Дальний космос, борт звездолёта морской пехоты «Сулако».
— Биш-ш-п… Э-эй-й, Биш-ш-ш…! — анализаторы звуков сбоили, поэтому голос, настойчиво звавший синтета, странным образом искажался в его восприятии, но при этом был определённо знаком. — Би-и-иш-ш-п…
Искусственный человек попытался определить, кому мог принадлежать этот тоненький испуганный голосок, но в процессор безостановочно поступал такой бешеный поток сообщений о повреждениях, что никак не удавалось до конца сосредоточиться на чём-либо.
Наверное, это можно было бы назвать болью. Если так, то Бишоп испытывал сильную — почти невыносимую — боль.
Впрочем, всё, что Бишоп 341-В узнавал о себе и об окружающем, оставалось лишь его личными суждениями, чаще всего построенными на довольно грубых аналогиях то с машинами, то с людьми.
И это в лучшие времена. Сейчас же всё было ещё сложнее.
Андроид с серийным номером 0032563 напряг всю свою волю и сумел наконец извлечь из файлохранилища данные о последних событиях перед вынужденным отключением систем.
«Неплохо для человека», — сказал он Рипли. А Рипли в тот момент держала на руках малышку Ньют…
Да, Ньют. Ребекка Джордан — последняя колонистка «Надежды Хадли».
«Би-и-иш-шо-оп!» — всплыл в памяти синтета её пронзительный крик, когда она изо всех сил цеплялась за него, чтоб не быть затянутой в мёртвое космическое пространство.
Звала она и сейчас.
Бишоп попытался приподнять веки, но они слиплись. Недавно (или уже давно?) их залила гидравлоплазма, сами глаза покрылись ею, отчего картинка никак не желала проясняться.
Он видел лишь мутные, размытые края криокапсулы, в которую его, по всей видимости, уложили после того, как он ушёл в режим экстренного энергосбережения. А над бортиком криогенного ложа маячило нечто всклокоченное. Именно оно и звало тихим детским голосом:
— Бишоп, пожалуйста, проснись. Ну ты же всё равно не спишь. Ты же как Кейси, только живой. Пожалуйста, проснись. Мне страшно…
Искусственный человек, когда-то способный на многие чудеса силы и ловкости, теперь почти не чувствовал остатков своего покалеченного тела. Но всё же, влекомый Первым законом Азимова, кое-как приподнялся на локтях.
Поморгав и тем самым промыв глаза аналогом слёзной жидкости, которая по счастью осталась в специальных крохотных резервуарах у переносицы, Лэнс Бишоп сумел-таки разглядеть лицо почти во всех подробностях. Оно было столь же милым, сколь и перепуганным, зовущим утешить.
— Чш… — андроид попытался задать вопрос, но в горле тоже всё спеклось; пришлось содрогнуться, направив драгоценные граммы жидкости из трубок в грудной клетке к гортани, смочить ротовую полость и снова проглотить. — Ч-то случ…
— Оно зде-есь, — жалобно протянула девочка и — не успел Бишоп в очередной раз моргнуть — запрыгнула внутрь его раскрытой капсулы.
Вовремя.
Бывший старший помощник на «Сулако», некогда виртуозно управлявший его сложными системами, теперь растерял всю свою знаменитую реакцию и неожиданно для себя оказался схваченным.
Что-то вцепилось в его лицо, крепко сдавило шею, забило рот и верхнюю часть пищеводной трубки, лишив всякой возможности видеть и говорить. Сопротивляться не имело смысла — спустя миг повреждённый процессор всё же выдал нужные файлы: это был ксеноморф-лицехват — существо, не имеющее более никакой цели в жизни, кроме как отложить зародыш в чей-то организм. Наверное, оно проникло на корабль вместе с Королевой Чужих и попыталось забраться в одну из капсул. Бортовой компьютер наверняка заметил это и вывел Ньют из криосна. Только почему её, а не Рипли, что было бы разумней? Сложно сказать… Однако то, что определённо предназначалось малышке Ньют, досталось Бишопу, так как девочка в последний момент успела спрятаться за ним.
Бишоп замер, стараясь вычленить из мешанины своей искусственной боли новые ощущения. Лицехват вонзил в его затылок хвостовой шип, надеясь парализовать, но, разумеется, безрезультатно, и теперь пульсировал, старательно нагнетая воздух. Дышать синтету было не обязательно — он делал это лишь для вида, чтоб казаться людям своим, таким же, как они сами. Да ещё иногда для профилактики вентелировал некоторые полости внутри своего тела. Однако Чужой этого, похоже, не знал, и делал всё, чтоб захваченная им жертва не умерла раньше времени.
В каком-то смысле Бишоп был польщён таким отношением к себе. Люди-органики редко воспринимали его всерьёз, а эта инопланетная тварь, по всему видать, разницы не заметила…
Ещё на Ахероне Бишоп загорелся странной мыслью: а мог бы лицехват оплодотворить такого, как он, — искусственного человека, и что бы из этого вышло? Ну вот, собственно, это с ним сейчас и происходило: лицехват, похожий одновременно на большого паука или две сросшиеся костлявые ладони, пытался вывести на основе Бишопа что-то принципиально новое.
У искусственных людей нет ярко выраженных чувств и страстей, разве что имитации. Всё, что ими движет — это неудержимая пытливость ума, желание познавать и стремление быть полезными людям. По сути Бишоп, если и хотел чего-то от жизни, так это непрерывно совершенствоваться, обновлять свои базы данных и в итоге стать настоящим, полноценным, признанным членом человеческого общества. Чтоб его считали другом, чтоб ценили и уважали.
И сейчас эти две потребности в очередной раз вступили в противоречие между собой.
Синтет знал, что некоторые его ткани, в частности кожный покров и система пищеварительных трубок, содержат в себе частички настоящих живых клеток с ДНК создателя. Не исключал Бишоп и того, что их могло хватить для развития новой чудовищной жизни. Это дало бы Бишопу новый виток в познании, наполнило бы его искусственный разум ещё одной частичкой особого, лишь синтетам доступного счастья, но…
Но, увы, это счастье будет стоить ему слишком дорого. Ведь если эмбрион выживет и разовьётся в полноценного ксеноморфа, он убьёт и Ньют, и Рипли, и Хикса. Бишоп был неисправимым филантропом, да и дружбой дорожил пуще всего на свете, поэтому тут же принял нелёгкое для себя решение отказаться от сего грандиозного эксперимента.
Правда, в любом случае часа два придётся провести в неудобной позе, слепым и беспомощным как никогда…
Бишоп собрался было затосковать, вспомнив мелькание ножа в своих руках и прикованные к нему восхищённые людские взгляды, но вдруг ощутил мягкое прикосновение к коже пальцев.
— Я с тобой, — услышал он всё тот же голосок и пришёл к очевидному выводу: малышка Ньют, которая несколько минут назад успела юркнуть внутрь его криокапсулы, теперь немного осмелела и решила оказать моральную поддержку. — Ты же не умрёшь, да?
Ответить Бишоп не мог, поэтому лишь аккуратно сжал тонкую детскую кисть. Кожа искусственного человека меньше подвержена повреждениям и быстрее восстанавливается, однако синтетические нервные окончания в ней точно так же чувствительны ко всему и столь же информативны. Поэтому сейчас в перегруженный «болью» процессор поступали новые, весьма занимательные данные. И они очень кстати отвлекли андроида от всего того нестерпимого дискомфорта, который приходилось испытывать.
Пальцы Ньют были холодны после пробуждения и вызывали желание согреть их. Люди и раньше дотрагивались до рук синтета, в основном по-приятельски пожимая их при встрече, но впервые кто-то посочувствовал ему, выражая доброту намерений через незамысловатый тактильный контакт.
А ведь Бишоп в этом и впрямь нуждался. Внешность сорокапятилетнего мужчины призвана была внушать окружающим доверие, добавлять солидности старшему помощнику на космическом корабле, но под «взрослой» оболочкой скрывались всего лишь семь лет опыта с момента активации…
Да, глубоко внутри своего многогранного, сложного искусственного разума Лэнс Бишоп был семилетним ребёнком. Эрудированным, снабжённым необъятными базами данных, но на самом деле так мало всего повидавшим в жизни, что наивное покровительство другого юного существа буквально встряхнуло его изнутри, заставило забыть о невзгодах.
Он ещё раз благодарно сжал потеплевшую ладошку и принялся ждать, когда истекут положенные два часа.
***
— Ты же слышишь меня, да? — Лэнс предположил, что Ньют заскучала, сидя возле него. — Давай так: сожми мою руку один раз, если хочешь сказать «да», и два раза — если «нет». О’кей?
«Да», — отозвался Бишоп, однократно стиснув пальцы девочки. А что ещё ему оставалось? Своеобразная игра казалась по меньшей мере чуть более интересной, чем унылое безделье.
— Тебе больно от этой штуки?
«Нет».
От «этой штуки» Бишопу больно не было, даже лёгкий дискомфорт от яда давно прошёл — частично органический кожный покров получил новую порцию повреждений, но эта лёгкая «боль» тут же потонула в той, что мучила куда как сильнее.
— Тебе страшно?
«Нет».
— А мне было бы страшно… — прошептала Ньют так доверительно, что Лэнсу стало ещё отрадней; он любил, когда люди ему доверяли.
А страх…
Третий закон Азимова предполагал заботу робота о себе, но уж точно не боязнь чего бы то ни было. И Бишоп честно ответил:
«Нет».
— Ну, тогда тебе, наверное, неприятно…
Было ли Бишопу неприятно? Хм… Непростой вопрос. Его искусственные рецепторы ощущали многое, но он воспринимал телесный контакт с Чужим скорее с интересом — как любое соприкосновение, с кем бы то ни было. В первый год своего функционирования Лэнс перетрогал, кажется, всё, до чего только мог дотянуться: все поверхности, все субстанции, людей, животных. Он вообще любил дотрагиваться, изучать, анализировать, сравнивать.
Кожа лицехвата не слишком отличалась от человеческой: в общем-то, была такой же сухой и мягкой, подстраивалась под температуру окружающей среды и тела жертвы, поэтому ничем особо не тревожила синтета. Разве что бесцеремонным вторжением в его личное пространство. Но последнее обстоятельство можно было не брать в расчёт.
«Нет», — всё же «отозвался» он после некоторых раздумий.
— Да у тебя заело, что ли? Всё «нет» да «нет»! — наигранно возмутилась Ньют, и Лэнсу подумалось, что это хороший знак. Психологическое состояние девочки, так много пережившей, явно улучшалось.
Первый закон Азимова был соблюдён, а для искусственного человека это главное.
«Нет», — вновь «ответил» он, имея в виду, что ничего у него не заело.
Пожалуй, довольно остроумно. Бишоп любил пошутить. Добродушно-острое словцо всегда занятно действует на людей, да и делает их чуточку ближе.
— Со мной не соскучишься? — спросила наконец девочка, и андроид с ксеноморфом на лице вновь вынужден был два раза сжать её ладошку.
***
За этой непринуждённой «болтовнёй» Бишоп и не заметил даже, как ослабла мускульная петля на его шее.
Лицехват выполнил свою эволюционную миссию и умер, более не имея ни смысла, ни возможности существовать.
Лэнс, осторожно вынув ладонь из рук девочки, снял со своего лица неподвижного монстра и, чтоб не пугать Ньют, откинул труп подальше от капсулы.
Ребекка смотрела на Бишопа. Теперь они могли бы поговорить полноценно, однако мгновения проходили в тишине. Малышка Ньют, психику которой беспрестанно атаковали всё новые и новые кошмарные напасти, была тихой и напряженной. Она, как понял Бишоп, была умным ребёнком, а нелёгкая доля научила делать молниеносные выводы.
Нетрудно было догадаться о причинах её беспокойства. Где-то внутри пока ещё целых биополимерных трубок синтета находилось крохотное чудовище, и рисковать, проверяя, выживет оно или нет, Бишоп позволить себе не мог.
— Ты ведь не умрёшь? — спросила она едва заметно дрогнувшим голосом. Нервы девочки то ли закалились под натиском тяжелейших потрясений, то ли надорвались, но ни на что она не реагировала живо и бурно, как свойственно детям её возраста. — С Кейси нельзя было поговорить, потому что её сделали из пластика, но зато она не могла умереть. А с тобой можно говорить… Я не хочу, чтоб ты умирал… Если Рипли и мистера Хикса не будет, ты должен остаться со мной…
Последняя фраза далась Ребекке особенно тяжело, и она всё-таки расплакалась.
— Не умру, — поспешил заверить её Бишоп. Он следовал то ли велению загруженных в него программ, то ли собственной только что зародившейся симпатии, но, как бы то ни было, лгать не собирался. — Смотри сюда… — Синтет откинулся на ложе криокапсулы и продолжил: — Вот тут, — он с трудом поднял скрюченную пятерню и приложил её к середине своего лба прямо над переносицей, — надо будет сделать вертикальный надрез и извлечь пластину с процессором и картами памяти. Тогда я буду с тобой всегда…
Ньют смотрела на него с каким-то мрачным внутренним осуждением, и Лэнс понимал её: электронная плата с основами его личности не сможет защитить от опасности, дать совет или поднять настроение какой-нибудь непринуждённой шуткой, но ничего другого просто не оставалось.
— Прости меня, — проговорил он, ощущая себя до безобразия виноватым, — но искать грудолома внутри меня слишком долго. За это время он может созреть и выбраться наружу. Лучше прямо сейчас избавиться от остатков моего тела. Оно всё равно будет вам лишь обузой. Да и мне слишком… тяжело, Ньют. Я не Кейси. Я искусственный, но всё же человек, — и добавил: — Разбуди Рипли.
***
На бледном, напряжённом лице Эллен Рипли застыло выражение безбрежной усталости, но волевой подбородок несмотря ни на что придавал ей вид очень сильного, несгибаемого человека. Кем она, собственно, и была. Она с грустью глядела на Бишопа сверху вниз, и с этого ракурса казалась ещё более непобедимой.
— Хотел сказать тебе это ещё тогда, когда мы только оказались на борту «Сулако», — начал синтет, — но там стало как-то резко не до того…
В этот раз импровизация не удалась, не заставила Рипли улыбнуться, и Бишоп продолжил уже по делу:
— Корабль вскоре перехватят. Если здесь не будет ксеноморфа или заражённого им человека, то вас всё равно уберут ради того, чтоб — прошу прощения — заткнуть рты. Вас убьют, Рипли, и я не знаю, что посоветовать, — Лэнс и впрямь сожалел об этом, и потому, наверное, уловил в измученном взгляде женщины ещё одну столь желанную искорку доверия. — Однако моё тело ты прямо сейчас должна выкинуть в космос. Я чувствую Чужого внутри. Он живой. Во мне достаточно органики, чтоб взрастить его.
Новая волна протеста поднялась в искусственной душе андроида, но он постарался спрятать её как можно глубже, даже от себя. Он так хотел бы взглянуть на то, что получится, изучить со всех сторон! Но если не думать о жертвах и потерях, то они перестанут быть таковыми. Наверное.
Рипли от его слов тяжело вздохнула и прикрыла глаза, а Ньют встрепенулась и подошла к Бишопу — чтобы обнять.
Ему совсем не хотелось чувствовать себя подобием сломанной куклы в руках травмированного ребёнка, но дружба, пусть и странная, словно бы грела изнутри.
— Поторопитесь, — с трудом проговорил он, несмотря ни на что страшась покинуть такой огромный и такой непознанный мир. — Извлеките мой чип, а от тела избавьтесь. У вас есть не более часа.
— Всё ещё будет, Бишоп. Доверься мне, — вздохнула Эллен и пошла за каким-нибудь режущим предметом.
Она понимала, что солгала этому на редкость замечательному — пусть и искусственному — человеку. Ведь не могла же дать никаких гарантий, а посему не вправе была обещать. Однако ничего другого просто не оставалось. Его живые, выразительные глаза излучали внутренний огонь, разум и душевную открытость, как будто принадлежали большому ребёнку. Скромному и вежливому, но требующему к себе уважения. Миролюбивому, но отважному, на первый взгляд незаметному, но способному на великие жертвы…
Нет, Рипли сделает всё и даже больше, чтоб не обмануть его доверия! Она слишком дорожила искренней дружбой и человечностью в бесчеловечном мире.
