У нас не возникнет проблем с поведением, верно, ученик?

У Рейстлина никогда не было друзей. В детстве и юности ему хватало (иногда даже слишком хватало) компании брата, а позже, будучи уродом внешне и искореженным внутри, он не смог стать душой компании, с которой был вынужден путешествовать (в отличии от все того же Карамона). Спутники мага, хоть и сражались с ним бок о бок, однако испытывали крайнее недоверие к закрытому и тихому магу, да и тот, стоит отметить, не стремился заводить отношений более тесных, чем было необходимо для успеха миссии. Разве что Таннис, как самый разумный, казался ему хоть сколько то приятным в общении, во всяком случае он хотя бы не говорил с пренебрежением, как делали что девицы, что мужчины. Впрочем, даже с полуэльфом маг разорвал все контакты, что уж говорить про остальных. Он знал, конечно, что Таннис женился на Лоранталассе, а высокомерный братец принцессы теперь является мужем столь же неприятной королевской особы с другого берега их материка, знал о смерти гнома (и, что греха таить, даже несколько скорбел), знал про рождение детей у Золотой Луны и ее немногословного спутника и о их возвращении домой тоже догадывался, и, кажется, у надоедливого кендера тоже все сложилось (хотя, зная народец, речь могла идти совершенно о другом Тасе), но слышал это далеко не из первых уст и особо не вникал. Его совершенно не интересовала судьба бывших братьев и сестер по оружию, а уж их родни, время от времени встревающей в опасную миссию со своим «очень важным и авторитетным мнением», тем более. Долгое время маг был уверен, что неприязнь эта вполне взаимная и, надо сказать, не беспочвенная. И тем неожиданнее было получить письмо, отправленное спешной почтой ему, Рейстлину Маджере, от Эльханы Звездный Ветер. Эльфийскую принцессу Рейстлин знал совсем недолго, но отношения у них не сложились сразу, не смотря на взаимную помощь. Впрочем, объективно говоря, теплые чувства к надменной даме испытал лишь Стурм (ни капли не удивив Рейстлина), как собственно и она проявила благосклонность исключительно к соламнийскому рыцарю. Роман их был трагичным, но не то чтобы магу было жалко хоть одного из них, и даже ненависти или злорадства он не испытал, поняв, что совершенно ничего не чувствует к бывшему обидчику и его несостоявшийся партии. Они стали лишь строками на странице биографии Маджере, причем не особо длинными. Эльхана ворвалась в их планы неожиданно и столь же быстро исчезла, добившись своих целей, будто бы потеряла к героям всякий интерес, что очевидно, было абсолютной правдой. Рейстлин уверен, такая особа не стала бы писать никому из них, стремясь забыть все произошедшее, как страшный сон. И все же маг стоит в дверях и смотрит на конверт, надежно закрытый печатью Говорящего со Звездами. –Что там, шалафи? –едва не взвизгивая, интересуется Даламар, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Вид у мальчишки испуганный, явно узнал символ или адресанта прочитал, пока бежал от кромки Рощи, где забрал послание из рук уж очень громкого мальчишки, до ворот Башни. «Хорошо хоть хватило ума не вскрывать,»–внутрене закатывает глаза Маджере, хоть и понимает, тревоги ученика не лишены оснований. Рейстлин и сам на самом деле на мгновение занервничал, когда забрал из трясущихся бледных пальцев письмо, ведь мало ли что взбредет в прекрасную, но накрученную головушку. Вдруг было ей видение от звезд, что Даламара надо прилюдно казнить, чтобы неповадно было остальным эльфам темными делами промышлять, и в послании не светская беседа, а требование немедленно отдать ученика на растерзание. Не то чтобы Рейстлина пугала перспектива битвы (ведь отдавать своего ученика маг не собирался никому), однако целый ворох проблем от нагрянувшей толпы линчевателей обещал дополнительную головную боль, к уже имеющемся мигреням на погоду. Но несмотря на собственные опасения, маг постарался не подать виду, поскольку Даламар и без того был на грани паники, в ожидании перекатываясь с носка на пятку и покусывая многострадальные губы. –Ученик, успокойся, — одергивает перевозбужденного эльфа маг. –Что бы там ни было, оно тебя не коснется. С этими словами Рейстлин решительно развернулся под возмущенный вздох Даламара и направился внутрь Башни. Мужчина не капельки не удивился, что эльф тут же засеменил следом, в слишком буквальном смысле дыша в спину учителя, и это раздражало. Обычно более тактичный ученик сейчас демонстрировал крайне невоспитанное поведение, и, хотя маг понимал почему, он все еще не желал потакать поистине детским капризам. Рейстлин резко остановился, показательно топнув ногой, и юноша по инерции врезался в наставника. Удариться о выпирающие позвонки оказалось, по всей видимости, неприятно, поскольку сопровождалось это действие болезненным фырканьем, а обернувшись, маг смог лицезреть ученика, потирающего ушибленный нос. Делал это мальчишка довольно комично, однако с трудом Рейстлин сдержался и вместо усмешки смерил ученика строгим взглядом. –Даламар, я же сказал, что это тебя не касается. –Но…–хочет было возразить эльф, однако его прерывает взмах руки учителя. –Никаких «но», ученик. Если речь в письме идет о тебе, я сообщу, а до той поры, будь добр, не смей совать в это дело свой и так пострадавший нос. Как минимум неприлично лезть с любопытством в чужие письма. –Я не лезу, –совершенно справедливо возразил эльф, перестав растирать покрасневший кончик носа и вперив в учителя обеспокоенно-возмущенный взгляд. — Залез бы, если бы вскрыл его по дороге, а я его целым принес, но, шалафи, вы же сами понимаете, что тут точно речь обо мне и я хочу знать, что там. –И почему, скажи на милость, ты так уверен, что принцессу беспокоишь именно ты? –усмехнулся Рейстлин, откидывая несколько выбившихся прядей обратно за свое плечо. –Неужели не допускаешь мысли, что юная госпожа может писать лично мне и обо мне? В конце концов на конверте мое имя. Рейстлин знал, что не красавец. Никогда не был, а уж после Испытания так и вовсе стал походить на оживший скелет, обтянутый уродливой золотой кожей. И если в юности это хоть сколько то удручало, то сейчас маг совершенно смирился с фактом своего уродства. Жить это совершенно не мешало (разве что болезненность удручала, но скорее уж внешность была следствием ее, а не наоборот), колдовать тем более, поэтому маг просто перестал замечать брошенные на него взгляды, полные смеси отвращения и ужаса. Рейстлин даже привык и принял как данность то, что женщина с ним будет либо за большие деньги, либо из жалости, поэтому и не рассчитывал, что хоть кто-то взглянет на него как на объект вожделения. И тем не менее, стало несколько обидно, когда после предположения о содержании письма ученик прыснул от смеха, тут же старательно и неумело маскируя это кашлем. Рука мага дернулась, грозясь стереть веселье с лица зарвавшегося юнца, однако, Рейстлин не стал бить, внутренне признавая, что обижаться тут не на что. Во всяком случае уж точно не Даламара стоило хлестать по щекам. Тем более, что мальчишка явно сам быстро понял свою ошибку и смущенно опустил глаза. –Прошу прощения, шалафи. Конечно, это может быть и письмо личного характера, и будь адресантом любая иная дева я бы ни на секунду не усомнился, –принялся оправдываться он столь лилейным тоном, что Рейстлину хотелось закатить глаза от неприкрытой лести, –но речь ведь об Эльхане Звездный Ветер, наследнице Говорящего со Звездами, той, что изгнала меня из родного дома. Вы должны понимать, почему меня волнует то, что написала она моему шалафи. Если не я, то что вас еще может связывать? –Сейчас ты удивишься, Даламар, но мир не вертется вокруг твоей персоны, –ядовито бросает Рейстлин, все же не сдерживаясь и любуясь потолком. –Мы с Эльханой были знакомы задолго до того, как ты пересек порог этой Башни. И, должен признать, наша совместная деятельность была весьма продуктивна. Этот ответ тебе успокоит? Даламар, кажется, хотел что то сказать, однако вовремя спохватился и поджал губы. Вид у него, однако, все еще оставался весьма беспокойный, и брошенный на письмо тревожный взгляд красноречиво говорил, менее любопытно ему не стало. На долю секунды Рейстлину даже показалось, что ученик сейчас дикой кошкой бросится вперед и вцепится в заветный конверт, но, к счастью для самого же эльфа, и этот порыв остается не более чем идеей в непокойной голове. Показательно юноша даже отступает на шаг и прячет руки в рукавах мантии, изображая покорность и спокойствие. Впрочем, Рейстлин прекрасно видит, как опасно прижались к голове острые уши, выдавая истинные эмоции даже лучше, чем искрящиеся раздражением и нетерпением глаза. «Пар-Салиан хоть поговорил с тобой, прежде чем сюда отправить, горе-шпион?»–отстраненно думает архимаг, пока ученик продолжает сверлить бумагу взглядом, точно желая ее поджечь. –Прошу прощения, –наконец выдает он сквозь стиснутые зубы, злясь то ли на Эльхану за то, что она посмела написать, то ли на самого Рейстлина за то, что он посмел хранить от «верного» ученика тайны. –Я не должен вмешиваться. –Не должен, –кивнул маг, хотя по виду мальчишки прекрасно понимал, что тот не отстанет так просто. Это было бы в принципе не в духе эльфа. Его упрямости мог позавидовать даже сам Маджере, и если в моменты занятия непреодолимое твердолобое упорство поистине восхищало учителя, то в повседневной жизни раздражало столь же неимоверно. Конечно, Рейстлин мог понять это юношеское желание во что бы то ни в стало добиться своего однако… Должны же быть границы! Особенно когда дело касается чего то опасного или, как сейчас, личного. Впрочем, очевидно, стоило бы отвести Даламара к лекарю, зрение проверить, ибо ученик уже стоит вплотную к этим самым границам, но не видит их в упор. –Но шалафи…–вполне ожидаемо не отступается ученик, напротив, делая вновь шаг к учителю и робко, почти умоляюще, заглядывая в бесстрастные золотые глаза. –Пожалуйста. Я не собираюсь ничего… Мне просто нужно знать, вдруг… Пожалуйста. Ресницы у Даламара длинные, почти как у девушки, и частые-частные. Когда юноша смотрит в пол (собственно как и должен делать слуга), глаз совсем не видно. А они у мальчишки красивые, чуть более темные, чем у собратьев, зато глубже, намного глубже. И смотрит эльф совсем не как надменные сородичи, взгляд Даламара чистый, игривый, в нем плохо скрывается любопытство и совсем нет места коварству. Хитрость разве что, и то наивная, почти детская. В основном так. Но бывают, что на смену теплу приходят холода. Рейстлину это не нравится совершенно. Не идут мальчишке боль и страдание, не идет страх. И точно не идет тонкая вуаль слез, мутнеющих взор и делающих его еще более жалостливым. А не любит его маг, потому что знает уже, как скребется и разрывается сердце от этого зрелища, что аж самому плакать хочется. Плакать и его утешать. «Да как тебе откажешь, гад ушастый, когда ты так…»–с отчаянием думает маг, глядя на замершего в ожидании ученика. Рейстлин отводит взгляд первым и смотрит на злополучный конверт. Он не торопился вскрывать письмо, опасаясь, что содержание окажется не самым приятным в первую очередь для самого ученика. Натура Даламар тонкая и чувствительная, как и большинство эльфов. А в силу возраста и эмоциональной незрелости реакции мальчишки были крайне нестабильными и очень бурными. Обычно сдержанный, он в моменты напряжения становился настоящим ураганом из слез, смеха или звериного рыка, а после долго приходил в себя, ластясь к учителю, будто забранный из лужи котенок. И, по правде сказать, для Рейстлина эта эмоциональность была одним из самых тяжелых аспектов в обучении. Маг еще с детства отличался не слишком развитой эмпатичностью, а с годами одиночества так и вовсе отвык от этих бурь человеческих эмоций. Тут же ему пришлось не только понимать, но и действовать, что было вдвойне не просто. К счастью, срывался мальчишка редко, при большом стрессе. К несчастью, в руках мага вполне возможно находился триггер к целому цунами. Рейстлин тяжело вздохнул, мысленно готовясь провести день, утешая ученика, и под посветлевший взгляд последнего потянулся к письму второй рукой. Печать ломается с легким хрустом, символизируя и падение обороны Рейстлина. «Ладно, –решает маг. –но только в этот раз.». Знает, что лжет сам себе, однако старается держаться за мысль, что в опасных вещах он всегда мог отказать ученику. Что же до неминуемой истерики… Даламар сам виноват. Будет ему очередным уроком, что нельзя лезть в чужую переписку. «Боги, пусть это и вправду его не касается…». «Рейстлин Маджере, надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии, –читает маг строки, написанные витиеватым, но удивительно для королевы неаккуратным почерком, словно та либо торопилась, либо была напугана. –Наслышана о твоих успехах в магическом искусстве, и пусть путь тьмы мне непонятен, я искренне восхищена достигнутым тобой, человеком, могуществом. Не стану лгать, пишу я к тебе не вспомнить былые времена, когда мы героически спасли Сильванести от чар дракона. Однако, к сожалению, обратиться меня заставило не любопытство к твоей нынешней жизни, а иная беда. Кошмар, развеянный нами, до сих пор преследует мою родину, и я знаю, что из всех магов Кринна лишь ты способен помочь нам. Знаю, верно, прошу я многого, ты итак уже помогал эльфам, однако более обратиться мне не к кому. Все эти годы мы трудились, стараясь вновь наполнить жизнью наши поля и взрастить на мертвой земле сады, но кажется, чем больше мы старались, тем хуже был урожай. Мои лучшие маги пытались понять причину, отчего же земля так невзлюбила нас. Мы молили Богов, мы молили солнце и звезды. Никто не мог дать нам ответа. А дела наши, между тем, стали совсем плохи. Больше половины зерен в этом году пусты, червивы редкие фрукты и ягоды, овощи уродились кривые и мелкие, да такие, что подчас ноготь больше, хоть в прошлом были с палец, а до этого с ладонь, а в детстве моем с руку. Наши земледельцы боятся сажать новый урожай, говорят, что и если посадят, так и вовсе есть будет нечего. Запасов наших едва хватит на эту зиму, к следующей так и вовсе впроголодь останемся. В тяжких думах я спать не могу, лишь изредка глаза закрываю. И вот причудилось мне, что в комнату отец покойный зашел и повел меня с собой. Долго вел по замку, все вниз и вниз, пока не дошли мы до комнаты. На комнате той печать магическая. И сказал мне отец «За дверью этой камень, что дракон принес, в нем горе твое.». Я очнулась ото сна и тотчас бросилась туда, куда отец велел. Дверь мы нашли за каменной кладкой, но печать не сломили, сколько не пытались. Прошу, Рейстлин Маджере, помоги нам! Лишь ты один сможешь совладать с этой магией. Знаю, расстались мы не на дружеской ноте, но не ради себя прошу я твоей помощи. Проси любую награду, только разрушь проклятье, убивающее мою землю. С уважением, Эльхана Звездный Ветер.». «Пожалуйста, Богами тебя заклинаю, приедь!»–виднелась внизу расплывшаяся от слез надпись. Рейстлин криво усмехнулся. «Какой же все-таки двуличный народец. «Мы» спасли, ты просто мимо проходил, но теперь должен помочь.». Маг закатил глаза, поражаясь эльфийской принцессе в весьма неприятном смысле. Он всегда знал, конечно, что остроухие раса гордая (даже скорее горделивая), напыщенная и весьма высокомерная, но долгое время, глядя на Танниса, считал это скорее преувеличением, байкой, сеющий раздор между народами. Правда оказалась как обычно где то посередине. Обитатели Сильванести и Квалинести мало походили на безэмоциональных холодных созданий, однако обладали нездоровой долей эгоизма и высокомерия, во всяком случае по отношению к хилому магу так уж точно. Теперь же оказалось, что были они еще и до ужаса лицемерными. Сама Эльхана Звездный Ветер, королева эльфов, несломимая и считающая Рейстлина прежде чем-то не больше, чем червем, теперь слезно молит его о помощи, удивительно для эльфийки ее ранга уважительным тоном. Видимо, наивно в силу юности надеясь, что маг растает и помчится спасать. Маджере тряхнул головой и фыркнул. «Да ни за какие деньги!». Конечно, в некоторой мере он был благодарен ей за спасение, но ведь долг за это с лихвой вернул и более иметь дел с эльфами не желал… Ну разве что с одним исключением. –Твоего имени ни в одной строчке, –мягко, но несколько насмешливо произнес маг, однако вместо ожидаемого облегчения увидел недоверие. –Боги… Мужчина развернул бумагу и передал ее эльфу. Тот в нетерпении выхватил письмо, и его глаза тут же забегали по строчкам. А затем еще раз и еще. Рейстлин терпеливо ждал, что вот-вот на губах ученика расцветет самодовольная улыбка, он извинится за любопытство ни к месту и счастливый пойдет к себе в комнату, вешать письмо в рамочку, однако… Однако с каждым разом Даламар напротив становился мрачнее. Неясная темная тень пробежала по его обеспокоенному лицу, когда он наконец поднял глаза на учителя. Взгляд его был необычно серьезным и расстроенным. –Надо ехать, –заявил он безапелляционно. *** Даламар вяло водил вилкой по пюре, которое сам же и приготовил. К овощному салату (возможно последнему салату из свежих овощей) не притронулся, на хлеб юноша даже не взглянул. Вместо любимого чая перед ним стоял стакан с водой, который, впрочем, так же оставался нетронутым. Рейстлин бы даже мог подумать, что ученик вознамерился его отравить, однако что-то подсказывало ему, дело вовсе не в ужине. Мальчишка был какой-то поникший с самого обеда (точнее сказать, после прочтения проклятого письма, а еще точнее, после отказа Рейстлина и пальцем шевелить для «неблагодарных созданий»). Даламар вел себя необычно тихо и почти весь день провёл, лежа в своей комнате, не пытаясь заговорить с учителем. Да и на занятии он не проявлял никакого энтузиазма, сухо отчитав выученный материал и криво-косо записав новый. Ни вопросов, ни живой дискуссии, ни попыток выведать хоть что-то по близкой теме. Ничего. Зашел, сел, отсидел положенное, все время поглядывая на часы, выплюнул благодарность за урок и с имитацией поклона ушел к себе, едва стрелка доползла до нужной отметки. Сегодня занятие впервые было действительно нормированным, и это неожиданно больно кольнуло. В этот день маг узнал, каково это - преподавать незаинтересованным студентам, и теперь, на самом деле, проникся уважением к своему первому наставнику, который умудрился, глядя в абсолютно пустые глаза, совсем не растерять интерес к магии и хотя бы терпеть преподавание. Попытка расшевелить эльфа предложением понаблюдать за экспериментом так же не увенчалась успехом, и тогда Рейстлин впервые услышал от него «не хочу», после чего мальчишка еще имел наглость отвернуться к стене. На вопрос, не заболел ли он часом, хамское создание ответило отрицательно и накрыло голову подушкой. «Обиделся,»–заключил тогда Рейстлин, хоть и не понял, за что. Маг отстал от ученика, предоставив ему время успокоится, и надеялся, что к вечеру в Башню вернутся бодрый привычно веселый и любознательный Даламар, а это полуживое нечто уйдет, однако, к сожалению, выполз из берлоги все тот же хам, плюхнулся на соседний стул и теперь подпирал рукой поникшую голову, продолжая размазывать еду по тарелке. От этого зрелища, право, аппетит портился и у Рейстлина. –Даламар ты бы ел картошку, остынет ведь, –как можно мягче сказал Рейстлин, пытаясь скрыть раздражение. Ссориться не хотелось. Что бы там не надумал эльф, Рейстлин уверен, это не повод для скандалов. Магу надо было быть умнее, идти на контакт самому. В конце концов, Даламар так молод и его поведение… –Не хочу. Раздражает! Рейстлин с громким звоном кладет на стол вилку и смотрит на капризное существо, еще утром бывшее любимым учеником. Подменыш реагирует на звук и нехотя поднимает глаза, позу при этом нахально не меняя. Маджере совершенно не узнает в этом наглеце Даламара, маг даже представить не мог, что эльф будет когда либо смотреть на него с таким отвращением и злобой. Хотелось залепить крепкую пощечину, чтобы прям до звона в ушах, может, хоть это поставит съехавшие мозги назад. Но Рейстлин сдерживается. С трудом, однако сдерживается. Шумно выдыхает, будто это действительно может помочь убрать злость, и угрожающим шепотом интересуется: –И почему же? Даламар наконец откидывает вилку в сторону (попутно забрызгивая картошкой купленную им же дорогущую скатерть) и складывает руки на груди. Голова его теперь смотрит прямо, а взгляд направлен к потолку то ли в молитвенном, то ли в пренебрежительном жесте. –Не могу есть, пока мои сородичи умирают от голода, –заявляет эльф, одной фразой объясняет все свое поведение. Рейстлин некоторое время смотрит на ученика, пытаясь понять, шутит ли он. Даламар позы не меняет уже неприлично долго для юмора, точно и вправду говорил серьезно. Маджере ничего не остается, кроме как фыркнуть и скопировать позу эльфа. Злая усмешка кривит уголок губ, пока маг обдумывает услышанное. «Так вот в чем причина… Солидарность с сородичами. А что ж они к тебе такую же не проявили, когда с родины изгоняли? Глупое ты создание! Глупое, наивное и доброе, будто и не темный маг, а клирик Паладайна. Слуга, что еще сказать. Они о тебя ноги вытирают, а ты им пятки лижешь. Да за то, что они с тобой сделали, гори все Сильванести зеленым пламенем! Да подольше гори, помучительнее. Сам бы поджег, да ты ж с дуру в костер первый прыгнешь.». Ситуация Рейстлину смешной кажется, вот только смеяться он совсем не хочет. «Вот ты ж гадюка, Эльхана, –зло думает маг.–Проблему создала, а решать теперь мне. Какого ж дракона я ему письмо показал?! Как чувствовал, что ничем хорошим дела с эльфами не кончатся.». –Ну это ты рано начал голодовкой заниматься, запасов у них на эту зиму есть, –пытается пошутить маг, надеясь спокойным, чуть насмешливым тоном разрядить обстановку и показать Даламару всю глупость его действий. –Значит буду сидеть на хлебе и воде, –не ценит попытки учителя Даламар, резко хватая кусок ржаного, запихивая его в рот целиком и заливая водой. –Наелся? –все еще пытается сохранять шутливый тон кипящий изнутри Рейстлин. –Вполне, –все еще не пытается пойти на примирение не менее разгневанный Даламар. –Тогда спокойной ночи, ученик, –небрежно бросил Маджере и вернулся к собственной трапезе. Даламар молча встал из-за стола и отправился к себе, оставляя застывшего от изумления Рейстлина в одиночестве. *** –Что я получу, если смешаю златолист с настойкой полыни? Рейстлин пытался быть сдержанным. Правда. Любой другой давно бы сорвался и оттаскал эльфа за длинные уши, а Маджере даже умудрялся сохранять холодный тон, в котором практически не было угрозы. «Пообижается и успокоится», –утешал себя маг.–«Он всего лишь ребенок». Рейстлин давал ему время в одиночестве, Рейстлин не давил, даже не ругался за то, за что обычно ученик получил бы замечание, поскольку надеялся, что юноша скоро перепсихует и сам же подойдет извиняться. Но нервы уже давно были оголены, и маг чувствовал, что очень и очень скоро мальчишке придется ответить за свое дурное поведение перед крайне недовольным наставником. Это был третий день обиды эльфа. Рейстлин знал, что его ученик упрям, как мул, однако теперь ему казалось, что не стоит оскорблять вполне уступчивое животное. Там хотя бы была возможность договорится за еду, а этот ведь не ел ничего. Кусок хлеба раз в сутки, и тот с таким видом, будто одолжение делал. И если в первый день он хотя бы составлял магу компанию за едой, показательно хлебая пустую воду, то со вчерашнего обеда мальчишка и вовсе прекратил посиделки в столовой, ограничиваясь лишь тем, что подносил трапезу Рейстлину, будто не ученик, а слуга какой-то. Только вот магу еда эта не нужна была. Ему Даламар рядом нужен был. Вот и голодали вдвоем. С той лишь разницей, что Рейстлин и до этого себя голодом часто морил, так что не менялся, а на эльфа сегодня уже взглянуть страшно было: побледневший, щеки впали, губы все в трещинах, аж кровь сочится, а под глазами синяки залегли почти что черные. Живот урчал так, что кажется и говорил эльф тише, чем желудок его поесть просил. Уж про подрагивающие руки и подкашивающиеся ноги говорить не стоило. Если б Рейстлин такого на улице увидел, подумал бы, что узника выпустили. Или пьянь подзаборная за опохмелом плетется. Словом, точно уж не ученик богатейшего мага Кринна (если этот маг не садист, конечно, но сам Рейстлин себя таковым не считал). И, глядя на это зрелище, учитель уже всерьез подумывал, а не стоит ли насильно начать кормить неразумного мальчишку, пока он совсем не высох. Прямо с ложечки, как маленького, чтобы стыдно стало. И с каждой трапезой желание это становилось все сильнее. Впрочем, равно как и желание встряхнуть хрупкое тельце и в лицо прокричать: «да что ж ты творишь!». Только вот Рейстлин не был уверен, что дождется ответа. Даламар с ним вообще не разговаривал за исключением занятий. Если раньше мальчишка время от времени подбегал к наставнику с вопросом или праздным разговором, отвлекая, но при этом, надо отдать должное, развлекая, то сейчас мальчишка отсиживался в своей комнате и даже на предложения пойти почитать вместе или что-то изучить лишь молча мотал головой. Вечерние посиделки у камина, естественно, тоже прекратились. В целом стало невыносимо тихо, и если раньше Рейстлину удавалось убеждать себя, что в тишине и одиночестве лучше, теперь становилось совершенно ясно, не лучше. Маг не знал как, но мальчишка будто бы чувствовал, когда к наставнику можно пристать, а когда стоит помолчать, чего тому же Карамону не удавалось, отчего общаться с ним было удивительно приятно. Было. Сейчас то эльф упорно молчал, будто наставник исчезал, стоило занятиям прекратиться. Впрочем, сегодня он не проявлял активности даже на уроке, предпочитая полулежать на парте и невидящим взглядом сверлить доску. Терпение Рейстлина было на исходе. –Я задал вопрос, ученик, будь так добр ответить, –сквозь сжатые зубы прошипел маг, мысленно считая до десяти. Вместо привычного ответа и тут же последующего рассказа о свойствах ингредиентов, том как их добывают, как делал это сам Даламар и как проводил эксперимент, мужчина в ответ получает лишь короткое дерганье плечами, которое можно трактовать и как «не знаю» и как «да отстаньте ж вы от меня». И судя по виду ученика, Рейстлину почему то кажется, что даже если это первое, второе подразумевается. –Словами, ученик, я твои танцы разбирать не собираюсь, –почти рычит Рейстлин, вцепившись пальцами в свой стол. –Не знаю, –раздраженно буркает Даламар, даже не взглянув на учителя. Это была последняя капля. Фигуральная чаша терпения мага переполнилась, и бурный поток гнева наконец хлынул. Будто бы предвосхищая неминуемую грозу, раздается гром, получившийся от удара Рейстлина ладонью о столешницу. На это Даламар наконец реагирует и, вздрогнув, уставляется на наставника шокировано-испуганным взглядом, только вот поздно он спохватился. Зверь уже почуял добычу и напал на след. Ножки стула скрипят новым грозовым раскатом, когда маг резко встает и выходит из-за стола. Словно ястреб, увидевший мышь, Рейстлин тут же бросился в сторону ученика и преодолел расстояние буквально за считанные секунды. От стремительности его движений ученик окончательно отмер и отшатнулся, не решившись встать, однако отстраняясь как можно дальше от учителя, с последним раскатом положившим обе ладони на парту. –Ну-ка повтори, что ты сказал, –шепотом, который может скрыть даже шелест листьев, требует Рейстлин, наклоняясь опасно близко к перепуганному юноше. –Нне не знаю, шалафи, –послушно повторяет ученик, мигом сменив тон на куда более уважительный. –Не знаешь, –не пытаясь скрыть угрозу рычит учитель, даже и не думая отстранятся. –И почему же ты не знаешь? Я рассказывал про это вчера и дал книгу для дальнейшего изучения. Ты эссе по этой теме должен был мне сегодня читать. Показывай записи. Даламар сглотнул и опустил глаза и уши. По последним всегда ориентироваться было проще всего. Эдакий второй язык, куда более красноречивый, но совершенно непонятный тем, кто с эльфами не жил. Рейстлин и сам раньше не задумывался о том, что выражают эмоции эти существа не только мимикой, однако при наблюдении за Даламаром (столь эмоциональным и юным экземпляром), все стало совершенно ясно. Впервые маг обратил внимание на странное положение ушей эльфа, когда тот случайно разбил колбу. Тогда мужчина все списал на инстинкт защититься от громкого звука и значения не придал. Однако в следующий раз при пересоленном завтраке ситуация повторилась. И окончательно убедился в своих выводах Рейстлин, когда застукал мальчишку с запретной книгой. Со временем маг понял, что на каждую эмоцию свое положение. И пусть выучил (и что греха таить, зарисовал) он далеко не все, однако точно знал, опущенные вниз кончики, плотно прижатые к мочкам и закрывающие слуховой проход, обозначают вину и стыд. «О да, ученик, тебе есть чего стыдиться за эти то дни», –мысленно фыркает Рейстлин. В реальности же он смотрит на листы. Совершенно пустые листы. В надежде на шутку, бред, массовую галлюцинацию, последствия проклятье Раэланы и вообще что угодно, мужчина отворачивает несколько страниц к месту, где предполагалась вчерашняя работа. Тут уже есть хоть какие-то записи, однако представляют они собой отдельные слова (будто бы записывал ученик лишь когда его окликали), да и те выполнены абсолютно неприемлемым почерком, а некоторые так и вовсе повреждены кляксами. –Даламар, что это? –все еще не до конца веря в происходящее, спросил Рейстлин. Ученику, очевидно, пол вновь казался интереснее, чем учитель. К его сожалению, Маджере не находил камни столь же занимательными и очень хотел получить ответ. Тонкие пальцы надежно обхватывают подбородок, вынуждая эльфа смотреть прямо перед собой. –Что это, я тебя спрашиваю! –свирепеет Рейстлин, буквально тыча ученику в лицо его же тетрадь, точно нашкодившего котенка. То ли понимая бесполезность говорить, то ли от страха онемев, то ли от наглости окончательно из ума выжив, но Даламар благоразумно молчит. Только на Рейстлина растерянный взгляд поднимает и зажмуривается, когда Маджере швыряет рукопись на стол. Остается мальчишка тих и неподвижен и когда учитель отталкивается от парты, чтобы пройтись по комнате. Ярость изнутри распирает. «Прибью,»–думает Рейстлин, –«Своими руками задушу, гада! Все нервы вымотал! И из-за чего?!». Злость доходит до своего пика и наворачивание кругов не помогает. Напротив, с каждым новым заходом, кажется, пожар распаляется все больше. Маг понимает, что закипел уж слишком сильно (настолько, что даже лич не решается давать советы), когда бросает взгляд на ученика и видит в глазах того почти животный страх. На удивление, это отрезвляет куда лучше. Рейстлину даже удается остановить беспокойные хождения и откашлиться. На этот раз Даламар не кидается помогать ему. –Прекрати накручиваться, –строго требует маг, восстановив дыхание. –Не убью я тебя за невыполненную работу. От облегченного вздоха больно становится. «Неужели ты вправду подумал что… Нет. Ты просто устал. И я просто устал.». Глубокий вдох и очень медленный выдох помогают, но лишь потому что к тому моменту Рейстлин уже восстановил самообладание. Убивать почти плачущего Даламара перехотелось. С тем же успехом можно было крольчонка задушить, во всяком случае смысл в этих поступках был бы одинаково полезен. «Что ж ты такой…». Рейстлин не мог подобрать слов. Одно знал, пора с этим со всем заканчивать. –Даламар, –все еще строго, но значительно спокойнее зовет Рейстлин, расцепляя руки и опираясь на край своего стола, –почему ты не сделал записи? М? Голодовку из солидарности я еще могу понять, хоть и считаю глупостью, а не учишься ты в поддержку чего? Всех безграмотных эльфов Сильванести? Мальчишка молчит. Только голову вновь опустил и дышит часто. Покоящиеся до этого руки нашли перо и теперь нервно теребят его, выдергивая пушинки. Вид у него усталый больно, совсем не как у борца за правое дело, ребенок скорее запутавшийся. Впрочем, последнее ближе всего к истине. Рейстлин отвешивает себе ментальную затрещину. «Молодец, довел. Будто бы он до этого в полном порядке был. Ты точно взрослый? Просто они обычно проблемы решают, а не новые создают. Нельзя срываться. Никогда нельзя. Наказывать надо с холодной головой.». Рейстлин вздыхает и медленно идет обратно к парте. Даламар весь сжимается, когда учитель оказывается близко, и Рейстлину кажется, что он даже слышит всхлип. Маг в нерешительности замирает, однако все же берет себя в руки и присаживается на самый краешек узкой лавочки. Учитель копирует позу ученика и несколько минут они сидят в тишине, нарушаемой лишь шуршанием пера. –Даламар, ученик мой, прости, что сорвался, –мягко тянет Рейстлин, повернув голову в сторону эльфа. –Я не должен был так реагировать. Это всего лишь записи. Важно, конечно, но не стоило такой реакции. И все же, ты почему ничего не написал? Минуту Рейстлину кажется, что и эта попытка начать диалог провальная, однако, помолчав и подумав (во всяком случае, так надеется маг), эльф все же бубнит себе под нос: –У меня болит голова. Рейстлину хочется выть от этой его извечной отговорки. Еще в самый первый раз, когда мальчику хотелось уйти от разговора, он сослался на головную боль, и учитель по глупости своей это проглотил, отпустив «несчастного», а теперь пожинал плоды. И ведь не проверишь никак, на недуг эльф время от времени жалуется и в иных обстоятельствах. «Наглец. Я пытался по хорошему.». –Не в этот раз, Даламар, –вновь звенит сталь в голосе мага, и ученик тут же поднимает голову, чтобы посмотреть на учителя. –Вы не поняли, шалафи, –тихим, чуть подрагивающим голосом принимается защищаться эльф. –У меня постоянно болит голова. Я ни о чем думать не могу. Кажется, мальчишка сейчас действительно не лжет. Во всяком случае, кривится уж больно натурально и в бессилии опускает голову на плечо учителя, будто бы ища утешения. Рейстлину бы быть может и хотелось поглумиться над несчастным, мол, сам себя до такого довел, только вот почему-то рука сама собой тянется к темной макушке и начинает перебирать короткие пряди. От этого жеста голова под ладонью вздрагивает, словно боится, что волосы не гладить собрались, а тянуть. И от этого Рейстлин готов нервно рассмеяться. «Да как так?! –думает он. –Они тебе столько зла сделали, а ты ради них страдать продолжаешь.». Но Маджере не смеется. Он мягко опускает руку на плечо ученика и чуть надавливает, вынуждая отстраниться. –Есть идеи, почему она болит? –устало спрашивает маг, пытаясь взглянуть в лицо эльфа. Тот выворачивается, мычит что то невразумительное, однако маг, уже привыкший к этим бормотанием, прекрасно понимает, что там бубнит себе под нос ученик. –Естественно. Ты же не думал, что организм тебе просто так эти издевательства простит? Впрочем в твоем случае сомневаюсь, что ты вообще думал. Вот скажи мне, какой вообще смысл этой акции протеста? –Я хочу, чтобы вы поехали в Сильванести и спасли их, –честно признается мальчишка, все еще избегая встречается с наставником взглядом. –Это я понял, –морщит нос Маджере.– Я не понял, тебе-то это зачем? Наконец-то эльф смотрит прямо на своего учителя, и взгляд этот не по годам серьезный и требовательный. С ним молодой эльф точно стареет разом на несколько лет, будто бы прожил он свою сотню в человечьем теле, оттого и состарился. Под проклятым взглядом Рейстлина это становится еще заметнее, и чем дольше смотрит маг, не моргая, тем взрослее выглядит Даламар, тем больше ему идет этот не по-детски тяжелый взгляд. Маджере моргает. На юном лице он совсем не смотрится. –Это моя родина, шалафи, –уверенно, с оттенками гордости заявляет эльф. –Мои сородичи страдают, и мне кусок в горло не лезет. –Сострадательный ты мой, –не скрывая сарказма, тянет Рейстлин, закатывая глаза, — у тебя с памятью проблемы начались? Рановато, не находишь? Так позволь напомнить тебе, что сделали твои «сородичи»… –Я помню, –необычно для Даламара грубо прерывает эльф мастера. –Это не имеет значения, когда дело касается безопасности Сильванести и ее жителей. –Это всегда имеет значение! Рейстлин все же не сдерживается и бьет раскрытой ладонью по парте. Естественно, на громкий звук Даламар реагирует мгновенно и втягивает голову в плечи. Впрочем, даже так ему удается непостижимым для Рейстлина образом оставаться упрямо уверенным в собственной правоте. –Извини, –вновь просит прощение за выпад учитель, осторожно касаясь чужого виска. Заклятье маг выбирает несложное, без лишних ингредиентов и долгих песнопений. В конце концов, цели полностью убрать боль у него нет, поскольку, чтобы облегчить состояние мальчишки, того достаточно просто покормить. Губы быстро шепчут магические слова, и на кончиках пальцев появляется знакомое теплое покалывание. Небольшое расслабление для измученных нервов, легкий дурман для уставшего мозга, и вот острая боль превращается в монотонный гул. Ощущение не из приятных, но хотя бы не так отвлекает. Что всяком случае, Рейстлину всегда больше нравилась эта альтернатива, да и Даламар, кажется, стал менее напряженным. –Спасибо, шалафи –шепчет он совершенно искренне, чем подкупает мага. Рейстлин еще несколько секунд массирует висок юноши, прежде чем переместить руку ему на щеку. –Лучше? Хорошо. Но долго так продолжаться не сможет. Какой план, Даламар? До истощения себя довести хочешь? Так я этого не позволю. Эльф пожимает плечами и вновь смотрит в сторону. Ясное дело, что действует не подумав, только вот магу то от этого не легче. Делать с этим всем что-то надо и срочно. –Даламар… Я понимаю, вы, эльфы, к родине очень привязаны. Таннис, и тот постоянно скучал, а он ведь даже не полностью эльф. Но так нельзя. Неужели те, кто изгнал тебя, заслуживают всех этих твоих мучений? Неужели ты вправду готов страдать ради них? –Ради них не готов, –фыркает Даламар к радости Рейстлина. –Ради Сильванести да, –тут же разочаровывает наставника ученик. –Шалафи, я ведь не мазохист. Ради Эльханы я бы бровью не дернул, да и ради этих господ «повелителей мира» тоже. Им я желаю гореть на вечном огне, чтобы даже смерть не даровала им счастья окончить мучения. Только дело-то не в них. Сами подумайте, кто действительно будет страдать? Неужели у этих богачей не найдется запасов зерна, чтобы прожить еще сотни лет, ни в чем себе не отказывая? Я же видел королевские амбары, на одном зерне там можно жить счастливо годы. А если оно кончится, так неужели ли не сможет она и ее приближенные позволить себе корабль, чтобы уплыть к ее «дражайшему» супругу? Шалафи…я не за них беспокоюсь. О слугах никто никогда не думает, –горько усмехается юноша. Стыдно. Рейстлину стыдно. Он ведь и вправду не подумал, что мальчишку так тронула не судьба королевского дома, а будущее тех, к касте которых он когда-то принадлежал. Разумеется, слуг лишат еды первыми. Богатый хозяин всегда найдет на кого взвалить свою работу, так что потеря десятка работников никак на его жизни не отразится, тем более в другом месте он просто сможет купить новых, что выйдет куда дешевле. Мальчишка это сразу просчитал, а вот Рейстлин на сей раз сплоховал. Маг задумчиво потер подбородок, разглядывая хрупкого эльфа перед ним. Даже отъедаясь вдоволь несколько месяцев, он все еще оставался слишком изящным для юноши, и генетикой расы такое не объяснить (Рейстлин же видел прочих представителей и знал, что они должны быть крупнее), а значит, и в былые «сытые» времена он не доедал, как, верно, и все слуги. Сейчас же… «А ты ведь мог так же голодать сейчас, если бы остался там…»–внезапно осознал Маджере и почувствовал, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок. «Ты бы умер там, и никто даже на могилу бы не ходил.». Пусть все грозы мира обрушатся на правителей эльфов, однако Даламар прав, страдать за чужие прегрешения невинные не должны. И как бы ни хотел Рейстлин преподать надменному народу урок, извлекут его, увы, совершенно не те, кому он предназначался. Тяжелый хрип вырывается из груди, будто бы в знак протеста принятому решению. Оживший Фистандантилус пытается глумится. Но Рейстлин игнорирует все знаки. –Вот что произойдет дальше, –безапелляционно заявляет он. –Сейчас ты пойдешь на кухню, сваришь себе кашу и съешь не больше, но и не меньше, чем полтарелки… –Но…–тут же пытается возразить Даламар, однако учитель останавливает его взмахом руки. –Никаких «но», ты сделаешь то, что я велю. После того, как тарелка будет пуста, и, Даламар, я лично это проверю, ты пойдешь к себе в комнату, выпьешь зелье, что я оставлю, и ляжешь спать. А утром, когда проснешься, начнешь собирать походную сумку. И постарайся успеть до обеда. Мы поедим и отправимся на корабль до Сильванести. Несколько секунд проходят в полной тишине. Рейстлин терпеливо выдерживает эту паузу, делая скидку на то, что оголодавший ученик соображает не слишком резво. Сначала в глазах мальчишки загорается недоверие, верно, решил что учитель издевается или шутит. Затем оно закономерно сменяется напряжением, видимо, пока он раздумывает, правильно ли услышал все слова. Осознание, «это происходит взаправду» становится следующим. Паника, смешанная с радостью приходит ему на замену, и на прежде очень серьезном лице наконец расцветает улыбка. Безграничная благодарность и восхищение - последнее, что видит Рейстлин, прежде чем его едва не сносит с края скамьи. Сидевший неподвижно Даламар в одну секунду налетает на учителя, заключая того в объятьях. Макушка больно бьет мага по подбородку, а чужие руки опасно крепко сдавливают ребра, но почему-то вместо ожидаемого раздражения Рейстлин испытывает облегчение. –Спасибо, шалафи, спасибо, –шепчет Даламар, будто бы Рейстлин пообещал ему прямо сейчас сделать его главой конклава. –Ну полно, –показательно фыркает Рейстлин, отстраняясь. — Один раз спас и второй спасу, раз уж это так важно для тебя. И для внесения ясности, ты этого не голодовкой добился. Попробуй этот способ еще раз, и я буду кормить тебя с ложки. Даламар знает, что учитель не шутит и угрозу свою исполнит, но все равно улыбается и смотрит прямо в глаза так, точно не человек перед ним, а Божество. Рейстлин прежде и не думал, как приятно, когда после помощи на тебя смотрят именно так. Раньше кого бы ни выручал маг, он получал максимум сухое «спасибо», а иной раз и вовсе требование быть аккуратнее или быстрее. С Даламаром по-другому было. С Даламаром Рейстлин узнал, как истинная благодарность выглядит. «Только ради тебя, ученик, я в это ввязываюсь. Только ради тебя.». Наблюдая за убегающим эльфом, маг тяжело вздохнул. Перспектива отправиться в путешествие сама по себе не особо радовала, однако то, что придется ехать с живым гиперактивным, существом за которого несешь ответственность, удручало окончательно. «Это будет долгая поездка…»