Надежда на новый день

Выехать в лес под покровом летней ночи еще недавно казалось несбыточной мечтой. Но вот они здесь, а угроза потерять жизнь и стать месивом в желудке титана осталась лишь шлейфом рефлексов, заставляющих озираться на каждый шорох. Эрен задумчиво наблюдает за искрящимися в небе звездами, пока некоторые из них будто приближаются, пульсируя ярким светом. - …такое же, как и в Подземном городе. Постепенно уплывающий в свой поток сознания, он слышит лишь обрывок фразы. Нарушить момент спокойствия, переспрашивая, было бы смерти подобно, память Эрена любезно напоминает пару болезненных тычков и подзатыльников, которые он получал, да и продолжает получать от Леви за каждое «а?» в ответ. Взгляд в умиротворенно-задумчивое лицо, знакомое до каждой нервной морщинки, до каждой прожилки, оттеняющей блестящую серость глаз, меняет решение на более рискованное. Должно быть, сейчас он сказал что-то важное. - Извини, я, как всегда, мыслями где-то…В общем, где-то. Что ты сказал? Ухмылка дергает контур губ, искажая полотно фарфорово-бледной щеки. Становится понятно, что сегодня Леви не в настроении давать уроки жизни «всяким глухим соплякам». - Бороздишь пространство своих вселенных, действительно, как всегда, - ухмылка почти смогла перерасти в полноценную улыбку. Тихий выдох разрезает пространство: повторить свою мысль для него кажется чем-то более интимным, что смешно само по себе. Леви давно обнажил себя перед этим несносным созданием, и речь сейчас не столько о телесной наготе. Но как бы ни было, вылетевшее изо рта не вернешь, а для осознанного повтора нужны усилия. - Небо, оно без звезд совсем как в Подземном городе. Много лет назад сказал это друзьям, с которыми пришел в разведку, говнился тогда и отрицал новую жизнь, будто разницы никакой и нет. - Я не видел того города, но могу в два счета опровергнуть твою теорию даже так, - Эрен придвигается ближе, поднимая руку с выставленным указательным пальцем. - Там, между веток, луна, я где-то слышал, что светится она из-за солнца и передает его свет. Он задумчиво смотрит вдаль и опускает руку, кончиками пальцев ища ладонь Леви. Рвущаяся соскочить с губ мысль забавляет своей детской наивностью. - Мне нравится видеть в ней надежду на новый день, она будто напоминает, что солнце все еще рядом, несмотря на обволакивающую темноту. Надежда. Слово с затерявшимся смыслом, слово как плевок в судьбу Леви, как насмешка над тем, что уготовила ему жизнь. Но он, будто умалишенный, все время продолжал надеяться по инерции, уже непонятно на что. Надеялся, что мама сильная и сможет победить болезнь. Жизнь та еще сука. Надеялся, что Кенни заляжет на дно и вернется, как вылезет из заварушки. Зарабатывать себе на жизнь в двенадцатилетнем одиночестве он начал тоже с надеждой: не оказаться с пробитой головой. Надеялся, что Изи с Фарланом ускачут как можно ближе к стенам. Стеклянный взгляд девчушки с забавными хвостиками все еще укором глядит в кошмарах. Надеялся, что выбранные в отряд ребята обманут смерть. Глухой стук сброшенных из телеги тел, лишь бы самим не оказаться кровавым пятном на земле. Да даже угрожая Эрвину переломом оставшихся у этого мечтательного идиота конечностей, потому что знал и понимал последствия, он все еще надеялся. Прикосновения к лицу вытягивают из омута воспоминаний и самобичевания. Заботливо и невесомо Эрен проводит большим пальцем между бровей, привлекая к себе внимание. - Ты хмуришься, - кончиками слегка заострившихся ногтей обводит скулу. - Тебя расстроили мои слова? Достаточно мотнуть головой из стороны в сторону. Их невербальное общение давно стало чем-то настолько привычным и узнаваемым, не требующим дополнительных объяснений. Переплетение пальцев - поиск поддержки, лбом в плечо - молчаливая просьба посидеть в тишине. Несколько долгих минут размышлений, и в мареве страха мерцает она - та самая надежда, в лице угловатого, но уже статного парня. Не только для всего человечества, что было и так известно, а персонально для него. В зеленых глазах плещутся блики лунного света и теплится то, что понятно без слов. - Напоминает, что солнце рядом, даже в темноте… - не заостряя внимания на удивлении в лице напротив, Леви практически беззвучно лепечет в ночной глуши свое откровение. Нежная улыбка как спусковой крючок, призывно оглаживающая талию рука в клочья разрывает последнюю нить разума, за которую еще можно было ухватиться. Шелест травы и частое дыхание Эрена звучат почти в унисон. Перебравшись на колени к Леви, он целует отчаянно, глубоко, с надрывным стоном в раскрасневшиеся губы. -Ну чего ты, тише, тише, - для каждого слова требуется новая порция воздуха, - вся ночь впереди. Но медлить не хочется, заканчивать тоже, внезапно проснувшееся осознание требует забрать у неба все звезды и даровать тому, кто так отчаянно вглядывался в них. И видеть эти звезды в его глазах. Золотой отлив кожи все более широкой полоской открытого живота приковывает к себе внимание, и рубашка вопреки всем убеждениям и правилам летит на сухую траву смятым тряпьем. Первая стена Леви точно сломана. Неуклюже выпутавшись из своей одежды, он прижимается так плотно, что ребра отзываются отчаянным давлением в мольбе о пощаде. Хочется обнимать, поглотить, слиться в обезображенное, но неразделимое целое. И вместе с тем - кто такой Леви, чтобы надеяться собственнически отобрать луну у всех и возвести ее как свою собственную религию, как сокровенный диалог со Всевышним. Эрен дрожит, но ему и так по возрасту положено вспыхивать от одних лишь намеков. Руки выводят на спине нервные нетерпеливые узоры, а кромкой зубов он шершаво мажет по плечу, не решаясь. Леви разрезает воздух хриплым «отпусти себя», давая пространство и чужим желаниям, будто эти слова звучат напоминанием для них обоих. Сегодня должно быть откровенно, без утаек, без компромиссов, под пристальным наблюдением звезд. Чтобы наутро солнце ознаменовало новый день, а они переродились в своем естестве. Вторая стена каменной дробью валится наземь. Мальчишка такой румяный, с искренним блеском расширившихся зрачков, исполнивший свою скромную волю, целует оставшийся рельеф зубов на бледной коже напротив и бодает носом в стык шеи. Замирает как изваяние, и Леви тщедушен в своем желании осквернить и запятнать. Багровые метки ложатся на шею, плечи, ключицы, под сжатыми в давлении губами заполошно дрожит вена, перекачивая кровь и подпитывая влюбленное сердце. Ладони сминают талию и тянут на себя, пока лицо не уткнется в крепкую грудь, а зубы не сомкнутся источником острого удовольствия. Каждая чувствительная точка как трепещущее небесное светило, каждый мазок языка по прямой - очерченные края созвездия. Может, будь Леви интересна наука, он стал бы хранить в памяти карту звезд, но его полотно - жадное до ласки тело. Пальцы одной руки гребнем пробираются сквозь волосы вверх от затылка, разгоняя мурашки. Вторая ложится на бедро и ритмично сжимает, в дразнящей медлительности нетерпеливо оглаживая большим пальцем внутреннюю сторону, там, где для вспышки достаточно лишь коснуться. Эрен выдыхает в тихом, разогревающем связки, стоне и прогибается, пытаясь ухватить больше ощущений. Беззащитно выставленный с запрокинутой головой он становится мишенью для быстрых поцелуев, от которых хочется нетерпеливо скулить, пока язык упругой волной обводит кадык. Накрывает почти одномоментно, и они отпрыгивают по разные стороны, терзая пуговицы брюк и чертыхаясь в тщетных попытках одним движением скинуть стесняющую ткань на землю. Леви справляется быстрее, толкает на расстеленное для этого ночного свидания покрывало. Возбуждение бьет в голову, когда Эрен, не отрывая взгляда, тянет в рот два его пальца, и от их искрящейся влажным блеском поверхности тоже отражается лунный свет. Леви взрастил в себе сокровенное обожание, свой храм спокойствия и надежды во взгляде изумрудных глаз, и сейчас он греховно топит чистое и светлое чувство желанием обладать, вбиваться до хрипоты и безумия, разрушать святыню и возводить, снова и снова. Вакуум пухлых губ прошибает и обезоруживает, заставляя потяжелевший член дернуться, а пальцы вырваться из теплого плена и ухватиться за подбородок. - Паршивец, ты же специально, - Эрен в ответ на это широко улыбается, хватает руками уткнувшиеся в него бедра, грубым жестом требует продолжения. Он отзывчивый, мокрый, чувствительный – Леви всегда ведет от того, какую реакцию вызывают даже самые нехитрые ласки. Пальцы покрыты тягучей слюной, но до цели не доходят, кружа по скользкой головке и ниже, смешивая жидкости в хлюпающем движении руки по длине. Эрен глядит из-за пышных ресниц, разморенный, будто от алкоголя, стопы неуклюже елозят вдоль шелестящей ткани в попытках найти точку опоры и слепо толкнуться навстречу. Порхающий вдоль уздечки большой палец как по орбите возвращается на исходную точку, заставляя вымученно простонать что-то определенно похабное и смущающее, но быстро теряющееся в затуманенной голове. Возведенному божеству принято поклоняться – таковы основы любой религии. И он склонит голову перед тем, кто дает ему надежду и жажду жить, ночное небо тому свидетель. В мокром и жарком удовольствии он передает все свое обожание, нетерпеливо обхватывая губами и впуская все глубже, пока не начнет саднить от трения. Он готов хоть разодрать глотку, чтобы продолжать слышать высокие стоны и ощущать грубое вплетение пальцев в его волосы. Резким давлением эти пальцы опускают голову дальше, пока губы не уткнутся в пах. Движения корпуса вторят толчкам, ему хочется дернуться, хочется возразить, но ведь сегодня можно, Эрен слушается, будто каждое слово – приказ, и отпускает себя во власть того терпкого и темного, что растет в нем с каждым днем. - Черт, Леви, как же…Х-ха, боже… - реакция подстегивает терпеть душащие спазмы и позволять слезам беспрерывно стекать по лицу. От мысли, что настоящий Эрен, без ограничений плывущий во власти фантазий, подчиняет его и буквально имеет в рот, собственное возбуждение отдает жаром внизу живота и пачкает покрывало. Он согласен продолжать, пока не потеряет себя, но воздух, к сожалению, жизненно необходим, и когда Леви судорожными движениями рук мельтешит перед собой, его поднимают, все также за волосы. Эрен наблюдает за покрасневшими губами: всегда собранный, опрятный, в обычной жизни не терпящий самовольство, сейчас его капитан стеклянными от перевозбуждения глазами смотрит прямо в лицо, заходится в кашле и до безобразного красиво выглядит, перепачканный липким месивом стекающих к члену нитей удовольствия. Но этого мало, так мало для этой особенной ночи. Леви наощупь достает из-за спины собранную перед поездкой сумку и не находит привычного флакона. Закусив губу, он в недовольном стоне выдыхает - при всей низменности желаний он не настолько грешен, чтобы толкнуться по слюне в неподготовленное за недели разлуки тело. - Ты нашел круглую баночку? Я вечером точно в сумку закидывал, - Эрен поднимается на локтях, изучая растерянный взгляд напротив. Уже более озадаченный, Леви вытряхивает на покрывало все содержимое небольшой сумки, и взгляд цепляется за ту самую емкость. Полупрозрачная мутная субстанция запахом напоминает о днях на больничной койке, что сбавляет бешеное возбуждение до приемлемого, поддаваемого контролю, уровня. - Стащил мазь из лазарета? – задумчиво цепляет небольшое количество на палец и размазывает между подушечками. - Не совсем стащил! – вспыхивает краснотой щек. - Взял под другим предлогом, она заживляющая и густая, должна хорошо скользить. - Даже не знаю, что веселит больше: твоя изобретательность или то, что ты взял подотчетную вещь, созданную для помощи раненым солдатам, - Леви пытается договорить фразу с еле сдерживаемым смехом, - потому что помощь твоей заднице принять член более приоритетна. Эрен отвечает мягкой улыбкой и нервно зачесывает волосы, немного смущаясь подшучивания. Минутная слабость отрезвляет, но смеяться уже не хочется, когда Леви, облизываясь, потемневшими глазами ведет вдоль всего тела. Рукой он сжимает себя у основания в попытке сдержать нарастающее напряжение и зачерпывает мазь. Когда ноги перед ним в приглашающем жесте поднимаются и сгибаются в коленях, хочется взвыть. Когда тонкие пальцы обхватывают ягодицы и немного разводят их с тихой мольбой «ну же, Леви, пожалуйста», он воет, громким стоном недобитого зверя. Если его израненное сердце решил добить Эрен, он согласен на такую смерть в руках его хранителя, собственноручно возведенного ночным откровением. Согретая в быстром трении мазь плавится в руке, и палец легко входит между раскрывающихся под давлением мышц. Стоит больших усилий отвлекать себя от мыслей о тугом и горячем, заставляющем веки трепетать, иначе все закончится парой глубоких движений. А Леви хочет наслаждаться долго, с нарастающей агонией во всем организме. Второй палец толкается рядом, и Эрен склоняет голову вбок, пряча нахмуренные от обжигающего дискомфорта брови. Пространство вокруг пальцев сужается и отдает пульсирующим сжатием на любую попытку продвинуться дальше. - Если будешь так зажиматься, мы на этом и остановимся, - Леви старается звучать не угрожающе, как обрывающий удовольствие, а наоборот окутать им, не пропуская боль и грубость. - Не я же в Митрас уехал чуть ли не на месяц… - ворчит настолько мило, что хочется обнять и прижать к себе, не вспоминая о существовании Митраса, Троста, Каранеса и любой богом забытой деревушки на этом острове. Он смотрит пристально, ища отклика, и получает его в нежном взгляде испещренных мелкими морщинками глаз и улыбке одними кончиками губ. Оба пальца костяшками упираются в раскрытое кольцо мышц. Размеренные движения обволакивают теплом и подготавливают к большему, заставляя подаваться навстречу. Леви знает, где самая яркая звезда, выгравированная на карте удовольствий, та, где схлопнется мир и взорвется новым бурным потоком жизни. Изгиб пальцев тянет еще больше, скользящее давление по верхней стенке приближает к этому взрыву, утыкаясь подушечками в более плотное в своем скоплении нервов место, разгоняющее нетерпеливые всхлипы. Третий палец растягивает с одновременно ложащейся на член ладонью, и ритм одной руки вторит другой, пока все не дребезжит на мучительной грани. Грязное и до ужаса пошлое, но такое желанное хлюпанье расслабленного входа перетирает смешные остатки рассудка в кашицу. По бедрам стекает от быстрых движений, расходясь темным пятном на расстеленной ткани, каждая капля при такой раскрытой позе бликует, привлекая к себе внимание и поднимая изнутри что-то животное, заставляющее несдержанно рычать. Леви не жалеет мази, покрывая ей себя, топит ее нетерпеливыми движениями сжатых в кулак пальцев. Мягкое скольжение в податливое тело, сладко обхватывающее каждый сантиметр, как кульминация единения, уникальная в своем проявлении диалога с тем, кто заставляет видеть смысл, смотреть вперед и надеяться. Леви движется медленно, подается всем телом вниз, ладонями сминая восторженное лицо. Первые минуты доводят до головокружения своей неторопливостью, но это необходимо, пока он еще способен себя контролировать. Вдоль позвоночника прошибает мурашками, когда длинные ноги обхватывают его торс, нагло подгоняя давлением пяток. - Я и так ждал тебя столько времени, хватит церемониться, как с девчонкой, - дергано выдыхает на ухо. - А тебе откуда знать, как с девчонкой, Йегер? Мощный толчок вышибает из головы язвительный ответ. Намек понят прекрасно, и Леви отстраняется, садясь на пятки и притягивая к себе за бедра. Ноги ложатся на плечи, в последнем порыве нежности он оставляет поцелуй на щиколотке и толкается под новым углом, вновь нависая сверху и опираясь на руки по обе стороны от головы. Быстрый темп заставляет безвозвратно забыть обо всем, кроме желания получить больше. Эрен закатывает глаза в мокром скольжении вдоль чувствительной стенки, когда Леви так правильно упирается, а пальцы ног сами собой поджимаются от остроты дурманящих ощущений. Каждый толчок до предела, до изводящих спазмов внизу живота, заставляющих сжиматься и вырывать из горла постыдный скулеж. Леви почти нестерпимо накрывает, когда всего становится слишком много. Податливое тело жадно отвечает немыслимыми в своем грехе звуками, закручивающими возбуждение спиралью, нехватка воздуха бьет по легким в попытке быть еще быстрее, вымученный удовольствием взгляд разливает тепло в груди. Последняя стена испещряется трещинами и расползается на фрагменты с надрывно выброшенным в ночную тишину «люблю, как же сильно люблю» на пределе запаса воздуха. От осознания всепоглощающей близости и особенности момента внутренности перекручивает, как в ощущении свободного падения. Сорвавшееся признание разгоняет по венам кровь, открывая второе дыхание. Леви подхватывает за поясницу, будто Эрен не тяжелее пушинки, и тянет на себя, отрывая от земли и поднимаясь на колени вместе с ним. Под собственным весом он опускается до упора и всхлипывает от распирающего чувства наполненности, сложенный буквально пополам в крепком захвате сильных рук. Движения теперь почти мучительно глубокие и размашистые, выстреливают вспышками во всем теле на грани с болью. Он откидывает голову назад, загнанно вскрикивая финальным аккордом, и Леви понимает, что звезды сейчас не в небе, а наконец-то в его глазах, окруженные туманностями уплывающего сознания. Эрен освобождает себя от скопившегося напряжения и дополняет созданный Леви рисунок, оставляя пышным хвостом кометы след, перламутровым переливом стекающий по груди. Спиной он чувствует успевшее остыть покрывало, ноги не слушаются, как у тряпичной куклы, и спадают с плеч. В несколько добивающих острой чувствительностью движений руки Леви позволяет себе осквернить священное полотно белесыми потеками собственного высвобождения, преклоняясь и отдавая себя без остатка. Ночной воздух кажется прохладным для разгоряченных тел, когда они укутываются в покрывало, прижимаясь в продолжение близости и наблюдая за искрящей россыпью в небе. - Я тоже люблю тебя, - почти шепчет куда-то в плечо ответным признанием. – И что там с луной? Я не понял тебя тогда. - Ты моя луна, Эрен, - ловит полный непонимания взгляд. – Светишь и не даешь забыть, даже когда темно, что следующий день обязательно наступит.