Утешение, найденное в беспросветной пустыне

      Неизвестная таинственность, тяжкое бремя на плечах ещё совсем-совсем юного мальчика, успевшего повидать за свою жизнь столь множество грязных, отвратительных вещей — насколько он пристрастен к чувствам? К чувствам глубоким, проницательным, готовым пронзить своей истинностью любое корыстное, опошлённое сердце. Что ты думаешь, Рантаро Амами?       Очнувшись ото сна, парень быстро пробежал зелёным, точно в преддверии раннего увядания трава, взглядом по комнате. Что-то здесь не так. Однако... что? Приподнявшись, он тут же провёл до невыносимости холодной ладонью по лбу. Кожа оказалась неприятно влажной, вдобавок даже липкой. Быстро проведя вертикальную линию, Амами опустил руку, ещё долгое время сконцентрировав своё внимание на ней. Определённо что-то случилось. Вскинув голову, парень приметил экран телевизора, сокрытый вечной тьмой. Однако абсолюта не покидало ощущение, будто вмиг на нём загорится нечто пёстрое, что только посеет в его и так расшатанных с самого пробуждения мыслях ещё больший раздор. Ещё раз лихорадочно проведя рукой по лбу, Рантаро встал с кровати. Но за тем лишь только, чтобы украдкой взглянуть на циферблат часов на соседней тумбочке и пасть на пол, прижимая ноги к себе, точно щит — единственную защиту. Не в одной только ночи дело. С ним что-то сделали. Он испытывает что-то, что ранее определённо уже испытывал. Но что это могло быть? Рассеянность в душе, необоснованная ничем прежде! Так и рвалась душа наружу, так и рвалась подать признак беспокойства через гортань. Но не могла. Что же происходит? Почему это ощущение возникло внезапно из ниоткуда? Почему оно столь упорными муками достигает каждой фибры души? — Амами дёрнул рукой одну из свисающих вьющихся салатовый прядей. Нет. Это нужно прекращать. Это нужно немедленно прекращать.       Оперевшись о тумбу, парень наконец поднялся на ноги. Его пальцы вместе с крайне обеспокоенным взглядом метнулись к Монопаду... однако от него же и отстранились. Взгляд же метнулся к двери. В правилах было указан один пункт... но именно его Амами и вздумал нарушить.       Точно зверь, он распахнул свою дверь. За пределами общежития было до ужаса темно, ничего не подсвечивалось. Лишь сегодняшнее полнолуние озаряло землю в кромешной тьме. Тут же заперев за собой комнату, Рантаро бросился к ближней лестнице, однако сумел схватиться рукой лишь за одну из её ступенек, ведь чтобы подняться нужно было прежде обойти её. Склонив голову, Амами глубоко вздохнул, но тут же резко вскинул её (в висках болезненно отпечатался звон, точно сама голова превратилась в ударную тарелку), обращая на ближайшую комнату рядом с ним. Пиксельные отображение... Корекиё Шингуджи. Ох, этот тип показался Рантаро довольно интересным оттого, что его познания в сфере своего дела — антропологии — невероятно глубоки. Даже самую очевидную вещь услышать из его уст было невообразимо обворожительно. Однако прочие студенты сочли его за жуткую, непомерно пугающую личность, которая лишь наоборот отталкивает. Но они обратили внимание на внешность. Внешность обманчива, особенно когда это касается личности, подобной Абсолютному Антропологу. Наверняка он человек понимающий и был бы не против... внезапного ночного визита.       Собрав силы в кулак, Амами, как ни в чём ни бывало, принял ровную позу и поднёс руку к двери. Поздно он осознал свою ошибку — первый стук глухо раздался по зданию. А в чём был смысл? Ведь своим личным желанием абсолют подпортит как настроение, так и мнение о себе ни в чём не повинного ученика. Такого же, как и он. Действительно, каков эгоизм. Раз на то дело пошло, то следовало бы сразу идти за пределы общежития как можно дальше, чтобы только другие не знали о том, что что-то не так. Рантаро завёл обе руки за свои бёдра и тут же развернулся. Но...       — Рантаро Амами? — его окликнули. Тут же повернув голову обратно, парень неловко заулыбался.       — Ах, Киё, я... — не желая показаться странно, абсолют, привычно для общества, принял куда более расслабленную позу, наконец полностью развернувшись к оппоненту. — ... Доброй ночи.       Но этот самый оппонент лишь вскинул бровь. А ведь он ничуть не изменился... неужто Шингуджи даже спит в своём костюме?       — И тебе прекраснейшей ночи, — казалось по нежности его голоса, будто он улыбался. До чего же он действительно уникален — даже в такой странности ведёт себя столь расслабленно, — Был бы рад пожелать аналогично и незабываемых снов, однако вынужден поинтересоваться. Что привело тебя ко мне в столь поздний час?       — Ах, я просто хотел... — до того сохраняющий внимательный зрительный контакт, Рантаро поспешил позволить отскочить глазам в левый край относительно Киё.       Но он так и не смог собраться с мыслями. Он не смог ничего придумать. А какую бы отговорку мог он использовать? Так или иначе, ведь юноша наоборот всеми силами был обязан скрыть причину беспокойства.       — ... кхм-кхм, прошу, проходи, — хрипло позвал Корекиё, поправляя уголок маски и отступая, освобождая проход в его комнату.       Бросив многочисленные, но невероятно тихие благодарности, Амами неловко шагнул вперёд, в два шага переступив порог. Мельком он взглянул в янтарного отблеска глаза, что на одно лишь мгновенье показались столь близки. Всё это время они не спускались с лица Рантаро.       Щелчок послужил окончанием единственных звуков и началом длительной тишины, после переросшей в крайне неловкую паузу. Дабы занять мысли хоть чем-либо, Амами решил осмотреть помещение на наличие каких-либо отличительных черт. Но он всё ещё чувствовал на себе этот пронзительный взгляд.       — А-ха, я действительно извиняюсь за то, что столь внезапно заявился... — хотел было окончить фразу словами "к тебе", однако, обернувшись, парень встретился лицом к лицу с обладателем столь настырного внимания. Вернее будет даже сказать "почти носом к носу".       Брови рефлекторно вскинулись, а глаза блеснули. Столь очаровательный рисунок крылся на деле в этом взгляде. На ум сразу же пришла самая первая и логичная ассоциация — безводная, до невозможности сухая пустыня, полная одного лишь отчаяния. Невозможно выжить в столь сухой, жаркой, беспросветной глуши. Но что-то светлой полоской подле разшириашихся зрачков проводило чёткую грань. Такова пустыня снаружи, а внутри, по очертаниям неаккуратной замкнутой линии, крылось подобие спасения — истинная надежда, сверкающая наличием блестящей водицы. Даже казался этот оттенок более тёплым, столь близким, будто истинная помощь — вот она, прямо здесь! Однако это лишь мираж. Истинной водой вскоре наполнились глаза, до того пребывавшие в невероятной сухости, отчего единственная надежда — крайняя зелёная травинка на бесконечном ранее пестреющем поле — готова была навеки пасть. Точно освежающий дождь, глаза Рантаро заблестели ещё сильнее, а по щекам легли солёные дорожки. Дыхание в миг сбилось, заставив издать неприлично громкий вздох. Мгновение — и солёный дождь окропил крепкую форму на груди Киё. Струи стремились увеличить поток, а вот Амами лишь напротив, желал, чтобы он сию же секунду прекратился. Нежные руки, обрамлённые небрежными бинтами с первого взгляда, ласкающим движением скользнули по спине Рантаро, заставляя затем излишне близко соприкоснуться одно тело с чужим. Глухие вздохи эхом отскакивали от довольно пустых углов комнаты. Ни поглаживания по спине, ни бряканье цепочек не могли спрятать эти вздохи. Никто не мог поглотить их. Отчаянно вздымаясь, грудь несчастного то и дело вновь и вновь тревожила медальон на груди чужой. Однако он не важен. Важен... он. Тот, кто его тревожил.       Ещё долго прежняя тишина не могла восстановиться. Ни одного слова не слышалось от двух парней, даже когда они сместились на кровать. Постыдно утыкаясь в плечо Шингуджи, Амами самовольно пытался утереть подступающие слёзы. Однако даже в этом антрополог был готов помочь, предложив в роли салфетки свои пальцы. Столь тонкие, но горячие. Лишь бинты на них веяли прохладой. Как и длинные, располагающиеся совсем рядом со щекой, волосы. Опрятные, имеющие приятный аромат шампуня, которым когда-то сам парень пользовался. Это было ещё давно, в те времена, когда самая младшая его сестра случайно разлила только купленный шампунь на пол. В замену она робко предложила свой. Детский, крохотный, с въедающимся ароматом приятной химии. Так же пах и Шингуджи. От тёплых воспоминаний становилось ещё жарче... и пусть сейчас иная рука бережно прижимала Рантаро к себе, он продолжал скрывать то, чего ради он на самом деле сюда пришёл.