Особенный

Шарлю Леклеру особо не на что жаловаться в жизни. Большая семья, любимое хобби, генетика не обделила красотой, даже с деньгами все решилось. Из проблем разве что недостаток свободного времени, противный преподаватель английского, да поражения в соревнованиях. В свои пятнадцать мальчик жил не совсем обычной, но точно счастливой жизнью подростка. — Ну что там? — Шарль уже спешно расстегивает ремни безопасности, стягивает шлем и балаклаву, встряхивает налипшей челкой и ищет взглядом отца. Эти томительные секунды, когда бежишь от карта к таблице, чтобы увидеть свое время, были настоящим адреналиновым наркотиком. Как и весь гоночный спорт, пожалуй. — Ты улучшился почти на секунду, отличное время! — улыбается Эрве, взьерошивая влажные волосы сына. Взгляд мужчины полон гордости и безусловной любви. Результаты Шарля действительно хороши, но он счастлив просто от того, насколько мальчик увлечен и влюблен в этот спорт. — Ура-а! — радостно поддакивает Артур. На лице мальчишки не осталось и тени утренней истерики, которую он закатил утром, когда его не захотели брать на картодром. — А кто первый? — задает Шарль вопрос скорее сам себе, взглядываясь в верхнюю строчку. Возможно, у Шарля все же были проблемы. Одна нелепая, румяная, пятнадцатилетняя проблема. — Фер-стап-пен, — отрывисто по слогам читает Артур, но его французкому эта скороговорка дается тяжело. Шарль только фыркает, озираясь по сторонам. Найти Макса не сложно, они с отцом всегда стоят вместе и немного поодаль. Они о чем-то переговариваются, но Леклер по горло сыт даже английским и голландский изучать не планировал. Макс раздражал своим равнодушием, ровно так же как и вспыльчивостью. Шарль не понимает, как можно установить лучшее время, а потом стоять с таким безучастным лицом? Не понимает, а потому и злится. Пару недель назад, когда они квалифицировались на одном картодроме, Шарль зазевался и едва не спровоцировал аварию. Вот тогда Макс высказал ему еще на трассе, а потом снова напомнил об этом в раздевалке. Так что на эмоции Макс способен, но сейчас будто робот сверлил взглядом таблицу со временем. Шарль тихо хмыкает себе под нос и отворачивается. Ничего, может Макс и стартует первым, но на гонке он точно отыграется. А пока его окликает семья. Надо провести время с ними и обязательно отыскать Жюля. Он точно приедет посмотреть на гонку. Макс провожает Шарля презрительным взглядом, но возвращается к цифрам на экране. Он мог бы снять еще пару десятых, если бы позже затормозил в шестом повороте. Парень делится мыслями с отцом. «Ты тогда вылетишь и вообще все просрешь» — вполне сносный комментарий. На языке Йоса Ферстаппена это означает «Можешь попробовать». У монегасского пацана второе место и более выгодная траектория в начале. Нужно будет сразу закрываться по широкой, если Макс не хочет провалить старт. Не смотря всю наглость и высокомерность, у Леклера был талант и с ним приходилось считаться. От его постоянной болтовни с другими мальчиками в раздевалке Макса тошнило. Как-то их заезд задержали и пришлось целых двадцать минут слушать охуительные истории о том, как Шарль смотрит гран-при Монако с балкона своей квартиры. Ферстаппену вообще кажется, что вся эта любовь Шарля к гонкам - лишь единственный путь стать известным и богатым для представителя среднего класса в Монако. Отец тоже так говорит. На последнем гран-при Монако Макс был в паддоке с отцом и как-то не видел в этом повода для хвастовства. Не в болиде же ездил. Отец учил Макса, что в гонках не может быть друзей, только враги. Только вот отец почему-то не объяснил, что делать, когда твой враг очень красивый и очень сильно тебя бесит. Шарль раздражал так же сильно, как вызывал зависть своей открытостью и привлекательностью для окружающих. Он нравился всем от ровесников до взрослых. Макс явно превосходил любого из присутствующих в своих навыках, но при этом не нравился никому. В раздевалках рядом с Шарлем Макс чувствовал себя очень странно. Очень хотелось влепить жвачку в его дурацкую челку и смотреть как он убивается по своей прическе. А еще очень хотелось, чтобы Шарль переодевался в гоночный костюм немного дольше, чтобы было больше времени его разглядывать. — Если он тебя обойдет в первом повороте у тебя будет место вернуться в третьем, — сообщает Йос, направляясь в сторону столовой. Максу нельзя много есть - на равноценных картах вес гонщика тоже важен, а парень и так начал очень быстро расти. — Не обойдет, — спокойно отвечает младший Ферстаппен. Другого ответа от него и не ждут. *** Шарль и правда не обошел Макса в первом повороте. Вместо этого он долго и мучительно держался сзади всю гонку, буквально повторяя ту же траекторию каждого поворота. Постоянно маячил в боковом зрении, нервируя и изматывая. Ферстаппен должен был смотреть вперед и не ошибаться, а в итоге постоянно отвлекался и дал осечку. За три круга до конца Шарль все же дождался ошибки и успел влезть в поворот вперед соперника. И из хищника тут же превратился в жертву и начал «сбегать» от Макса. Он даже не оборачивался, просто топил вперед и молился, чтобы Ферстаппен его не догнал. И получилось же. Макс сжимает свою серебряную медальку на подиуме и сдерживает ком раздражения в горле, но не может не признать, что это была хорошая стратегия. Он обязательно запомнит этот прием. И использует его против Шарля, если этот придурок однажды чудом сможет квалифицироваться выше. Их распускают с подиума и Леклер радостный несется в объятия к семье. Отец подхватывает его на руки, мама едва не стирает слезы, Жюль гордо трепет волосы, а Артур прыгает внизу и тоже просится на руки. Шарль абсолютно счастлив и горд собой. Впереди его ждет классный ужин с семьей и, может, даже какой-нибудь классный подарок от родителей за победу. Он наконец-то обошел Макса по очкам. Это была действительно важная гонка. — В машину, — Йос кивает в сторону парковки, отвлекая сына от созерцания чужого празднования. Парень вздыхает и покорно идет следом. Дальше будет неприятно. Макс перестал бояться отца. Раньше его пугало, что отец может наругать или даже разочароваться в нем. Маленьким мальчиком он различал хорошее и плохое, правильное и неправильное только через призму папиного восприятия. Сейчас Макс даже может отстоять свою точку зрения, ослушаться и принять самостоятельное решение в гонке. Да, потом он получит, но уже не страшно. Страшно то, что Йос Ферстаппен, может, уже не мог так сильно влиять на сына, но смог внушить ему свое видение мира. Больше не нужно говорить Максу, что второе место для неудачников. Он и сам прекрасно знает. Макс проиграл сегодня, потому что ошибся как криворукий умственно отсталый пятилетка. И если он хочет хотя бы разрешать себе перед сном мечтать о Формуле Один, то ему нужно либо начать нормально ездить, либо до конца жизни смотреть гонки по телевизору. Все просто. Теперь за поражения младший Ферстаппен ненавидит себя дважды. Своими словами и словами отца. — Неужели ты настолько тупой, чтобы на это повестись? Он обманул тебя как школьника. К пятнадцати Макс научился поддерживать конструктивный диалог в таком тоне. Отец гораздо больше понимал в гонках и поощрял желание сына разобраться в нюансах. — Как ты считаешь, как лучше вести себя в следующий раз? Не отвлекаться на карт сзади, но рисковать пропустить маневр. Или лучше поглядывать назад, но с риском криво пройти поворот? — Не пропускать маневры и нормально проходить повороты, — хладнокровно отрезает Йос, в очередной раз одаривая парня уничижительным взглядом. — Точно, — фыркает Макс, — Твой совет: быть идеальным, да? Макса раздражает, когда отец не дает конструктивной критики, а только продолжает его унижать. Он с последним и сам неплохо справляется, а хотелось бы разобраться в проблеме и устранить ее. И эту мысль он искренне старается каждый раз донести до мужчины. Только вот его коммуникативные навыки никак не дотягивают до гоночных. Получается просто огрызаться. Слово за слово. Макс злится на себя не меньше отца, а потому поток агрессии сдерживать не планирует. Кажется, он даже через много лет будет вспоминать торпеду отцовской тачки, которую вечно сверлил взглядом во время их конфликтов. В глаза Йосу не всегда хватает смелости смотреть даже сейчас. Макс Ферстаппен - тупой, лишенный таланта, криворукий мальчишка, предел успеха которого - работать таксистом. Йос Ферстаппен - сам ничего не добился и не может учить других, не умеет нормально объяснять и только и способен, что оскорблять и орать. На этом и порешили. Макс добровольно вышел из машины через секунду после отцовского «выметайся». Он не успел даже переодеться из гоночного комбинезона, а все вещи остались в салоне. Ни денег, ни телефона. До города им было ехать еще минут тридцать, а теперь Максу предстоит преодолеть этот путь пешком. К ночи должен успеть. Парень провожает взглядом уменьшающуюся машину отца и начинает свой путь по обочине. Глаза режет от желания заплакать, но к пятнадцати Макс профессионально научился душить слезы на этапе появления. Боль от ходьбы по гравию в гоночных ботинках отлично отвлекает. Он это заслужил. Самоуверенному Ферстаппену сперва показалось, что это будет легко, заодно проветрится наедине с мыслями и разберет в голове свои ошибки на гонке. Через десять минут ходьбы начали болеть ноги от неподходящей обуви - тонкая подошва вообще не защищала от острых камней. Через пятнадцать стало холодно - солнце уже садилось. Через двадцать минут захотелось есть так сильно, что Макс чувствовал, как желудок разъедает сам себя. Машины проезжали мимо, не обращая внимание на хмурого подростка, что волочил ноги вдоль обочины в полном одиночестве. Макс даже не допускал идеи о том, чтобы попросить помощи. *** — А мне тоже купите игрушку? Я хочу феррари! Красную! — Артур капризно хлопает себе по коленкам, вызывая только всеобщее умиление. — Если Шарль поделится с тобой призовыми, — мягко улыбается Паскаль, оборачиваясь к задним сидениям автомобиля. Конечно, они купят подарки обоим детям и обязательно выберут что-нибудь для Лоренцо, раз уж он пропустил гонку из-за подготовки к школе. — Конечно, — устало, но с улыбкой кивает Шарль. Он тоже хотел выбрать модельку автомобиля, но рассматривал еще вариант с игрой на приставку. До приезда в город есть время подумать. В машине тепло и клонит в сон после насыщенного дня. Артур перевозбужден от количества событий, а вот Шарль наоборот - приятно вымотан и уже засыпает на заднем сидении. Родители о чем-то негромко переговариваются и музыка по радио играет совсем ненавязчиво. Парень прижимается виском к стеклу и наблюдает за проносящимися мимо полями, озаренными закатными лучами. Сегодня удивительный день. Он заслужил и подарок, и вкусный ужин и все поздравления. — Это там Макс? — Эвре ли не узнать главного соперника своего сына на каждом из чемпионатов. Не первый год вместе. От любопытства Шарль даже наклоняется вперед, придерживаясь за сидения родителей. Какого черта Макс тут вообще забыл? — Прогуляться что ли решил? — довольно усмехается Леклер, совершенно не замечая, как обеспокоенно переглядываются мама и папа. — Это тот злюка, который вечно выигрывает у Шарля? — невинно уточняет Артур, за что получает от брата несильный толчок в бедро. *** Когда белый немецкий кроссовер начинает оттормаживаться у обочины, Максу хочется развернуться и пойти в другую сторону. Но это будет выглядеть глупо, поэтому парень отметает даже идею перебежать дорогу и пойти по другой стороне. Он знает эту машину и не имеет ни малейшего желания сейчас общаться с ее пассажирами. — Привет, Макс, — осторожно спрашивает Паскаль, стоило парнишке поравняться с открытым окном автомобиля, — Где твой отец? Максу так стыдно. Он знает, что все за спиной говорят про него и отца, и ему так не хочется давать людям новый повод для обсуждения. Чтобы все вокруг перешептывались «он оставил его на дороге» и смотрели с сожалением. Люди любят обсуждать «плохие» семьи, чтобы их собственные казались более хорошими. А Максу не надо ни помощи, ни жалости, ни внимания к себе. Он даже в гонки пришел не за славой. — Уехал, — самый прямолинейный ответ. А что ему еще сказать? Ферстаппен даже не поздоровался, и это заставляет Шарля фыркнуть. Они мечут друг в друга молнии взглядами. Макс замечает, как мама Леклера слегка высовывается из окна и обеспокоенно смотрит на его обувь. Затем женщина что-то говорит тихо мужу на французском, недостаточно внятно, чтобы даже попытаться разобрать. — Ты, наверное, устал, садись мы тебя подвезем, — мягко говорит Эрве, немного наклоняясь, чтобы видеть мальчишку. У многих ребят из картинга строгие родители, но методы воспитания Йоса никто не переплюнет. — Папа! — возмущается Шарль. Одного взгляда родителей достаточно, чтобы он откинулся обратно на сидение и скрестил руки на груди. Еще он с Максом в одной машине не ездил! Макс смотрит на эту чудесную супружескую пару и поджимает губы. Он не знает, что ответить. Отец же просто высадил его, а не сказал идти домой пешком. Такое и раньше случалось. Иногда его подбирала мама, иногда он доезжал автобусах. И как он откажет? «Спасибо, не нужно, я лучше прогуляюсь еще километров десять»? — Эмм… — растерянно тянет Ферстаппен, бегая глазами от одного взрослого к другому. — Садись, Макс. Все хорошо, — тепло улыбается Паскаль. Макс вспоминает свою маму и ему становится спокойней, — Шарль подвинется, да? — Да, — ворчат с заднего ряда. Макса не покидает тревожное чувство, что он делает что-то не так и не надо было соглашаться. При этом родители Шарля вызывают у него ощущение комфорта и безопасности, а на самого Шарля ему вообще плевать. Просто реакцию отца на раннее появление не получается предугадать. Наверное, это и вызывает тревогу. — Спасибо. Ферстаппен неловко дергает ручку двери и забирается на сидение, где ему уже освободили место. Шарль сидит рядом и подбирает ноги, чтобы они не дай бог друг друга не коснулись. Переодетый, чистый и сытый. Рядом мальчик помладше пялился на Макса как на монстра из шкафа. Как же унизительно. Автомобиль возвращается на дорогу. Макс отворачивается к окну, лишь бы не встретиться с Леклером взглядом. — От тебя воняет, — тихо фыркает Шарль, будто родители его не услышат. — От тебя тоже, а ведь ты уже переоделся, — хладнокровно парирует Макс. — Постарайтесь не ругаться хотя бы сейчас, — мягко, но настойчиво просит Эрве, кидая взгляд на обоих через зеркало заднего вида. Мальчики с детства не ладят и он сам несколько раз разнимал их стычки на трассе и вокруг нее. Слишком разное воспитание и характеры, но при этом невероятный талант и голод до побед у обоих, превратил Шарля и Макса в заклятых врагов. Мужчина учил сына никого не поддевать, а решать все в честном бою на гонках. Но Макса этому не учили. — Шарль, — Паскаль говорит на французском, чтобы Макс не понял сути диалога, — Отец высадил его на дороге и заставил идти домой пешком в гоночной обуви. Ты правда сейчас хочешь сделать ему еще обиднее? Парень открывает рот, чтобы возразить, но тут же замолкает. Он никогда не думал, как бы чувствовал себя на месте Макса. Его подростковое восприятие позволяет лишь сплетничать с остальными ребятами о том, что Йос выкинул в этот раз. Как обсуждать хоррор игру на приставке или слушать по телевизору новости с катастрофами. Тебя не касается и здорово. Если бы папа высадил его из машины за второе место, он бы наверное просто плакал от обиды, пока его не подберут добрые люди. Но папа никогда-никогда бы так не сделал. Леклер косится на Макса, который хмуро пялился в окно. Так усердно, что стекло слегка запотело от дыхания. Ни намека на слезы или страх, только опять его раздражающее равнодушие. Они встречаются взглядами и Шарль тут же отворачивается к брату. Артур пялился на Макса в открытую с присущим ему детским любопытством. Они переплетают пальцы, поддерживая друг друга. — Тебе надо часто проигрывать. Потому что Шарль мог побеждать, — выдает Артур кривую конструкцию на английском, которая забавляет абсолютно всех в машине. Артур напоминает Максу о Виктории. Он никогда не будет плохо обращаться с маленькими детьми. Даже с фамилией Леклер. — Твоему брату просто надо ехать быстрее, — Ферстаппен даже смог выдавить из себя улыбку, чтобы не показаться злым, — Тогда он не будет мне проигрывать. — Сегодня я выиграл, — заявляет Шарль, снова ввязываясь в перепалку. Им только повод дай - подожгутся как спички. — Потому что я ошибся, — Макс отвечает с таким очевидным тоном, будто обьясняет парню таблицу умножения, — А не потому что ты быстро ехал. — Тогда почему ты меня не догнал после обгона? — язвительно улыбается Шарль в ответ. — Кругов не хватило. По разнице в темпе надо было еще три-четыре где-то. Макс точно робот, а не человек. Он говорит, будто они уже в формуле и перед глазами вся телеметрия. Хотя, Шарль тоже смотрел статистику по кругам после гонки. Просто не хочется признавать, что Ферстаппен был быстрее. Макс же сдерживается в присутствии взрослых. Будь они с Шарлем наедине, он бы абсолютно в другой форме объяснил бы этому упертому барану, почему эта победа - лишь его случайный подарок. Хотя, мысль о том, что он мог бы довести всех присутствующих так, чтобы его высадили второй раз, парня даже забавляет. — Через две недели посмотрим, — Шарль поймал недовольный взгляд родителей, поэтому решил не продолжать. Да и аргументов у него не осталось. Следующие десять минут они проводят в гордом, напряженном молчании. Родители изредка переговариваются между собой, а Артур играет в телефон, заскучав. Макс не отводит взгляда от окна, рассматривая одинаковые поля. Он не понимает французского, но улавливает настроение диалогов. Тепло, забота, поддержка. Нежность. Макс давно не видел, как его родители демонстрируют такие чувства друг другу. Отец бы никогда не остановился, чтобы подобрать брошенного парня у обочины. А Вик невероятно редко бывает на гонках. Все в этой машине ему чуждо. В такой обстановке и рождаются слабаки и неженки вроде Леклера. Как красивый комнатный цветок, который завянет если не протирать ему листочки по расписанию. Макс в этом сравнении должен быть сорняком, который вылез из трещины в асфальте. Но он чувствует себя крепким дубом, удобренным опасной для человека химией. Желудок Ферстаппена издает громкое урчание, отвлекая от мыслей. Парень все еще ужасно голоден. Шарль тоже слышит. Макс слишком бесит, чтобы ему сопереживать, но родители всегда учили его быть добрым и всем помогать. А еще можно избежать очередных воспитательных разговоров о том, что ругаться с Ферстаппеном это некрасиво, если сейчас ему помочь. Леклер шуршит в своем рюкзаке, что до этого болтался в ногах. — Держи, ты наверное есть хочешь, — он протягивает сопернику немного потрепанный ореховый батончик. Макс смотрит на протянутую руку со всем скептицизмом. Он из рук Шарля вообще ничего брать не хочет. И подачки ему не нужны. И батончик, валявшийся на дне рюкзака, выглядит ужасно. Но есть хочется невыносимо. Парень забирает шоколадку, кивая вместо благодарности. Артур хотел что-то возразить, сообщая, что это его любимый батончик и он тоже хочет. Шарль успокаивает брата одним «ты сегодня уже два таких сьел». Макс понятия не имеет, о чем разговаривают Леклеры, просто старается меньше хрустеть оберткой, чтобы никого не раздражать. Можно считать, что на поле боя объявили временное перемирие. Целых пять минут в машине было умиротворенное молчание. — За кого болеешь в этом сезоне в Формуле? — Шарль спрашивает, когда Макс перестает жевать. Ему не очень интересен ответ, он просто вежливо подводит к собственной истории. — За Феттеля, — Макс любит говорить о гонках, поэтому легко втягивается в диалог, — Не удивлюсь, если он выиграет все гонки до конца сезона. Еще Алонсо нравится. А ты? — Я тоже за Себастьяна, — кивает Леклер, — Представляешь, недавно он приезжал к нам в картинг. Я даже разговаривал с ним… Ферстаппену никуда не деться - приходится выслушивать хвастовство Шарля и терпеть его глупый французский акцент. Какой же талант говорить надо иметь, чтобы ситуацию в которой ты перекинулся парой фраз с гонщиком, растянуть до целой истории. Максу нравится Шарль только когда тот молчит и не водит карт. Во всех остальных случаях это невыносимо. — Да, дядя Михаэль тоже про это говорил, — намеренно выдает Ферстаппен под конец рассказа. Он не любит хвастаться знакомствами отца, но так хочется поставить Шарля на место. — Шумахер? — осекается парень, а потом встряхивает волосами, будто переключаясь на новую мысль, — А, точно. Ты же у нас особенный. Макс прекрасно видит, как Шарль переменился в лице, осознав, что его история для собеседника ничего не стоит. И не испытывает ни малейшего сожаления. Даже саркатический комментарий про «особенного» никак не задевает. На соревнованиях часто бывают детишки, родители которых тесно знакомы с гонщиками или другими членами команд. Обычно они не поднимаются выше средней группы, потому что думают что дорогу к гонкам им откроют знакомства, а не талант и упорство. Макс знает, что будет успешней даже своего отца. Его семья жертвует всем ради этого и их надежды оправдаются. По оценке Макса, у Шарля есть все шансы добраться до Формулы Один, если он перестанет говорить о себе и сосредоточится на вождении. Вопрос в том, сколько он там продержится. — Ага. «Особенный», — хмыкает Макс, отворачиваясь к окну. Вот и поговорили. Он сам убил этот диалог. Можно же было дослушать Шарля до конца, сделать вид, что интересно, улыбнуться и расспросить подробнее. Да хотя бы выдавить из себя радостное «Круто!». А еще можно было не обесценивать сегодняшний маневр Леклера, потому что это правда было умно, да и так долго держаться сзади и не ошибиться было непросто. Но что истории про гонщиков, что радость от победы, Макс автоматически расценивает в упрек себе. А в уязвимой позиции он находиться не хочет ни секунды своей жизни. Он должен напоминать остальным, что лучше всех. Потому что это правда. — Почему ты всегда такой противный? — вздыхает Шарль. Он не хочет набиваться к Максу в друзья, ему своих хватает. Может, это урчащий живот помог отказаться от мысли, что Ферстаппен не робот, а такой же человек как и Шарль. Со своими потребностями и переживаниями, мечтами и целями. Только вот у него нет ни друзей, ни понимающих родителей. Зато есть отец, высаживающий из машины за второе место. Это несправедливо. Шарль не любит несправедливость. Он даст Максу всего один шанс, чтобы проверить, нуждается ли парень вообще в помощи и хорошем отношении к себе. «Это ты противный» — почти вырвалось у Макса. Он вообще не понял вопроса. Это его Шарль обозвал «особенным», будто на картодроме ему лично Шумахер подсказывает как обгонять остальных. — Понятия не имею, что ответить на этот вопрос, — прямолинейно отвечает Ферстаппен, не отрывая взгляда от окна. Они уже въезжают в город и скоро эта пытка закончится. Из хорошего был только батончик, а так лучше бы пешком шел. Претензии к себе он и от отца послушать может. Шарль злится. Его даже физически раздражает игнорирование и равнодушие. И его запаса английских слов просто не хватит, чтобы описать насколько его бесит Макс, вечно прикрывающийся своими очевидными односложными ответами. Он дал парню шанс и тот им не воспользовался. — Мне жаль тебя, — фыркает Леклер, скрещивая руки на груди. Где-то в глубине души он надеется зацепить Макса настолько, чтобы тот психанул и наконец-то показал свои настоящие эмоции. — Взаимно, — вместо этого Ферстаппен только кривит губы. Артур напряженно наблюдает за всем этим диалогом, иногда переглядываясь с мамой, которая лишь тепло ему улыбается, чтобы подбодрить. Он очень плохо понимает их диалог, но боится, что брат подерется с этим мальчиком. Но те лишь молчат до конца поездки. Шарль думает, что обязательно добьется от Макса человечности в следующий раз на картинге. Макс на секунду представляет, как Шарль рассказывает остальным ребятам с картинга про свою поездку, но так же напоминает себе, что ему плевать на чужое мнение. Это было странно, неловко и немного обидно. Он благодарен родителям Шарля, что подвезли, но не их сыну. — Встретимся через две недели, — вежливо прощается Леклер, когда семейная машина останавливается возле отеля, который назвал Макс. — Счастливого второго места. Макс выпрыгивает из машины, оборачивается, смотрит Шарлю в глаза и впервые улыбается по-настоящему. Победа, вырванная у сильного соперника, всегда самая приятная. И в их соревновании с Леклером было что-то захватывающее, полное адреналина, сравнимое с настоящими взрослыми гонками. Конечно, Шарль иногда водит как обезьяна, но когда они встречаются колесо в колесо - Макс чувствует, как выкладывается на полную. — Взаимно!!! — кричит вслед Шарль и поджимает губы, чтобы не улыбнуться в ответ. Он обязательно докажет Максу, что тот ничуть не особенный. В этих искрах в глазах Ферстаппена было больше человеческого, чем в любой его истерике после их столкновений. Им стоит меньше разговаривать и чаще соревноваться за первое место. Победа в гонке - это всегда приятно. Победа над Максом - настоящий триумф. *** Через две недели Макс возвращает первую позицию в общем зачете, но опять приезжает на второе место. Они с Шарлем так долго боролись за лидирование, что пропустили вперед парня, что преследовал их на третьем месте. В раздевалке после подиума большинство уже разошлись, а Макс с Шарлем пусть и в своей пассивно-агрессивной манере, но подводили итоги гонки. Попытки найти виноватого в их общем проигрыше вдруг превратились в обсуждение того, как не допустить чужого вмешательства в их борьбу. И это первый раз когда они пришли к единому мнению и согласились друг с другом. Надо делать отрыв от третьего места больше, прежде чем начинать ехать колесо в колесо. — Когда мы тебя подвезли, родители потом весь вечер читали мне лекцию о том, что я некрасиво себя вел в машине и надо было от тебя отстать, — Шарль старается найти общую тему с Максом, когда они выходят из раздевалки. Пожаловаться на родителей это базовая потребность любого подростка, — А ты как? Макс смотрит на Шарля так, будто тот расплакался от разбитой коленки, пока ему самому втыкают ножи в тело. — Отец сказал, что я появился слишком рано, отвез меня обратно и мне пришлось идти заново, — улыбается Ферстаппен, будто находит это смешным, — Зато переобуться разрешил. Ботинки жалко портить. На улице их уже ждут родители. Эрве и Йос поддерживают скорее вынужденную беседу, потому что их сыновья задержались. Шарль так и не находит слов, чтобы ответить. Он даже не до конца уверен, правда это или злая шутка. Максу же как всегда не нужна жалость или поддержка. — Через три недели в Бельгии, — Макс прощается первым и это огромный шаг для него. — Обещают дождь, так что, пожалуйста, не выбей меня, когда вылетишь с трассы, — Леклер старается сделать язвительный голос, но улыбается искренне. Шарлю нравится Макс только когда тот не молчит и водит карт. Во всех остальных случаях это невыносимо.