За закрытыми дверьми

      Вальмонт нервничал. На лбу из-под идеально гладкой кожи явно проступали вены, которые, если подойти поближе и присмотреться (чего сейчас делать точно не стоило), ритмично пульсировали, гоняя кровь по взбудораженному телу. Он был зол, в ярости, ему хотелось рвать и метать, превратить в пыль штаб Руки Тьмы.       Такое с ним бывало редко. Если Вальмонт и злился, что с его сферой деятельности, которая практически равнялась слову "риск", было неудивительно, то ему удавалось изящно и с отточенным профессионализмом скрывать возмущение и ярость за плотной, непроницаемой маской спокойствия.       Сегодня всё было совсем иначе. На встрече с главой другой преступной группировки (которая, между прочим, была гораздо меньше Руки Тьмы) Вальмонт держался стойко. Но из последних сил. Он не мог позволить другим увидеть его слабым, загнанным. Он представлял крупнейшую преступную группу и сам себя считал отцом преступного мира Северной Америки. Он был богат и мог позволить практически всё, одна роскошь была ему недоступна: проявление чувств.       После такого позора он хотел убежать куда подальше, при этом уничтожив всё за собой. Он думал, думал, каким же будет следующий ход, но кипящая в голове кровь путала мысли.       Так он сидел уже полчаса. Тело затекло из-за неудобного положения, мышцы были напряжены, глаза уставились в одну точку.       В кабинете кто-то был. Вальмонт не знал, как давно этот незнакомец (а в этот момент все для него были абсолютными незнакомцами; даже мать родную он бы не узнал, хоть находись она перед ним на расстоянии вытянутой руки) стоял в его кабинете, пачкая его дорогостоящий ковёр, привезенный откуда-то из-за границы. Вальмонт не хотел смотреть на этого человека. Он хотел исчезнуть.       – Большой Ви, – неожиданно начал Финн, сделав небольшую паузу, тем самым дав Вальмонту время вспомнить, что он не один, – если хотите, я принесу чего-нибудь выпить, все-таки не дело тут...       – Как давно ты здесь стоишь? – рывком прервал Финна Вальмонт, не дав ему договорить.       – Эм, как только вы сюда зашли.       Вальмонт молчал. Он сам не знал, зачем спросил. Ему не хотелось сейчас никого видеть.       Неожиданно в его голове промелькнула мысль.       Вальмонта забавляло, что никто, наверное, вне Руки Тьмы – нет, даже в Руке Тьмы только трое его лучших людей знали – никто не мог догадаться о его другой стороне – куда более тёмной, скрытной, властной. Ему нравилось носить маску на людях и знать, что никто, на кого он посмотрит, не может догадаться о его истинных чувствах и намерениях. Он здесь, со всеми этими людьми – и в то же время он выше их, он отдельно от них, он читает их мысли – ведь это так просто, когда всё написано на лице.       Финн заметил, как босс ухмыльнулся. Его взгляд стал сосредоточенным, направленным куда-то далеко вниз.       – Финн, – мягко сказал Вальмонт, отчего у рыжего пробежали мурашки по телу, – что ты говорил про выпить? Принеси виски.       – Да, босс, сейчас. Вам со льдом, как обычно?       – И прихвати с собой Чао и Ратсо. Жду вас у себя, – приказал Вальмонт, так и не ответив на вопрос Финна.       Да, ему надо было отдохнуть и хорошо расслабиться. Может он сегодня и потерпел поражение – но с кем не бывает? На фоне его многочисленных преступных побед это лишь небольшой камень под ногами, об который он споткнулся на дороге своей жизни. Но самое главное, чтобы в этой жизни был кто-то, кто поможет залечить полученную от падения рану.       К счастью, у Вальмонта имелись такие люди. Они всегда были рядом с ним, как говорится, и в горе, и в радости.       Другие громилы из Руки Тьмы – особенно те, кто присоединился к преступной "семье" недавно – постоянно удивлялись, почему в лучших людях у Вальмонта эти клоуны. Свою работу они, конечно, выполняли – но не всегда на отлично. Пару раз именно из-за них срывались важные операции, которые стоили Руке Тьмы огромных денег – и даже после этого трое выходили из кабинета Вальмонта. Можно было заметить их напряжённые взгляды, самые глазастые замечали пару синяков и кровоподтеков, выступающих из-под одежды (или это травмы после неудачного ограбления? Люди Руки Тьмы постоянно об этом спорили). Но трое всегда выходили из кабинета. И никогда их оттуда никто не выносил.       Ходили слухи – самые разные – но никто не решался спросить напрямую хоть одного из инфорсеров, в чем же заключается их секрет. Другого на их месте могло уже и не быть в живых после неудачного ограбления. И дай бог уйти живым после такого из этого огромного и властного здания – но по ночам до конца жизни будешь прислушиваться к каждому шороху. Эти недоумки мало того, что не собирались никуда уходить и спокойно прохаживались под дверьми главного кабинета на следующий день после просранной по их вине операции, так их ещё отправляли на новые задания, не менее сложные. И платили лучше остальных в синдикате.       Инфорсеры как бы держались в стороне от остальных людей Руки Тьмы. Да, они отправлялись на задания вместе с остальными, но разговор никогда особо не клеился – только рабочие темы. Самым болтливым из них был Финн, он чаще всего и был связующим звеном между инфорсерами и остальными. Особенности работы новичкам тоже объяснял он. И даже в его болтовне было трудно уловить что-то личное, тайное, то, что сближало их с Вальмонтом.       Остальные не понимали – да и как они могли понять, если не знали, что происходит за прочными дверьми и стенами кабинета Вальмонта и его личной комнаты?       Финн нервно сглотнул. Он точно знал, что не ослышался. Вальмонт был не в том настроении, чтобы рыжий мог медлить и переспрашивать. Он быстрым шагом вышел из кабинета и, как только закрыл за собой дверь, побежал по дорого обставленному коридору.       Здание штаба Руки Тьмы было огромным: тридцать этажей, широкие коридоры, где-то окна во всю стену. Вальмонт продумал, чтобы в здании были комнаты, в которых могли жить его люди – все-таки часто им приходилось быть наготове всё время, поэтому всё основное – кровать, душ, кухня – должно быть поблизости.       На пару этажей ниже находились одна из таких комнат. Она отличалась от остальных, которые находились значительно ниже. Прежде всего, комната была просторнее, светлее и уютнее. Кровати были не просто одноместными, а полутораместными – можно было хорошо развалиться на матрасе, который, в свою очередь, был не то ортопедическим, не то просто навороченным и сделанным лучшими умами матрасного дела. Но спать, несомненно, было крайне удобно (после некоторых заданий можно было уснуть и на куске необработанного дерева – но зачем, когда есть такая кровать?). Здесь же была небольшая комнатушка – душевая с туалетом и всем остальным. Что по-настоящему выделяло эту комнату среди других – так это большой телевизор на стене с качественными колонками и не менее большое окно практически во всю стену. Остальные не могли похвастаться таким богатством. Помимо этого, в комнате были другие мелочи, которые добавляли уюта: небольшие полки с книгами и журналами, какие-то статуэтки (ценность которым знает только настоящий ценитель подобного рода безделушек), пара картин. В углу же, рядом с телевизором, стоял шкаф, кажется, из дуба, в котором хранилась одежда и различные аксессуары. Те, кто здесь жил, явно не жаловались на обстановку.       Крупный мужчина сидел на стуле и смотрел в окно. С такой высоты город был виден как на ладони. Повсюду мерцали слепящие вывески, гнали машины, оставляя во влажном воздухе свет фар, где-то в окнах жилых домов загорался и выключался свет. Хоть штаб Руки Тьмы и находился ближе к промзоне, из его окон было хорошо видно, что происходит в других, более населённых и оживлённых районах.       Ратсо нравилось наблюдать за тем, что происходит вокруг. Сам он сидит в уютной, хорошо и дорого обставленной комнате, а в это время на улице жители города спешат с работы к себе в квартиры, чтобы не попасть под дождь. Снаружи сыро и холодно, а здесь, в этом здании, тепло.       Ратсо сидел так уже около часа, с тех пор, как он и остальные вернулись с неудачной встречи с "партнёрами". Ему не нравились такие мероприятия. Во-первых, "партнёрами" в преступном бизнесе нельзя было никого назвать. Если сегодня вы партеры и идёте на дело вместе – то завтра жди подосланного киллера у себя за дверью. Во-вторых, часто Вальмонт возвращался с таких встреч в плохом расположении духа, даже если сделка заключалась в выгодную для Руки Тьмы сторону. Все-таки, управление огромной преступной группировкой и переговоры с преступниками (часто тупоголовыми, как называл их Вальмонт) отбирало много сил.       Всё это утомляло и Ратсо. Он тяжело вздохнул и отвернулся от окна. Всё это время за его спиной, на одной из трёх кроватей, на животе лежал небольшой человек. Он закинул тонкие ноги на подушку и листал какой-то журнал, не отвлекаясь на происходящее вокруг.       – Что читаешь? – прервал тишину Ратсо, которому уже надоело сидеть в одном положении и пялиться в покрывающееся каплями дождя стекло.       – Ничего, – лаконично ответил Чао, – я просто листаю страницы журнала.       – Понятно, – грустно протянул Ратсо. Он был бы не против немного поговорить, чтобы разбавить обстановку, но его приятель не отличался особой болтливостью. По вечерам, когда на улице моросил дождь, Чао вообще было не разговорить. Все попытки заканчивались тем, что он или посылал куда подальше, или просто отворачивался, не желая продолжать диалог.       Чао продолжил листать журнал в том же темпе, и не успел он перелистнуть пару страниц, как в комнату вбежал запыхавшийся Финн. Он сразу, без объяснений, побежал в сторону небольшой кухни, в которой у инфорсеров хранилось всё самое необходимое. Пара секунд шороха и грохота – и Финн выбегает со стаканом дорого виски. В стакане, как обычно, плавает пара кусочков льда, едва стукаясь об стенки стакана.       На лицах Ратсо и Чао проявилась лёгкая озадаченность. Они прекрасно понимали (хотя, думал Ратсо, может, что-то другое случилось?), что их ждёт.       – Вальмонт ждёт нас у себя. Срочно, – протараторил запыхавшийся от бега Финн.       В животах что-то провалилось       До личной комнаты босса все трое шли в тишине, раздавался только ритмичный звук шагов по коридору. В это время на верхних этажах штаба никого уже не было, поэтому и вопросов, куда направляются лучшие люди синдиката, ни у кого бы не возникло. Да и если бы их кто-то заметил, стоило ли цепным псам Вальмонта оправдываться, когда и где они ходят?       Перед дверью в комнату все трое остановились и переглянулись. Говорить что-то было бессмысленно – можно было только мысленно пожелать друг другу удачи.       Рука Финна тянется к ручке, лёгкий нажим на неё – и пути назад нет.       В комнате горел приглушённый свет, из-за чего не сразу удалось заметить сидящего в кресле Вальмонта. Из дальнего угла, в котором стояло кресло, обитое темной кожей, донёсся голос, приглашающий войти. Железный, ровный, тем более пугающий своим спокойствием.       – К ноге, – скомандовал Вальмонт.       Инфорсеры не могли даже переглянуться. Их босс не любил неподчинения и пресекал любые попытки самоволия. Он знал и верил, что может получить всё, что хочет. И ему даже не надо просить и умолять – одно слово, один взгляд, щелчок пальцев – и весь мир у его ног. Ожидание его раздражало.       Первым в сторону Вальмонта двинулся Финн. Уже подходя к тёмному углу, он слегка нагнулся и потупил взгляд, не решаясь взглянуть на своего начальника. Чуть подождав, за Финном двинулись его товарищи, проделав всё то же самое. Они сидели у ног Вальмонта, ожидая дальнейших указаний.       – Хорошо, – погладил Финна по голове блондин.       Если бы кто-то другой посмел испортить идеальную укладку рыжего, на которую уходило не меньше получаса, то у этого вредителя волос стало бы меньше, а на теле появилось бы достаточное количество хороших таких синяков. Только Вальмонт (который был не менее неравнодушен к своим волосам) мог небрежно трепать рыжие волосы и хватать их, когда и как ему этого хотелось. Ему нравилось играть с волосами ирландца, смотреть, как рдеет бледная кожа его щек. Ему неприятно – но что он может сделать? Тогда Вальмонт начинал ласкать конопатые щеки мужчины и повторять, какие у него красивые, ухоженные волосы, а затем сам чуть сильнее хватал за растрепавшиеся пряди.       Так происходило каждый раз. Пока глава синдиката разогревался с Финном, Ратсо и Чао стояли на коленях позади него и смотрели, как Вальмонт треплет волосы рыжего. Им нельзя было отворачиваться, они должны были быть непосредственными участниками представления, смотреть и ждать, что в этот раз им уготовано.       – Сегодня твои волосы как никогда хороши, – прошептал Вальмонт, – новый кондиционер? Не зря я тебе зарплату повысил, – он потянул мужчину на себя и слегка поцеловал в небритую щеку, – надо тебя чаще поощрять.       После поцелуя Финн опустился на своё место, потупив взгляд.       Взгляд Вальмонта упал на Чао, неподвижно сидящего за рыжим. Азиат сидел, уставившись в пол, его пальцы слегка дрожали, отчего их хотелось размять или расчесать. Следующая часть представления нравилась блондину больше всего.       – Милый Чао, – с улыбкой начал Вальмонт, – а для тебя, как всегда, у меня есть подарок. Иди сюда.       Блондин засунул руку во внутренний карман изумрудного пиджака и что-то тихонько оттуда вытащил. Чао, в свою очередь, медленно подполз к своему боссу, занимая уже привычное место между его ног. Финн же отполз немного в сторону и оттуда наблюдал за движениями Вальмонта.       – Всё для тебя, – мелодично говорил Вальмонт, аккуратно высыпая на основание большого пальца полоску белого порошка, – для начала хватит.       Он медленно протянул руку в сторону Чао, стараясь ничего не рассыпать.       Чао смотрел на протянутую к нему руку. Он не мог ничего сделать и, наверное, не хотел. Сейчас, когда перед его глазами выпал долгожданный снег, он желал только одного – упасть с сугроб и поглубже в него закопаться. Ему было всё равно, отморозит ли он себе палец, руку, ногу – лишь бы всегда видеть перед собой падающий с пасмурных небес снег.       Китаец чуть наклонился к ладони Вальмонта с зажатой ноздрей и разом снюхал всю дорожку. Он резко качнул головой, чуть отпрянув назад, и зажмурил глаза, когда по телу прошёлся разряд. Чао провёл под носом рукой, размазывая остатки драгоценного порошка. Теперь ему всегда будет хорошо. По крайней мере, на пару часов.       Финн и Ратсо молча наблюдали за сакральным ритуалом с участием своего друга. Ирландец сидел ближе и хорошо видел, как разглаживаются морщинки на лице Чао, как его брови чуть приподнимаются и выглядывают из-под очков.       Не успел Финн подумать про очки, как рука Вальмонта потянулась к ним. Он аккуратно снял их с лица брюнета и положил на стоящий рядом столик из темного дерева.       – Так уже гораздо лучше, да? – настроение Вальмонта, кажется, улучшилось, и он был готов играть со своими игрушками. Он занёс руку в непослушные волосы Чао, провёл, как бы поглаживая, и резко схватил за затылок, приподнимая голову азиата таким образом, что он мог смотреть только на смотрящего свысока теперь уже хозяина.       – Лучше? – повторил блондин.       – Да, Вальмонт, ещё как, – слегка запинаясь и путаясь в словах ответил Чао.       Вальмонт ухмыльнулся и сильнее сжал темные волосы в руке.       – А так?       – А так ещё лучше, – стиснув зубы, процедил азиат. И он не лгал.       Этим он и нравился Вальмонту. С ним всегда было весело, каждый раз новый сценарий для игр. Вальмонт был постановщиков, а Чао – актёром. Актёром, который выступал за еду. И за порошок. У Вальмонта, к счастью, всего этого хватало.       Глаза Чао закатывались от полученного удовольствия. Тело постепенно немело и смягчалось, кое-где подрагивая. Теперь он не управлял собой, а его тело было всего лишь мешком с внутренностями, в котором едва можно было угадать прежнего бойкого азиата. Это податливое тело принадлежало Вальмонту и, если у блондина было игривое настроение, остальным инфорсерам. Чао скорее хотел забыться в этом снежном сне, чтобы никогда не вспоминать, чтобы всё забыть. Финн и Ратсо не напоминали своему приятелю, что он делает (точнее, с ним делают) во время этих "деловых" встреч. Это останется их тайной, которую придётся унести с собой в могилу.       Вальмонт продолжал с улыбкой наблюдать за качающимся из стороны в сторону азиатом. Его веки тяжелеют с каждым раскачиванием, становится тяжелее держать равновесие. Но как же легче дышать. В такие моменты Чао чувствовал, что перед ним вся жизнь со множеством радостей и нескончаемым количеством возможностей, стоит только ухватиться за них. Он ощущал себя альпинистом, что забрался на вершину горы, нет, мира, и дышит разреженным воздухом...       Блондин не умел читать мысли, но отлично понимал людскую сущность, оттого смешнее ему становилось, когда он смотрел на это теряющее восприятие реальности существо, воображающее себя хозяином своей жизни. Тем не менее, Вальмонт держал себя в руках и не подавал вида, когда этот же, сейчас валяющийся у него в ногах и ловящий приход азиат, при других вёл себя самодовольно и весьма заносчиво. Весь этот прикид, вызывающий у других восхищение и благоговение (и у некоторых ужас) был всего лишь фасадом дома, в котором происходили страшные вещи. Очки, с которыми Чао отказывался расставаться даже ночью, скрывали взгляд испуганного маленького котёнка, оторванного от матери совсем маленьким пищащим комком.       Если в коридорах штаба Руки Тьмы и на заданиях он выглядел безжалостным бандитом, которому точно не перейдешь дорогу два раза – уже после первого косого взгляда в его сторону придется на бегу подбирать кишки, то Вальмонт в своей комнате срывал эту маску с Чао, срывал вместе с кожей. Здесь, рядом с ним, он носил то, что нравилось Вальмонту. Его, конечно, устраивал и повседневный наряд китайца, но всё чёрное быстро утомило блондина. В этом здании, в этой комнате, на этой самой постели Вальмонт являлся одним-единственным хозяином и Богом, и если ему хотелось увидеть Чао хоть в юбке, то в следующую минуту щуплый азиат покорно натягивал, путаясь в костлявых ногах, заранее подготовленную для него юбчонку. Сегодня – ниже колена, в следующий раз – выше.       Вальмонту нравилось не только переодевать его в различные костюмы. Не меньше блондин любил обездвиживать своих людей. Толстые верёвки впивались в гладкую кожу, оставляя заметные следы.       Если же Финн ещё немного сопротивлялся, то Чао полностью расслаблялся. Сначала он тоже пытался бороться, но только для того, чтобы не показать, что это ему по-настоящему нравится. Теперь, хорошо сдобренный снежком, он валялся на полу с загнутыми за спину руками и мямлил что-то едва различимое, иногда хныкая. Вальмонт не знал, кто ему нравилось больше – сопротивляющийся, заносчивый рыжий, гордость которого была растоптана дорогими ботинками, или же размякший и слегка постанывающий мелкий азиат. Для Ратсо Вальмонтом была выделена особая задача – смотреть и, при необходимости, потуже связывать своих товарищей. Смущение и страх в больших и наивных глазах здоровяка доставляли блондину особое наслаждение.       Спустя пару часов дверь кабинета открылась. Первым, не оборачиваясь, вышел Финн. Волосы взъерошены, любимая рубашка не заправлена в не менее любимые брюки. За ним в дверь протолкнулся Ратсо, волоча своего меньшего товарища. Чао еще с трудом мог идти сам. Перед его глазами до сих пор стоял Вальмонт, сжимающий властными пальцами хрупкую шею азиата. По его телу все еще пробегали мурашки, растворяясь где-то в конечностях, отчего идти становилось тяжелее.       – Его в душ надо, – устало сказал Финн, – пусть освежится.       Ратсо качнул головой и двинулся в сторону их общей комнаты, таща за собой Чао.       – А ты куда? – поинтересовался здоровяк, пытаясь не уронить азиата.       – Аппетит разыгрался, пойду загляну в буфет, может, там что-то осталось съестного. Я быстро, скоро вернусь, – на лице рыжего появилась лёгкая, не менее усталая улыбка.       Ратсо кивнул ещё раз и пошёл в сторону их комнаты. Финн постоял несколько секунд, смотря вслед удаляющегося приятеля. Взгляд его перескакивал то на Ратсо, то на тело, опершееся на него и путающееся в своих ногах. Сейчас Финну думать не хотелось. Если он решится обдумывать сегодняшний вечер и свою жизнь в целом, то, во-первых, он не уснёт, а, во-вторых, жить дальше ему как-то резко перехочется. Постояв так еще пару секунд, мужчина развернулся и пошел по длинному коридору.       За закрытой дверью мужчина средних лет с приятной усталостью встал с помятой кровати, подтянулся и подошел к стоящему в углу небольшому туалетному столику, добротно сделанному из очевидно дорогого дерева. Он посмотрел на свое отражение, приобретающее чудные черты в полумраке. Поправляя пепельные волосы, он думал, что каждый более или менее великий человек даже после поражения, особенно такого незначительного, заслуживает небольшого поощрения.