уходить. — И это все? Даже если глаза были приспособлены к ночи, было очень, очень темно. Он осторожно прижал пальцы к концу жабр, зацепив ногтями чуть ниже края. Камешки перестроились, когда Нил беспокойно заерзал; хвост оторвался от лодыжек Эндрю, но он снова наклонил голову, чтобы уткнуться носом в челюсть Эндрю, его теплое дыхание покалывало кожу. Через некоторое время Эндрю соизволил расслабить плечи и наклонить голову для лучшего доступа. — Я знаю, как решить одну из этих проблем, — пробормотал Нил. — Правда? Что это? Вместо камней я могу сесть на тебя? Зубы провели по мускулам на шее, губы уперлись в твердый уголок челюсти. Снова камни под ними сдвинулись, снова Нил заерзал. — Да. Конечно. Это сработает. Каждый раз, без исключения, в тот самый момент, когда они переходили от разговора к чему-то физическому, Нилу удавалось так разволноваться, что он забывал о своем саркастическом красноречии. Эндрю был бы польщен, но в основном он думал: какой идиот. (Ему не хватало тепла, которое должно было быть.) (Вместо этого жар высушил его горло и скапливался внизу живота, и он тщательно сосредоточился на том, чтобы поддерживать ровное дыхание.) "Я бы предпочел увидеть тебя в это время", промелькнула мысль. С его губ слетело только: — Как только мы окажемся снаружи. Наконец Нил отодвинулся от него. Эндрю не стал утруждать себя сбором своей одежды - штаны у него еще были, и, кроме того, они еще вернутся, - но вышли они не быстрее, чем вошли, в основном потому, что Нил не мог насытиться тем, что предлагал Эндрю, и частично потому, что Эндрю не мог быть полностью против. К тому времени, когда они вышли из туннеля, морская вода доходила Эндрю до груди, а лунный свет над их головами был гораздо ярче, Нил превратился в извивающееся месиво. Обхватив Эндрю за плечи и дыша достаточно тяжело, чтобы мешать поцелуям, его хвост никак не мог решить, как ему лучше обхватить его ноги, и только мешал Эндрю быстро двигаться. К счастью - результат долгой практики - его более острые шипы и края не позволяли ему впиваться, но это означало, что большая часть его более мягкой нижней части не оставалась в покое. Насытившись этим, Эндрю решительно шагнул вперед по движущимся камням и прижал Нила спиной к отвесной скале. — Ох, — выдохнул Нил, когда опустился на подводный выступ, и Эндрю оседлал его. — хорошо. Скрученные пальцы терлись о спину Эндрю, острые когти были надежно спрятаны. Нил был раскрасневшимся, почти во весь рост, щеки до груди темнели в лунном свете; позади и под ними развевались плавники, и он старался, как показалось Эндрю, изо всех сил, чтобы его хвост не двигался слишком сильно. В основном это срабатывало. Это срабатывало лучше, когда Эндрю ловил его губы и вылизывал его рот. Это срабатывало лучше, когда Эндрю скользил назад, пока не натыкался на заметный бугорок, и, раздвинув ноги, упирался в него бедрами. Нил вздрогнул от макушки до кончика. Было бы ложью сказать, что к нему не нужно было привыкнуть, но, кроме формы, механика осталась прежней. Небольшое давление здесь, и возбуждение Нила налилось тяжестью в его руке. Небольшое скольжение, небольшой изгиб, стон Нила в ушах и удлиняющийся в его хватке член. Одна нелепая деталь заключалась в том, что по длине и толщине он легко достигал его предплечья, а другая - в том, что он был синим, теплым и покрытым какой-то тонкой слизью. Кроме того, он был, судя по возобновившимся извиваниям Нила, ужасно чувствительным. Выносливость, видимо, не входила в лексикон прелюдий мерфолков. С полуприкрытыми глазами и вздымающейся грудью Нил зарылся головой в плечи Эндрю и простонал его имя, низко, протяжно и немного хрипло. С того места, где он все еще держал руку у основания члена Нила, его бедра располагались прямо за ним, Эндрю полностью отпустил руку, чтобы провести пальцем по его длине. Нил снова вздрогнул, тело под Эндрю напряглось, и он застонал, потому что точно так же, как Нилу можно было доверить развалиться на части, ему можно было доверить громко заявить об этом. Эндрю действительно, действительно не мог возражать. Ночь приятно ласкала мускулистую спину Нила, его кожа блестела от морской воды и лунного света. Эндрю провел подбородком по теплому плечу и оценил каждый бугорок, каждую бороздку, каждый шрам, каждую деталь, говорящую о том, что привело Нила сюда, о том, что делает его именно таким, какой он есть. Нил выгибался между ног, так же отчаянно желая прикосновений, как и всегда. Это напомнило ему о его собственном запущенном состоянии, заставило перевести дыхание и закрыть глаза. Учитывая анатомию, это было не то, что они когда-либо смогли бы сделать. Все было в порядке, пока у них было все остальное друг от друга. Обдумав эту идею, Эндрю убрал руки, отстранился - Нил щелкнул на него, недовольный и на мгновение огорченный, - и сказал: — Ложись на спину и не двигайся. Нил снова щелкнул - рефлекторный звук, не имеющий никакого значения, кроме разочарования и предвкушения. Затем он откинулся назад. И, если не считать быстро поднимающейся и опускающейся груди, он оставался неподвижным. Лично Эндрю больше ценил переднюю часть, чем заднюю: всю мощь и напряжение, подтянутую грудь и руки, закинутые назад за голову. Упрямую линию челюсти, непоколебимый взгляд. Кожа Нила, покрытая шрамами, аккуратно переходила в сверкающий красный цвет; его вечно синий член доставал до пупка. Пока Эндрю сидел и оценивал, Нил пошевелился. Только подбородок, только наклон назад, длинная линия шеи, открытая воздуху, и расширенные зрачки, наблюдающие за ним из-под опущенных ресниц. Вполне приемлемо. Остальная часть его дрожала, сохраняя неподвижность. Тоже приемлемо. Эндрю положил ладони на живот Нила по обе стороны от того места, к которому хотел прикоснуться, ощущая под ними трепет мускулов и осторожную, едва сдерживаемую сдержанность. Он наклонился вперед, чтобы поймать рот Нила, который ответил так же охотно, как и ожидалось. Но он не стал углубляться, и вскоре его язык, скользящий по губам Нила, заставил его почти рычать (или всхлипывать, трудно сказать). Кроме поцелуя и сцепленных рук, он не пошевелил ни единым мускулом. — Пошел ты, — задыхался Нил, когтями прочерчивая белые линии на скале под ними, — пошел ты, черт, черт, дерьмо, черт тебя побери, пошел, просто... Эндрю, пошел ты... Из его горла вырвался всхлип, но он не шевелился. Эндрю знал, что еще немного, и он мог бы кончить в одиночку, но когда он обхватил Нила обеими руками по всей длине и сильно, сжав кулаки, потянул, чтобы почувствовать, как пульс участился, когда Нил кончил, как за ним последовали судорожные сокращения мышц между ног и под руками, - это было само по себе удовольствие. Крики Нила сменились стонами, перешедшими в довольный гул, который вибрировал от его горла по груди и дальше по коже Эндрю. Он зашипел, когда Эндрю выкачал из него последнюю порцию белой жидкости, и зажмурил глаза, чувствуя, как по нему пробегают разряды сверхчувствительности. Он навалился на камни, опустошенный, счастливо свидетельствуя о том, что Эндрю все сделал правильно. Он выглядел как беспорядок. Он был в полном беспорядке. Он смотрел на Эндрю так, словно тот повесил луну. Эндрю, грудь которого была полнее, чем она имела право быть или могла бы быть, в противном случае, его грудная клетка была слишком хрупкой, чтобы сдержать это, наконец, переместился на своем сиденье, брюки были слишком тесными, и спросил: — Что? — Могу я тебе отсосать? — спросил Нил, уголок его губ приподнялся, и зубы внутри словно поймали лунный свет. — Ты отвратителен, — сказал ему Эндрю. Переместился. А затем: — Да. (Это заняло некоторое время, несколько украденных поцелуев, когда они поменялись позициями, и Нил погрузился под воду, но - есть что-то, что можно сказать о тех, у кого отсутствует рвотный рефлекс.) (На самом деле, это более чем компенсировало ранний выстрел.)